- Никифор, знаю, что устал... Но не бросать же картоху, против неба.
- О том же думаю, золотко! У нас бабы поскрамней будуть.
- Чтож ты ночью, не обижаешься, лошак беларусский?
- Ну-ну-ну...слова, не скажи...
- А чаго, скажи, будь ласка! Бери "летучую", при ней, хоть морду твою видно, кому, когда подмигнул - увижу.
К полу ночи бульба перестала греметь в ведро, Антося встала, опираясь на руку - стрелку вставили...
- Никиш, принеси своей, не разогнуться...
- От я тебя жердью охожу, зараза, разогнёшси... Мне ж самому, не распрямиться...
- Не буший, родимый, за то картоха в лёхе...
Кое-как размялись, поднялись, дотащились до избы. Тоська смыла руки, поставила на стол, хлеб, Никтфор тоже сполоснул...за хлеб же браться.. Антонина загремела заслоном, там в темноте ещё горстка жару сетилась точками... Выволокла чугунок томлёной картохи, с куском свежего сала наверху.
Никтфор перехватил, поставил на стол и ждал, когда она смимет старую сковородку. А та вытянулась голубкой, к полке, за полумиском... Пришлось остывшую картошку доставать, из чугунка...
- От всегды так, всю посуду поколотил, хозяин...
- А не уродуй, молодица, когда и насладиться? Это же как с кумой в гречке побывал...
- Тю на тебя, встречу - жало вырву!
- Но-но, Светка святая...
- Знаю ваших святых, как жёнка отвернулась, так тут, как тут...
- Здрасти, кумоньки дорогие! Гляжу блимает...как вы тут, може чего помочь?
- А как же, хотела посылать, а ты вот она. Дотянулась до чеплейки и Светку, как втром сдуло.
Зря Никифор разулыбался, потому, что следующий выпад пришёлся ему, меж глаз и точно встрял, да так, что меж бровями черная метка осталась, на всю жизнь... Тоська поняла, что перешла черту, сидела, залечивала ранку картошкой, потом молодым чесночком, потом...потом...
Утром встали, а там дождина!
- Что я тебе говорила,..
- Перекусить чего есть?
- А як же, сичас..
- Бери там гроши, где ты их прячешь... Пойдём в Ваганичи - две версты, рядом. Накупим посуды, отрез на плтье, а то и два, вона всё повыгороело.
- И тебе чоботы треба, скоро каши запросят..
Чобот, не было..."рази што, вон, у столба тягаются, кто кого?"
- Куда ты, дурной?
- А не скажи, жинка. В армии кукушкой служил.
Подошёл, поплевал в ладони...
- У вас каки правила?
- А взял, так твое и пользуйся - ржут служивые, летуны-красавцы.
- Ну-к, я с богом! Никифор, как забежал на верхушку. Выбрал по размеру, вцепился во второй пакунок, с ним и скатился кошкой. Помахал опешившим авиаторам и ушли , под руку с Антониной.
А дождь разгулялся, оставалось, от посадок метров тридцать, Антонина ухекалась месить чернозём раскисший до того, что ногу, не поднять...
Никифор подхватил жену и остаток пути пёр на себе... Всё,Никиша, пущай, уже дома.
- Так мой ноги, будем обновки примерять. Снова домерились до самого ранка, когда соловоей затеял концерт, не переслушаешь
- Зорька же не поена, не доена, кабанчик отощаит....
А Никишина рука( гсподи мой!), прошлась промеж и всё, поздняя зоря получилась... А кумася издалека машет...
- Сладкой зорьки, Тось!
Дождь перестал. Дороги подсыхали, а тут пришли дальние родичи, намерились хату перебрать, так Никишу - в бригадиры. Дело серьёзное и стоящее. Пока сговаривались, а у Тоси уже и заедок готов. Выставили сокольницу, присели к столу. Время дорогое, закусили, пригубили, пока донышко показалось....
День выдался удачным. Никифор уложил инструмент в мешок. Антонина приготовила в дорогу. Путь и недалёк, но всяко бывает.
- Может заночуешь?
- Не, люба, пойду, так вернее будет. Если не справишься, бросай и беги ко мне.
Такими, примерно я их помню, ещё в тридцать восмом, сразу после свадьбы. Тётка Антося, старшая мамина сестра, замуж вышла последней - поджидала милого со службы.. С неделю побыли в Макошине, а после, забрали меня и домой. А чего там ехать то - три часа и дома., да два пешком, до деревни.
Приттопали мы уже смеркало. Как и у нас - осьмилинейка, только печка высокая, незнакомая...
- Минь, кушать хочешь?
- Ага.
- Чего тебедать, племяш?
- А со шкурочкой.
- Видали казака, а молочка?
- Не-е, не пью...
- Ладно, никиш, внеси ему, что помене солёно.
Мне доверили нож, разложили сало в тряпице... Я долго сошкрябывал соль, аккуратно отраял кусок розового сала, съел с пирогом, запил водой и стал готов, ко сну.. Там было хорошо, Никифор давал молоток и старые гвозди. Сначало дело было больное,все пальцы кровянили и зудели, пока Никкифор не вёл меня, к телеге и я не мокал пальцы в коломазь... и всё же я освоил науку выправления старых гвоздей.
Когда Никифор уехал строить дом, приехала баба Уляна.
ВАот где было хлопот... Антося хочет показать себя хозяйкой, нет бы бабке уступить, так та туда же - закусят удила и сопят обе, как чужие. А мне скука. Был Яшка, да родители наотдыхались и увезли в Гомель. Теперь я да куры-дуры. Петух -это отдельная стать... Ну да пусть подрастает, пока в борщ, не попадёт...
Время то выдалось такое... Ни ягод в лесу, ни грибов. Наконец и эженщины нашли себе занятие - веники! Те, с которыми в баню...
- Так бани же нет...
- А печка, не зря Никиша высокую сложил.. Я уже пробовала...просторно, не угораешь - прелесть!
А тут и Никифор на трм дня вырвался, мы не стали париться и уехал, с бабушкой домой.
Потом, когда созрела картоха, мы вернулись к молодым, копать, перебирать,
опускать в лёх.
Вот тогда, они рассорились серьёзно. Только мы добрались до дома, как нагрянула, со слезами Антонина. Весь дом погрузился в скуку, чем поможешь? А бабушке Уле, надо меня везти в Новгород-Северск. Я посидел рядом, поплакал, а тут порог переступил Никифор. Затрубил пароход - нам пора, я притулился к Никифору, а бабка тащила, за руку... так и ушли в вечернюю осень... 19.06.20
Метки: Михаил Рыбаков