Наблюдение, пожалуй, самое важное состояние творческой личности, какого бы уровня мастерства она ни была. В особенности это касается прозаика! Поэт может побывать на седьмом небе, увидеть – и там жить можно! Прозаик всю жизнь прижат к земле, как снайпер, слит с окружающим фоном: притих, чтобы не вызывать искажений объекта своим вмешательством. Он быстро врастает в место, где находится, будто кусок раскрошившегося кирпича на обочине, будто трамвай, дребезжа и громыхая пересекающий перекрёсток и мимоходом расплющивающий о рельс оброненную кем-то монету. Вдохновение для прозаика – это переполнение впечатлениями от увиденного. Поэт чаще старается схватить гармоники, витающие над явлениями, прозаик всегда копошится в подноготной самих явлений.
Когда-то отец принёс мне необычную книгу: «Меткие стрелки». В ней в самых мелких деталях описывалось искусство меткой стрельбы. Педантично, от главы к главе изучались приёмы охотников и воинов, умевших поражать цель, не обнаруживая себя. Рассматривались все изобретённые человечеством приспособления, позволявшие остаться не обнаруженным, все виды оружия снайпера. Я с увлечением многократно перечитывал книгу. Потом я часами тренировался по-снайперски сканировать местность – чтобы не упустить ни одной мелочи. Наблюдать за обстановкой так, чтобы сразу фиксировать в памяти каждую особенность объектов, пересечение их теней, оттенки красок. Потом надо было незаметно юркнуть в выбранное заранее укрытие, затаиться и оживить в памяти картину, заострив внимание на тех деталях, которые скрыты за первым впечатлением. Потом надо снова выглянуть и понять: как изменилась обстановка, как она представилась с другой точки обзора. Словом, в книге той раскрывалась хитрая наука: как глядя на доступное всем, заметить то, чего большинство не разглядело до конца.
Это произошло на бульваре Комарова. Едва я свернул на эту улицу в той точке, где она пересекается с проспектом Космонавтов, сразу выделил одноэтажное строение, расположившееся в уютной низинке между панельными многоэтажками – безликими бетонными термитниками для людей. Весьма современные, однако, уже прочно обжитые коробки, собранные достаточно надёжно, чтобы в них прожило и успешно умерло 5-6 поколений россиян. Каждое из строений, обступивших одноэтажное здание, пережило уже по 3-4 пожара, с полсотни затоплений и почти столько же внутренних перепланировок, порядка тысячи семейных раздоров, когда в ход шли тяжёлые средства убеждения: сковородки или скалки. И, невзирая ни на что, не вызывало никакого сомнения то, что они выдержат втрое больше.
За одноэтажным строением, отделанным белым пластиком, своеобразным фоном расположился типичный внутриквартальный дворик: пара немного обшарпанных детских площадок, полдесятка гараже, разрушающие уют своей грубой формой и разукрашенными граффити боками. Три палисадника возле подъездов, ухоженные клумбы, деревья, разбросанные по площадке и уже дотянувшиеся до седьмого этажа, старались вдохнуть больше жизни в пространство замкнутое между бетонными коробками.
В контурах здания, под белым пластиком, ещё угадывалась преобразованная бытовка, – снятый с колёс и немного облагороженный строительный вагончик, к которому примкнула белокирпичная пристроечка. Однако дела хозяина шли в гору, и к этому добавилась просторная веранда с ажурными столиками, окружённая висячими цветниками. Сам факт того, что столики и стульчики здесь были не из пластмассы – банального атрибута уличных забегаловок, а из более благородного и дорогого металла, говорил, что доход от заведения был достаточным.
Разумеется, всё то, что такой доход обеспечивает, происходило тут ближе к ночи. Тем не менее – поверьте моим наблюдениям ; и по утрам такие кафе вовсе не пустую. А казалось бы: у каждого теперь дома всё что хочешь: микроволновки, фритюрницы, тостеры, многофункциональные кухонные плиты… И что – многие зажиточные мужи с ужасом обнаруживали, что все эти прибомбасы не очень сильно помогали ненаглядным спутницам освоить искусство домашней кулинарии, поэтому даже весьма благополучным господам из среднего класса приходилось завтракать в ближайшем кафе. Благо специально подобранные цены для рабочих завтраков или обедов были заметно скромнее вечерних. Находились и те, кто спустился сюда обсудить важные вопросы вдали от посторонних ушей – это уже так называемые деловые завтраки. Коммерциализированное время породило специфичные виды застолья.
Вся эта публика и является моей желанной добычей! Не вечерняя гламуризованная публика – пришедшая поразвлечься, а те, кто за недорогими, но вполне съедобными тефтелями или фаршированным перцем и чашкой чая из пакетика пришли обсудить очень важные для них вопросы. Те, кто не подозревает о том, что поблизости может находиться доморощенный писатель, растопыривший уши на 360 градусов и овладевший приёмами, как оставаться незамеченным!
Конечно – для сантехника с динозавроподобного завода «Ростсельмаш» обедать в таком кафе спального района было бы непозволительной роскошью, поэтому пришлось выбирать жену менее эффектную, зато более практичную в кухонных вопросах. Однако как-то незаметно ко мне приклеилось весьма занимательное хобби – сочинять тексты на русском языке, которые весьма отдалённо напоминают художественные произведения. Наверное, этому обстоятельству способствовали бурные перемены в России, только увлечение приклеилось столь прочно, что я уже насочинял на четыре книжки. И такому бурному книготворчеству (без отрыва от производства) не помешало даже то, что в школе у меня по русскому была со скрипом натянутая «четвёрка».
Дело было во второй половине сентября, самой промозглой и безрадостной. Настроение – депрессивное, и я уже подумывал не раз: а не послать ли всех подальше, однако посылали в основном меня, и это достало окончательно. В начале недели я несколько раз постоял на сквозняке после душа в холодной раздевалке цеха, и вот – вчера – у меня установилась долгожданная температура. Сегодня, спозаранку я добросовестно отстоял очередь в регистратуре, так что вскоре получил талон первичного посещения и картонный квадратик со счастливым номером «7», минуты три усиленно кашлял и сморкался перед молоденькой светловолосой девушкой в чистеньком, беленьком халатике. В итоге: в полиэтиленовой сумке (кульке с ручками) у меня лежал честно заработанный фиолетовый листок в крапинку, заполненный красивым, хоть и мелковатым подчерком. Уходя из кабинета светловолосой Айболитши, я от души поблагодарил и почти незаметно положил на стол свою последнюю книгу, а под ней ещё и плитку чёрного «Российского шоколада». Всё это вместе взятое, гарантировало пару недель свободы от запаха прокопченных цехов и солидоловой смазки водяных насосов. Я мигом отслал начальнику заранее подготовленную эсемеску: «У меня больничный!» – и на 14 дней забыл о его существовании.
Вот в таком качестве я вначале одиннадцатого приближался по бульвару Комарова к уютному белому зданию кафе в центре спального микрорайона. В кармане у меня было несколько сотен, а вид у меня казался вполне затрапезным для одинокого безработного холостяка, мечтающего в ближайшие пару часов подумать за кружечкою пивка о своих горестях. Таким образом я сразу же вклинился в обстановку и притих возле окна за столиком, расположенного так, что неспешно попивая «Арсенальное» и похрустывая фисташками-кириешками можно было подсмотреть и подслушать всех, сидящих вокруг – достаточно незаметно повернуть голову.
Через пару минут, все посетители утратили ко мне всякий интерес и занялись тем, чем были увлечены до моего появления.
Однако я не напрасно в самом начале повествования вспомнил о снайперах, то, что происходило за угловым столиком возле стены, вполне напоминало скрытную дуэль двух великолепных стрелков, замаскированную до времени сеткой из малопонятных окружающим фраз.
Я чувствовал себя немного неловко, сидя в одиночестве за своим столом: но посетители кафе совершенно не занимали их. Семь человек, наполнившие зал, могли бы все разом умереть, а любовники даже не заметили бы этого. Я заказал себе вторую порцию пива, мелконарезанный суджук и погрузился в мечты: позволять теребить себя на людях, дома позволять разувать себя, гладить, ласкать и слушать, как она спрашивает, чего я еще хочу. Глупеть от блаженства в тепле, перемещаться от кресла к кровати, в приглушенном свете лампы, слышать только свои собственные короткие приказания и еще более короткие слова согласия. Расслабленным голосом посылать её в нужный магазинчик или в излюбленную забегаловку на противоположной стороне проспекта, дабы подготовили к вечеру столик.
– Ты опять не о том, - прозвучал голос, возвращая из страны грёз.– Неужели ты мне не расскажешь?
«Необычная женщина! И по-особому хороша!»– подумал я.
На подтянутом молодом мужчине, сидящим рядом с красавицей за соседним столиком, была лётная форма, очевидно, он недавно приземлился. Слава Богу его рейс вернулся без происшествий и терактов, однако его подруга не поторопилась нажарить котлет к его прилёту. пришлось ему преодолеть себя, и в конце концов спуститься на землю и ютиться в бывшем строительном вагончике. Судя по сервированному столу, его зарплата позволяла такое, даже после затрат на свою прекрасную женщину. Которая, скорее всего, нигде не работала: такие – если не могут вклиниться на подиум или взвиться на небосклон российской эстрады, – обычно больше ни к чему не пригодны и вообще проблемами трудоустройства долго не замарачиваются.
Звук пощёчины заставил меня вздрогнуть. Моя пара вскочила – оба вскочили и были очень бледны. Потом мужчина бросил на стол несколько купюр и вышел из кафе. Девушка села и достала косметичку. В своём зеркальце она увидела меня…
Застигнутый врасплох, я смутился, и мой глаз совершенно непроизвольно подмигнул ей. Она мило улыбнулась:
– Он заслужил свою пощёчину!
– Простите, это ваш супруг?
– Нет.
– Жених?
– Ещё чего, «мама – я лётчика люблю»! – с сарказмом усмехнулась она, поправив роскошные пшеничные пряди.
– Кто же он вам?
– Брат.
– Тогда что же, извините, произошло между вами?
– Вы расспрашиваете свою сестру о подробностях её ночной жизни?!
– Хм! Признаюсь мне это любопытно, особенно если она счастлива…
– Я не счастлива, но это мои проблемы. Если моего мужика считают тряпкой, то и я не многого стою!
Я протянул ей мою визитку – мою книжку, на последней странице которой записаны мой мобильный и электронный адреса. На её лице промелькнула заинтересованность, она явно не ожидала обнаружить во мне писателя.
Громкий и разгневанный голос заставил нас обернуться.
– Кто вы? – рявкнул её вернувшийся «брат».
– Простите! Ваша сестра…
– Моя сестра?! Она назвалась моей сестрой? Мерзавка!
Он потащил её к выходу, но когда они уже покидали зал, она мне украдкой подмигнула…