Жена лешего

Андрей Гурьянов
Там чудеса: там леший бродит…

1.

Автобус резко набирал скорость.
«Теперь уже точно через сорок минут приедем», – проговорил Сергей.
Он как бы оправдывался перед Дашей за то, что пришлось так долго ехать. Им составленная и разрекламированная программа прогулки в «чудесное местечко», где «много тишины и мало людей», где «можно хорошо отдохнуть после недели напряженной работы» и «пообщаться с дивной природой», утомительной поездки будто бы не предусматривала.

Однако путь туда, где он в детстве чудесно проводил почти каждое лето, оказался труден из-за многочисленных пробок на дорогах, объездов и ужасного состояния городских улиц. Лагуткин и предположить не мог, что милый уголок его детства еще преподнесет им массу неприятностей и треволнений.

Сегодня их командировка в этом заволжском городе закончилась, и группа коллег-единомышленников, которая прежде казалась монолитом, тотчас распалась. Начальник заторопился домой, и Лагуткин даже с облегчением вздохнул, услышав от Владимира Ивановича, их руководителя, категорический отказ в ответ на формальное приглашение задержаться на пару дней.

Наоборот, приятной неожиданностью для Сергея стало то, что Даша Морева заинтересовалась его предложением провести вместе выходные. Впрочем, Даша, которая совсем недавно устроилась на работу к ним в отдел, успела зарекомендовать себя человеком непредсказуемым. Некоторым эпатажем в высказываниях и экстравагантностью поведения Морева привлекала внимание многих мужчин, да и внешностью Бог ее не обидел. Но ни один из так называемых записных сердцеедов рабочего коллектива не мог похвастаться, что девушка оказывала ему предпочтение.
 
Даша вела себя раскованно, но с коллегами держалась на расстоянии, о своей личной жизни не распространялась. Сотрудники попытались было узнать каково ее семейное положение через отдел кадров, но к разочарованию любопытных Морева получила недавно паспорт нового образца, в графах которого сведения о браке нынешнем или прошлых отсутствовали.

Мнения о новой сотруднице в коллективе разделились. Одни причисляли ее к авантюристкам «без царя в голове», «кому море по колено». Другие, наоборот, считали двадцатичетырехлетнюю Дашу расчетливой «хищницей», которая вышла на охоту за мужем. Так или иначе, но девушка по-прежнему оставалась для всех «загадкой», которую пытались «разгадать» многие сослуживцы.

Лагуткин не был исключением, и сейчас, по его мнению, подворачивался удобный случай найти ответ на интересующий всех вопрос: «Who’s that girl, эта гражданка Морева?». Через сутки Сергей уже проклинал себя за то, что предложил Даше поехать с ним, а ее – за то, что согласилась. Но это было потом.

В данный же момент Лагуткин недовольно бурчал:
«Надо же, целый час из города выбирались! Можно сказать, успели мне всю душу смогом заплевать!»

После этих слов Сергей обернулся. Автобус как раз поднимался в гору. Над городом – загазованным мегаполисом – висела плотная темная дымка. И это несмотря на то, что большинство заводов промышленного центра не работали, они практически умерли. А что творилось здесь лет пятнадцать назад. Работа кипела, бурлила, спорилась, выбрасывая энтузиазм трудящихся миллионами кубометров дыма через десятки заводских труб. Тогда Сережа еще подростком в последний раз приезжал отдохнуть к своей двоюродной бабке на летние каникулы. Через пять лет он вернулся в поселок уже на ее похороны.

Однако стоило перевалить за гору, и ты словно попадал в другой мир. За горой и шумы, и запахи казались иными. Хотя порой и они были не слишком приятны. Чего стоил один только стойкий запах, который исходил от крупнейшего в регионе свинокомплекса и всякий раз доносился до пассажиров, когда автобус проезжал мимо.

«Не дожили свинки до счастливых дней. Ни хрюканья, ни запаха после себя не оставили», – невесело хмыкнул Сергей, глядя на пустые корпуса комплекса. Кстати, через двенадцать часов в недобрую ночь свинячий визг услышит Даша и не только она.

Не замечая настроения Лагуткина, его спутница с радостным удивлением смотрела в окно автобуса. Она безотрывно любовалась красотой открывавшегося перед ней сельского пейзажа, который ей, как истинно городской жительнице, представлялся буколическим. Даже попавшийся на глаза Моревой вид разваливающейся старой водонапорной башни с надписью «63г.» не портил общего впечатления. Время в пути для Даши летело быстро.

– Уже выходим? – спросила она, увидев, что молодой человек встает из кресла. Сергей, все еще обуреваемый грустными воспоминаниями, молча кивнул. Тогда Даша поднялась и направилась вслед за ним к выходу из автобуса. На остановке Лагуткин опустил сумку на землю и стал оглядываться по сторонам.
– Встречаешься с детством? – понимающе взглянув на Сергея, девушка поставила свою сумку рядом.
Молодой человек вновь кивнул и задумчиво проговорил:
– Пойдем, пожалуй.

Они направились к местной «триумфальной арке» – к двум столбам, между которыми довольно высоко висела металлическая сетка с приваренными к ней буквами. Из них складывалась следующая надпись:
«БОТ…НИЧЕСКИЙ ИНСТИТУТ».

Отношение аборигенов к пропаже буквы «А», как впрочем, и к частой перемене географических названий по всей стране, ярко продемонстрировала запряженная в повозку лошадь, которая оставила после себя свежий след из «кучек» перед парадным входом. Вслед за лошадкой на территорию института торжественно проследовали и наши герои, причем Дарья Морева сразу же наступила в навоз.
 
– С почином! – засмеявшись, поздравил ее Лагуткин, и сам того не зная, оказался прав.
Пока Сергей отмывал под струей воды из колонки Дашину обувь, девушка с интересом осматривалась. Заметив это, Сергей поставил перед ней чистые кроссовки и, когда она обулась, продекламировал:
– Налево повернешь, – в Пойму попадешь. Если прямо пойдешь, то в институт зайдешь, а направо завернешь…
 
– К друзьям забредешь! – пробасил незнакомый голос. Даша обернулась и увидела коротко стриженого загорелого крепыша, который незаметно подошел к ним. В следующую минуту он уже сжимал Лагуткина в объятиях, радостно повторяя:
– О-го-го! Кого я вижу!
– Да пусти ты, Володька! Пусти! – только и смог задушено проговорить в ответ Сергей. Но все же на покрасневшем от напряжения лице Лагуткина ясно читалась радость от встречи с другом детства.

– Ты, Серёжа, не предупреждал меня, что нас встретят! – с наигранным негодованием повысила голос Морева, решив привлечь к себе внимание незнакомца.
– Вот это палево! Серега, ты попал! Ну, ты попал! – воскликнул крепыш и, повернувшись к Даше, пояснил. – Он всегда был у нас молчуном. Я вчера сплю, а он звонит, ты понял.

Затем, прищурив один глаз, парень оценивающе посмотрел на спутницу Сергея, ткнул себя пальцем в грудь и проникновенно произнес: – Владимир.
– Даша, – представил девушку Сергей и, многозначительно посмотрев при этом на товарища, уточнил. – Сотрудница из нашего отдела.
– Базара нет, – бросил друг детства Лагуткина и сразу сменил тему разговора. – Дома за столом побухтим о наших планах на вечер. Можем…
– Володь, пока стоит прекрасная погода, я хотел бы прогуляться, показать Даше Пойму, – прервал приятеля Сергей.
– Так я и говорю! – не унимался его друг. – Вы идете к реке, я заношу ваши вещи на квартиру, и мы встречаемся. Ну, почему ты назначил встречу на этой остановке? Далеко ведь тащиться до дома. А! Понял! Понял, не дурак! Как говорится, поближе к природе.

– Здорово, Вован! – Почтительный, с характерной для определенной группы молодежи гнусавостью голос прозвучал из проезжавшей мимо машины, водитель которой, заметив крепыша, замедлил ход. В ответ тот кивнул.
– Тормозни, – небрежно произнес Вован, схватил сумки и, уже обращаясь к друзьям, продолжил. – Значит, встречаемся в парке Института в… Сейчас три часа. До шести вам за глаза хватит.
Он подмигнул молодым людям и уселся в ожидавший его автомобиль.

– Ты, Даша, познакомилась с одним из друзей моего детства, – задумчиво проговорил Лагутин, глядя вслед удалявшейся «восьмерке».
– Твой приятель из местной братвы?
– С чего ты взяла? Из-за его лексикона?
– Да нет, сейчас все так говорят. Но уж больно внешность у него типичная. Он, кстати, случайно не сидел?

– Откуда мне знать? Мы пятнадцать лет не виделись. Зато, когда я в детстве сюда приезжал... Да, веселые были денечки. Сейчас мы сойдем в Пойму. Посмотришь, по какому отрывистому склону мы с Володькой скатывались на велосипеде. Кстати у него тогда велосипеда не было, приходилось по очереди на моем. На такой скорости носились, аж ветер свистел в ушах! Иной раз велосипед подскочит на кочке, и ты летишь, летишь…

– Не страшно было? – с подковыркой спросила Дарья. – В кусты падать?
– Ну, что ты, конечно нет! То есть в кусты я не падал. – Запутавшись в своих воспоминаниях Лагуткин было замолчал, но в ту же минуту, словно вспомнив что-то очень веселое, продолжил. – Один раз Володька врезался в огромный муравейник...
– О, муравьиные укусы очень полезны, – ехидно вставила девушка.
– Я тоже ему об этом говорил, а он не поверил и, знай, с меня муравьишек стряхивал.
– Потрясающие впечатления, – совершенно серьезно произнесла Даша и сочувственно покачала головой. Видимо, пожалела Сергея то ли за то, что в его «тяжелом» детстве имел место столь печальный эпизод, то ли за то, что он до сих пор так и не научился врать. Ведь, как известно, не приврешь – красиво не расскажешь, а уж не умеешь, не берись.

Занятые разговором, Лагуткин и Морева совершенно не обратили внимания на плохо закрепленную на доске объявлений афишу. Вечером в местном клубе должен был состояться спектакль, в котором главную роль исполняла заслуженная артистка России Белоярцева М. М.

Спутники неторопливо вышли за пределы поселка и по крутому склону спустились к пойме реки, заросшей лесом. Даша была очарована стоявшей в низине тишиной, нарушаемой только щебетом птиц. Да иногда доносившимися издалека голосами проходящих, но невидимых за густой листвой людей. Молодые люди вышли на берег реки. Сели на пригорок и долго-долго молчали, размышляя каждый о своем.

Размышлял и друг Вован над причинами, которые толкнули Лагуткина появиться в поселке, да не одного, а вместе с девицей. Его совершенно не устроили объяснения Сергея, данные им во вчерашнем телефонном разговоре. Он якобы очень желает приехать в поселок и встретиться с другом детства. Как говориться, пройтись по «местам былых сражений» и «вспомнить детство золотое». Очень трудно было в это поверить после 15 лет молчания Лагуткина. Ни писем от него, ни встреч с ним, на одну из которых, кстати, в Москве у общего их приятеля, Сергей не явился, сославшись на чрезвычайную занятость. И вдруг…

Поэтому Вован занимался тем, что у себя в квартире очень внимательно изучал содержимое сумок своих гостей. Он осторожно извлекал и перебирал барахлишко Сергея: рубашки, брюки, нижнее белье, несессер, тюбики с зубной пастой, кремами для и после бритья.

«Ехал в командировку на две недели, а вещей набрал с папину тучу! – гоготнул гостеприимный хозяин. Затем как бы в подтверждение своих слов он добрался до объемистого пакета на дне сумки Лагуткина. Здесь дожидалось своей очереди грязное белье. – Ну, не иначе голландским сыром затарился до Москвы, – принюхавшись, поморщился Вован, но сверток с носками все же развернул. После чего последовал его ворчливый комментарий, – Мог бы постирушки хоть изредка устраивать».

Сложив все обратно в сумку, он начал осмотр багажа Моревой. При этом Вован открыл-закрыл баночки с всевозможными кремами, которыми пользовалась Даша. Не оставил без внимания флакон с шампунем, извлек содержимое косметички, и тщательно ощупал все швы на одежде. Наконец, утомительная работа была закончена. Парень посмотрел в зеркало, подмигнул своему отражению и отрапортовал:
«Шмон закончил, герр вертухай! Бомбы не имеет место быть!»
 
За то время, что Вован провел в квартире, окна которой выходили на юг, воздух в комнате стал душным и жарким. Хозяин подошел к балконной двери и со словами, – Сделал дело – отворяй смело, – распахнул ее настежь.

Он знал, что сейчас его бессмысленное балагурство – это защитная реакция организма, создавшего своего рода предохранительный клапан. Клапан, который сбрасывает внезапно проявляющийся избыток энергии. Той энергии, которая должна возникать только после приема препарата. Беда заключалась в том, что сегодня парень катализатора не употреблял.

За нездоровой веселостью обычно следовало ощущение все усиливавшейся дрожи в мышцах, переходившей в спазм. Дрожь предупреждала о скором наступлении  приступа болезни, которую можно было смело назвать профессиональной. Приступ! Сегодня он надвигался необычно быстро. Вовану, хотя он двигался сейчас уже с трудом, пришлось поспешить в санузел «хрущевки». Прямо на ходу он снял с себя и разбросал по полу квартиры майку, шорты – «бермуды», плавки. Затем открыл холодную воду и, не дожидаясь, когда ванна наполнится, залез в нее.

Непослушное теперь его воле тело начало судорожно изгибаться. Вован кое-как умостился на неуютном металле ванны и стал ждать «прихода» – облегчения, наступавшего от живительной прохлады воды, в которую постепенно погружалось его измученное тело. Парень прикрыл глаза.

Вспомнились слова Эрика, кореша, с кем он начинал работать: «Жизненный путь «странника», как и сон алкоголика – краток». Дружок очень хорошо разбирался и в том и в другом. К сожалению, в феврале месяце этого года Эрик уснул навеки.
Через полчаса боль, которая изматывала и вытягивала все жилы, эта боль в мышцах наконец отступила. А еще через пятнадцать минут из ванной комнаты, поигрывая тренированными мускулами, вышел словно заново родившийся Вован.

Глядя на него, никто и никогда бы не подумал о том, что еще тридцать минут назад этот крепкий на вид парень походил на человеческий «хлам». «Приступы случаются все чаще и чаще. Так и преставиться недолго», – поморщившись, подумал Вован.

«Вперед, вперед – труба зовет!» – с этими словами он вышел из подъезда дома и отправился на встречу с друзьями. Попутно молодой человек решил осмотреть часть «подопечного» ему поселка. Путь лежал мимо здания клуба. Судьбе было угодно, чтобы «труба» позвала Волкова к служебному входу очага культуры, где он и стал свидетелем некрасивой сцены.
 
Деятели этой самой культуры выясняли отношения. Стильно одетая, красивая в свои пятьдесят женщина хорошо поставленным голосом нисколько не смущаясь присутствием посторонних людей, заявила, что стоящий перед ней администратор полное дерьмо и ему недолго осталось работать даже с такими идиотами, которые окружают ее в театре.

Выговорившись, мадам решительно направилась в сторону обзорной площадки, откуда открывался прекрасный вид на пойму реки. Администратор красный как рак покинул крыльцо и скрылся в дверях клуба. Посторонних людей, которые слышали разговор служителей Мельпомены было всего двое.

Крепыш Вован и какой-то заезжий почитатель таланта актрисы. Понять, что этот тщедушный тип – ее поклонник, не составило большого труда. Несмотря на самоуверенный вид и костюм от Версаче, почитатель явно смутился, когда подбежал к артистке. Правда эта минутная слабость не помешала ему рассыпаться перед ней в комплиментах. Однако самое удивительное заключалось в другом. Высокомерная, надменная Белоярцева слушала его, похоже, с благосклонностью.
 
Вовану было глубоко наплевать на беседу поклонника с «предметом» его обожания, но он насторожился, когда увидел появившегося из кустов местного дурачка, который внимательно наблюдал за актрисой. Когда же Вован направился к нему, блаженный шарахнулся в заросли. – Леший! – окликнул он дурачка и бросился за ним. Там, в высоком и густом чапыжнике, крепыша Вована и оглоушили.

Между тем приезжий почитатель таланта Белоярцевой продолжал тараторить, незаметно увлекая актрису к краю площадки над обрывом. Женщина милостиво улыбалась, жеманно пряча лицо в подаренном мужчиной букете диких орхидей. Именно на слове «диких» сделал ударение почитатель ее таланта, когда вручил цветы. Не столько вид этих, вообще-то невзрачных цветов, сколько известные женщине «дикие» на них цены настолько потрясли воображение актрисы, что она даже разрешила поклоннику поцеловать свою руку.

Никто этой сцены не увидел. Как и следующей, в которой театрал в импортном костюме неожиданно ловко для своей комплекции перебросил дородную актрису через бордюр прямиком в овраг. Зрителей, а возможно и будущих свидетелей происшествия, к сожалению не нашлось.