Положив голову мне на плечо, ты нежилась в согревавших руках, за окном пели птицы и ветер, на кровати танцевали наши спевшиеся души. Счастье.
— Знаешь… — сказала ты и умолкла.
— Нет, — откровенно ответил я, — не знаю.
— Впрочем, наверное, не нужно.
Нет уж, дудки.
— Уже нужно.
— Нет, зря я начала.
Вот она — женская логика. Начать, заинтриговать, оставить.
— Теперь — точно нужно.
— Не знаю, как сказать…
— Скажи прямо.
— Но…
— Никаких «но».
Не люблю «но», просто ненавижу. Известно же: все, что до «но», значения не имеет. Из-за препротивнейшего двухбуквенного союза возникает ощущение, что вся наша жизнь — одно сплошное бесконечное «но».
Ты понимающе кивнула, но все еще сомневалась.
— Не знаю. Ты обидишься.
— Почему?
— Это… нехорошо.
— Кому?
— Не «кому», а просто нехорошо. Неприлично.
— Между нами осталось еще что-то неприличное? Непременно нужно исправить.
Ты отвела так и не сползший в улыбку взор.
— Ты не понимаешь.
— Чего?
— Этого.
— Прости, не понял, чего «этого»?
— Серьезности того, что я пыталась сказать.
— Это настолько серьезно?
Мышцы у меня окаменели. В лице, видимо, тоже что-то изменилось.
— Что ты, — испугалась ты произошедшей метаморфозы, — совсем нет.
— Тогда я совсем ничего не понимаю.
— Вот ты со мной и согласился.
Твое лицо озарила чистая лучистая улыбка.
— С чем? — опять не понял я.
— С тем, что ты не понимаешь.
Я окончательно запутался.
— Мы сейчас говорим вроде бы не о согласии насчет понимания. Ты собиралась мне что-то сказать. Я слушаю.
— Ну ладно. Хорошо. Только не смейся.
— Я когда-нибудь над тобой смеялся?
— И не обижайся.
— Обещаю.
— И не перебивай.
— Само собой.
Ты вздохнула. Отступать было некуда.
— Знаешь… — Пауза затянулась. Встряхнув головой, ты зарылась лицом в ладони. — Нет, не могу.
Я обнял тебя еще крепче. Ты уткнулась лбом мне в плечо. Родная, любимая, единственная. Теплая, нежная. Вкусная. Моя. Здесь и сейчас, вчера и завтра, отныне и навсегда. Такая, как сейчас — прекрасная и задумчивая. Милая и непосредственная. Искренняя, робкая. Наивная и обольстительная. Ты излучала чарующее тепло, окутывая им с ног до головы. Исходящие от тебя искушающее обаяние и надежный покой туманили мозг и заставляли забыть обо всем.
Но не о том, что зудящей занозой сидело в мозгу.
— И? — выдохнул я в нетерпении.
Мои пальцы сжались сильнее.
Ты легонько поежилась.
— Ну не могу я. Это не просто.
— В жизни все не просто.
— Да. — Ты выдохнула с облегчением. — Ты прав. В жизни все не просто.
— И?
— Что «и»?
— Говори же, наконец.
— Что говорить?
— Откуда я знаю?
— Зачем тогда спрашиваешь, если не знаешь?
— Откуда мне знать, если ты еще не сказала?
— Чего?
— Того, что хотела сказать!
— Я уже все сказала, потом ты со мной согласился, а я признала твою правоту.
— Нет, ты хотела сказать что-то еще.
— Ничего я не хотела.
— Но ты начала…
— Это ты опять начинаешь. Сколько можно? — Ты отстранилась. — Такой хороший вечер был, а ты опять все испортил.