Сексуальное просвещение. Полностью

 
Мой сосед – высокий, довольно упитанный парень. Румяный, кудрявый. У него белая кожа, красные сочные губы. Ему двадцать лет, но у него уже животик. И вообще Боря тот ещё парень. Он освобождён от армии, потому что болен какой-то болезнью, при которой служить нельзя и при которой ему колют лекарство. От него, как говорит его мама, он и пухнет.

Однажды Боря попросил разрешения иногда к нам заходить. Мои родители с настороженностью отнеслись к возможности общения их сына-восьмиклассника с взрослым парнем. Но тем не менее, чтобы не обижать Борину маму – папину сослуживицу, позволили Боре появиться у нас в доме.

В первый день моя мама налила ему кружку вишнёвого компота и предложила угоститься домашними булочками. Боря с удовольствием слопал все булочки, которые лежали на тарелке, выпил компот, порозовел ещё сильнее и тут же пригласил меня к себе с ответным визитом. Сказал, что у него много книг, которые могут меня заинтересовать. Мама всегда поддерживала мой интерес к чтению. Поэтому она возражать не стала и сказала только, чтобы я пробыл в гостях недолго.

У Бориса оказалась великолепная библиотека. Особенно хороша она была для меня, школьника, считавшего себя старшеклассником. У Бори была вся библиотечка научной фантастики и приключений. Фантастика была в мягких обложках, а вот приключения были в рамочной серии, за которой гонялись все книгочеи. По тем временам, а это был конец шестидесятых, эта серия была большой редкостью даже в библиотеках, не говоря уже о частных собраниях. Кроме фантастики и библиотеки приключений у Бори оказалась почти вся библиотека военных приключений. Эта серия тоже тогда шла нарасхват даже в библиотеках, и до знакомства с соседом я по неделям стоял в очереди в библиотеке областного Дома офицеров, чтобы получить очередную книгу этой серии.

 Понятно, что мы с Борисом быстро подружились. Родители сначала держали наше общение под контролем, спрашивали, о чём говорили и что именно я взял у него почитать. Потом, когда увидели, что наше знакомство идёт мне на пользу – я перестал пропадать на улице, ко мне перестали толпой ходить одноклассники, которые не ограничивались одним стаканом компота и тарелкой булочек, а уминали всё съестное, что попадалось им под руку, – махнули на него рукой.

 Боря стал заходить в любое время. Надо сказать, что он работал на местном электроламповом заводе. Смены ему ставили сутки через трое. Первый день после дежурства он отсыпался, а потом заходил ко мне. Я старался быстрее выполнить школьные домашние задания, чтобы выделить время для общения. Разумеется, мне хотелось у него многое узнать. Он был для меня совсем взрослым человеком. В то время это был единственный из взрослых, кто общался со мной, пацаном, на равных.
 Боря был одним из первых, кто, кроме меня самого, занялся моим сексуальным образованием. Ничего специально он не делал. Не заводил каких-то особых разговоров, не приносил мне никаких картинок или книг. Общение на темы, остро волновавшие подростка и юношу, началось случайно.

 Однажды Боря пришёл ко мне какой-то непривычно молчаливый. Впервые за всё время он был в рубашке с короткими рукавами. Я заметил на его предплечьях множество красных точек, как будто сосуды полопались. Такого я никогда ни у кого не видел. Боря скрестил руки на груди, отчего эти красные точки стали напоминать красные глаза рыб, вдруг всплывших из глубин Бориного тела. Он долго молча ходил по комнате. Стоял у окна, смотрел на выключенный телевизор, раскачивался с пятки на носок. Я уже начал думать, что Боря перепутал свою квартиру с моей. Ведь он мог все эти действия спокойно проделать и у себя дома. Зачем брать меня в свидетели?
Но тут Боря вдруг стал говорить. Ему, видимо, очень хотелось поделиться чем-то для него важным.

Он сказал, что недавно вернулся с суточного дежурства. Во время дежурства он следит за станками, звонит начальнику смены, когда возникают какие-то неполадки. Делает что-то ещё, я уже забыл что. Через каждые два часа ему можно на пятнадцать минут выйти по своим делам, покурить, выпить чаю или просто посидеть на скамейке в раздевалке. Поскольку Боря не курил, то сидел около своего шкафчика, похожего на шкафчики в детском саду. Шкафчики рядами стояли в раздевалке. Раздевалка была довольно большая. В ней было несколько рядов, практически улиц. Поскольку раздевалось там много народу, а на его заводе этим народом в основном были женщины.

Тут Боря сделал длинную паузу, во время которой он смотрел на меня, всё так же раскачиваясь с пятки на носок. Он всё молчал и молчал, а я сидел на диване и смотрел на него, понимая, что сейчас мне расскажут что-то очень интересное. Если только я чем-то не спугну рассказчика или если нам не помешают родители. Я перевёл взгляд на часы, которые стояли на серванте. До прихода родителей оставалось ещё два часа. Если Борис будет так тянуть резину, нам не успеть.
- Так вот, – продолжил свой доклад Борис. – У нас на заводе работают в основном женщины. Ну как женщины? Девушки, конечно. Самым старым уже за тридцать. Эти стараются изо всех сил, у всех есть план. Они стремятся его перевыполнить. Во время перерывов собираются небольшой группой и говорят о своём. Им есть о чём поговорить таком, что неинтересно остальным: дети, лекарства, садик, мужья…
Боря опять остановился и снова посмотрел на меня. Конечно, я не понимал, что такого в мужьях могут обсуждать молодые женщины, собравшись узким кругом. Поэтому я решил поучаствовать в беседе.

 - А чем занимаются во время отдыха остальные?

 Боря чуть оживился, услышав этот вопрос. Значит, меня эта тема (какая тема, знал пока что только он, а я лишь догадывался) интересует.

 - Остальные? Ну как тебе сказать… Во время коротких перерывов они кто курит, кто чай пьёт. А кто друг другу новые трусики показывает…

- Что показывает? Трусы? Они что, с собой приносят, чтобы показать? Во дуры…

- Да нет. Они на себе показывают. Расстёгивают рабочие халаты – и показывают. Иногда у них и лифчики новые…

- А ты откуда знаешь? Тебе тоже, что ли, показывают. Гы-гы! Боря, ау, ты где, иди, посмотри… Гы-гы…

Боря опять повернулся к окну, покачался туда-сюда, потом разнял руки, махнул одной из них сверху вниз, как бы говоря: «А, да гори оно синим пламенем», и ушёл. На самом деле он, наверно, подумал: «О чём с ним, придурком малолетним, разговаривать!»

Его не было целую неделю. За это время я успел прочесть все книги, взятые у Бориса. Идти к нему с новой просьбой было неловко. Я понимал, что брякнул что-то не то, и как исправить это дурацкое положение, не знал. Поэтому  попросил отца узнать у его сослуживицы, Бориной мамы, как у него дела, не заболел ли он и когда мне можно к нему зайти. Папа сказал, мол, пойди, позвони в дверь и спроси, что ты мной рулишь. Но я ответил, что стесняюсь.

Через день Боря пришёл снова.

На этот раз я не стал рассматривать Бориса и ждать у моря погоды. Едва он зашёл, я с порога влепил ему вопрос:

- А ты чего тогда убежал? Я что-то не так сказал? Не договорил, ушёл…

- Да тебе ещё рано обо всём этом рассказывать.

- А чё рано-то? Чё рано? Мы с пацанами всё это давно уже…

- Что – уже? Зелень ты…

Боря помолчал.

- Ну, ладно. Хочешь слушать – слушай. Так вот. Они меня там, как ты понял, совсем не стесняются. Говорят обо всём. Да и не только не стесняются. Я там один мужик на целый цех. Мастера не считаю, да и начальника цеха тоже. Один давно уже пенсионер, седой, еле ноги передвигает. Другой солидный женатый дядька… думаю, у него есть любовница. Ну не на своих работниц же ему западать… Поэтому они там почти все ко мне норовят пристроиться.

- Как это?

- Ну как? Вот так. При всех пока ещё стесняются, а вот когда я остаюсь на ночь – дежурство-то суточное, тут они и…

- Что?

- У нас ночью в раздевалке спать приходится. Скамейки сдвигаю, телогреек натащу, которые остаются после дневной смены, накидаю. Вроде мягко получается. Да и спать-то долго не приходится – надо же за станками следить. Но на часик-полтора можно отлучиться. Тут они и…

- Да что они-то?

- Ну это. Ко мне приходят.

- Как это?

- Ой, малой, ты меня заколебал. Пойду я…

- Да ты чё! Давай, рассказывай! Они что, домой не уходят? А если уходят, как их обратно запускают?

- Нет, дело в том, что цех-то большой. Нас там на сутках несколько человек остаётся. Вот они и договариваются друг с другом. Пока одна ко мне идёт, остальные её участок смотрят. Потом меняются…

- То есть ты за ночь… с несколькими?..

- Всяко бывает. Мне главное, чтобы они все вместе не пришли…

Я сразу не понял, о чём это он. Боря объяснил это спустя длительное время. А пока мне были интересны детали и подробности. Я спрашивал, насколько мне позволяла целомудренность, то есть полная дремучесть. Если бы не она – чёрт с ней, с целомудренностью! Выдавливая из себя слово за словом, а спросил бы. А так... Ни о чём только спрашивал, так, бэкал что-то. Боря не смеялся надо мной. Он понимал. Помнил, наверно, что сам не так давно был таким же. Да и соображал тоже, что фактически совращает меня, толкает от чистоты и представлений о цветочках-конфетках-записульках, которые нужно дарить, мучаясь и обливаясь потом, прежде чем познакомиться с девушкой, к конкретным взрослым, то есть запретным для меня тогдашнего, отношениям.

Оказалось, он перестал быть мальчиком там же, на заводе. Уже года три тому назад. Я посчитал – выходит, ему ещё семнадцати не было. А сколько мне сейчас? Ага. Когда же я смогу?.. Но туда же не пускают просто так. Что, мне на завод устроиться надо будет?..

- Боря, а что надо, чтобы на завод устроиться?

- Учись, дурень, хорошо. Математику, физику учи. Там тебя проверять будут. Не дай бог что напортачишь – под суд можешь ведь пойти…

- Боря, а как ты… первый раз.

- Да как. Спал я на своих скамейках. Вдруг слышу – кто-то по мне шарит. Сначала не понял, что да что. Думал, мышь или крыса на меня забралась – их там много бегает. Открыл глаза, приподнялся… Смотрю, а это Оксанка из нашего цеха. Молодая девчонка, почти моя ровесница. Сегодня за обедом только с ней хихикали, анекдоты рассказывали. То-то, думаю, она мне глазки строит. После обеда все разошлись, а ко мне Галка подошла, тоже наша работница, и говорит тихо, глазами на Оксанку показывает: «Ты смотри, с ней про армию ничего не говори». Я ей: «Почему это? И с чего вдруг я про армию буду говорить?» А она, мол, у неё парень в Иваново служит. Ну а там девчонок много. Загулял. Ей какая-то написала, мол, так и так, не жди его, у нас с ним ребёночек будет… Я ей: «А так и не скажешь». Держится, говорит… Вот Оксанка-то ко мне и пришла. Я приподнялся было, а она меня рукой в грудь толкнула, а сама в брюки лезет. Ну и…

- Что?

- Ну, это, – Боря сделал характерное движение полусжатым кулаком сверху вниз и обратно.

- Что – в рот взяла? Да ну...

- А ты думал… Взяла, я и не ожидал. Но я долго терпеть не стал. Схватил её, подмял под себя, стал на ней одежду снимать. А там одежды-то – один синий халатик. А под ним – ничего. Прикинь. Ну, всё и случилось. Да не просто так случилось. Я, хоть и первый раз, а как стал наяривать, так никак не могу остановиться. Она себе рот затыкает, кулак в рот почти весь засунула, мычит! И хорошо, потому как, думаю, как кулак вынет, так и заорёт. Давай ещё сильнее. А она ещё хлеще. Давай мне спину царапать. Ну, тут я вообще озверел. Сам стал рычать и долбиться вообще как бешеный. Вдруг чую, что-то не так. Поднимаю глаза – а там вся ночная смена стоит, все пять девок, и все на нас смотрят… Ладно, я уже к концу подошёл. Спускаю, а сам на них смотрю. А Оксанка, уже не закрывая рот, орёт белугой… Вот с тех пор и стали они ко мне приходить… Ну ладно, сосед. Вот, я тебе книжек принёс. Пойду я…

Едва за Борисом закрылась дверь, я кинулся в ванную, закрылся там и тут же скинул треники. Внутри всё болело. Я не знал, что с этим делать. Но природа сама подсказала путь. И вскоре я, обильно облегчившись, отправился на кухню пить компот с домашними булочками… А потом пришлось снова вернуться в ванную. Потому как от картинок, всплывавших в сознании, было не до Бориных книжек…

****

С того самого дня у нас с Борисом появилась общая тайна. Он теперь в каждую нашу встречу начинал разговор на острую тему сам, не дожидаясь моих наводящих вопросов. И скоро я знал всех работающих в его цеху не только по именам, а кто блондинка, кто брюнетка, кто шатенка, кто тощая, кто толстая и чем они отличаются друг от друга в этом самом деле.

Я впервые в своём воображении рисовал картинки, возникающие не только от просмотра рисунков в «Медицинской энциклопедии» или при чтении «Декамерона», а в которых действовали бы живые, реальные люди. Не думаю, что Боря врал или приукрашивал – зачем ему это было делать? Я и так смотрел на него не то чтобы восторженно, а, скорее, с завистью. Когда ещё мне придётся вот так, на халяву, запросто получать жаждущих меня девушек. Которых не нужно уговаривать, трястись от волнения, думать, как к ней подойти и что сказать. А тут что думать – сама придёт, всё сделает и ещё всему научит. За одну ночь ещё и такое разнообразие – то тебе такая, то другая. И как его на всех хватает?

Об этом я его и спросил однажды. На что Борис ответил честно и просто:
- Сам удивляюсь. Я уже бояться их стал. А вдруг однажды не получится?  Что тогда мне делать? Увольняться? Они ведь затычут, проходу не дадут. Неудовлетворённая женщина, я тебе скажу, – страшное дело!

- Слушай, Боря, а ты только ждёшь, когда к тебе придут? А сам никогда к ним… это… не пристраиваешься?

- Ну ты молоток, пацан. Хоть зелёный, а соображаешь. Конечно, меня заедает, что они меня пользуют как хотят, а я, типа, прибор такой, для удовлетворения. Было пару раз, прямо днём. Подкараулю кого-нибудь – а мне уже всё равно кого, все у меня побывали, когда она к станку придёт, который подальше находится, чтобы не видно было. Подойду сзади, и плевать, что руки в мазуте, халат задеру, прижму к станине – тут важно, чтобы не травмировало никого, ходовые части же крутятся – и давай впендюривать! А они ничего, не возражают. Стоят как ни в чём не бывало. Одна, правда, проворчала, когда я кончил:

- Ишь, ненасытный какой. Всё-то ему мало…

Зыркнула так на меня, не то озорно, не то сердито. А ночью всё равно ко мне пришла.

- Давай, – говорит, – продолжим.

Ну, мы и продолжили.

Отсутствие возможности реализовать своё возбуждение и невозможность куда-то спрятаться от его постоянного накачивания в моём сознании привели к тому, что я иногда даже не мог дождаться Бориного ухода. Руки сами тянулись к причинному месту. Организм требовал разрядки!

Потом Боря вдруг пропал. Отец сказал, что его положили в больницу с осложнением болезни. Я учился уже в десятом классе и летом должен был уезжать далеко от дома, чтобы поступить в выбранное мной высшее учебное заведение. Последний раз я увидел Бориса в июне, перед самым отъездом.

Он ещё больше располнел. Румянец полыхал на его круглом лице, как вечернее небо накануне ветреного дня. Состоялся последний разговор. Он был таким, что врезался в мою память на всю жизнь.

- Я уволился с завода, – начал рассказывать Борис. – Там беда произошла.

- Что такое? Родил кто-то? Уж не от тебя ли?

- Да ну тебя. Не хочешь, не буду ничего говорить.

- Ну, брось, Боря. Ты же знаешь, я шучу.

- У нас тут в области часть воинская стоит, знаешь?

- Откуда же мне знать? Отец ничего мне не рассказывает.

- Да. Там связисты стоят. Ну, и что-то общее у них есть с нашими заводскими. Вот одного солдатика и прислали дежурить, когда я заболел. Ну, его там и…

- Что, в гости к нему приходили? То-то солдатик радовался!

- Если бы. Они его изнасиловали там.

- Как это? Мужчину – изнасиловали? Разве такое бывает?

- А вот, оказывается, бывает. Сначала одна пришла, потом другая. Солдатик заартачился – много ему показалось. Ну, тут они его скрутили, к лавке привязали. А член у основания леской перетянули. Он от этого – хочешь или не хочешь, а стоит. И давай на нём скакать все по очереди. Солдатик сначала сознание потерял, а потом, уже в больнице, и умер от внутреннего кровоизлияния.

В части всё это узнали и решили девиц наказать. А как это сделаешь? Завод-то режимный, так просто туда не попадёшь. Если бы не командир части, ничего бы и не вышло. А тот как-то договорился с начальником цеха, что рота придёт – станки почистить, план выполнить, норму поднять на-гора. Ну, заводские и согласились.
Рота пришла, тех заводских сначала всех по многу раз по кругу пустили, да так, как сами хотели, не церемонясь, грубо и во все щели. Потом по-солдатски ремни на руки намотали – ремень у солдата тоже оружие – и пряжками их отходили чуть не до полусмерти. А напоследок взяли специально принесённые с собой бутылки шампанского и донышками вперёд позабивали им в причинное место. А потом теми же пряжками горлышки посбивали. Острые края торчат – ни ноги опустить, ни руками вынуть…
Построились и под нечеловеческий бабский ор подались строем оттуда. Отомстили за товарища.

Так суд был. Всю роту – в дисциплинарный батальон, командира разжаловали и под трибунал. Хорошо хоть из девок никто не умер.
Вот такие дела, пацан.
………………………………
- А дальше-то что будешь делать, Боря? Куда теперь?
– Кто знает? Работу буду искать.
- Опять с ночной сменой?
- Да иди ты… Когда уезжаешь?
- Скоро уже.
- Не поминай лихом… Не знаю, увидимся ли когда.

Я поступил учиться. Когда приехал домой на зимние каникулы, узнал, что умерла мама Бориса, квартиру он сменил. Где сейчас, что делает – никто не знает.

…Таким он и остался в памяти – мой первый учитель в части секспросвета. Между прочим, мне его уроки впрок не пошли. Знаний, фантазий стало больше. А вот опыта совсем не было никакого. Да и откуда было ему взяться. И между двумя этими полюсами возникло и нарастало со временем такое напряжение, от которого моя жизнь искрила и сверкала яркими и обжигающими огнями.

Но это уже совсем другие истории.