Сейчас уже вряд ли кто-то точно вспомнит, когда в доме появилась Тортила. Отец говорит, что подарил её нам с сестрой вместо собаки, о которой мы мечтали несколько лет. В этом я как-то очень сильно сомневаюсь, потому что собака и черепаха – это совершенно несопоставимые понятия. Собака бегает за хозяином, выполняет все его приказания, облизывает всех, кого любит, а черепаха занята только собой, своей персоной, и, как мне кажется, ей глубоко безразлично, где она и с кем, главное, чтобы ухаживали и кормили. Тем более невероятно, что такая замена нас с Галкой устроила бы. Мама уверена, что Тортилу она отбила у нехороших мальчишек, которые чуть не замучили бедное животное, подбрасывая и ловя её, как мячик. Дедушка хитро щурит глаза и делает вид, что ему все эти разговоры совершенно безразличны, хотя и у него есть своя история, которую он озвучил нам с Галкой. Из его авторитетных воспоминаний следует, что Тортила забрела на нашу дачу от неизвестных соседей. Дед потом якобы обегал всю округу, выясняя, кому принадлежит черепаха, но, не найдя счастливого обладателя, решил оставить её внукам, тем более, что, опять же по его словам, Галка долго плакала, узнав, что черепаху нужно отдать законному владельцу. Ни я, ни Галка сего эпизода помнить по определению не можем, поскольку на тот момент мне было года четыре, а Галке – всего два. Её горькие слёзы по поводу черепахи тоже как-то очень сомнительны, потому что Галка всегда рыдает по поводу и без, и вполне могло оказаться, что уж никак не Тортила явилась причиной её душевных переживаний.
В наши бесконечные споры никогда не вмешивалась бабушка. То ли она и вправду не помнила никакой истории, то ли ей просто некогда было обсуждать с нами столь незначительные проблемы, поскольку в её задачу входило ведение домашнего хозяйства, так как мама работала с утра и до позднего вечера в своём, как говорила бабушка, ненасытном институте. Вообще отношения наших женщин скорее напоминали плохонькое перемирие, которое достаточно часто нарушалось из-за язвительных замечаний бабушки. Но мама терпела и при опасных ситуациях просто уходила в свою комнату, наверное, понимая, что выяснение отношений заведут их в ещё больший тупик. А может быть, её устраивало, что бабушка всё взяла на себя, и она боялась, вероятно, что свекровь разозлится и уедет к старшему сыну, который при любом удобном случае выражал свою обиду по поводу «полного обделения вниманием со стороны родителей».
Тортила в домашних передрягах естественно не участвовала. Вообще мне всегда казалось, что вся её жизнь – это бесконечная еда и не менее бесконечное путешествие в никуда. Она перемещалась из комнаты в комнату, напоминая всем своим видом старого человека, страдающего артритом, который с трудом преодолевает препятствия и просто вынужден перемещаться туда- сюда, чтобы сохранить хоть какую-то подвижность.
Честно говоря, нам было как-то не до неё. Я заканчивал девятый, Галка училась в седьмом. У каждого были свои проблемы, свои заботы, а кормлением и уходом Тортиллы опять – таки занималась бабушка, поскольку она была патологической чистюлей и не терпела в доме никакой грязи ни со стороны родственников, ни со стороны этой твари, как она называла нашу черепаху.
В середине августа отец пришёл домой позже обычного. Вид у него был какой-то сосредоточенный. Мама, разливая суп по тарелкам, напряжённо молчала. Было видно, что только они одни знают что-то такое, о чём нам предстоит узнать за обедом. Так и произошло.
Первой молчание нарушила бабушка. Она была тот ещё разведчик, мне казалось, что все мы со своими секретами у неё как на ладони.
- Случилось чего, сынок? – как бы между прочим спросила она, нарезая хлеб.
Папа сдержанно кашлянул.
- Приглашают в Москву… в главный офис…
-В Москву? – бабушка плюхнулась на стул и схватилась за сердце.
-Как это в Москву? – вмешался в разговор дедушка. Мы с Галкой замерли от восторга.
В Москву! Мы же увидим Красную площадь, которую до этого только на картинках видели, в метро покатаемся… Ух ты, аж дух захватывало.
Но бабушка с дедушкой, видимо, наших восторгов не разделяли.
Дед протёр очки и укоризненно посмотрел на папу.
-Как же так, Игорь? Получается, что сбегаешь от трудностей?
Бабушка немедленно просекла ситуацию и поспешила добавить свою ложку дёгтя.
-Так я и знала.
Она сурово посмотрела на маму:
-Ну что? Довольна? Добилась своего?
Мама растерянно переводила взгляд с мужа на свекровь и молчала.
Отец стукнул кулаком по столу.
-Настя здесь вообще ни при чём. Она сама только сегодня от меня узнала.
И никуда я не сбегаю. Просто предложили пойти на повышение, я решил попробовать. Да и для детей там перспектив больше. Серёжке несколько лет до окончания школы осталось, а там и Галка подрастёт, об институтах думать надо, а в Москве столько всего, выбор какой.
Некоторое время в кухне стояла полная тишина.
-А мы, сынок, как же? – бабушкин голос был непривычно тихим.
-Конечно, с нами. Квартиру дают, всё, что нужно, на первое время будет. А потом, чего уж там, слава Богу, руки - ноги есть, заработаю.
-Ну, знаете, - бабушка, видимо, взяла себя в руки. Вам – то всё понятно…Москва, перспективы… Только вот нам с дедом там делать нечего.
Всю жизнь здесь прожили, на заводе отработали, сами знаете, сколько, а теперь на старости лет нечего уже шило на мыло менять. Ни к чему нам Москва ваша, вот так и знайте!
Бабушка говорила и от имени дедушки, только было видно, что он не разделял её мнения, сосредоточенно протирал очки, но молчал.
Отец был растерян не на шутку:
-Так, родители, это что же? Бунт на корабле? Куда же мы без вас? А кто за детьми присмотрит? Мама, даже Настя не ропщет, а уж ей-то покидать насиженное место сложнее всех будет. В институте все к ней с уважением, ценят, любят…Она-то не боится...
Бабушка открыла было рот с явным желанием пройтись по маминому адресу, но её опередил дедушка.
Он даже встал со своего любимого кресла, когда начал говорить. Видимо, так он чувствовал себя более значительно.
-А вот это, Зинаида Владимировна, тебя не касается, кто там да что решает. Тебя сын просит, помощи твоей ждёт, а ты в позу встала, смотрите-ка, барыня – боярыня наша!
Бабушка от неожиданности даже губу прикусила. Вот это был настоящий бунт, потому что дед всегда молча выслушивал свою супругу и старался ей ни в чём не перечить.
-Тем более, сама говоришь, что старики мы с тобой уже! Так какая нам разница, где жить? Главное, что со своей семьёй, с внуками.
-Ну что скажешь, мать? – дед повернулся к бабушке.
- А я что, я ничего, уж и сказать ничего нельзя, - начала оправдываться она.
-Вот и славненько, мои дорогие! Вы же наше всё! Без вас мы как без рук! Значит, возражений не имеется?
Папа говорил напряжённо бодро, но его весёлость выглядела как-то искусственно. Было заметно, что он и сам прилично нервничал.
И всё равно его последние слова как-то всех расслабили, что ли. Мы радостно загалдели, зашумели, а бабушка украдкой вытирала выступившие не ко времени слёзы и проникновенно смотрела на отца - не подвёл, младшенький, про стариков не забыл, уважил. Понимает, значит, как много они значат для семьи...
-Папа, а когда уезжаем? – не удержался я.
-Да времени на сборы маловато. Через две недели должен быть на месте, так что собирайтесь.
Тортила, конечно, не понимала причину суматохи в доме, но всё чаще прятала голову в свой каменный домик, как будто старалась уберечь себя от излишних эмоций. Когда до отъезда оставалось меньше недели, отец сам завёл разговор о черепахе.
-Хотел с тобой насчёт Тортилы поговорить. Говорят, что в самолёт с ней нельзя. Как говорится, рождённый ползать, летать не может, - невесело пошутил он.
Я поднял голову и внимательно посмотрел на отца.
-А как же тогда? – голос предательски дрогнул. Она же как член семьи!
- Отдадим Михалычу, у него уже две есть, так что третья не помешает. Не переживай, сынок, ей там хорошо будет, ты же знаешь.
Михалыч был папиным закадычным другом. Они с первого класса дружили так, что водой не разольёшь, как всегда говорила бабушка. Папа был прав: Михалыч человек надёжный - сказал, что все будет хорошо, значит будет. Только на душе кошки скребли: вроде бы жила себе и жила, наша черепаха, мы с ней просто сроднились, а теперь бросаем, как ненужную вещь – предательство какое-то. Не по - человечески.
Михалыч принял Тортилу с распростёртыми объятиями.
- Не волнуйтесь, хорошо ей у нас будет, всё же компания такая подходящая, не заскучает. Примут её мои черепашки в свою семью.
Мне же, однако, как-то так не показалось. Две другие соплеменницы Тортилы копошились в своём углу, на новенькую никто не смотрел.
Оказалось, что я как в воду глядел. Среди ночи нас разбудил звонок Михалыча.
-Слушай, Игорёха, приезжай, забирай свою красавицу, она тут всё слезами залила.
Михалыч стоял в прихожей с всклокоченными волосами, видно было, что он не так давно поднялся с постели.
Отец пытался возражать:
-Что с тобой? Какими слезами?
-Черепашьими, брат, черепашьими.
-Шуршала долго в углу своём, я свет включил, а у неё в глазах слёзы стоят.
Мы с отцом вошли в комнату.
Две черепахи Михалыча дремали в аквариуме, а наша Тортила
будто замерла.
-Ну, Антоха, и где ты там слёзы увидел? – спросил отец.
-Ну, ладно, может, не слёзы потоком, - пошёл на попятную Михалыч, - но то, что слеза застыла в глазу – это точно, Игорёха, вот чего хочешь думай, но не вру.
Я сделал шаг в сторону Тортилы. И вдруг она бросилась ко мне так быстро, как могла. И это был не просто рывок, это была просьба не бросать ее - ведь она любит нас и доверяет нам. Головка ее была приподнята, в глазах стояла слеза. Отец с Михалычем были ошеломлены не меньше моего.
-А ты говоришь, что слёз быть не может, - медленно процедил дядя Антон.
Мы шли обратно пешком по ночному городу, а в тряпочке, любезно выданной нам дядей Антоном, мирно дремала наша Тортила.
- Что делать будем, сын? - отец положил мне на плечо свою жилистую руку.
-Ехать ведь надо, билеты куплены, вещи сложены…Что делать? – повторил он свой вопрос.
- Не можем же мы всё отменить из-за черепахи.
Я понимал, что он прав, ой, как прав, но забыть Тортилу с задранной кверху сморщенной головкой, не мог. В её мудрых глазах, как сказал Михалыч, застыла слеза.
- Я знаю, что делать. Мысль обожгла и как будто оставила след на коже. Теперь – то я точно понимал, как буду действовать…
На вокзал я примчался весь взмыленный и растрёпанный. Поезд в Москву отходил в пять. У меня оставалось ещё десять минут, практически целая вечность, но я боялся, что в самый ответственный момент моя решительность сойдёт на нет. Почему-то подбежал к седьмому вагону, возле которого стояла молодая симпатичная проводница.
Видно, я был так возбуждён и так путано всё объяснял, что сначала она смотрела на меня совершенно не понимающими глазами. Потом развела руками.
-Куда же я её возьму? Да и вообще… не знаю даже, как с этими черепахами обращаться…кормить чем…
Я сунул ей в руки пакет с чищеной морковкой и капустными листами.
-Этого хватит на два дня. Она немного ест. Поверьте, пожалуйста…
-А если сбежит куда-то, а я потом отвечай.
-Да не сбежит! Куда ей сбегать! Она же умная, понимает, что должна вести себя хорошо…
Видно, моё лицо выражало такую мольбу, что девушка начала колебаться.
-Ну, хорошо, если вы обещаете, что она будет в порядке.
-Спасибо вам, спасибо! А через пару дней я встречу вас в Москве.
Тортила отчаянно шуршала в коробке всё то время, когда я уговаривал проводницу, а потом затихла, успокоилась. Девушка приняла безбилетную пассажирку, приподняла коробку на руке, как бы взвешивая груз, на сколько потянет…
- Вы только не подведите, обязательно встречайте, а то мне её девать некуда! Я в Москве у тётки останавливаюсь, она живности никакой не потерпит…
Я радостно кивал в знак согласия и представлял себе, как сладко будет спать Тортила под мерное постукивание вагонных колёс. На душе было легко и спокойно.