С ослаблением агрессии коронавируса собрания ДВ возобновились. И, хотя еще добрая половина «уважаемых» была в антиковидных масках, и держались они на метровом расстоянии друг от друга, но неистребимая тяга к обсуждению мировых и прочих проблем снова повлекла их в скверы и скверики на облюбованные скамейки. Частично открылся ТРЦ «Старгород», как будто напомнил: жизнь продолжается. Лето разрешило снять куртки, пальто и плащи, а деревья раскинули над скамеечками зеленые шатры крон. Благодать. Самое время возвратить мозги к любимому занятию – поиску «сермяжной правды».
Следующее заседание открыл мужчина с хемингуэевской бородкой какого-то пегого окраса – седина тускло просвечивала сквозь русые завитки. Ему коллеги и прозвище в начале выдали – Пегий, но потом смягчили и облагородили, стали называть «Платиновым». Он сам их к этому подвигнул, сообщив как-то в разговоре, что девушка-дизайнер в парикмахерской, куда он ходил делать «дизайн бороды» (так было написано на вывеске).
Он и процитировал фразу бородовой дизайнерши:
- Какой красивый цвет у вашей бородки - настоящая платина!
Платиновый, так платиновый. Так он им и остался, хотя со временем эта платина светлеет, как-будто выцветает.
Он начал свою речь с некоего предисловия:
- Хотелось бы узнать, как отреагировал после Пик-а и Ник-а на лужайке сам президент, каково его мнение, продолжения будут, или это был последний демарш? Всё время от меня не отстаёт этот вопрос.
Из компании воителей ДВ выдвинулся один, и выдал, отчеканил, как с плеча:
- Послал лужайку с собакой, инсталляцией, журналистами и почему-то с Евросоюзом так громко и убедительно туда, где Макар телят не пас, что даже статистки, то ли от смущения (что почти невероятно - они все, как одна, перестали смущаться ещё в начальной школе, иначе – какие статистки?), то ли от зависти. За что купил, за то и продаю.
- А где Макар телят не пас? – спросил молодой человек с наружностью ботаника, только ещё без очков.
- Некорректно ставите вопрос, юноша, и не в том месте,- ответил, как отрубил, собеседник, намекая на этикет, запрещающий «выражения».
Настырный ботаник зашел с другого боку, с фланга, выражаясь на военном языке:
- А почему Макар там телят не пас?
- Они же дети, как говорила Инна Богословская, коровьи дети, им рано ещё слушать...это.
Юноша запутался в этих недоговорках, он знал, и не раз был свидетелем того, что современные восьмиклассники и восьмиклассницы (они же дети) самого Макара могут послать в такое туда, где он и имя свое – Макар, выговаривать не сможет до конца дней своих, но промолчал с видом, как будто всё понял. Чтобы не уволили - с выходным пособием в виде чего-нибудь неадекватного.
Да и про Инну Богословскую он знал. Если политолог Вакаров во всех полках служил, то эта дама – всем полкам. Один из старших наставников на вопрос: кто она такая, ответил:
- Читай «Двенадцать» Блока, там про неё – «с солдатьем гулять ходила, с юнкерьем теперь пошла». Так. Кажется.
И добавил:
- С нулевой социальной ответственностью.
Да и всё сразу прояснилось у ботаника, когда прозвучала такая вот тирада.
- Уважаемые, не знаю, как вы, а я бы, будучи...наложил политические и экономические санкции на всех должностных, юридических и физических лиц украинского происхождения за употребление в своих высказываниях русской национальной матерщины, всуе и не всуе.
- Русский язык запретили, а матюгами русскими владеют беспошлинно. А они, как-никак, национальное достояние.
Шквал откликов оборвал речь автора идеи, который будучи...:
- Это – мысль! И мера защиты чистоты этого, гм...наречия. Они же его коверкают своим националистическим акцентом, вклинивают в невообразимые суржики, затемняют колорит и сочность. В результате оно теряет свой кондовый, я бы сказал, аристократизм.
- Нет, уважаемые. Такая мера опасна для РФ. Ограничивая свободу мата, ограничивают свободу слова в зарубежной стране, а это можно уже рассматривать как грубое вмешательство во внутренние дела страны.
- Да и нет ни в уставе ООН, ни в Юнеско, ни в ВОЗ, и даже в ВАГА таких ограничений. Пойдет ли РФ на такой прецедент?
- ВАГА я бы посоветовал не упоминать, от греха подальше. Всем известно, каким допингом может быть, и есть, русский мат. Мне мой дед рассказывал, что бойцы штрафных батальонов, идя в атаку, не кричали «За Родину!», «Ура-а!» и другие лозунги-кричалки. Они таким матом глушили противника, похлеще любой артподготовки. Настоящий «шварце-шварце Тодт». Немцы включали такой драп, какого Александр Македонский не видел. И, говорят, ничего им за это не было от своих военачальников. Достаточно произнести в оправдание: «русиш мат», как на лицах военачальников, кроме жалости и сочувствия, ничего более не проступало.
- Ну, вы, коллега, в воспоминания ударились, как будто сами, или ваш дед с теми штрафниками в атаку ходили, или от них сами драпали. Давайте ближе к теме. На мой лично взгляд, достаточно внести в Конституцию поправку, запрещающую применение русской матерщины во всех её видах в любой стране лицам, не имеющим российского паспорта. И конкретные меры за нарушение этого закона, включая санкции, эмбарго, выдворение дипломатов и арест счетов в банках.
- А как вы, коллега проследите за отсутствием нарушений этого закона, в той же стране Украине?
-Как раз там не будет, я думаю, никаких препятствий. Вознаграждение, коллега, вознаграждение! Через всякие НКО. Желающих заложить соседа, сотрудника, однопартийца или политического противника найдется больше, чем нарушителей. Только успевай отстегивать.
- А по мне, так пусть этим достоянием пользуется вся планета, бесплатно, в виде гуманитарной помощи с целью распространения культурных достижений и расширения русского мира. Чай не продукт двойного назначения,- высказался полноватый мужчина в старинной соломенной шляпе, с виду какой-нибудь продюсер или импресарио – парень неопределенного возраста – с душой нараспашку.
- Не забывайтесь, уважаемый! - то ли взвизгнул, то ли пискнул сухонький ортодоксальной наружности очкарик пожилого возраста. И продолжил монотонным голосом без выражения («как пономарь» – говорили в период после разрушений храмов и церквей перед их восстановлением и реставрацией):
- Русский мат как неотъемлемая составляющая «великого и могучего» является средством и инструменом универсального действия. На нем можно говорить с любимой женщиной, с врагом и другом, любой англичанин, француз или папуас сразу понимает, о чем и о ком речь, без всякого перевода. Выдуманное эсперанто – воробьиное чириканье по сравнению с русским матом...
Оратора (а он и в самом деле стал походить на трибуна какой-то революции) оборвал с ласковой фамильярностью бас с явно вставной челюстью и вызывающе вольными манерами:
- Ты ещё скажи, что русский мат – средство общения будущего. Всех племен и народов Галактики. Запомни, коллега шибко грамотная: без тюремной и просто блатной «фени» твой самый небоскребный мат действует на всех, как шансон на бобика.
- Только не надо про бобиков, уважаемый, если не разбираетесь. Среди них встречаются еще те меломаны и меломанки. У меня была знакомая доберманша...- резко вступил в дискуссию угрюмый тип с экстерьером бывшего охотника. Обращение уважаемый он произнёс с явно отрицательным знаком.
Наиболее уравновешенный участник дискуссии, грозящей перейти, перетечь в события, происшествия, погасил страсти спокойным, можно даже сказать – заупокойным тоном:
- Граждане (!), мы настолько углубились в тему неформального, я бы сказал – нецензурного(!) лексикона, что приблизились к барьеру, за которым обсуждать её могут только лингвисты с учеными степенями. А среди вас(!) есть такие?
Не делая паузы в ожидании ответа, он продолжал, уже с наставительными интонациями:
- Может быть, мы сегодня обойдемся без задержаний, протоколов и прочих атрибутов юриспруденции, а, граждане? Дальнейшее обсуждение этого феномена чревато.
Чем чревато, он не договорил, и уставился в собеседников взглядом, от которого каждому хотелось съежиться, что ли, уменьшиться в размерах.
Всех поголовно насторожило обращение, употребляемое лицами «при исполнении» – «граждане». И «нецензурный», да ещё и лексикон – по отношению к обычному мату. Но самое подозрительное: он четко спросил – А среди в а с есть такие? Не нас, а именно «вас», тем самым отделяя себя от остальной публики, во избежание...
У многих возни вопрос: «интересно, в каком полку он служил?», но никто, естественно, его не задал. Не принято, сами решили.
А наиболее уравновешенный уже не таким заупокойным, а почти бодрым тоном предложил:
-Лучше посмотрите на эту картинку.
И протянул одному из присутствующих бумажку, как оказалось – этикетку с консервной банки, ещё никогда не бывшей к ней - банке, приклеенной.
Уже по-серьезному темнело, трудно разобрать то, что нарисовано на этикетке, не говоря про написанное микрошрифтом. Взявший в руки эту бумажку-этикетку воспользовался этим предлогом, и, повертев для виду этикетку в руках, вернул хозяину со словами и многозначительной миной:
- Ничего не видно. Да и поздно уже.
-Эх, сколько времени убухали на матерщину! - в сердцах воскликнул уже бывший уравновешенный, с досадой отбросив всякую уравновешенность.
А ДВ редели на глазах, расходились по своим диванам, от греха подальше.
И только импресарио успокаивал бывшего уравновешенного:
- Не переживай, в следующий раз посмотрим твою картинку.
И при этом подумал сам себе: «а будет ли он, следующий раз?». Но ничего вслух не добавил.
А тот, кому пришлось подержать в руках этикетку, ответил на вопрос соседа, о чем этикетка:
- Да какой-то «Порошик Зеленый», стерилизованный. А всё остальное такое мелкое, что и не разберешь. Нужно будет рассмотреть при свете.
На том и разошлись. С надеждой на продолжение. И никто не подозревал, насколько захватывающим и будет обсуждение этой картинки. При вечернем свете.