О бабушке

Гайдай Ольга
        Сегодня большой праздник православных христиан - Пасха. Наше великое советское государство прочно вколотило в меня атеизм. Это состоялось незаметно, без обсуждений и сомнений. Потом уже после сорока пяти - многое (люди, обстоятельства, книги) начало вытеснять стереотипы, стало формироваться собственное мнение в этом вопросе.
Но хочу рассказать о другом. О своей бабушке. Их у меня было две. Два абсолютно разных человека. Во всех отношениях. Одна - заслуженная учительница, два ордена: Ленина и Трудового Красного Знамени, с активной гражданской позицией. Сколько помню, она вечно писала во все инстанция, отстаивая, нет, не свои интересы, а защищая маленького человека, обиженного власть предержащими.
         А вторая бабушка прожила всю жизнь в деревне под Одессой. Простая, неграмотная и искренне верующая в Бога. Описываю только то, что сохранилось в памяти от летних каникул, проводимых в деревне.  Каждое воскресенье она шла на службу. Заранее готовился наряд: кофта, к ней подбиралась юбка, под неё ещё и нижняя, платок, и обязательно душилась перед выходом. Просветленная и радостная она уходила. Возвращалась умиротворенная, мы завтракали, потом долго чаевничали.
         Бабушка никогда не затевала со мной разговоры о вере. По вечерам я часто за ней подглядывала, когда она молилась. У неё были специальные сшитые ею самой подушечки, на которые она становилас на колени во время вечерних молитвах. Во время их бабушка шептала, всхлипывала, горячо просила. Сейчас я понимаю, что она молилась о всех нас, родных и близких, в том числе и обо мне.
         Бабушка была сдержанной и терпеливой. Не помню, чтобы она меня ругала, хотя было за что. От скуки (детей моего возраста в округе не было, занималась “саморазвлекаловкой”) научила бодаться козленка. Эта уморительная картина так и стоит перед глазами. Он поднимался на две задние ноги и шёл на меня, а я - этакая смесь тореадора с быком, пританцовывая и приставив пальцы ко лбу, двигалась ему навстречу.
       Потом из этого милого козлёнка выросла удивительно пестрой яркой окраской желтоглазая красавица коза Майка. Выполняя все взрослые козьи обязанности (молока было много и хорошего, а потом и детеныша родила), в душе она оставалось резвящимся козлёнком. Когда этот последний в ней просыпался, она лихо вставала на задние копыта и двигалась навстречу тому, «который уже “руки в ноги”, и как можно поскорее и подальше от этого монстра». А ещё она умело изображала этакое абсолютное равнодушие к человеку, появившемуся в ее поле зрения, и стоило этому бедолаге зазеваться, молниеносный разгон и Майкины рога у него уже пониже спины. Все это было последствие «моей дрессуры». Но бабушка была персоной «нон грата», ни разу Майка не подняла на неё рога. Все остальные, включая ее учителя, то бишь меня, подвергались процедуре под возгласы: «Ааааа... нееет!».
         Дворовая собака была в восторге от моего приезда, так как придерживаясь убеждению, неправильно держать животное на цепи, я постоянно ее отпускала погулять. Пёс, шалея от счастья, исчезал на несколько дней, а потом как ни в чем не бывало возвращался, а за ним тянулись жалобы жителей на его незначительные шалости и бесчинства. Я лазала по деревьям и вечно ухитрялась исцарапаться до шрамов, порвать одежду, зацепившись за ветки. Все и не перечислишь, да и речь не обо мне, а о бабушке. Однажды она меня отругала. Знаете, за что? За приготовление яичницы на сливочном масле на сковороде, предназначенной для постных блюд. И то, скорее недовольство было тем, что я об этом знала и решила, что это неважно. Потом она эту сковороду вываривала в кипятке. Это не религиозный фанатизм — это ее вера, так положено!
         Бабушка была очень добрым и мудрым человеком. Многие в деревне говорили: «Пойдём к Аннушке, посоветуемся». И отказа не было ни в помощи, ни в совете.
         Так случилось, что по обе стороны дома ее окружали весьма недоброжелательные соседи. Одна соседка подбросила яд в огород и отравила кур. С детской яростью в борьбе за справедливость, в отместку мною было отловлено пару ее кур.  Закрыла их в амбаре с мыслью: «Приручу и будут вместо наших». Бабушка увидела, рассердилась на меня, а кур выпустила. На все мои возмущенные вопли сказала: «Это на ее совести. Бог с ней!». Прошли годы, жизнь и обстоятельства привели эту женщину к бабушке, она на коленях просила прощение за все причиненные ею пакости. Конечно, бабушка простила, и не просто простила, а искренне и с радостью.
         Второй сосед кипятком загубил посаженные нами молодые деревца. Я плакала от жалости. И уже придумывала жестокую месть. Бабушка сразу почувствовала мой настрой и строго сказала: - Не смей! Деревья посадим другие. А своей душе раны не наноси.
         Когда этот сосед умер, его домашние попросили бабушку его обмыть и совершить все необходимые религиозные формальности. Священника в деревне не было. И бабушка, не раздумывая ни минуты, пошла и провела там весь день и вечер. Мой детский ум, да и взрослый, это не понимал и не принимал. Не утверждаю, что бабушка была святая, но ее искренняя доброта и следование - «не суди», поражало и поражает.
         Удивляла в ней этакая интеллигентность. Она не переносила и не употребляла никогда бранных слов. Чистюля была необыкновенная, это при том, что водопровод во дворе появился где-то в 70-х, а до колонки идти два квартала, до появление последних - стирка на Днестре, до которого помимо, что далеко, но и крутой высочайший спуск- подъем. А зимой и с тяжеленной ношей мокрого белья!
У бабушки был отличный вкус, швея-самоучка все шила себе сама, ее юбки, кофты из хорошей ткани (ещё из прабабушкиного сундука), прекрасных расцветок и особого фасона.
         Бабушка любила есть и пить из красивой посуды. До сих пор не могу понять откуда у деревенской неграмотной женщины была посуда Кузнецкого фарфора. Конечно, я застала остатки: супница, сахарница, чашка, блюдо. (Последнее каким- то чудом оказалось у меня и сейчас хранится, как реликвия).
         Ела бабушка мало, видно сказывалась и жизнь полная лишений, и внутренняя дисциплина. Но понимала вкус в еде. Очень любила лимоны и маслины. Странная еда для деревни. Сама она тоже прекрасно готовила. Я много не помню, но баклажанная икра, рыба (лещ, рыбец), как она ее солила!   Фаршированная рыба. Райская еда. Благо жена рыбака. Вертуты (кажется они так назывались) пекла с ревенем и ещё чем- то).
         Бабушка все время была в делах и хлопотах. Хозяйство. Куры, коза, поросенок. А на Пасху нам всегда приходили посылки с пасхальными куличами, колбасами, сальтисоном.               
         Зимой бабушка нас навещала. И без дела никак! Она разрезала старые ненужные вещи на тонкие полоски, сшивала их между собой и накручивались огромные клубки. А со временем появлялись коврики, в которых я находила кусочки своего платья или сарафан сестры, папину рубашку или мамину блузку.
         Пять или более лет назад подобные коврики появились в ИКЕА, и я сразу вспомнила бабушкино незатейливое мастерство.
         Во время таких зимних рукоделий папа вёл с бабушкой разговоры, часто такого плана: «Мамаша, вы, поймите, Бога нет, вон уже космонавты летают. И нет на небе его!». Бабушка наматывала свои клубки, улыбалась и тихо отвечала: «Витя, и пусть летают и говорят. Бог сам знает, что ему делать и где быть. Вам пока так хорошо. А я живу с Богом и буду с ним всегда». Она очень любила папу, и их разговоры всегда были спокойными и добрыми.
Когда я родилась, папа был на учебе в Москве. А бабушка, которая приехала на время моего рождения во Львов, сразу в охапку младенца и в церковь Юры, где меня и окрестили. Вот так бабушка и благословила меня на мой долгий путь к вере. Уверена, что ее молитвы от многого меня уберегли в этой жизни. Царствие ей Небесное!
          Христос Воскресе! С праздником, кто празднует. Кто нет, то просто: будьте любящими и любимыми. И помните всегда своих родных и близких.

2-я часть.
         Уже вошло в привычку «догонять» дополнениями свою же публикацию. Сегодня остановлюсь на пару моментах, которые всплыли в всколыхнувшей воспоминаниями памяти.
         Тяжелая, полная лишений жизнь бабушки, вмещающая в себя и голод, требующий неимоверных сил для спасения четверых детей; войну, саму по себе более чем жестокое испытание, усиленное оккупацией, во время которой на волоске висела жизнь дочери, которую  приняли за скрывающуюся еврейку, и хотели расстрелять; смерть от болезни одной из дочерей; утрату мужа (он был рыбаком), спасавшего товарища, провалившегося под лед на зимней рыбалке, простудившегося и умершего от пневмонии и многие другие весьма нелегкие перипетии, не ожесточили ее душу. Не победили неисчерпаемую доброту сердца.
         Об отношении к людям уже в двух словах написала, но она очень трогательно относилась к животным.
         Все поросята звались Борьками. И все до одного ее любили. Когда она их выпускала из загона, они везде следовали за ней. А если бабушка заходила в дом или летнюю кухню терпеливо ждали у выхода. Стоило ей присесть очередной Борька тут же укладывался рядом, похрюкивая, ожидая ласки почесывания за ухом или живота, и если это происходила, то хрюканье перерастало в гимн радости и восторга, как от ласки, так и от хозяйки. Мама рассказывала, что когда они держали корову, бабушка ей и песни пела, и на ухо нашептывала ласковые слова, и это при том, что в словах и поступках, к ним, детям была строгая и сдержанная. А корова чувствовала ее любовь, ластилась к ней, как собака, и при дойке только ей «отдавала» молоко. Тоже было и с курами, и гусями.
         Животные чувствуют искренность, их не проведёшь. И бабушка никогда, подчеркиваю никогда, не ела мясо животных и птиц, выращенных ею. Не могла. А когда забивали свинью уходила на край деревни, чтобы не видеть и не слышать. И долго после этого переживала. Выращенный мной чёрный цыплёнок (превратившийся впоследствии в солидную курицу), который под моим чутким руководством откликался на кличку Черныш, ходил за мной след в след, сидел рядом на стуле, когда я ела или пила чай, кормился из руки, прожил у бабушки до своей естественной смерти от старости.  Вот вам и черствое сердце крестьянки!
         Да, бабушка меня целовала только при встрече и расставании, не говорила ласковых слов, она смешно произносила мое имя, у неё получалось не Оля, а Воля. Тогда я над этим и не задумывалась, вернее в нежностях не нуждалась. Вообще, была независимой девочкой. Но сейчас, вооруженная жизненным опытом, приоткрываю завесу времени и понимаю, сколько любви и нежности к своим родным и близким людям несла в себе эта женщина. Жизнь ее научила глубоко в себе беречь эти душевные сокровища, не выставляя напоказ.
         И ещё. Последние годы с бабушкой жила ее старшая дочь. Как- то в своём письме она сообщила, что бабушка собирается умирать. Мама всполошилась, что, как, надо в больницу, какие лекарства.
         А бабушка просто поняла, что пришел ее час. Накануне вечером она пошла, помылась, попрощалась с дочерью, передала свои благословения всем и уснула. Так она ушла из этой земной жизни. Она была светлым человеком. Поверьте, я чувствую ее заботу обо мне и моих близких, мысленно говорю: Спасибо, родная!