Я не открою Америки, но то, что у одного и того же человека в разном возрасте совершенно разное восприятие окружающего мира – это аксиома. То и так, как я видела мир в двадцать лет, сейчас я бы увидела и почувствовала по иному, словно другой человек. Вот почему мне пришлось воспользоваться машиной времени, чтобы улететь в далёкий семидесятый и снова почувствовать бешеный, зашкаливающий ритм, дающий возможность пережить и перечувствовать за один день столько, сколько сейчас хватило бы на всю оставшуюся жизнь.
Несколько дней до похода новички осваивались на турбазе. Затем группы уходили в недельный поход, а через 3 дня на машине им должны были привезти в условленное место продукты и всё, запасы чего было необходимо пополнить. Так был построен план. Нам предстояло привыкнуть друг к другу, изучить какие-то азы походного дела, и, наконец, освоиться в незнакомой для себя гористой местности. Омичи, дети степного Прииртышья, мы и холмы-то видели редко, а тут – горы! Домики-гномики наши облепили подножье горы на разной высоте, что давало нам возможность почувствовать себя горными козочками, бойко скачущими с валуна на валун.
Природа Баян-Аула вводит впервые попавшего туда человека в оцепенение первобытностью своей красоты: ты понимаешь, что перед тобой – ВРЕМЯ… ты веришь в то, что всё это было здесь и сто, и тысячу лет назад. Безмолвные свидетели веков, горы, покрытые соснами где-то реже, где-то гуще; озеро, прозрачнейшая вода которого манит к себе неудержимо; камни, видевшие события вековой давности и готовые принять нас, мокрых, распластавшихся на них, чтобы согреть теплом, подаренным им палящим солнцем. Всё было ново, мы бродили по окрестностям лагеря с неистощимым любопытством, разглядывая всё, что растёт, ползает, летает и наполняет воздух незнакомыми ароматами и таинственными звуками.
А когда на горы падает ночь – да, да, именно падает, а не спускается, то такого неба вы уж точно никогда не видели. Кажется, что можно дотронуться до него рукой, стоит только подняться немного выше по горе…. А звезды? Сквозь сосновые иголки они казались елочными игрушками, небрежно развешанными на всех деревьях вокруг. Если найти нужное положение и совсем задрать голову вверх, то месяц в небе вполне сошел бы за рождественскую верхушку для самой красивой сосны на этой горе.
Но нам вечером и ночью почти всегда было не до звезд. На самой большой сосне висел репродуктор, который днём исправно сообщал все последние известия лагеря, а вечером из него раздавались сладкие звуки, собирающие всех обитателей лагеря на танцплощадке. Вот где сверкали искры глаз, ожидающих встречные искры… Вот где замирали сердца от предвкушения чего-то волшебного и неповторимого… Вот где неловкие объятья были просто частью танцевальных па… Вот где шуршали и тихие шепотки, и звучали нарочито громкие разговоры, которые предназначались именно тем, кто их невольно слышал. Я уже писала, что в лагере были на летних сборах лыжники из Павлодара, так что недостатка в кавалерах у наших девочек не было.
А мне, как всегда, нужен был «принц на белом коне», на роль которого я сразу избрала тренера лыжников, Сашу (если я правильно помню его имя) – высокого блондина с классическими чертами лица. Но, к сожалению, правильно воспитанную тургеневскую девушку к тому времени никто не обучил строить глазки, а потому красавец Саша остался только в моих воспоминаниях. Так же, как и качающийся под репродуктором фонарь, освещавший то ту, то другую пару, которые незаметно скрывались с танцплощадки в ночной мгле, так же, как и незнакомая мне тогда мелодия, которая среди прочих постоянно звучала среди ночи, отражаемая горным эхо, так же, как чувство, говорящее мне: не сегодня, но завтра твоя мечта непременно сбудется…
И ведь я верила в это.
Мелодию, звучавшую в Баян-Ауле, я искала долго, а когда нашла её, не смогла расстаться. Когда я её слышу, перед глазами встаёт ночной Баян-Аул, танцплощадка, и парень, к которому я так и не насмелилась подойти.
Вот она:
https://youtu.be/wYS5M0GiOqo