Два товарища

Кабаков-Кабацкий
«Вот что понравилось мне нынче у Гекатона: «Ты спросишь, чего я достиг? Стал самому себе другом!» Достиг он немалого, ибо теперь никогда не останется одинок. И знай: такой человек всем будет другом…»
Луций Анней Сенека (Младший)

...Их дружба началась в шестнадцать лет, когда они, живя в соседних домах, стали чаще встречаться и разговаривать обо всём волнующем их юношеские, ищущие души…
Вдруг, Юра, где – то добыл замечательную книгу, ещё дореволюционную, «Иога» Рамачараки, который в предисловии писал, что откроет читателям все тайны и чудеса индийской Йоги. И вот они стали практиковать эту йогу, втайне рассчитывая в скором времени обрести волшебные способности. Однако, с йогой и супер способностями быстро не получилось, а вскоре и книгу у них отняли.
Учительница математики из той же школы, где работала мать Юры, однажды увидела книгу Рамачараки и всплеснув руками рассказала ей, что эта книга учит всему плохому и не православному. И мать эту книгу спрятала…

Потом Юра уехал на лето, а вернувшись из замечательной поездки по Алтаю вместе с геологоразведочной партией своего старшего родственника, прибежал к Максу задыхаясь от восторга…
Тогда, они бродили вечерами по улицам городка и Юра рассказывал об увиденных там чудесах, а Макс слушал его затаив дыхание...
...Прошли годы. Юра поступил в университет, на юрфак, женился на Лине, родил ребёнка, а Макс в это время служил в Советской армии, на Дальнем Востоке и совсем не думал и не вспоминал о нём. Там были свои, совсем нешуточные переживания…

Однако после армии, оказалось, что Макс за время службы, сделал какие – то непонятные, почти чудесные успехи в воспитании характера и Юра, признав за ним превосходство в жизненном опыте, стал тянуться к нему чувствуя силу и независимость, казалось бы ещё так недавно, обычного поселкового паренька, единственным отличием которого от других была страсть к чтению, чемк тому же он не очень гордился и не выставлял своих каких - то необыкновенных знаний. А они, как оказалось, у него были…

Во всяком случае возвратившись из армии и устроившись работать в институт, он зажил своей особенной философски спокойной и свободной жизнью. И непонятно почему, бывшие друзья и девушки, вдруг поняли его значение и привлекательность…
В первый после армейский месяц, Макс познакомился с жёнами своих друзей и вовсе не произвёл на них сильного впечатления. Он был вежлив, улыбчив и всегда спокоен. Эта спокойная и добродушная улыбка и привлекала внимание. Люба Лопатина незаметно привязалась к Максу, а потом и больше…
Бывает в жизни замужних женщин период, когда им кажется, что они могут всё…

Нечто подобное случилось и со второй парой - Юра с Линой и дочкой, уехали куда - то в Среднюю Азию и жили там какое - то время, а потом вначале Лина с Настей, а потом и Юра, вернулись в городок.
Выяснилось, что они успели развестись из - за какой-то тёмной истории, в которой была завязана Лина и это послужило причиной их развода и последующего разъезда.

Макса, подробности их семейной драмы совсем не интересовали, хотя иногда он встречал похорошевшую, повеселевшую Лину в компании институтских кавалеров – она работала в НИИ с мудрёным названием и он отмечал, что она хорошо и весело выглядит.
Вскоре приехал и Юра – мрачный, усталый и разочарованный. Он надеялся помириться с Линой, но судя по всему этого не получалось и Юра загрустил. Жить в городке ему было не у кого и несколько дней он прожил у Макса, на квартире родителей, а спал на диване в гостиной…
Но после трёх ночей проведённых Юрой в его родительской квартире, мать закатила Максу скандал - Юра, когда Макс был на работе, сидел в маленькой квартирке не выходя на воздух и непрерывно курил.                Мало того, что в маленькой квартирке он всем мешал, так он ещё не сдерживаясь непрерывноходил ходил по комнатам и курил, курил…
Дым висел в квартире туманными хлопьями и конечно характерная мать Макса, всё высказала Юре в самых нелицеприятных выражениях и сделала это, нисколько не щадя душевной травмы давно ей знакомого Костина…
Юра обиделся, не дождавшись Макса ушёл и какое – то время на заходил к нему домой и не встречался на улице…

…Макс, после двух бессонных ночей в институте, устало кивал выслушивая рассказ матери, а потом постарался забыть этот инцидент. Он сочувствовал Юре, но понимал, что тот совершенно расклеился от тоски и безысходности и винил во всём происходящем других, а не себя… Действий и резких слов своей матери он не одобрял, но понимал её мотивы и не считал возможным возражать ей - он всегда был вежлив и уважителен к родителям...
Прошло время и всё забылось. Встретив как - то Макса на улице, Юра пригласил его к себе в гости, на квартиру которую снимал где – то в предместье, в маленьком домике стоявшем во дворе, в углу большой хозяйской усадьбы…

Был обычный морозный вечер, конца длинной, противной зимы…           Шли в полуосвещённом пространстве, петляя по переулкам – закоулкам и Юра, исстрадавшись от одиночества рассказывал другу о Лине и драме развода.
Максу неприятно было слушать интимные подробности их совместной жизни, но он молчал понимая, что Юре надо просто выговориться, хотя через время он будет жалеть об этих своих откровениях…
- Она мне изменила ни с того ни с сего, - начал рассказ Юра, шмыгая простуженным носом…
- Какой – то местный паренёк понравился ей и она, обманывая меня бегала к нему на свидание даже от больной Насти, когда та лежала с сильнейшей простудой в больнице…

Юра надолго замолчал, горестно вспоминая подробности их несчастной жизни, там, в Средней Азии, где Лина навсегда поссорилась с его мамой, Варварой Васильевной и они, вместе мучили, натравливая его одна против другой, обе милые его сердцу, обе самые родные во всём мире...
Он не знал что делать, иногда в истерике плакал после скандалов, но ничего уже не мог исправить...
 
Настя росла умненькой красивой девочкой, но нервной и насторожённой. На неё, так же как на Юру скандалы между двумя характерными женщинами отражались очень плохо.                Она часто плакала, но продолжала любить Лину с ещё большей силой, постепенно отдаляясь от беспомощного Юры…

…Промороженный снег скрипел под ногами друзей. В темноте, далеко на углу светился тусклый уличный фонарь на деревянном столбе, со скрипом раскачиваясь под порывами жёсткого, холодного ветра.
« Далеко он забрался» – думал Макс, и уже начинал жалеть, что потратил время на этот гостевой визит…
Ему совсем не нравилась нарочитая откровенность Юры, который словно хотел потревожить его философское спокойствие своими несчастьями и бедами. Иногда, Максу даже казалось, что Юра неосознанно ревнует и к его спокойствию и к успеху у друзей и подружек.
И к тому же, он всегда не любил исповедей, зная что потом, она станет невольной причиной разочарований откровенничающего человека. Мас так же знал, что за исповедью, непременно последует желание сочувствия в форме каких – то поддакиваний и кивков одобрения, а он не любил делать то, что из него вымогали делать – будь то враги или друзья…

Юра между тем собрался с мыслями и продолжил: – Она как баба вполне… Только вот быстро заводится, и пока я соберусь, она уже несколько раз…
После этих слов, Макс незаметно поморщился, словно у него заболел зуб.
Юра шёл сбоку и на Макса не смотрел, словно беседовал сам с собой и сам себе пересказывал историю своих несчастий…

- Мы были в кафе, праздновали чей – то день рождения и вдруг, мои друзья по работе сказали мне, что Лина целуется с каким-то типом, во время медленного танца…
- Я конечно завёлся, хотел поддать и ей и ему. Но нас растащили… На следующий день она мне всё рассказала…
Он надолго замолчал, быстро шагая, ведя Макса по каким то тёмным и мрачным переулкам. Становилось все холоднее. Снег скрипел под ногами и ему вторили раскачивающиеся во тьме тусклые фонари, подчёркивая заброшенность и бесприютность этого мира…

«Зачем он мне об этом рассказывает? – мысленно спрашивал себя, в очередной раз Макс, слушая и не перебивая взволнованного Юру, чуть не плачущего от злых, обидных воспоминаний.
- В день развода – наконец продолжил Юра – мы с Линой с утра играли в шахматы и много смеялись...
Юра вновь замолчал и через паузу вдруг спросил – Как она тут без меня?

Макс, продолжая шагать помолчал, а потом с неохотой ответил: - Я её редко вижу… То работа, а то на неделю в лес ухожу… Некогда… И потом я у неё ни разу не бывал. Даже не знаю где её квартира… Хотя, ты мне как то показывал её окна…
Так подробно он отвечал, чтобы успокоить Юру, зная каким – то внутренним чутьём, что тот бессознательно её ревнует к нему…
- Я её вижу где – нибудь раз в полгода, на остановке или мельком в автобусе – закончил Макс неприятную тему…

Долго молча шагали по переулку.
- Уже пришли – вдруг прервал молчание Юра, остановился, пошарил руками по дощатому тёмному забору, нашёл щель, отодвинул в сторону болтающуюся на одном гвозде доску, пролез внутрь. Макс последовал за ним.
«Ну и трущобы – думал он. – Не от хорошей жизни Юра здесь поселился…
Подошли к темнеющему в ночной черноте домику. Юра, из потайного места на косяке двери вынул ключ, долго возился с замком, наконец открыл его и отворил двери. Изнутри пахнуло металлом остывшей печки и после щелчка выключателем, зажглась электрическая лампа, залив мутным, грязным светом, словно облив жидкими помоями стены из сухой штукатурки, давно небелёные; кое – как заправленную металлическую кровать в углу, напротив окна без занавески; печку с дымными разводами над дверцей и вьюшкой.
«Да, трущобы» – ещё раз про себя подтвердил Макс и начал снимать пальто.

Юра остановил его: - Ты не спеши раздеваться, я сейчас растоплю печь, а потом уже можно будет посвободнее жить…
Он открыл вьюшку, открыл дверцу печки, чиркнул спичкой, поджёг бумагу торчащую в пустотах между поленьями и плотно прикрыв дверцу, присел на шатающийся табурет рядом с гостем.
- У тебя спартанское жильё – уточнил Макс без улыбки.
- Зато у меня выпить есть – похвастался Юра и достал из деревянной тумбочки, заменявшей холодильник, бутылку мутно – чернильного вина, начатую буханку хлеба, кусок свиного сала завернутого в тряпочку оторванную не – то от простыни, не – то от наволочки…
Макс через какое – то время сел на второй табурет поближе к столу, снял перед этим пальто и повесил на гвоздь, вбитый в стену и служащий гардеробом. Он пододвинул к себе книгу лежащую на столе и прочёл: - Достоевский, « Братья Карамазовы».

Он стал бегло её просматривать, вспоминая эпизоды повествования, а про себя подумал – «Подходящее чтиво. Лучше бы он сегодня читал Александра Дюма «Граф Монте – Кристо» или Александра Грина «Летящая по волнам».
Он невольно вздохнул и криво улыбнулся.
Юра крупно резал хлеб и сало, потом протёр нечистые стаканы несвежим полотенцем, изредка вопросительно взглядывая на Макса. Тот, как всегда, был прилично одет, всё ему было в пору и подобрано по цвету и фактуре и потому, в этой «берлоге» он выглядел совершенно случайным гостем.
А Юра, молчал и продолжал крутить «динамо» грустных мыслей, движущихся в определённом направлении: «Да, а он наверное Лине нравится. Такой крупный, холодно - внимательный и вежливый… Может быть у них уже роман…
- Макс конечно мне никогда правды не скажет, если я его в лоб спрошу. Посмотрит холодно и прямо, помолчит, мотнёт головой и уйдёт…                А может и по башке дать…»

- Ну всё готово - проговорил он и разлил тягучее креплёное вино по стаканам…
Макс даже не поморщился, когда выпивал этот «вермут», хотя видно было, что он к такому пойлу не привык.
Юра быстро, большими глотками опрокинул вино внутрь, стал есть - жевать хлеб и сало, сопел и глядя на Макса, вспоминал юношеские дни, йогу которой вместе собирались заниматься, потом поступление в университет, на юрфак, на первый курс.
Макс тогда собирался в армию, а Юра, вечером, после университета забегал к нему домой и вызывал на прогулку, во время которой рассказывал о своих новых друзьях – студентах, о мудрых преподавателях, о коллоквиумах и семинарах.
Тогда всё было иначе и у Юры впереди были успехи, карьера юриста, восторги первой любви – он тогда уже познакомился с Линой, которая училась в десятом классе и слыла лучшим литератором школы.

А Макс тогда, уже жил как обычный человек, работал круглый год по командировкам и лишь по-прежнему, запоем читал разные книжки в том числе философские работы Спинозы, который ему почему – то очень нравился …
Иногда заглядывал и в Библию, но путался, начинал всё сначала, и в конце концов решил, посвятить изучению и анализу Святой Книги несколько лет, но в будущем…
Жизнь, как то совсем его не радовала и он искал ответа на свои вопросы в мудрёных книгах…

И вот всё переменилось. Макс из армии пришёл совершенно новым, другим человеком: сильным, здоровым, сдержанно – холодным и привычным к одиночеству и невзгодам. И там в армии, Макс похоже,
 научился повелевать людьми молча, одним коротким, сосредоточенным взглядом...
Как впрочем научился и повиноваться людям и обстоятельствам, тоже молча, не выражая раздражения. Ему понравился армейский афоризм: «Не научившись повиноваться, не научишься командовать».
К званиям он был совершенно равнодушен - из сержантов его разжаловали в ефрейторы, за три месяца до окончания службы - но этим фактом своей армейской биографии, он даже немного гордился...
Тогда случилась смешная история – после самоволки, Макса вызвали на «допрос» товарищи офицеры, но он упёрся и в ответ на обвинения, ответил, почему то мудрёными словами: - Всё это грязные инсинуации!
 Отцы – командиры обиделись, и наказали его по полной, пообещав ещё в случае повторения посадить в дисцбат – армейскую тюрьму…
Оставшиеся до дембеля месяцы он терпел и крепился…
Но когда уходил на дембель, прямо с ночного дежурства, рано утром выйдя из полкового капонира и глядя на окрестные лесистые холмы и дальнее море, стал думать о том, что здесь прошли его лучшие молодые годы. И внезапно, волной накатила истерика и из глаз потекли слёзы, которые он долго не мог остановить.
Прощаясь с сослуживцами, он крепился, кусал губы, но слёзы вновь появились на глазах – служба досталась ему очень нелегко…

…И после армии, в нём вдруг образовалась эта неприступная холодность внутренне одинокого человека, которая невольно заставляла мужчин уважать его, а девушек любить. Будто он там, в армии, пережил таинственную романтическую драму становления характера и в чем – то высоком, сильно и драматично разочаровался.
Макс, как - то вскользь упоминал, что в армии, - там, на берегу океана, у него была девушка, но сказано это было случайно и очень коротко.
Может быть из- за разрыва с этой девушкой, а может быть из – за чего другого, но он стал жестче, сдержанней, точнее сосредоточенней.             Иногда в его словах проскальзывал мотив одиночества, но не верилось, что это так на самом деле: у него были сотни друзей, приятелей и подружек…

Юра глянул на приятное, с правильными сильными чертами лицо Макса – спокойное и как казалось весёлое, по привычке сдержанно выражающее внутреннее состояние…
«Чёрт возьми, я ему сегодня все выскажу, что о нём думаю!» – думал Юра , быстро пьянея…
Макс, между тем, заполняя паузу возникшую в разговоре, рассказывал, как он, летом плавал на теплоходе на Байкал и жил на берегу, один в палатке, на песчанном безлюдном пляже.
Юра его перебил вопросом: - А что ты там ел? – и Макс посмеиваясь рассказал, что ему, перед этим «заплывом», в очередной драке пробили щеку насквозь, и, в основном из- за пробитой щеки, есть ему было неудобно и даже не очень хотелось, а потому, продуктов, которые он с собой взял хватило надолго.
- Из щеки – продолжал рассказывать он, - торчали нитки шва и после купания и ныряния, каждый раз я ложился на песок и заливал ранку зелёнкой…

Развеселившись от вспомнившихся подробностей, катая хлебный шарик между пальцами, Макс живописал: - После замечательных купаний, я заливал прямо в шов на щеке зелёнку, а потом чистым пластырем заклеивал и уходил гулять вдоль таёжного побережья, в одних спортивных трусах – такая была ясная и тёплая погода…
Я загорел там до тёмного блеска и немого похудел…
Через недельку, всё зажило как на собаке. Я сам и нитки из шва вынул, вытянул потихонечку, посматривая на эту операцию в карманное зеркальце...
Он невольно заулыбался, вспоминая ещё что – то, о чём не стал рассказывать приятелю.
 
Однако Юра, вспомнил утаенные Максом подробности, которые ему поведал Димка, приятель Макса, работавший в институтские каникулы на турбазе. Оказалось, что Макс и там завёл себе подружку и она ему носила обеды в алюминиевых судках из столовой, через две горы, к его палатке. Макс ел обед в палатке, а подружка сидела на брёвнышке у кострища и терпеливо ждала, когда Макс закончит питаться…

«Везучий – вдруг неприязненно подумал Юра. – Всё у него получается. Хотя похоже, что он ничего от жизни не хочет… Наверняка Лина на него глаз положила...
А он молчит, и как всегда делает вид, что его это не касается... Дескать я буддист и чту заповедь: «Не привязывайся ни к чему и ни к кому, чтобы быть свободным»…

Допили вино...
Юра опьянел, громче засопел - у него были проблемы с гландами - закурил неряшливо роняя пепел на стол.
Макс замолчал и видно было, что собрался уходить…
«А ведь он дороги назад не знает. А я его не пойду провожать» – Юра злорадно ухмыльнулся.

– Ну, Макс, давай денег. Я ещё за бутылкой сбегаю, - предложил он, после долгой паузы. Но Макс отрицательно покачал головой: - Мне уже пора… Я посмотрел, как ты живёшь, а теперь надо домой…
Макс зевнул и начал собираться: подобрал всё на столе, вымыл руки под умывальником. Он был совсем трезв и только лицо немного побледнело и зрачки расширились, отчего взгляд сделался внимательным и пристальным…

- Я тебя провожу – проговорил Юра, уже забыв о своём намерении, на время очнувшись от своих тяжёлых дум и мстительных настроений, и начал одеваться.
Выйдя на воздух из домика, Макс почувствовал, что темнота ночи стала ещё холодней и непроглядней, а фонарь на углу показался ещё более одиноким…
Макс посмеиваясь процитировал вслух: «Ночь, улица, фонарь, аптека… - и немножко помолчав продолжил цитату из Блока: – Бессмысленный и тусклый свет, живи ещё хоть четверть века… Всё будет так! Исхода нет!»

...Пролезли в дыру в заборе и идя по тёмной улице заговорили, точнее заговорил Юра:
- Ну что ты думаешь? Что посоветуешь мне? Ты всё молчишь, а я ведь жду твоего совета…
Он шёл чуть позади и сбоку Макса, едва поспевая за его широким уверенным шагом.
- Я ничего не могу тебе сказать – после долгого молчания ответил Макс, глядя внимательно себе под ноги…
- Но я одно знаю… Начинать отношения заново намного трудней, - и замолчал, не скрывая своего нежелания давать советы.
А Юра, почему – то рассердился на него за это и с горячностью заговорил:
- Ты, Макс всегда таким был - холодным и непробиваемым… Ты умеешь понимать людей, умеешь разговаривать с ними на их языке, а они уши развесят и думают, что ты их друг. А на самом деле ты – один, и всегда был один… Вот сейчас ты вернёшься домой и забудешь про меня… Будешь думать о своём, о себе…

Снег скрипел под ногами. Улица пошла под уклон, в какой - то тёмный овраг между заборами и далеко впереди мелькнули огни ночного города.
Где - то за тёмными силуэтами домов прогудел мотором грузовик. Всё кругом казалось было заполнено смесью серого морозного тумана и ночной тьмы, которая отступала назад тем дальше, чем дальше они уходили от Юриного домика…
 
Макс начинал сердиться. Но не на Юру, а на себя: «Понёс меня чёрт в эти трущобы… И Юра ещё лезет со своими обвинениями и излияниями… Терпеть не могу слюни пускать и жалеть… Сам раскис как баба и потому, у него все вокруг виноваты, и только он — жертва людской несправедливости…
Его никто не подталкивал Лину соблазнять и заманивать. Афродитов её любил и любит по-прежнему - Афродитов – был его ближайший и преданный товарищ…

- Вот и расхлёбывай теперь то что заварил, без любви и только из тщеславия, из желания покрасоваться... И из слабости конечно…»
Он шёл и думал так, выслушивая неспровоцированные оскорбления от Юры…
- На тебя посмотреть – красавчик, душа человек, а на самом деле ты только о себе и думаешь, и только делаешь вид, что сочувствуешь и понимаешь других…
 
Юра сопел, сморкался, размахивал руками. Его понесло и от плохих слов, сказанных в сторону Макса ему становилось словно немного легче на душе…
А Макс шёл чуть впереди и молчал, ступая мягко, изредка взглядывал на Юру через плечо…
- Я ехал сюда, рассчитывал на тебя, надеялся что ты поможешь – Юра искал нужные слова, делал длинные паузы и голос его дрожал…
- А здесь зима, холодно... Ты занят своими мыслями, а Лина наверняка уже завела себе любовника… А я по Насте скучаю и не могу там, в Средней Азии один жить… Не привык…

Обращаясь к Максу, он снова засопел и закашлял…
- Вот тебе хорошо. Ты эгоист и потому можешь один жить… А мне что делать? – он задыхался от переживаний и готов был заплакать.
Вся бесприютность и одинокая неустроенность здешней жизни заговорили сейчас в нём…
Макс неожиданно перебил его:
- А ты попробуй?
Юра, от его неожиданной реплики даже споткнулся.
- Что попробуй? - спросил он, ускоряя шаги и стараясь не отставать от Макса…
Макс повторил - Попробуй! – и чуть погодя, остановившись добавил:
- Поживи один, как я!
И длинным пристальным взглядом посмотрел в лицо Юры. Потом, через паузу, закончил:
- Не провожай меня дальше… Здесь я сам доберусь. А тебе ещё назад возвращаться…
 
Он развернулся и быстро зашагал в сторону мелькающих в ночи городских огней.
Конечно, он, Макс, жалел Юру. Но вместе с тем ничем не мог ему помочь и потому сердился, видя слабость бывшего друга.
- «В радости мы вместе. А в горе одиноки» – вспомнил он афоризм Ларошфуко и криво улыбнулся… - Мудрые слова…

Вдалеке, на повороте, заскрипел металлом по металлу, заиндевелый от мороза трамвай - Макс вышел к трамвайной остановке.


Апрель 2013 года. Лондон. Владимир Кабаков


Остальные произведения Владимира Кабакова можно прочитать на сайте «Русский Альбион»: http://www.russian-albion.com/ru/vladimir-kabakov/ или в литературно-историческом журнале "Что есть Истина?": http://istina.russian-albion.com/ru/jurnal