Побег из Рая

Дарья Щедрина
Шашлыки съели, а водки и вина еще было много. Собравшиеся вокруг костра раскраснелись, расшумелись, развеселились и потянулись за гитарами. Когда под нестройный аккомпанемент зазвучал хор хорошо подвыпивших голосов, Иван поднялся со своего места и отправился покурить, поняв, что вскоре к песням присоединятся и танцы.

Затерянная в глухом хвойном лесу на берегу одного из тысяч Карельских озер турбаза действительно соответствовала своему экзотическому названию «Северный Рай». Вековые сосны и ели мели своими мохнатыми верхушками синее звездное небо. От скрытой за темными громадами кустов воды тянуло свежестью и прохладой. Бескрайний темный лес, казалось, затаив дыхание вслушивается в голоса людей. Попав сюда, любой невольно начинал ощущать себя на окраине вселенной. Иван поднял воротник ветровки и застегнул «молнию» до конца.

Что он здесь делает в этом раю среди малознакомых людей? Черт его дернул согласиться на предложение генерального и поехать на традиционный ежегодный корпоратив, не успев отработать и десяти дней на новой работе! Будучи одиночкой по своей сути, он всегда трудно входил в новый коллектив. Ему на работе то делить один кабинет с тремя другими программистами было неуютно, не то, что горланить песни у костра рядом с подвыпившими коллегами.

Иван прошелся по территории турбазы с трудом различая в сгущающейся темноте двухэтажные бревенчатые коттеджи для семейного отдыха, обогнул большой застекленный, но совершенно темный в этот час ресторан под шатровой крышей, прошел мимо детской площадки с веревочным городком и направился к берегу озера. В кронах деревьев мягко шуршал ветер.

Когда днем приехали на турбазу и разместились в номерах в длинном двухэтажном деревянном гостиничном доме, похожем на барак, он понадеялся, что все будет хорошо. Отдых так отдых. Потому что местечко оказалось действительно райским, погода в начале осени баловала почти летнем теплом. Иван заприметил лодочную станцию и настроился на рыбалку с утра пораньше. Но традиционные шашлыки и костер с песнями под гитару стали быстро превращаться в обычную пьянку. Иван не пил алкоголь и чувствовал себя не в своей тарелке среди развеселой компании. Да еще эта дурацкая куртка!

Угораздило же его купить специально для загородного отдыха куртку-ветровку нелепого ярко оранжевого цвета! Он чувствовал себя в ней дворником-таджиком или рабочим дорожно-ремонтной службы. Ему бы было совсем тошно, если бы не еще один парень из отдела маркетинга в точно такой же куртке. Но высокий красивый блондин примерно его возраста, похоже, даже гордился своей яркостью и с удовольствием принимал от молоденьких сотрудниц комплименты.

Остановившись у скамейки в метрах двадцати от воды, Иван сел и достал из пачки сигарету. Пощелкал зажигалкой. Крошечный огонёк вспыхивал и тут же гас. В воздухе смешались божественные ароматы хвои и чистой воды, недавно скошенной травы и каких-то цветов, от костра доносился слабый запах дыма и жаренного мяса. Он вздохнул и убрал сигарету: портить эту благодать никотином показалось кощунством.

Над ухом тонко звенел комар. В еловых кронах гулко заухал филин, сообщая припозднившемся туристам лесные тайны. Иван сидел, подставив лицо дувшему с озера легкому ветерку, когда краем глаза заметил оранжевую куртку. Повернулся и посмотрел, как самоуверенный блондин, приобняв высокую худую девицу быстрым шагом прошел через волейбольную площадку, поднырнув под сетку, и парочка скрылась за углом большого лодочного сарая.

В памяти всплыла неприятная сцена сразу после приезда. Еще не все участники корпоратива расселились по своим номерам и группками толпились на зеленой лужайке перед домиком администрации. А этот оранжевый блондин, не стесняясь окружающих, громко ссорился с миниатюрной брюнеткой, напомнившую Ивану васнецовскую царевну - Лебедь. Черными жабами выскакивали из его рта словечки: «дура», «липучка», «отвали!». Лицо девушки то краснело, то бледнело, опущенные ресницы вздрагивали, а с бледных губ срывалось жалобно: «Антон, зачем ты так? Не надо». Ивану стало жалко бедную девушку, словно и ему досталась капля ее унижения. Тогда он чертыхнулся про себя и отвернулся в сторону, не решившись вмешаться. Кто он такой в конце концов? Сами разберутся.

От ночного костра волнами наплывали гитарные аккорды, нестройно поющие голоса и взрывы хохота. Со стороны озера с ночного неба на Ивана таращился желтый лунный глаз. Издали озеро казалось светлым зеркалом в обрамлении черных громад деревьев. Прямо в конце лунной дорожки из воды поднимался лесистый остров, в неверном сиянии ночного светила напоминавший заснувшее сказочное чудовище. Иван блаженно зажмурился, всем своим существом впитывая ночную свежесть и запахи леса.

Вдруг сзади прозвучали тихие шаги. И чьи-то тонкие руки обняли его, упругая девичья грудь прижалась к его спине, а нежное дыхание защекотало шею.
- Почему ты здесь сидишь один? – прошептал тонкий голосок.
Иван остолбенел от этой неожиданной ласки и затаил дыхание, потеряв дар речи. Почудилось в этой волшебной ночи, что к его душе доверчиво прильнула чья-то незнакомая душа. И сразу стало тепло и уютно, как бывает только рядом с родным человеком.
- Ну не молчи, Антон, - шептала незнакомка, почти касаясь губами его уха, согревая теплым дыханием шею, - давай не будем ссориться. Ты же знаешь, как я тебя люблю.

Быстро поняв, что девушка его спутала с оранжевым блондином, Иван не спешил разрушать наваждение, так ему было хорошо. Но последние слова предназначались не ему, и таиться и дальше под покровом ночи стало неловко.
- Я не Антон, я Иван, - пробормотал он, сожалея об утраченном.
Девушка с возгласом «Ой!» сразу отдернула руки, отстранилась от него.  Иван обернулся: перед ним стояла давешняя брюнеточка и испуганно хлопала большими карими глазами. Кажется, он видел ее на днях в бухгалтерии.
- Извините, я вас перепутала.
- Да, я уже понял. У нас с вашим Антоном куртки одинаковые.

Девушка попятилась от него. И даже в слабом лунном свете он заметил смущенный румянец, заливший ее щеки.
- Еще раз извините, пожалуйста.
- Ничего страшного. А Антон, кажется, пошел туда, - Иван протянул руку в сторону лодочного сарая.

Кареглазка кивнула и побежала в указанном направлении, быстро растворившись в глубокой тени, падающей от стены сарая.
Он попытался сосредоточиться на восприятии тонких вибраций вселенной, раствориться в блаженстве этой лунной ночи. Но вскоре его снова что-то отвлекло.  Иван посмотрел в сторону лодочной пристани и заметил метнувшийся хрупкий силуэт. Он узнал девушку, с которой только что говорил. Она бегом преодолела десяток метров до берега, по доскам пристани простучали ее легкие шаги и раздался всплеск.
Иван вскочил со скамейки.
Как он ни вглядывался в темноту, как ни напрягал зрение, но больше не смог различить тонкий девичий силуэт. В груди заворочалась тревога. От чего она так бежала и куда потом пропала? Он вспомнил фигуру парня в яркой куртке, уверенно идущую в обнимку с кем-то в сторону сарая… Кажется теперь он понял, что увидела девушка, завернув за угол. Черт! И это он указал ей дорогу, кретин! В голове мгновенно связались воедино и сцена скандала, и вызывающая развязность блондина, и нежное объятие, и слова, произнесенные не ему… Иван бросился бегом к пристани.

Ему стало немного легче, когда он различил на фоне голубого зеркала воды дрейфующую в строну острова лодку. В лодке кто-то был. Легкие ленты тумана нежнейшей кисеей скользили над поверхностью воды. Пробежав по гулкому настилу пристани, Иван посмотрел на привязанные внизу лодки: ни в одной из них не было вёсел. Ну конечно! Еще днем он заметил, что все вёсла хранились на берегу, прислоненные к стене лодочной станции. Значит беглянка прыгнула в лодку, отвязала ее и пустилась в свободное плавание, предавшись воле волн. Что у нее на уме? Даже если ничего опасного, то без вёсел обратно ей не вернуться.

Он побежал на берег к белеющему в темноте домику лодочной станции с прибитым к стене красным спасательным кругом. Схватил два весла и метнулся обратно.
Он спрыгнул в лодку, расплескав кроссовками лужицу на дне, и чуть не упал, так закачалось легкое суденышко. Волны беспокойно заплескали в борта. Переполненный тревогой за беглянку, Иван долго прилаживал вёсла к уключинам, потом не сразу сообразил, как развернуть лодку в нужном направлении. Поплыл, глубоко, с силой погружая лопасти вёсел в хрустальную глубину. Жидкое серебро, разлитое луной по поверхности воды длинной мерцающей полосой, задрожало, заколебалось от движения лодки, нарушив тихую ночную гармонию.

Он торопился и не рассчитал расстояние. Через несколько сильных гребков его лодка с размаху стукнулась бортом в другую лодку.
- Вы с ума сошли?! – донесся до Ивана возмущенно-испуганный голос.
Он сидел на веслах лицом к корме и пришлось повернуться всем корпусом, чтобы увидеть перепугавшую его особу.
- С вами все в порядке? – встревоженно поинтересовался он.
- А вы решили, что я топиться собралась?

Девушка сидела, вцепившись обеими руками в борта лодки. Ее лицо смутно белело в темноте, залитое холодным лунным светом. Ему показалось, что она вся в слезах. Но голос звучал ровно, без дрожи и всхлипываний.
- Честно говоря, да, - признался Иван, облегченно вздохнув. Что бы ни заставило девушку так поступить, жизни ее ничто не угрожало. – Вы так внезапно метнулись к пристани и прыгнули в лодку, что возникла именно эта нелепая мысль.
- Не беспокойтесь, топиться я не собиралась. Просто захотелось побыть одной.
- А без вёсел как вы собирались возвращаться?
-… Про вёсла я не подумала, - пробормотала девушка растерянно. Кажется, только теперь она осознала весь ужас последствий своего импульсивного поступка. Если бы лодка уплыла, то искать беглянку стали бы только утром. А докричаться до пьяных певцов у костра – дело бесполезное.

Иван не стал читать нотации, а просто предложил:
- Перебирайтесь ко мне. Я отвезу вас на берег, а вашу лодку привяжу веревкой к корме.
- Нет, привязывайте вместе со мной. Я пошевелиться боюсь. С моей «везучестью» наверняка свалюсь за борт, а плавую я плохо.
Прицепив к корме неуправляемое суденышко, Иван поплыл к берегу. Помог своей спутнице перебраться из лодки на твердые доски. Вытащил весла и отнес их на место. Девушка ждала его на берегу.
- Послушайте Иван, - сказала она, едва оба направились в сторону костра и доносящихся оттуда песен, - вы сюда на своей машине приехали?
- Да, на своей.
- Отвезите меня в город, пожалуйста.
- Прямо сейчас?
- Сейчас.

Неожиданно для самого себя Иван испытал невероятное облегчение: наконец можно бросить всех этих чужих малознакомых людей, перестать чувствовать себя не в своей тарелке и вернуться домой, в свою холостяцкую берлогу – самую уютную и любимую берлогу в мире! Турбаза с романтическим названием место, конечно, хорошее, но он точно знал, что приезжать сюда надо одному или с кем-то очень близким и родным, чтобы внутренняя гармония души непременно совпала с гармонией природы.
- Решили сбежать из рая? – не сдержал усмешки Иван.
- Поможете?
- Пошли!


Огорошив ночного дежурного, они вернули ключи от своих номеров и, уложив вещи в багажник старенькой «хонды», отправились домой в город.
- Мое имя вы знаете, - произнес Иван, аккуратно выруливая с территории турбазы на узкое асфальтовое шоссе. – А как вас зовут? Надеюсь, не Ева?
- Нет, Маша, Мария - ответила спутница, с мрачным видом уставившись в окно в непроглядную темень ночного леса. – Ева, между прочим, не сбежала из рая, ее оттуда изгнали, за то, что совала свой нос куда не надо… Впрочем, и я вечно сую свой нос, куда не надо. Вот и поплатилась…

Иван скосил глаза на собеседницу и хотел сказать, что носик у нее, тем не менее, очень даже хорошенький, но промолчал, заметив, что по щекам девушки текут слезы. Сразу захотелось утешить, пожалеть. Но они почти не были знакомы, да и утешитель из него был тот еще.
- Маша, поверьте мне, Антон вовсе не тот человек, из-за которого стоит плакать, - все-таки произнес Иван, чувствуя себя крайне неловко.
- Откуда вы знаете? Вы же даже не знакомы с ним! И вообще, я советов у вас не спрашиваю. Давайте лучше помолчим, - в голосе ее прозвучало раздражение, но потом девушка добавила тише, почти просительно: - пожалуйста.
- Как скажете, - вздохнул Иван и сосредоточился на дороге.

Выехали на федеральную трассу почти пустую в этот поздний час. В лунном свете тянущиеся вдоль дороги леса казались черной вздыбленной шерстью гигантского зверя, прилегшего отдохнуть на обочине. Фары выхватывали из темноты стелющуюся под колеса серую ленту асфальта. Красными зрачками ночных демонов вспыхивали огоньки дорожных знаков то справа, то слева от машины.
Так и проехали всю дорогу молча, пока в небе не забрезжили первые проблески рассвета. А по обочинам уже замелькали пригородные поселки. Иван хотел спросить, по какому адресу отвезти свою спутницу, повернулся и застыл с открытым ртом: девушка спала, прислонившись виском к боковой стенке машины. Он не решился ее будить.

Предутренний свет струился с крыш домов, растекался по широким улицам и проспектам, заполнял сонные дворы, предавая городу задумчивый и загадочный вид. Иван остановил машину возле своего дома – стандартной панельной девятиэтажки. Что же ему делать с этой кареглазой беглянкой? Он не знал, просто долго и не стесняясь рассматривал ее спящую. Лицо девушки в сероватых утренних сумерках казалось совсем юным и беззащитным. Сколько же ей лет, восемнадцать – двадцать? Первая несчастная любовь. В двадцать лет такая становится катастрофой, чем-то вроде конца света. Он вздохнул и нерешительно коснулся ее руки:
- Маша, Машенька, просыпайтесь, приехали.
Девушка встрепенулась и захлопала длинными ресницами, растерянно озираясь по сторонам.
- Куда мы приехали?
- А куда вас отвезти?

Пауза затянулась. Наконец Мария посмотрела на своего спутника виновато и пожала плечами:
- Не знаю. К Антону я не вернусь. Обратно к родителям не хочу, по крайней мере не сейчас. Не хочу в очередной раз выслушивать, что они знали, они предупреждали… Отвезите меня лучше в центр города, высадите где-нибудь на набережной. Я пока погуляю, а там придумаю что-нибудь.
- В центр на продуваемую всеми ветрами набережную? – поднял брови Иван. – В половину шестого утра? Ну уж нет! В сложившейся ситуации думаю, что приглашение на чашку кофе в мою квартиру будет самым разумным. – Открыл дверцу и вылез из машины. – Пошли, Маша, у меня есть отличная арабика.

Поднялись пешком на четвертый этаж еще спящего дома. Было странно и непривычно не слышать хлопанья лифта, скрипа дверей, чьих-то шагов на лестнице, доносящихся из-за дверей человеческих голосов и собачьего лая.
- Проходи, - Иван распахнул перед гостьей дверь квартиры, переходя на «ты», посчитав спасение на озере и совместное бегство из рая достаточным основанием для этого.

Маша вошла и нерешительно остановилась посреди прихожей. Маленькая однокомнатная квартирка по большому счету представляла собой склад разнообразной оргтехники и электроники. Какие-то коробки, ящики, мониторы громоздились со всех сторон, почти не оставляя свободного пространства. Обитый плюшем диван казался насильно притиснутым к стене. Вместо стульев возле маленького заваленного журналами столика красовались два странных кресла, очень напоминающих забытые рассеянными грузчиками мешки. Вместо занавесок окно прикрывали вертикальные жалюзи.
- Интересная у тебя квартира, - заявила гостья. – Даже телевизора нет.
- А мне он не нужен. Зачем телевизор, если есть компьютер? – Иван, вдруг засмущавшись, постарался быстро и незаметно убрать раскиданные на спинке дивана грязные джинсы и майки. – Ты проходи, проходи. Я сейчас кофе сварю.
- А к кофе у тебя есть что-нибудь съедобное? – поинтересовалась гостья, устраиваясь в самом уголке дивана и застенчиво улыбнулась.

Сунув грязную одежду в корзину в ванной комнате, спустя минуту Иван уже возился на кухне. Вопрос Маши заставил его распахнуть дверцу холодильника и почесать в затылке: на стеклянных полочках сиротливо лежали пачка масла, открытая упаковка с сырной нарезкой, кургузый хвостик от вареной колбасы и одно яйцо. Не густо… Впрочем, гостей он не ждал.
- Могу сварганить бутерброды с сыром! – крикнул он, доставая подсохший батон из хлебницы. – Пойдет?
- Пойдет! – ответила девушка. От съеденных у костра шашлыков остались одни воспоминания.

Вскоре умопомрачительный аромат свежесваренного кофе поплыл по комнатам. А хозяин квартиры долго чем-то стучал и звенел на кухне. Наконец Иван появился на пороге с заставленным чашками и тарелками подносом в руках. Чудом протиснувшись между ящиками и коробками, и ничего не уронив, он поставил поднос перед гостьей, небрежно смахнув на пол с журнального столика кипу журналов.
- Угощайся, Маша – Мария! – и сам присел в другом углу дивана.
- Ты компьютерщик? – отпивая ароматный напиток и с любопытством рассматривая комнату спросила девушка.
- Ага, программист, - кивнул Иван.
- Так это про тебя говорил генеральный, что ему наконец-то удалось найти толкового программиста?
- Не знаю, насколько я толковый, но да, обо мне. Я недавно устроился на эту работу.
- Повезло тебе, своя квартира есть.
- Она не моя. Я ее снимаю. На самом деле только кажется, что здесь беспорядок. Но я точно знаю, где лежит каждый винтик.
- Как у моего отца в гараже, - кивнула девушка. – Я понимаю: это мужское царство.
- Точно! И я с гордостью могу сообщить, что за последние два года нога ни одной женщины не переступала порог моего царства. Я здесь хозяин. Это остров моей абсолютной свободы!
- Так ты совсем один! – вздохнула Маша и посмотрела на него с таким состраданием, что Иван поперхнулся кофе и закашлял.

Он гордился своей свободой и независимостью. Он кропотливо, с любовью оборудовал эту берлогу в полном соответствии с собственными представлениями о свободе. Его не тяготило одиночество. Наоборот! Он искренне жалел своих друзей и приятелей, вынужденных ютиться под одной крышей с другими людьми, особенно женщинами. Ежедневно, ежечасно им приходилось наступать на горло собственной песне, ущемлять свои права, ограничивать свою свободу в угоду кому-то.

Сострадание этой глупой девчонки задело его за живое.
- А тебе не кажется, что лучше быть совсем одному, чем с кем-то вроде твоего Антона? – и смерил гостью насмешливым взглядом.
- Нет, не кажется, - ответила Маша, откусывая бутерброд. – На мой взгляд, смысл жизни в том и заключается, чтобы любить кого-то, быть с ним рядом, жить ради любимого человека.
- Ага,- хмыкнул Иван, - бегать за ним, как привязчивая собачонка, пока он не пнет тебя ногой под зад!

Ее большие карие глаза мгновенно наполнились слезами. И он испугался, что нескончаемые потоки влаги сейчас потекут по ее щекам, а он будет метаться по своей берлоге в тщетных поисках носового платка.
- Извини, Маш, я не хотел сделать тебе больно, - пробормотал он виновато.
- Хотел, хотел, - девушка вдруг улыбнулась грустной и беззащитной улыбкой. – Я знаю, что со стороны это так и выглядело. Но я не бегала за ним, я просто его любила. Как умела, так и любила… А оказалось, что ему на это наплевать.

Девушка смахнула со щеки все-таки выскользнувшую из глаза слезинку и отвернулась к окну.
- Глупая ты маленькая девчонка, - пробормотал Иван и сокрушенно покачал головой. Не годился он на роль жилетки для слёз, никак не годился! Хоть и четко понимал, что Маше сейчас именно это и нужно - выплакаться в чью-то жилетку.
- Я вовсе не маленькая! – обиженно вскинулась гостья. – Мне уже 22. А тебе сколько?
- 28 в прошлом месяце отпраздновал.
- Ну да, умудренный жизнью старик! – язвительно хмыкнула девушка.
- Старик, не старик, а кое-что в жизни смыслю и побольше твоего! Да я женат был целых два года! Мне хватило.

Он тут же пожалел о сорвавшемся с языка. Но, слово – не воробей… Тем более, что гостья смотрела на него очень внимательно и явно ждала продолжения.
- Когда мне было столько же, сколько тебе сейчас, я встретил лучшую в мире девушку и влюбился. И это была никакая не химия, а самая настоящая любовь! Я молился на нее, боготворил ее. Мне казалось, что я просто задохнусь от недостатка кислорода, если ее не будет рядом. Чего я только не делал, чтобы завоевать ее благосклонное внимание! А она мне сразу честно призналась: «Ты хороший парень, Иван, но я тебя не люблю и никогда любить не буду». А я не верил. Я думал, что надо просто постараться, сделать усилие, совершить подвиг и она непременно меня полюбит. Полюбит, потому что жизнь не может быть настолько несправедливой, чтобы лишить меня этого кислорода.

Рассказывая, он разволновался, и чтобы успокоиться хоть немного, стал намазывать маслом еще один бутерброд. Пальцы его слегка дрожали.
- У нее был парень, с которым они дружили с детства. Она его любила, а он то любил, то не любил, то притягивал ее, то отталкивал. В общем, не отношения, а сплошная мука. К тому моменту, когда я появился в ее жизни, они круто поссорились. Этот тип намылился эмигрировать в Америку. Он был уверен, что там мёдом намазано. И золотой дождь прольётся на него, едва он ступит на заокеанский берег.
Она не хотела уезжать, а он и не звал. В общем, перессорились, переругались, а тут я со своей любовью и собачьей преданностью. В общем классический треугольник получился! Козел этот все-таки уехал. Тут то она и согласилась выйти за меня замуж. Я, дурак, был счастлив, как ненормальный! Не ходил, а летал над землей. Первое время и небо для меня было выше, и трава зеленее, и солнце светило ярче. А потом…

Он осекся, погрузившись в омут своих воспоминаний. Маша смотрела на него, смотрела не отрываясь, боясь моргнуть: вдруг он не доскажет свою историю? Не выдержав затянувшегося молчания, все-таки спросила:
- А потом?
- Потом жизнь превратилась в невероятную, мучительную пытку. Ты даже не представляешь, Маш, как больно, нестерпимо больно смотреть в глаза любимого человека и видеть холодное безразличие. Нет, мы не ссорились, не ругались, не выясняли отношения. Чего выяснять? И так с самого начала было все понятно. Я обнимал ее с каким-то безнадежным исступлением и чувствовал с леденящим кровь ужасом, что обнимаю лишь тело. Душа моей возлюбленной бродила где-то по берегам Манхеттена. Она все время ждала его звонка или хотя бы письма. И однажды он написал. Написал, что хорошо устроился в чужой стране, нашел неплохую работу, что скучает и ждет ее…
- Неужели она уехала? – спросила Маша, позабыв про кофе и бутерброды.
- Она не хотела уезжать. Не было уверенности, что по приезду у них все наладится. Что не будет новых ссор и разногласий. Она сомневалась, мучилась, металась из стороны в сторону. Да и меня бросать, как ненужную вещь, было не в ее правилах. Любить - не любила, но относилась ко мне, как к другу, по-доброму. И тогда я…
- И что ты сделал?

Иван вскинул на нее переполненные болью глаза и улыбнулся с отчаянием обреченного:
- Я взял ее за руку и отвел в загс, где мы не так давно поженились. Написали заявление на развод по обоюдному согласию. А потом я купил ей билет на самолет до Нью-Йорка. Даже вещи помог собрать. А вот провожать в аэропорт не поехал, пороху не хватило. Стоял в ванной под ледяным душем и выл, как раненный зверь, пока ее самолет махал крыльями над родным городом. С меня как будто с живого кожу содрали. Не то что от слов, даже от сочувствующего взгляда друзей и родных хотелось прыгнуть с балкона. Я, наверное, тогда умер, не совсем, не полностью, но умер.

Иван надолго замолчал, не глядя на свою собеседницу, потом отхлебнул из чашки остывший кофе и поморщился:
- Хочешь, еще кофе сварю?
- Нет, спасибо… Как же ты с этим справился? – тихо, почти шепотом спросила Маша.
- Сначала жить не хотелось. Все казалось бессмысленным, ненужным. А потом я посмотрел на себя со стороны и разозлился: молодой здоровый парень, а растекся, как сугроб под дождем! И я решил бороться с этой напастью – он презрительно сморщил нос, - под красивым названием любовь. Вырвать ее из сердца, пусть с кровью и мясом, но вырвать! Время было на моей стороне. Я оградил себя от лишнего общения, ограничил количество друзей и приятелей, закрыл все свои аккаунты в соцсетях и погрузился в работу. Нет, ты не думай, я не стал отшельником, но свой собственный островок свободы в этом жестоком мире создал. Я выстроил и укрепил вокруг себя невидимую границу и запер ее на замок, чтобы ни одна мышь не проскочила. А потом как-то вдруг понял, что одиночество – это благо! Ведь гораздо легче идти по жизни, когда ты ни к кому не привязан, ни от кого не зависишь, да и от тебя никто не зависит. Свобода! Настоящая свобода, Машенька! Твоя гордость и чувство собственного достоинства не страдают, даже не подвергаются риску и испытаниям. Ты сам планируешь свою жизнь, ни под кого не подстраиваясь. Тебе не приходится жертвовать чем-то важным ради кого-то.

Иван воодушевился, голос его окреп, в глазах появился блеск.
- Так что, вот тебе мой совет, Маша – Мария: выкинь ты из головы не только Антона, но и всю эту глупую, а по сути, вредную Любовь. Не растрачивай себя напрасно. Мы в этот мир приходим не ради любви.
- А ради чего? – спросила девушка и подняла на него карие глаза, такие невероятно огромные и бездонные, что в них запросто можно было утонуть.
- Ну, как ради чего?.. – Иван даже растерялся.

Ответ на этот вопрос, казалось, давно лежал на самой верхней полочке - только руку протяни. А тут вдруг все слова, такие правильные, глубоко осмысленные, куда-то делись. В голову лезло нелепое и совершенно ненужное воспоминание: он сидит на скамейке на берегу притихшего ночного озера, и тонкие девичьи руки обнимают его со спины, ее хрупкое нежное тело доверчиво прижимается к нему, а теплые губы шепчут в самое ухо: «Я же люблю тебя»… И становится так немыслимо хорошо. Так хочется, чтобы этот волшебный миг длился вечно, а слова предназначались ему, только ему.

«Что за глупости в голову лезут!» - одернул себя Иван, а вслух спросил:
- Может еще кофе? – и поднялся с дивана.
- Не знаю, - рассеянно пробормотала Маша, обдумывая его слова. – Наверное, ты прав, жить как кошка, сама по себе, легче и проще. Вот только я так не умею. Мне обязательно нужно о ком-то заботиться, иначе я теряю смысл жизни и задыхаюсь от одиночества. Я слабая, глупая, привязчивая, как собака. Так говорит Антон. Я толком и делать то ничего не умею, только любить, любить и ждать, верить, надеяться… Глупо. Кому я такая нужна?
- Кончай рефлексировать, Мария! – решительно заяви Иван. – Ты прежде всего себе самой нужна, а остальные обойдутся. Я сейчас сварю еще кофе, а потом расскажу тебе теорию разумного эгоизма. Очень полезная вещь для жизни, между прочим.

Он ушел на кухню, оставив девушку, погруженную в грустные размышления. А когда вернулся минут десять спустя с твердым намерением просветить ее по поводу разумного эгоизма, его юная гостья крепко спала, свернувшись в уголке дивана, как маленький пушистый котенок. Умаялась, бедненькая, за эту долгую трудную ночь. Иван поставил чашки со свежим кофе на стол, порылся в какой-то коробке, стараясь не очень шуметь, достал клетчатый шерстяной плед и осторожно укрыл спящую.
Сквозь неплотно закрытые жалюзи уже смело заглядывало утреннее солнце, со двора доносились звуки заводимых двигателей машин, чьи-то голоса. Монотонно шаркала по асфальту метла дворника. Город медленно просыпался. А Иван все стоял над мирно посапывающей во сне девушкой и смотрел с улыбкой на ее милое и такое юное лицо. А потом вдруг встрепенулся, шагнул к окну, закрыл жалюзи, чтобы яркий свет не нарушил сон гостьи, и подумал: «Что ж я застыл, как столб? Надо в магазин быстро сбегать за продуктами. Она ж проснется совершенно голодная, а мне и приготовить на завтрак нечего». И тихо выскользнул из квартиры. Он точно знал, что гастроном на соседней улице работает круглосуточно.

Проснулась Маша только к одиннадцати. Умяв с аппетитом на пару с гостьей целую сковородку яичницы с колбасой, Иван проводил ее домой к родителям. Расстались они друзьями, товарищами по несчастью. По дороге домой в его душе созрело и утвердилось желание помочь бедной девушке избавиться от опасного, разрушительного чувства. Уж он то понимал ее, как никто другой! Захотелось непременно поделиться жизненным опытом, убедить ее в том, что боль от предательства скоро пройдет. Надо только помочь себе немного. «Я как в обществе анонимных алкоголиков, - хмыкнул про себя Иван: - сам избавился от зависимости – помоги другому!»

Теперь на работе он старался пройти мимо бухгалтерии, где часто была открыта дверь, чтобы посмотреть на Машу. Как она? В каком настроении? Иногда они встречались в коридоре и перекидывались парой слов. Но слова были не важны. Дружеская улыбка и теплый взгляд говорили гораздо больше: «держись, Маша-Мария! Я с тобой». И, кажется, она это понимала, потому что улыбалась в ответ.

Иван бросил курить, потому что заходить в курилку стало тошно: там часто ошивался Антон. Привалившись вальяжно к стене и пуская к потолку колечки сигаретного дыма, красавчик - блондин по секрету всему свету рассказывал о своих амурных похождениях. После Машеньки из бухгалтерии у него в самом разгаре был роман с длинноногой Алиной из отдела закупок. Ивана мутило от бравады и пошлости, от сальных шуточек и любопытного блеска в глазах многочисленных слушателей. Он кидал в рот мятную жевательную резинку, чтобы перебить желание закурить, и проходил мимо заполненной дымом курилки.

Дома он штудировал литературу по психологии, вернее по злободневной теме: как избавиться от психологической зависимости. Он выписывал цитаты и отправлял их Маше на электронную почту, искренне веря, что это поможет ей.
Пару раз они столкнулись в столовой на обеденном перерыве и сели за один стол. Иван так увлекся, рассказывая ей очередную психологическую теорию, что, когда спохватился, суп остыл и есть его совсем расхотелось. Перерыв закончился, а он так толком и не пообедал.

- Маш, если хочешь, - говорил он, шагая рядом с ней по лестнице на обратном пути из столовой, - я тебе подробно объясню, что такое граница – контакт в гештальте. Я неделю изучал книжку по гештальт-психологии, пока не разобрался. Тогда станут понятны все проблемы в человеческих отношениях.
- Все-все? – девушка подняла на него удивленные карие глаза.
- Почти все, - с уверенностью заявил Иван.
- Расскажешь как-нибудь, - согласилась Маша и добавила: - Вань, я могу тебя попросить о помощи?
- Конечно! Все, что угодно! – он даже обрадовался, так ему хотелось помочь.
- Мне надо забрать свои вещи из квартиры Антона. А я все никак с духом не соберусь. Отвезешь меня туда как-нибудь?
- Хоть сегодня!

Они отправились на квартиру Машиного бывшего сразу после работы. Сидя в пассажирском кресле рядом с водителем в старенькой «хонде», девушка была задумчивой и молчаливой. А Иван не решался заговорить, понимая, что ей сейчас не до психологических теорий и даже не до дружеской болтовни. Когда человек ставит точку в прошлых отношениях, лучше не мешать.
Припарковав машину на тесной площадке возле современного высотного дома, Иван повернулся и посмотрел на спутницу: прелестное личико девушки покрывала болезненная бледность.
- Вань, а ты можешь вместо меня подняться в квартиру и забрать вещи? – тихо спросила Маша. – У меня ноги туда не идут. Боюсь, как увижу его, сразу разревусь. Не хочу давать лишний повод для насмешек.
- Запросто! - бодро ответил Иван. – Какая квартира?
- Сто тридцать четвертая.
Он не стал дожидаться лифта, а побежал по лестнице на пятый этаж, ощущая странное воодушевление. На звонок дверь открыл сам хозяин квартиры и удивленно округлил глаза, увидев на пороге малознакомого коллегу.
- Я за Машиными вещами, - заявил Иван, демонстративно не поздоровавшись.
- А-а! – сообразил Антон и улыбнулся. – Один момент!

Он ушел в квартиру, оставив дверь открытой, и быстро вернулся с объемной спортивной сумкой в руках. Поставил её перед Иваном.
- Вот.
- Это все?
- Все. Да она и прожила то тут всего месяц, - зачем-то стал объяснять Антон. А потом посмотрел на Ивана с любопытством и криво усмехнулся: - Значит теперь она с тобой? Хм. Не долго убивалась по мне. А ведь клялась и божилась, что будет любить меня вечно! Вот они, женщины…
Иван нахмурился, поднимая сумку с пола, но промолчал. Но, видимо, просто так любвеобильный красавчик не мог его отпустить, добавил со знанием дела:
- Я тебе не завидую, приятель, она ж девчонка совсем неопытная. Я ее, конечно, кое-чему подучил, но особого кайфа с ней не словишь.
Сумка грохнулась на пол, а руки Ивана сжались в кулаки. Но Антон не заметил этого, не заметил, как под скулами парня заходили желваки, а взгляд стал холодным и злым, и продолжал, как тетерев на току:
- Тургеневские барышни, они, конечно, очень романтичные, но в постели бревно бревном…
Кулак Ивана с хрустом впечатался в физиономию блондина, мгновенно погасив кривоватую наглую усмешку. От удара Антон влетел в собственную квартиру и рухнул посреди коридора.
- Ты чё, псих? – спросил он тоненьким, почти детским голоском, вставая на четвереньки и инстинктивно отползая подальше от агрессора.
А Иван, размяв ушибленные суставы, поднял сумку, повернулся спиной к двери квартиры и не торопясь стал спускаться по лестнице. Уж теперь в отношениях Маши и Антона была поставлена жирная точка.

Девушка сидела в машине и плакала. Запихав сумку в багажник, Иван сел за руль и завел мотор.
- Ну, ты чего, Маш? Все ж нормально, даже хорошо! Ты ж теперь свободна, как птица – небо впереди! Лети куда хочешь! У тебя теперь новая жизнь начинается, в которой ты сама себе хозяйка. Чего плакать то?
- Я не плачу, - возразила девушка, шмыгнув носом и утирая текущие по щекам ручьи носовым платочком.
- Угу, то-то и видно. Поехали ка в какое-нибудь кафе! Отметим твой дембель, - предложил Иван, осторожно маневрируя между припаркованными автомобилями.
- А что у тебя с рукой? – заметила Маша разбитые костяшки пальцев.
- А, ерунда! Не обращай внимания!
Она больше не стала задавать вопросов, но посмотрела на своего собеседника каким-то особенным взглядом.

В кафе Иван кормил свою подругу мороженным и изо всех сил старался ее развеселить. Он нес несусветную чушь, травил анекдоты, смешно передразнивал общих знакомых до тех пор, пока слезы в ее прекрасных глазах не высохли, а на нежных губах не появилась робкая, неуверенная улыбка. Он чувствовал себя героем, вытащившим на берег утопающего. Жизнь человека спасена. Осталось только не дать ему заболеть от переохлаждения.

Борьба с любовной зависимостью для Ивана ничем не отличалась от борьбы с зависимостью алкогольной или наркотической. После прекращения отношений с объектом зависимости самым важным было избежать срыва. Поэтому всеми возможными способами он старался отвлечь Машу от воспоминаний и грустных мыслей. Он провожал ее каждый день после работы домой, рассказывая по дороге почерпнутые из книг психологические теории, он учил ее жизни, давал советы, делился опытом.

По выходным возил в парк, на природу, где набирала силу золотая осень, наряжая деревья в пурпур и золотую парчу. Солнечные лучи просвечивали насквозь редеющие кроны, и казалось, что деревья парят над землей, такими легкими и воздушными они стали. Оказалось, что парк полон мелких, рыжих, нагловатых белок, не дававших прохода, выпрашивающих угощение. Иван умилялся наблюдая, как Машенька кормит этих хвостатых попрошаек с ладони семечками и желудями.
- У каждого человека, - рассказывал он, идя рядом с девушкой по парковой аллее и с удовольствием поддевая ногой шуршащий ворох опавшей листвы, - есть психологическая граница. Ты свою границу должна укрепить, вырыть глубокий ров, опутать колючей проволокой и пустить по ней ток, чтобы никто, ни одна живая душа не смогла через границу проникнуть.
- Совсем ни одна? – переспрашивала девушка, и во взгляде ее читалась растерянность.
- Совсем! – убеждал Иван.
- Я, наверное, не смогу, - виновато вздыхала Маша.
- Сможешь! Я же смог. Теперь чувствую себя свободным и защищенным. Читай, как мантру по сто раз в день: «Я свободна. Мне никто не нужен». Эта информация проникнет в подсознание и сработает, как компьютерная программа, перенастроит твою жизнь.

Так прошел месяц, октябрь подходил к концу, сорвав с деревьев роскошные одежды и заливая их обрывки серыми холодными дождями. Однажды Маша зашла к Ивану в кабинет на работе и с радостной улыбкой сообщила:
- А я увольняюсь, Вань.
- Как увольняешься?.. – от растерянности лицо его вытянулось, глаза округлились, и он стал медленно, как в замедленной съемке, подниматься из кресла, не отрывая от нее ошарашенного взгляда.
- Я нашла себе другую работу. По-моему, это правильно: с глаз долой – из сердца вон! Теперь буду работать недалеко от дома. А еще я решила пойти учиться на психолога. Ты так увлек меня этой удивительной наукой! Спасибо тебе, Ванечка, за все. Ты настоящий друг. Я вылечилась, я свободна! И мне никто не нужен!

Как бы в подтверждение своих слов, девушка сделала что-то вроде танцевального па, взмахнула тонкими изящными руками и покружилась перед ним, став похожей на легкокрылую птицу или воздушную бабочку. И улетела с загадочной улыбкой на губах. А Иван, так и не сумев произнести ни слова, рухнул обратно в кресло, словно его придавила бетонная стена.

Мир от чего-то потускнел и стал серым и мрачным. Зарядили дожди, погрузив город в осеннюю хандру. Вместо того, чтобы работать, Иван сидел, тупо уставившись в экран компьютера и ничего не делал. Программа не писалась, аппетит пропал, сон отправился следом за аппетитом. Ко всему прочему сломалась машина. Просто не завелась следующим же утром, будто для нее уже не было смысла ехать на работу, ведь Маши там больше не было.

В голове Ивана крутился нескончаемый монолог. Он все пытался объяснить себе, почему, предприняв неимоверные усилия, чтобы помочь девушке пережить несчастную любовь, он достиг желаемого, а удовлетворения не чувствует? На работе его преследовало ощущение, что коридоры и кабинеты опустели, обезлюдели. Хотя из всех сотрудников уволилась только Маша. Да и в душе стало как-то пусто и зябко, словно все теплые и радостные чувства из нее выдуло сквозняком.

Теперь после работы он часами бесцельно слонялся по улицам то и дело натыкаясь на прохожих, как сомнамбула, и рискуя попасть под колеса проезжающих мимо машин. Не было желания возвращаться домой. Там в заваленной компьютерным хламом квартирке его угнетало одиночество, и он чувствовал себя выброшенным на необитаемый остров. В хорошо отлаженной программе его жизни возник непонятный сбой.

Он несколько раз порывался позвонить Маше, но откладывал телефон в сторону. Поводов для общения больше не было. Не мог же он ей сказать: «Маша, я соскучился. Мне тебя не хватает».
Однажды Иван сидел дома, уставившись невидящим взглядом в темноту за окном, и крутил в руках свой мобильник, не решаясь набрать знакомый номер. Вдруг тот сам зазвонил, заставив парня вздрогнуть от неожиданности. На экране высветилось имя Мария.
- Привет. Как дела? – прозвучал ее голосок, и мир тут же наполнился музыкой небесных сфер.
- Привет! Нормально. А у тебя как?
Сердце в груди застучало с такой скоростью, будто он уже бежал через полгорода к ней, петляя по улицам и переулкам.

- Вань, я записалась на один очень интересный психологический тренинг, но одна боюсь идти. Составишь мне компанию?
- Конечно составлю! – воскликнул он радостно, вскочив с дивана и даже не спросив на какой именно тренинг предстоит идти и когда. Ему было совершенно все равно. Главное, что вместе с ней!

В субботу они встретились у метро и пошли на тренинг. В просторном зале бизнес-центра собралась целая куча народа. Но Иван никого не замечал, все время пялился в сторону своей спутницы и пропустил мимо ушей все, что с умным видом вещал солидный бородатый дядька, оказавшийся тренером.
Ивана распирало ощущение радости и даже восторга так, что с губ его не сходила глуповатая улыбка. Но вовсе не от интересных психологических теорий и практик, которые они осваивали вместе с группой других любителей психологии, а от того, что Маша сидела так близко, что плечи их соприкасались, и он всем своим существом ощущал ее тепло.

Тренинг закончился поздно, ближе к полуночи, и участники его рисковали опоздать на последний автобус. Да еще на улице пошел дождь.
- А я, растяпа, зонт забыла, - посетовала Маша, поднимая повыше воротник своего пальто.
- А я вообще никогда с собой зонт не беру, - пожал плечами Иван и накинул на голову капюшон непромокаемой куртки. – Остановка тут не далеко. Побежали!
Он взял девушку за руку и потянул за собой сквозь кисею холодных дождевых струй. Пока добежали до остановки и юркнули под прозрачную стеклянную крышу, дождь уже лил стеной, а короткое пальтишко Марии намокло, мокрые пряди волос липли ко лбу, лицо покрывали капли дождя. 
- Бррр, – девушка дрожала всем телом и даже стучала зубами, – ну и погодка!
- Замерзла? – спросил Иван, с трудом сдерживая желание губами стереть прозрачные капли с ее милого личика.
- Ага. И не известно, когда придет автобус.

Недолго думая, Иван расстегнул свою непромокаемую куртку, намереваясь укрыть подругу по несчастью от осенней сырости и холода, и стал стаскивать ее с плеч.
- На, накинь на себя, - предложил он.
- С ума сошел?! – Маша округлила свои необыкновенные глаза, в которых хотелось утонуть, и решительно запахнула куртку на его груди: - Даже не думай! Ты же простудишься… Лучше обними меня. Вместе будет теплее. – И добавила, немного смутившись: - Если это, конечно, не нарушит твою психологическую границу.
Сердце в груди Ивана сделало странный кульбит и стало биться медленнее, будто боялось своим грохотом испугать Машеньку. Он затаил дыхание и осторожно обнял девушку, прижав к своей груди. Мокрая, дрожащая и такая невероятно нежная и хрупкая, она доверчиво ткнулась носом в распахнутый ворот его рубашки и притихла. А Иван почувствовал, как разом рухнули все тщательно укрепленные границы, в один миг став ненужными, бессмысленными, и тихо засмеялся.

- Ты чего смеешься? – подняла на него глаза девушка.
- Машка, у тебя нос, как у собаки, мокрый и холодный.
- Извини, пожалуйста, - смутилась Маша и на ее бледных щеках проступил розовый румянец.
Этот самый носик был таким очаровательным, и находился так близко, что непреодолимо захотелось его согреть. Иван наклонился и поцеловал его кончик, потом еще раз… и еще… Девушка поднялась на цыпочки и потянулась губами к его губам… Но тут к остановке подъехал запропастившийся автобус, наехав колесами в лужу и окатив прятавшихся от дождя веером водяных брызг. Хохоча от переполнявших чувств, парень и девушка вскочили в заднюю дверь автобуса и забились в самый дальний уголок.

Автобус лязгнул, закрывая двери, и поехал дальше в дождливую осеннюю ночь, пронизанную, как трассирующими пулями, цепочками фонарей и неоновыми всполохами реклам. Со своего места нехотя поднялась усталая немолодая кондукторша в оранжевом жилете и направилась было к единственным поздним пассажирам, чтобы взять с них плату за проезд. Но они так самозабвенно о чем-то шептались, то смеясь, то начиная целоваться, и обнимались так самоотверженно, словно пытались защитить друг друга от космического холода вселенной, что кондукторша остановилась посреди салона, махнула рукой и пошла обратно на свое место.
Она не стала смущать их любопытными взглядами, а уставилась в окно, вдруг вспомнив своего мужа. Тридцать лет вместе, а как один день! И ведь в первый раз он поцеловал ее тоже в автобусе. Женщина улыбнулась своим воспоминаниям, вдруг почувствовав на губах вкус того самого поцелуя. А деньги…Бог с ними, с деньгами! Не в них же счастье.