- Сафта (бабушка), мой махшев (планшет)) нитка (завис), я сяду за твой компьютор?
Внучка не спрашивала, она ставила меня в известность. Поэтому, не дожидаясь ответа,прошла через комнату и уселась за мой рабочий стол.
- Ронит, я еще не сказала "да"! Ты же видишь, у меня гости, и тебе совсем не обязательно слушать, о чем мы говорим. Кстати, где твое "здравствуйте"? Сколько раз можно говорить! - я привычно "села на метлу".
Моя шестнадцатилетняя внучка, закатив глаза, тяжело вздохнула. В этом вздохе было все, и досада, что ее отвлекли от поиска нужной информации на экране, и неприятие старомодных правил хорошего тона, и снисходительность к бабушкиным причудам. А как еще, как не причудой, можно назвать эти постоянные требования оказывать внимание людям, которые ей абсолютно не интересны?! Но, тем не менее, все же буркнула, не отрывая глаз от экрана : "ЗДРАСЬ!". Мои слова о том, что она своим присутствием помешает нам вести беседу, девушка оставила без внимания, с ее точки зрения, четыре немолодые пенсионерки, одна из которых почти перешагнула восьмидесятилетний рубеж, болтают лишь о пустяках, типа проблем со здоровьем, разборка очередного ток-шоу, или ругают нещадно социальные службы. Что тут может быть секретного?! В крайнем случае, перемывают косточки своим ровесницам, что тоже совсем неинтересно.
Мои приятельницы с понимающими ухмылками переглянулись :" Ох уж эта израильская молодежь!." Но от комментариев воздержались, то ли меня огорчать не хотели, то ли посчитали неприличным вслух говорить о чужом семейном горе, коим являются невоспитанные дети. Вот в их семьях...
Правильно сделали, что воздержались! У меня в активе тоже непременно нашлась бы пара-тройка колких замечаний в адрес их родных! Но, поскольку мы все проявили чудеса деликатности, разговор и дальше потек в мирном русле. Пара слов о болячках, ощутимо портящих жизнь в последние годы, пара слов о ценах на овощи, невероятно взлетевшие за последний год, пара слов о правительстве. Нет, ничего плохого, дай Бог им всем здоровья, но чтоб их мамы жили так, как мы, с нашими съемными квартирами и с мизерным пособием на старость.
После второй чашки нескафе с сухим печеньем, не из супера, а моим фирменным, самое время незлобно вспомнить про отсутствующих, но внучка все сидела и сидела у экрана. Я решила ее поторопить.
- Роничка, мотек шели (сладкая моя), тебе долго еще? Что ты там так старательно пишешь?
- Скоро закончу, мне задали проект про первого космонавта.
- Про Гагарина?! - радостно-удивленно воскликнули мы хором. Всем было приятно слышать, что и в Израиле помнят и почитают нашего бывшего соотечественника.
- Какая еще Га-га? - внучка была озадачена не на шутку, - Я пишу про Илана Рамона, первого израильского космонавта, который погиб в тот год, и даже в тот день, когда я родилась. Представляете, я пришла в этот мир,а он ушел. И вот мне дали задание представить, что он не погиб, а мы, через 16 лет встретились, как бы он прожил эти годы, о чем бы мы говорили.
- Чтоб я Ленину сказала, если б встретила его.... - хорошо поставленным, не потускневшем с годами голосом пропела Айгюль. В далекой молодости она, хоть и недолго, брала уроки вокала, но певицей так и не стала. Муж запретил, считая это занятие не подобающим для замужней женщины, матери семейства. Очень серьезный был мужчина, хозяин! Айгюль с гордостью рассказывала, что когда они вместе "делали базар" (ходили за продуктами), муж так щедро тратил деньги, что она еле-еле могла дотащить до дома груженые мясом и овощами сумки. Почему она? Так не пристала мужчине с авоськами ходить! Так же, как мужней жене красоваться на сцене. И лишь иногда, на многочисленных семейных посиделках, ей разрешалось спеть любимую бабушкину песню "Ах Самара- городок", как пела ее известная в 60х годах певица, их дальняя родственница, Бибигуль Тулегенова, со всеми положенными придыханиями,
- Помните, нас в детстве тоже заставляли писать такие сочинения? Мы даже песенку тогда придумали :"Чтоб я Ленину сказала, если б встретила его? Я б его поцеловала, а потом автограф взЯла, ну а больше ничего." А вас заставляли? - обратилась она к сидящим за столом.
-А как же?! Обязательно, в пятом классе, в апреле, в аккурат перед всесоюзным субботником. - сказали мы с Еленой и Катрусей хором.
- Субботником??? - Ронит потеряла интерес к экрану и, развернувшись, округленными глазами посмотрела на сидящих за столом.
- Как-так субботник? - переспросила она. - Сафта, а ты говорила, вы в России шаббат не соблюдали, это, вроде, запрещено было? А теперь говоришь "субботник", значит таки был по субботам праздник!
- Вот она, современная молодежь, ничего не знают! - привычно, с пафосом, произнесла Елена. Эту дежурную фразу она произносила уже почти 50 лет, с тех пор, как из выпускницы московского педагогического института Леночки Гурович превратилась в преподавательницу русского языка и литературы Елену Паалну. - Субботник, милая моя - это не шаббат, это наоборот, воскресенье! И никто ничего не праздновал, все вкалывали в этот день, работали то есть.
Внучка смотрела на говорившую с нескрываемым интересом:
- В России субботник праздновали в воскресенье? В ем ришон, день первый? - уточнила она.
- Ну да, в субботу же тогда все работали, хоть и не полный день, дети в школе учились, а такое важное мероприятие все-равно надо было провести. Вот, вместо того, чтоб в выходной день дурака валять, весь Советский Союз, не только Россия, все жители всех республик, как один, выходили подметать улицы, дворы и парки. Это уж в середине 60х субботы нерабочими сделали, но дети по-прежнему учились 6 дней, а газоны по-прежнему чистили в воскресенье.
- Зачем? Для этого гананы и менаке (садовники и уборщики) есть, они за это деньги получают!
- Слухай, - обратилась ко мне Катруся, - ну чому они усе, - кивок головой в сторону внучки, - не могут по-русски нормально говорить? Вечно эта мешанина с ивритными словами! Вот шо она сейчас сказала? - До репатриации жившая где-то под Полтавой, до сих пор говорившая на украинском суржике, Катя очень ревностно следила за чистотой русской речи молодых израильтян. - Что такое эти "гананы" и "минаки"?
- Да какая тебе разница?! Ну, про уборщиков это она, ты все равно не запомнишь. Сколько раз я тебе говорила, давай вместе с нами на уроки иврита ходить, а то ты без переводчика пол арбуза в магазине купить не можешь!
- Ой, больно мине то надо, хай они русский учат!
Внучка, презрительно хмыкнув, опять повернулась к компьютеру и вызывающе застучала по клавиатуре, Я поняла ее без слов: вместо того, думала она, чтоб болтать о всяких глупостях, освоили б хоть бы "базарный" иврит, разучили Атикву (гимн Израиля), поинтересовались, как готовить настоящую шакшуку (омлет), а вместо слащавого, как его там, Михайла, что ли, слушали бы..., да хоть Йорама Гаона, как ее бабушка! Языка не знают, готовить умеют, а туда же, считают себя истинными израильтянками!
Здравый смысл в ее суждениях был, но в 16 лет думать так об уважаемых людях непозволительно. И я, максимально добавив металла в голосе, попросила нахалку удалиться. Ронит - девочка чуткая, мои интонации уловила, без звука собрала все свои причиндалы и, вызывающе виляя тощим задом, вышла из комнаты. Всем своим видом она давала мне понять, что я сейчас сильно ущемляю ее права, и нам еще предстоит серьезная беседа. Несмотря на показное возмущение, я была довольна, она - моя девочка, в этом возрасте бунтарский дух во мне тоже кипел через край.
А вот мои гости нежданно-негаданно получили лакомый кусок для обсуждения. Еще не менее 15 минут всласть критиковали крикливых, нагловатых, развязанных молодых израильтян, не испытывающих никакого пиетета к старшему поколению. Я молчала, хотя могла бы сказать многое. Могла бы, например, напомнить, как однажды компания малолеток, правда с солеными шутками и прибаутками, втаскивала в автобус сначала битком набитую продуктами тележку Айгюль, а потом, с не меньшим энтузиазмом, втянула на высокую ступеньку и ее саму. Могла бы припомнить Катерине, что кто, как не посторонний мальчишка, по собственной инициативе, сбегал домой и принес ей бутылку холодной воды, когда у нее прихватило сердце на лавочке у чужого дома, а потом еще минут пятнадцать стоял и обмахивал болезную специально принесенным из дома журналом, пока за ней не приехал сын. А вчера в аптеке девчушка с дредами и пирсингом во всех мыслимых и немыслимых местах мгновенно подскочила и уступила Елене единственный стул. И все это были наши чудовищные, невоспитанные израильские "мОтеки", наши дети, наши внуки. Но я молчала, и не только потому, что это были мои гостьи, но еще и потому, что все они были старше меня минимум лет на 7, а меня с детства приучили, что старших надо уважать.
Чтобы как-то сменить тему, я сказала:
- А вы заметили, что отношение к Илану Рамону у израильских детей такое же, как и у советских к Гагарину? Я хорошо помню, как мы вырезали из газет его фотографии и клеили в тетрадки, каким он нам казался красивым, добрым, таким идеальным, что даже болтающийся, невовремя развязавшийся шнурок на ботинке героя, идущего по красной дорожке рапортовать Хрущеву, не казался смешным, наоборот, это делало его каким-то родным и близким.
-Да, да, - загалдели одновременно гостьи, - такой свой, такой знакомый!
- Ой, а я так добре помню той день, когда Гагарин полетел в космос, словно то було на прошлой неделе! - мечтательно закатила глаза Катруся. - В тот год весна була дуже рання, усе цвело, вишня, черешня, алыча, все палисады стояли белые. И запах!!! Одуряющий был запах, я его словно до сих пор чувствую. Я тогда в садик ходила, в старшую группу, и нас после полудника повели на экскурсию. Не, ну как, на экскурсию, то тока так называлось. На самом деле, нас выстроили парами по двое и пол часа водили по району, периодически указывая то на одно, то на другое здание. Что именно мы должны были там увидеть, я не помню, я почти ничего не слышала. Нас парами ставили, мальчик - девочка, и мне в тот раз очень повезло, что рядом со мной целых полчаса шел за руку принц моей мечты. Пожалуй, это был единственный раз в моей жизни, когда тот, о ком я мечтала, достался мне без малейшего усилия с моей стороны. Всех остальных моих кавалеров мне приходилось долго и упорно добиваться, применяя все женские ухищрения, о которых я тогда знала, от дешевой косметики и одолженной у подружки мини юбочки до откровенной лести и пренебрежения своими принципами. Но об этом я расскажу в другой раз. Тогда я шла за руку с ….. Боже мылый, як же ж его звали? Не, не помню! Та не важно, помню, что йшли мы с ним за руку и вели таку интересну беседу, о том, де мы с ним будем жить. Потому, что за эти полчаса мы твердо решили ожениться и завести детей, то ли двух, то ли трех, а еще купить пару белых хомячков, потому, что они очень смешные. Мой жених настаивал, чтоб я переехала к нему в полуподвал, где у него был шикарный угол под обеденным столом. Но я колебалась, меня сильно напрягало наличие у будущего мужа двух драчливых старших братьев и младшей сестры, которая наверняка будет таскать мои куклы и бантики. Забегая вперед, скажу, что все наши планы рухнули буквально на следующий день, когда на музыкальном занятии мой кавалер, танцуя со мной в паре, громко пукнул. От стыда он убежал из зала, долго прятался у нянечки в подсобке, пока за ним не пришла мама. А мне дали другую "пару", и это было началом новой, и столь же недолговечной любви. В этой паре брошенной оказалась уже я, потому, что у другой девочки родители купили большую редкость по тем временам, телевизор, и она каждое утро рассказывала какие передачи видела накануне, но не всем, а только тем, кто откровенно выказывал к ней особую симпатию. Впрочем, я сильно увлеклась, все это было позже, а 12 апреля наша старшая группа детского сада чинно парами шествовала по улице, как друг из какой-то подворотни выскочил толстый кучерявый мальчишка, похожий на сильно подросшего Ленина, каким его изображали на октябрятской звездочке и закричал громко-громко:" Эй, малявки, да вы же ничего не знаете, сегодня Гагарин в космос полетел!!!" Слово "космос" мы все тогда уже очень хорошо знали, туда запускали спутники, собак Белку и Стрелку, все верили, что скоро, совсем скоро и человек туда полетит. Оказалось, это "скоро" уже наступило! А может мальчишка решил нас всех разыграть, пошутил так глупо и несмешно? Ну, если так, ему за это будет! Что именно ему может быть, мы тоже догадывались, хотя и в общих чертах. До нас, детей, изредка долетали обрывки разговоров взрослых о том, как за "некоторыми, не в меру болтливыми" по ночам приезжают черные автомобили и увозят их "куда Макар телят не гонял". И мы, малюзга, тогда прекрасно понимали, что Макар был дядька не ленивый, и если уж он со своим стадом куда-то и не забирался, так не иначе, как это был конец света.
Но пацан продолжая выкрикивать "Гагарин в космосе! Гагарин в космосе!" уже помчался дальше по улице, и все, кто слышал его кричали "Ура! Ура!" и радостно улыбались. Наши воспитательницы тоже закричали:"Ура!!!" и обнялись. Потом та, что была помоложе обратилась к нашей группе:" Дети, сегодня произошло событие огромной важности, не только для нашей страны, но и для всего мира. Сегодня человек впервые полетел в космос, и этот человек - наш с вами соотечественник, советский гражданин, его зовут Юрий Алексеевич Гагарин! Дети, запомните этот день на всю жизнь!!!" Вот я запомнила, наверное, все запомнили.
- Да, уж запомнили.... - Елена тяжело вздохнула. Она была большая любительница тяжело вздыхать, словно на своих плечах несла невероятно тяжелый груз. - Мне этот день тоже никогда не забыть. Только воспоминания эти не очень радостные. В тот год мама почему-то очень много работала, на нас с папой у нее совсем времени не хватало, и меня на всю зиму отправили к деду с бабушкой, в небольшой курортный городок. Мамины родители жили там с младшей сестрой моей мамы, в маленьком, но очень уютном домике, окруженном фруктовыми деревьями, ягодными кустами.А вдоль забора, причудливо переплетаясь, рос виноград сорта Изабелла. В середине августа на нем созревали тяжелые кисти темного чернильного цвета, подернутые сизой перламутровой пыльцой. Очень красивые, ароматные, но, на мой взгляд, не очень вкусные. У ягод была плотная жесткая кожица, которая легко отделялась, когда виноградину клали в рот, и все время приходилось выплевывать ее вместе с косточками. То ли дело "дамские пальчики", у которых ягодки были длинные, тонкокожие, сладкие-пресладкие. Тут таких никогда не бывает!
Елена опять тяжело вздохнула, взяла из вазочки кисточку мелкого зеленого винограда, повертела в руках, положила на место.
- Вот, вроде, и сладкий, а не то. И кукуруза не та, и инжир...
- И погода не та, и страна, да и ты сама уже не та, - подхватила добрая Айгуль, - это ты помнишь? Даже космонавт, которого теперь знают и любят наши внуки! А чего ты про виноград вспомнила, мы же, вроде, про апрель 1961го говорили?
- Ну да, именно апрель. - согласилась Елена. - Я целую зиму у бабушки провела, а в апреле, в первых числах, за мной мама приехала. Да так неожиданно, их с папой только к лету ждали, когда отпуск. А тут такой сюрприз! Бабушка заохала, засуетилась, кинулась было тесто на пироги ставить. Она всегда, когда ждала гостей, пироги пекла. Круглый с мясом, длинный с капустой и квадратный сладкий, с фруктами или с вареньем. Но мама ее остановила, сказала звенящим от волнения голосом: "Все, Ленку я у вас забираю, нам квартиру дали!!!"
Бабушка охнула: " Вот радость-то!", кинулась обнимать дочку. Мамина сестра Антонина, хоть и была уже почти взрослой, ей месяц назад исполнилось целых 14 лет, запрыгала на одной ножке и запела: " Ленку в город заберут, там квартиру ей дадут!" Дед наоборот, стал вдруг очень серьезен, медленно отложил в сторону газету "ПРАВДА", которую он читал каждый вечер, снял тяжелые роговые очки, засунул их в сафьяновый, расшитый потускневшими золотыми нитками, очешник, и только после этого спросил:
- Дали, говоришь? Простому инженеру, и десяти лет на заводе не проработавшему, не многодетной матери, не инвалиду, вот так вдруг дали?
Мама покраснела так, что казалось сейчас ее тонкая нежная кожа на щеках лопнет и кровь прольется прямо на белый шелковый платочек, который она, зайдя в дом, еще не успела снять с шеи.
- Владимир Борисович помог, - пролепетала она тихим голосом.
- Владимир Борисович?! - голос деда стал громким и раскатистым, - Владимир Борисович?! Ты же говорила, что больше дел с ним не имеешь? Что, опять на большие деньги потянуло?
- Нет, нет, что ты! - мама, чуть не плача, так затрясла головой, что шпильки посыпались градом и ее блестящие пепельные волосы небрежно упали на лоб и щеки. - Я с ним больше никаких дел не имею, все лекала для изделий сделала, а больше им от меня ничего и не надо. Все сами, и кроят, и шьют. Это он просто так помог, по доброте!
- По доброте! - передразнил дед, - была лиса к бобру добра, любила шубу из бобра.
- Нет, правда, их цех уже вовсю работает, там свой технолог за процессом следит, я больше никому не интересная. А квартиру не я, муж у себя в конторе получил, он давно на очереди стоял. Просто эту квартиру какие-то многодетные самовольно заняли, вот Владимир Борисович нам и помог их выселить.
- Ну, если так - ладно, поздравляю! Грань, я гастроном за четвертинкой метнусь, может еще чего надо?
Квартира, которую мы тогда получили, была не Бог весть что, пятый этаж без лифта, две небольшие комнаты, крохотная кухонька. Зато своя, не коммуналка, как раньше, район хороший, школа через дорогу. Вся семья наслаждалась привалившим нам счастьем, обживала новое пространство. Родители расставляли мебель, вешали люстры и бра, прибивали на стену вышитый мамой ковер, стелили в коридор плетеную бабушкой дорожку. Так прошла неделя.
12 апреля я, и все мои ровесники, с замиранием сердца слушали сообщение по радио о том, что советский летчик космонавт Юрий Алексеевич Гагарин первый в мире полетел в космос. Такая радость, такая радость! В школе по этому поводу отменили уроки, всех собрали в актовом зале, прочитали доклад о том, что Советский Союз, в очередной раз доказал миру преимущество социалистической системы перед капиталистической. И все радовались и хлопали в ладоши, потому, что верили, буржуям из капстран никогда нас не догнать. Правда, не прошло и десяти лет, как мой постоянный кавалер, будущий муж, стиснув побелевшие кулаки, с трудом удерживая в глазах слезы шипел сквозь зубы :" Не могу смотреть, как эта американская сука по луне гуляет!"
Вечером мама, веселая, в распахнутом, по причине необычного в апреле тепла, плаще, принесла домой большущий торт, украшенный шоколадными листиками и кремовыми розами кислотных цветов. Папа достал из холодильника початую бутылку сухого вина, разлил содержимое по модным бокалам из тонированного стекла, даже мне плеснули на донышко в зеленую граненую стопочку, из которой дед пил водку, когда приезжал в гости. Хоть и не любитель был "этого дела", но , как сам говорил, "цветного" не признавал.
- Ну что, за первопроходцев! - сказал отец, но выпить не успел, в дверь позвонили. Длинно так, настойчиво. Я кинулась открывать. На пороге стояли два незнакомых мужика в серых шляпах и в мешковатых, тоже серых, габардиновых плащах, похожих на шкафы. За ними маялся молоденький милиционер, наш участковый.
- Гражданка Гурович Мария Ивановна тут проживает?
- Да, это я - сказала мама, уже стоявшая рядом со мной. - А вы по какому вопросу?
Она старалась говорить уверенно, но голос предательски дрожал. Папа тоже вышел в коридор. Увидев пришедших он побледнел так, словно увидел что-то очень-очень страшное. Несколько раз открывал рот, но так и не смог произнести ни слова.
- Одевайтесь Мария Ивановна, Вам следует проехать с нами.
Мама, ничего больше не спрашивая, сняла с вешалки плащ, потом, передумав, повесила его назад, пошла в комнату и вышла уже в зимнем пальто, с пуховым платком на плечах. Твердым движением руки отодвинула одного из стоявших на пороге мужчин и, не оглядываясь, стала спускаться по лестнице.
Габардиновые плащи молча потянулись за ней, и только милиционер, стоя уже в дверях, сочувственно кивнул папе, мол, держись, старина.
Когда все ушли, папа, коротко бросив мне "Иди спать", ушел на кухню, достал из холодильника уже не вино, а водку и стал ее пить рюмку за рюмкой, не закусывая. А я ушла к себе в комнату и еще долго плакала в подушку, не до конца осознавая, что произошло, но понимая, что случилось что-то страшное и не поправимое.
- Боже, какой ужас, бедный ребенок! А маму на сколько лет посадили? - прошептала Айгюль.
- Обошлось. Мама, хоть и очень бледная, словно постаревшая за одну ночь на несколько лет, но целая и невредима, неся в руках тяжелое зимнее пальто и пуховый платок, утром вернулась домой . Опустив глаза, бросила отцу с порога: " У них на меня ничего нет, одни сплетни". На что отец тихо сказал "Никогда, слышишь, никогда больше!", и они еще долго стояли обнявшись посреди узкого коридора.
Через много лет мама рассказала мне, что в городе в те годы работал подпольный швейный цех, производивший дефицитную одежду. Такие потом, в 90е, стали именовать кооперативами. Модную продукцию, сшитую подпольно, сбывали, как импортную, втридорога, через спекулянтов и комиссионки. Некто Владимир Борисович, владелец этого производства, попросил маму разработать лекала по выкройкам из импортных журналов, большие деньги посулил, она и польстилась. Потом кто-то "стукнул куда надо", цех накрыло ОБХСС, всех, кто там работал, посадили на разные сроки, и тех, кто шил, и тех, кто руководил. Самого Владимира Борисовича на целых 15 лет закрыли, от звонка до звонка просидел, но потом вышел и опять поднялся. Умнейший мужик был, организатор, каких мало. В 90х крупным предпринимателем в нашем городе стал, и тогда уже те, кто его сажал, к нему на поклон ходили. При аресте,наверное, кто-то из присевших на маму указал, но в документах ее имя нигде не светилось, и Владимир Борисович не сдал, пожалел. Вот и пришлось отпустить. А могли, конечно, и посадить.Так что, 12 апреля 1961 года я, конечно, запомнила на всю жизнь, но Гагарин тут почти не при чем.
Возникла долгая пауза, во время которой каждая из нас думала о своем. Мне, как самой младшей, ночные аресты казались ужасом сталинских времен, то, что такое могло происходить и при Хрущеве, меня сильно удивило. Про цеховиков, подпольно изготавливающих обувь, белье, трикотаж, прячущих толстые пачки советских рублей в молочных бидонах на дне погребов, я тоже знала, но как-то смутно, мелькало что-то в старых фильмах. А вот чтоб так, от живого человека услышать....
Молчание прервала Айгюль.
- А я тоже помню этот день! И тоже не только потому, что Гагарин в космос полетел, - она сделала многозначительную паузу и обвела нас всех торжествующим взглядом, - в этот день у меня был шанс спасти Джона Кеннеди !
Мы обалдело смотрели на подругу, мелькнула мысль :"Совсем тетка умом тронулась!". И то сказать, она из нас самая старшая, девятый десяток на носу, серьезный возраст.
Айгюль все это прочла по нашим лицам и молодо рассмеялась, обнажив ровные, крупные, желтые зубы, все до единого абсолютно свои. Она вообще старела как-то странно, не толстела совсем, хотя в еде себя не ограничивала, любимый чок-чак на меду пекла чуть ли не каждую неделю. Глубоко посаженные раскосые глаза по прежнему блестели черными уголками из-под мохнатых бровей, и морщин на лице с возрастом почти не прибавилось, наоборот, кожа плотнее натянулась на скулах да приобрела цвет крепкого чая. Сейчас, когда она звонко смеялась, ей никто бы на вид не дал больше 60 лет. Но внешность внешностью, а с головой, видать, бедоська.
- Гуленька, та ты успокойся, чайку вот похлебай, конфеткой закуси - сердобольная Катруся пододвинула вазочку с полезным в нашем возрасте яблочным мармеладом. - Ну его, того Кеннеди, вбили его америкосы, а нам до того яке дило?!
- Сумасшедшей меня считаете, - Гуля укоризненно покачала головой, - не верите! А кто этого самого Кеннеди убил помните?
- Конечно, это все знают, Ли Харви Освальд. Такая официальная версия, хотя потом слухи разные ходили...
- Слухи слухами, но то, что Освальд стрелял, этого еще никто не опроверг!
- Даже если так, ты то тут причем?! - это мы с подругами произнесли хором.
- А вот и очень даже при чем, я за этого Освальда чуть замуж не вышла! И если бы это случилось, неизвестно, как бы там все повернулось с этим Кеннеди!
- Как говорилось в одной комедии, Ева все яблоко съела сама и вся Библия насмарку. Гуля, если ты сейчас не расскажешь все по-человечески, я тебя убью!
И Елена скорчила такую зверскую рожу, что не поверить в серьезность ее намерений было просто невозможно.
Айгуль, которой редко выпадал случай побыть в центре внимания, с наслаждением тянула время. Неторопливо отхлебнула из чашки, положила в рот мармеладку, опять отпила глоток. Только после этого приступила к рассказу.
- Я старше вас, мне в 1961 году было уже восемнадцать, совсем невеста на выданье. Хорошенькая была, как куколка - она блаженно закатила глазки, сложила губки куриной гузкой и стала похожа на обезьянку из мультфильма. Особое сходство ей придавал взъерошенный ежик коротких, основательно поредевших с возрастом волос. - Школу я закончила, а дальше что? У нас в поселке из учебных заведений лишь строительное ПТУ, где маляров-штукатуров готовят. Разве это профессия для девочки? Собрали семейный совет, что со мной делать дальше. Большинство родственников считали - надо выдать замуж. Девичий век короткий, еще два года и стану залежалым товаром, поди потом пристрой. И жених есть подходящий, совсем не старый, тридцати еще нет. Он, правда, по матери еврей, но семья там очень приличная, и не бедные, что немаловажно. Но тут уж я уперлась, мол, против воли старших, конечно, не пойду, но пока образование не получу, никакого замужества не будет. А жених подождет, сейчас не старые времена, девушка и в 22 еще не перестарок, и для жениха где 28, там и 32, у мужчины возраст не проблема.
- Тогда либо на учительшу, либо на медсестру, - авторитетно сказала бабушка. - Но предпочтительней на медсестру, детей и без образования правильно воспитать можно, у меня хоть четыре класса, всех сыновей достойными людьми вырастила. А вот здоровье что-то последнее время подводит, так что медсестра нам очень нужна.
Бабушку все уважали, и уже через неделю я оказалась в Минске у жившей там двоюродной сестры родного дяди мужа моей моей тети. Родня близкая, очень хорошо приняли меня, в медучилище поступить помогли, в больницу санитаркой на пол ставки работать устроили, чтоб своя копейка была, родителям облегчение. К марту я уже совсем городская стала, подружки появились, с ними в кино, на концерты, в парк гулять ходила. С парнями не дружила, на танцы не ходила, помнила, что дома меня жених ждет, которого я всего один раз видела. Вроде, понравился, обходительный. Как-то раз девчонки таки затащили меня в клуб на танцы. А там меня пригласил такой парень, что я не только про жениха, но и про маму-папу-бабушку враз забыла! Не красавец, но очень симпатичный, высокий, улыбчивый, и какой-то особенный. По-русски парень говорил хорошо, но с каким-то странным акцентом. Может из Прибалтики, подумалось мне тогда. Оказалось, из самой настоящей Америки! Танцевал очень хорошо, не топтался по кругу, как другие парни, вел очень уверенно и бережно. И я сразу влюбилась в него! Пока танцевали, познакомились, он представился Харви, рассказал, что поменял Америку на СССР, потому, что считает идеи коммунизма очень передовыми, а саму страну очень перспективной. Я в ответ от волнения и двух слов не сказала, лишь имя свое назвала, да улыбалась, как дурочка. Тогда он сказал, что таких девушек, как я, никогда не встречал, и что я похожа на принцессу из фильма Багдадский вор. Я потом этот фильм специально пошла смотреть, ну да, что-то в нас общее и правда было.
Когда Харви отвел меня к подругам, которые давно ревниво следили за нашим танцем, те сразу закидали меня предостережениями. Мол, американец - известный ловелас, каждый вечер с танцев с другой девушкой уходит, ведет к себе в отдельную квартиру в центре города, а там.... сама понимаешь! Поэтому, пока беды не случилось, уходи домой и выкинь из головы все, что он тебе наговорил.
Хоть ничего "такого" американец мне не говорил, я послушала доброжелательниц и ушла домой. Только от судьбы так просто не уйдешь и, не прошло и несколько дней, как увидела я бывшего американца в нашей больнице. Ухо у него воспалилось, вот и пришлось провести ему у нас почти на две недели. Ой, девочки, что это были за дни, словами не передать! Я не ходила - летала, не часы до смены, минуты считала, всех, кто просил, да и кто не просил, подменять бралась. О чем мы только не говорили с ним, как целовались, спрятавшись от чужих глаз под лестницей, в кладовке кастелянши, в хозблоке. Нет, не подумайте, границ я не переходила, хоть мой возлюбленный и был очень настойчив. Помнила рассказы подруг о брошенных ветреником девочках. Так и ему и сказала:" Только после свадьбы!" Не зря опасалась. Как-то раз увидела, что навещает его очень красивая девица, разодетая по последнему слову модного рижского журнала "Силуэт", в красное платье и белые туфли. А он ее, как и меня совсем недавно, буквально вчера вечером, нежно гладит по плечам, целует в шею, в губы, с улыбкой заглядывает в глаза. Я все поняла, но вида не показала, только в душе решила: " ВСЕ!!!" Вот такая была гордая.
В тот день, когда ему выписываться, вовсе на работу не вышла, взяла отгул. Но на следующий день он меня все-таки сам нашел. Это как раз и было 12 апреля. У нас в тот день лабораторная по химии была, кислоты-щелочи-соли, опыты какие делали, вдруг шум, гам в коридоре, кто-то голову в дверь просунул и как закричит:" Ура, мы ракету с человеком в космос запустили!!!" Одна девочка растерялась и спросила:" С живым?!" В другой раз ее бы высмеяли, сказали бы что-то типа " нет, с дохлым", но все были охвачены таким восторгом, что было не до глупых шуток. И поэтому в ответ прозвучало:" С живым, еще с каким живым! Он улыбнулся и сказал "Поехали!"
"Ураааааа! " прокатилось по училищу, гулко отозвалось во всех уголках старой, еще дореволюционной постройки. Захлопали двери аудиторий, студенты гурьбой повалили в актовый зал, и в это время я увидела Харви. Он стоял у окна с роскошным букетом каких-то весенних цветов и не принимал никакого участия в общей суматохе. Увидев меня, улыбнулся своей широкой белозубой улыбкой, какой еще несколько дней назад встречал меня в холле больницы, и какой позавчера улыбался девушке в красном платье. А я, едва кивнув ему, как малознакомому человеку, решительно прошла мимо, прямо в актовый зал, где бурно радовались и кричали многократное "ура" первому космонавту СССР и мира мои соученики.
Прошло еще несколько дней, и подруги рассказали мне, что Харви сделал предложение той самой девушке в красном платье. А в следующий раз я увидела его в 63ем, уже на страницах газет, когда весь мир облетело сообщение о том, что президент Америки, рыжеволосый, белозубый красавец, любимец многих женщин застрелен таким же обаятельным и белозубым парнем по имени Ли Харви Освальд. Мое сердце сжалось от боли. А вдруг, вдруг, если бы я тогда, 12 апреля, не проявила характер, простила ветреника, вышла за него замуж и удержала бы от возвращения в Америку, вдруг...
- Гуля, ты такая наивная! Да что ты могла изменить, когда твой американец был агентом КГБ и убить Кеннеди было его заданием! - Елена была очень рассудительной дамой, любая сентиментальность ей была чужда. - С тобой, с Мариной, так звали его жену, с другой девушкой, на ком бы он не женился, он все равно бы вернулся назад и стал убийцей. Такая работа, ничего личного, как говорят в Америке. Но если тебе нравиться думать иначе - пожалуйста, никто-то не мешает! Только не жди от меня слез умиления твоей богатой фантазией!
Гуля обидчиво поджала губки, но промолчала, всем своим видом показывая, что, если личная жизнь некоторых была серой и небогатой на события, то завидовать надо молча. А она знает то, что знает.
- Дурень думкой богатие! - подлила масла в огонь Катруся. Ей было немного обидно, ее история по драматизму не шла ни в какое сравнение с историями приятельниц.
- А ты чего молчишь, - обратилась она ко мне, - что, совсем рассказать нечего?
- А что я могу рассказать? В апреле 1961 года мне еще и года не исполнилось, и , если верить рассказам моей мамы, потому, что сама об этом времени я ничего не помню, никаких из ряда вон выходящих событий, кроме желудочных колик и газиков, со мной не происходило.
В это время в комнату заглянула Ронит. Держа возле уха мобильный телефон, она сообщила мне, что компьютер все время виснет, и она в таких условиях заниматься не может, поэтому идет к своему другу. Надолго. Может даже до ночи. И без паузы в телефон :" От меат они аво.. Ани гам оэвет отха, ани мэта алеха" ( я сейчас приду. Я тоже тебя люблю, я просто умираю по тебе)
Когда дверь захлопнулась, Катруся с некоторым испугом спросила:
- А куда она помчалась, кто-то умер?
Видно, из всего , сказанного внучкой, она поняла только слово "мета", что означает нечто умершее. Елена, как всегда, раздраженно выдохнула:
- Учи иврит, чучундра!
Елене, прирожденному лингвисту, выучить новый язык не составило никакого труда, и поэтому чужая безграмотность ее сильно напрягала. Впрочем, как и многие другие человеческие слабости.
Я решила опять перевести разговор, теперь уже в деловое русло, и предложила обсудить наконец-то график мероприятий нашего клуба на следующий месяц.
Ронит сходу бросилась на шею открывшему ей дверь парню. Как же, они так соскучились друг по другу, ведь не виделись не меньше трех часов, с тех пор, как он проводил ее после уроков до самого дома. То, что за это время они не меньше получаса проболтали по телефону, не в счет. Ведь сколько не говори "целую, целую", губам слаще не будет. Прошло немало времени, прежде чем девушка вспомнила, зачем пришла.
- Слушай, мой компьютер надо срочно перенастраивать, второй сбой за неделю. А мне завтра проект сдавать. Можно я за твоим поработаю?
- Нет проблем, я на отцовском лептопе свою работу доделаю! Сейчас все принесу. -Шай мотнул головой, длинные, почти до лопаток, дреды , как толстые канаты запрыгали по его спине. Он вышел из комнаты, а когда вернулся, нес лептоп подмышкой, а в руках поднос с двумя стаканами холодной воды и вазочкой доверху наполненной чипсами. Ронит машинально взяла один лепесток чипсов, сделала внушительный глоток воды. На улице такая жара, ей все время хотелось пить.
- Знаешь, - начала она жалобным голосом, - я ведь хотела на бабушкином компьютере работу доделать, так у нее гости, видите ли! Вечно, как соберутся, болтают без умолку, не остановишь. В принципе, они мне не мешали, но бабушке отчего-то не нравиться, когда я их разговоры слушаю, говорит, ребенку такое знать не следует.
- Они что, о сексе говорят ?!- Шай расхохотался, настолько нелепым ему показалось это предположение. Нет, он не против, у его бабушки, которой вот-вот исполнится восемьдесят пять, и которая уже три года живет в "теплом доме для родителей" ( в доме престарелых) тоже есть хавер ( сердечный друг), причем, уже второй с того момента, как она стала вдовой. И его никогда не интересовало, чем старички занимаются наедине, но предположить, что они разговаривают об ЭТОМ? Какая нелепость!
- Да нет, - ответила Ронит, набирая на клавиатуре нужный текст, - разговоры все больше какие-то скучные, про знакомых, про болезни, старое время вспоминают.
- И что в этом запретного?
- Вот и мне непонятно. Они сегодня, как узнали , что я работу про первого космонавта пишу, сразу какого-то Гагу вспомнили.
Шай обнял девушку за плечи, нежно поцеловал в висок.
- Рони, птичка моя, не Гагу, а Гагарина, наверное. Надо внимательнее на уроках слушать.
- Точно, Гагарина! Вроде, он первый в мире космонавт был. Я считала, Армстронг. А на уроках я о тебе думаю, мне слушать некогда.
Они еще некоторое время целовались, потом Шай продолжил:
- Это правда, но первым в космосе был русский Гагарин, а американец Армстронг первым на Луну высадился.
- Вот видишь, значит я не такая уж невнимательная, что-то улавливаю! Так вот, они сначала про этого Гагарина вспомнили, а потом тот день, когда он полетел. Там, в России, оказывается, такой праздник в этот день был, все ходили и кричали "ура", как у нас на День Независимости. И они все этот день до сих пор помнят.
- Я думаю, в это день не только в России, во всем мире "ура" кричали, все-таки первый человек в космосе. Вот интересно, а моя бабушка тот день помнит, она уже совсем взрослая тогда была. Слушай, давай ее спросим, интересно же!
- Давай!
Ронит уступила Шаю место за компьютером, он нашел в скайпе бабушкин контакт, нажал на опцию "вызов". Ждать пришлось не долго, в это предвечернее время старушка всегда была на связи. Звонок внука ее очень обрадовал, и несмотря на то, что еще три дня вся семья навещала ее , она подробно расспросила о каждом домочадце, включая болтливую попугаиху по кличке Шарон. Это имя птичке она дала сама, и не случайно, уж больно та своею разговорчивостью напоминала ей подругу молодости, у которой, по словам бабушки, тоже вода во рту не держалась.
Когда приветствия были завершены, а вопросы о семье иссякли, внук спросил, а не помнит ли случайно бабуля день 12 апреля 1961 года. Нет, он, конечно, понимает, дело давнее, столько лет прошло, но вдруг?!
Бабушка возмутилась, что значит "случайно не помнит"? Слава Богу,ни маразма, ни альцхаймера у нее нет, память дай Бог каждому. А день 12 апреля 1961 года она если и хотела бы забыть, так никогда не сможет. Ведь накануне, 11 апреля в Израиле начался суд над страшным человеком, палачом, военным преступником Эйхманом, будь проклято само имя его, и все его родственники!
Бабушка расплакалась, вытащила из кармана упаковку бумажных салфеток, стала вытирать ими глаза, щеки, нос. А слезы все текли и текли по ее лицу.
- Бабуля, не плачь, не переживай, если бы я знал, что ты так расстроишься, я бы ни за что не заводил это разговор. - Шай готов был сам расплакаться, Рони, стоящая у его плеча, тоже подозрительно зашмыгала носом.
- Милый, я просто вспомнила своих родных и близких, смерть которых на совести у этого убийцы. Знал бы ты, какие это были люди, какие умные, какие красивые, как много могли бы сделать, родить детей, понянчить внуков. Почти вся наша семья, а, поверь мне, семья у нас была очень большая, всем бы такую семью, сгинула в печах и газовых камерах Освенцима, Хелмно , Белжеца . Мне одной чудом удалось уцелеть, но синий лагерный номер на моем предплечье, который ты не раз видел, до сих пор напоминает мне, что и я могла бы быть среди тех, кто ушел.
Она опять заплакала и распечатала новую пачку бумажных платочков. Потом извинилась, сказала, что ей надо немного отдохнуть, экран погас.
А подростки все сидели обнявшись и молчали. Они уже забыли, что хотели спросить о том, кричала ли молодая бабушка "ура" 12 апреля 1961 года, узнав, что, в космос полетел первый человек, русский летчик со смешной фамилией Гагарин. Было понятно, что для нее, как и для многих израильтян, та дата навсегда останется днем справедливого и неумолимого суда над преступником, над нелюдем, который незадолго до конца Второй мировой войны произнес перед своими единомышленниками: «Я сойду в могилу с радостным сознанием того, что я убил шесть миллионов евреев». Но не знал того, что не удостоиться даже могилы, Господь не допустит.
Холон, 2020г
-
-