Иван Сергеевич совершает утреннюю прогулку с палками в руках. Правая рука вперед, левая рука вперед… Это, так называемая, скандинавская ходьба, модная сейчас и, говорят, полезная для здоровья.
Иван Сергеевич уже не молод, восемьдесят с плюсом ему, а потому устает он палками-то махать, и бывает, останавливается, чтобы передохнуть, дух перевести. А останавливается Иван Сергеевич, дух перевести, около уличных рекламных объявлений. Рекламой-то сейчас все обклеено, и стены домов, и столбы освещения, и стволы деревьев, и даже, на мусорные баки умудряются рекламу-то клеить. А рекламные объявления бывают очень занимательные, а порою, и забавные. Вот и совмещает Иван Сергеевич свой отдых от скандинавской ходьбы с чтением уличной рекламы, но не как потребитель, а так, развлечения ради.
И в это утро остановился Иван Сергеевич передохнуть у столба освещения с рекламными объявлениями. И уж было приступил он к чтению объявлений о продаже недвижимости, но привлек его внимание большой бумажный лист, приклеенный к столбу скотчем, аккурат над объявлениями. Иван Сергеевич подошел к столбу ближе, пригляделся, глаза-то уже не молодые, и прочитал: «Мы все — шелупень!»
Удивился Иван Сергеевич, подумал: И кто мог такую хрень-то написать, не иначе, это шутка или глупый розыгрыш какой». Он даже пальцем у виска покрутил, мол, много на свете чудаков-то, и скандинавским шагом к дому направился.
И забыть бы Ивану Сергеевичу эту «шелупень». Но как-то и обидно ему было, получается этот неизвестный, чудак или шутник, и его, уважаемого человека, «шелупенью»-то обозвал. А Иван Сергеевич даже в мыслях своих не мог допустить, что «шелупенью»-то может оказаться. В прошлом он токарь высшего разряда, передовик производства, дважды награжденный знаком «Победитель соцсоревнования», и фото его на заводской «Доске почета» висело. И со всей страной Иван Сергеевич коммунизм строил. И нет его вины в том, что не достроили коммунизм-то.
А сейчас Иван Сергеевич ветеран труда, со льготами по оплате ЖКХ, капитального ремонта, проезда на общественном транспорте.
И казалось бы, и переживать-то Ивану Сергеевичу было не о чем: жизнь прожил достойно, и сейчас он уважаемый человек. Но обида на неизвестного шутника, так и не проходила.
Иван Сергеевич хотел уж было о своих переживаниях-то и сомнениях с женой Клавой поговорить. Но не решился, уж очень строга Клава, и на язык остра, пожалуй, и высмеет старика-то, «олухом небесным» назовет, или еще чего и похуже скажет.
Но Клава и сама заметила, что муж чем-то расстроен, и спросила, мол, не случилось ли что на прогулке-то.
Ну уж тут Иван Сергеевич и рассказал все Клаве, и о «шелупени», и о своих переживаниях. И даже, прямиком ее спросил: «Клавдя, а мы с тобой шелупень?»
А Клава слушала мужа насупившись изподлобья, такая уж у нее манера, а как выслушала, так прямо и ответила: «О себе умолчу, а ты, Ваня, настоящий шелупень».
Удивился Иван Сергеевич, и, даже, обиделся. Но возражать не стал, побоялся попасть на Клавин острый язык. Но уже скоро Клаве стало жалко мужа, она смягчилась, обняла его за плечи, и сказала: «Ты уж, Ваня, не обижайся на мою прямоту-то, но сам рассуди, живем мы с тобой в десятиметровке с соседями, пенсии наши не превышают прожиточный минимум, мы даже денег не можем скопить на свои похороны. И беззубые мы с тобой, Ваня, год уж на бесплатные зубные протезы в очереди-то стоим. И получается, Ваня, что оба мы шелупени. Но ты, Ваня, не переживай, таких как мы беззубых шелупеней-то, пожалуй, и полстраны будет, а то и поболе».
Обидно было Ивану Сергеевичу такое слушать, но и возразить ему было нечем. Только и сказал Иван Сергеевич: «Умная ты у меня, Клавдя, всегда все растолкуешь и объяснишь».
И по-прежнему Иван Сергеевич совершает утренние прогулки с палками в руках, скандинавским шагом. Но когда он устает палками махать, то уже не останавливается дух перевести около уличных рекламных объявлений, а отдыхает на скамейках, и наблюдает за голубями и воронами.
А птицы никогда не скажут Ивану Сергеевичу, что он — шелупень.