Время было после революции. На селе ещё жили по-прежнему, не вдаваясь особо в новые перемены.
Антон был молодым парнем, работящим, шустрым. Пока бежал по одному делу, успевал ещё десяток сделать по дороге. А вечерами брал, купленную недавно отцом Алексеем, гармонь, и шёл на посиделки, под вербы, девок развлекать.
Семья у них была купеческая, правда не какой-то записанной гильдии, просто купцы, купи-продай. Правда, были и свои работники, нанимались на работы со скотиной, да в поле, и приживались. Оставались надолго с хозяивами.
У Антона была уже зазноба, с кем обжимался вечерами. Антонина сама липла к нему, обнимая, как бы ограждая от посягательств других девок, пока Антон растягивал свою гармонь, выводил мелодию мехами. Девушкой она была крупной, сочной. А парню что, липнет и хорошо, кто же от девки откажется. Антонина была тоже из купеческой семьи. . Да какие они купцы, что те, что другие... Одно название, в гильдиях не состояли.
Но запасы имели, семьи большие, кормить надо, и работников тех же. Умели оборачиваться, денежку складывать, серебришко прикупать. Ну а Антон, с его красотой и талантами, первый парень на селе. Высокий, крупные черты лица, взгляд чернявый, стреляющий, руки большие, работы не боятся.
Антон с Антониной давно знакомы, можно сказать с детства. Отцы их выручали друг друга то зерном, то дело торговое совместно заведут. Вот и детям, по делам, и по дружбе вместе приходилось часто бывать.
Однажды отец послал Антона по делам, идти нужно было далековато, дворы новые, другие. Он уже подрастерялся, туда ли иду... Было жарко, солнце в мареве, Антон снял картуз и обтёр рукавом вспотевший лоб. Вдруг увидел, что навстречу ему будто облако золотистое плывёт... Пригляделся, дивчина с золотистыми коромыслами. Антон уж хотел было посмеяться, познакомиться прибауткой, на коих он был мастер, но и слова сказать не смог, так в горле пересохло. Стоял, как олух, и во все глаза смотрел на девушку. Уж больно тонка, даже в груди защемило. А глаза! Как глянула своими ярко голубыми небами на него, так и забыл Антон, куда шёл.
И не стало ему с тех пор покоя. Чудилась везде ему эта девица. И спать не мог, всё думал, вспоминал красоту её, и есть не мог, так тоска взяла. Антонина заприметила неладное. Да расспросы не помогли. И на посиделки не приходил больше Антон, а пропадал где-то, не сказав ей, Антонине, ни слова.
Пришёл Антон как-то к матери:
- Мам, жениться хочу. Поговори с отцом.
Заслали сватов к Даше. Девушку ту, тростиночку с ясными глазами, Дашей звали. И как видел её Антон, так казалось свет чистый идёт от неё. И не мог он надышаться Дашиным светом.
Была Даша из семейства аптекаря. Грамотные, конечно, все. Дети сызмальства обучены грамоте. Но какой прикуп с аптекарского дела, так, слёзы одни. Аптекарь очень любил своих дочерей, их у него было трое- Домна, Меланья и Дарья. Сынов бог не дал. Страшно было аптекарю расставаться со своей Дашуткой, да семья сваталась побогаче их, и хозяйство у жениха надёжное. Вообщем, сговорились.
Антон, от счастья своего, земли под ногами не чуял.
Прознала про свадебный сговор Антонина, шила в мешке не утаишь. Затаилась под деревом, дождалась Антона. А он от счастья светится, улыбка с губ не сходит...
- Как же так, Тоша? А я?.. полушалок мне дарил, надежду давал. Я! сватов твоих ждала!
- Антонина, ты прости, ты мне как сестра, мы же чуть не с колыбели вместе, за одним столом еду кушаем. На сестрах не женятся. Ох, как полоснула боль по сердцу Антонину. Как сжалось сердце в комок в груди, что и продышаться не могла...
На дворе июнь, скоро Купала. Пора венки плести, да суженого искать. Антонина место себе не находила. Схватила полушалок светлый, с ажурными кистями, Антоном дареный, да бросилась вон из дома.
Бегом бежала, себя не помнила. Остановилась у сплошного забора, серого, чуть покосившегося местами, толкнула калитку...Жила здесь известная на всю округу колдунья. Неприметная с виду женщина, то моложавая, с белёным лицом, то скроется по старушечьи под платком и не разберёшь, что за лицо. Антонина ворвалась к ней, стала, прислонясь к дверному косяку, в струнку вытянулась, как приклеилась.
Колдунья долго молчала, вид не подавая, шаркала кругами по комнате, больше возле плиты...
- Заходи, коль уж здесь. Чего прилипла. И вроде как беду Антонинину уже знает. Спрашивать не стала. Сказала, что принести, в ночь полнолуния.
Антон готовился к свадьбе. Искал серьги невесте своей, да монисто к серьгам. Ездил кольца серебряные покупал. Отрезы на платье Дашеньке. Свадебное уж скоро готово будет, и ему новый костюм.
И надо же так случиться, столкнулись на ярмарке они с Антониной, чуть ли не лоб в лоб. Антон выбирал Дашеньке своей ленты яркие, атласные. Антонина руку протянула к чёрной ленте.
- Да разве траур в семье, Антонина? Может помощь нужна?
- Будет скоро траур, Антон. Тебе помощь понадобится.
С тем повернулась и быстро ушла. Да Антона что пугать словами, он с быками справляется, мясо заготавливает, и на девичьи брёхи внимания не обращает.
Пришла Антонина поздно вечером, накануне полнолуния, к колдунье. Принесла, что было велено. Глядь, а у той по дому жаба лазит, накрытая ложкой, чтобы не ускакала. Так и лазит, таская за собой черенок ложки, а ложку саму на спине, как черепаха панцирь.
Что колдунья делала, Антонина не видела, сама участие принимала, но как во сне. Отдала Антонина всю свою злобу, все свои проклятья на любимого Антона, всю боль отдала на чёрную ленту. Колдунья лентой этой оборачивала свою жабу, да шептала заговорные проклятья, опускала ленту эту в банку с жуками-пауками, договаривалась с огнём, жертву огню приносила, договаривалась с болотной водой, пеплом её кормила... На семь колен ставила своё чёрное заклятье.
Антонина на печи оставила ей и полушалок тот, дареный, и денежек в платочек завёрнутых, а с собой унесла ленту голубую, яркую и сочную, как глаза соперницы-разлучницы...
День ли, два прошло, обвенчались торжественно Антон с Дарьей, обменялись кольцами серебряными. Вышли из церкви счастливые, радостные под солнышко милое, веселящее. Сели в открытую карету с кучером, всю украшенную цветами пахучими. С ветерком скакали в сторону женихова дома, там весёлая толпа собралась в ожидании молодых. Хлеб, соль уже наготове.
Две белых лошади, запряжённые в карету, красиво вытягивали шеи в разные стороны, ход имели праздничный, гарцующий, спешно подъезжали к распахнутым воротам. А у ворот стояла Антонина с режущей болью в груди и с лентой атласной в руках. Как поравнялись кони с воротами, так и бросила Антонина ленту цвета ярко голубого, как глаза соперницы-разлучницы.
Лента извилась рекой непроходимой, разделила два берега копытами быстрых лошадей, пала ниц…а лошади как взвились! Чудо помогло лишь карету удержать. Ахнула толпа! Не будет счастья… Молодым хорошего не ждать.
В стороне стояла неприметной, женщина, вроде совсем моложавых лет. Не сдержав усмешки злобной, прошептала: «Счастью не бывать все семь колен».
Продолжение здесь: http://proza.ru/2020/07/18/1646