Санька вернулся из пионерского лагеря. После радостных объятий и расспросов, что да как, мать вдруг сказала:
- А у нас новые соседи.
- Кто? – спросил Санька.
- Мать с сыном.
В голове Саньки засуетились мысли, как хорошо можно дружить с соседом, ходить в гости друг к другу, бегать на рыбалку, в лес, да мало ли интересных дел можно провернуть, если ты не один, а с приятелем, и он заинтересованно спросил:
- А в каком классе учится мальчик?
- Какой мальчик?! – удивилась мать.
- Наш новый сосед.
- А, этот, - махнула рукой мать. - Ни в каком.
- Малышня, - догадался Санька. Интерес к новому соседу у него угас.
- Куда там, малышня! – с иронией возразила мать. – Да этот Анатолий - великовозрастный детина, а его мать – пожилая женщина, не зря её бабушкой Анфисой зовут. Сидят, как два пня дома, и нигде не работают.
- На что же они живут?
- Живут благотворительностью, - с усмешкой заметила мать. – На её счёт и пьют оба.
- Что пьют? – не понял Санька.
- Да уж не молоко и чай, - саркастически ответила мать. – Запиваются оба.
- Пьяницы?
- Вроде того, - вздохнула мать.
- А кто им бесплатно вино на дом приносит?
- Ага, приносят прямо в постель. Они ещё тёпленькие после вчерашнего, а им, нате, пожалуйста, по рюмке водки и по солёному огурчику на подносе.
- Смеёшься? – подозрительно спросил Санька.
- Шучу, конечно, хотя нам и не до смеха. Какая радость иметь соседей алкоголиков?
- Живут благотворительностью, и стали алкоголиками. Это как? - по-взрослому рассудил Санька.
- Ой, благотворительность для наших новых соседей – это разбросанные по городу пустые бутылки. Они их собирают, моют и сдают, а деньги пропивают. Вот так, потихоньку да помаленьку и спились.
Санька не понял, как можно жить, собирая пустые бутылки, одеваться, питаться, да ещё и спиваться? Конечно, бабушка Анфиса и её сын жили в нашей свободной стране не на одни доходы от сдачи пустых бутылок, да и спивались они ни шампанским и коньяком, а с дешёвенькой продукцией, содержащей алкоголь.
Следующий после приезда из лагеря день выдался ненастным. Мать ушла на работу, а Санька скучал на кухне возле окна. Пришла новая соседка. Выглядела она типичной сухонькой старушкой. В дождливую погоду урожай пустых бутылок в городе резко падает, да и собирать его в такую мокрень, кому захочется? Вот и бабушка Анфиса устроила себе выходной и в качестве лёгкого развлечения зашла познакомиться с сыном своей соседки. Санька никогда не отличался общительностью, поэтому беседы с новой соседкой не получилось. Бабушка Анфиса не растерялась от холодного приёма и пригласила Саньку в гости:
- Чем без дела в окошко пялиться, идём к нам, в карты поиграем, всё веселее будет.
Санька, не раздумывая, согласился. Анатолий, тоже страдающий от плохой погоды, встретил его радушно и предложил в качестве лекарства от ненастья игру в карты. Играли втроём, каждый за себя, в подкидного дурака. Через час игры в дураках лидировала бабушка Анфиса, за ней следовал Санька и замыкал рейтинг Анатолий. Лидерство подкосило настроение бабушки Анфисы. Впрочем, сидеть в дураках ещё никому и никогда не доставляло удовольствия. Бабушка Анфиса стала жаловаться на фатальное невезение:
- Не идёт карта, и всё! Что ты будешь делать? Всё идёт мелочь и одной масти!
В конце концов, она пожаловалась на головную боль и бросила игру. Стали играть вдвоём, и невезение перешло к Саньке. Анатолий заметил, что настроение паренька близится к критической черте и предложил завершить турнир. Бабушка Анфиса его поддержала:
- Правильно, дай парню перекурить.
- Я не курю.
- Так мы тебе и не предлагаем закурить, - улыбнулся Анатолий. – Мы с матерью курим махорочные сигареты. Они тебе будут не по вкусу.
- Я вообще не курю.
- Вот и молодец, - поддержала Саньку бабушка Анфиса. – Ты пока отдыхай, а я Анатолию маленькое дельце предложу, чтобы нам с ним было чем подлечиться.
Бабушка Анфиса пошла на кухню, достала откуда-то из-под стола бутылку и поставила её на стол:
- Потрудись-ка, сынок.
Санька уже собрался уходить, но необычный вид бутылки привлёк его внимание, он остановился возле стола и полюбопытствовал:
- Что это?
- Это мать подарочек принесла из хозяйственного магазина, - усмехнулся Анатолий, ласково обнимая бутылку с тёмной жидкостью. – В этой бутылке политуры, так зовут этот замечательный продукт нашей промышленности, упрятан в смолистую гадость божественный напиток, бодрящий душу и расслабляющий тело. Напиток не для слабонервных, да процесс извлечения его политуры требует времени и труда.
Санька, проживая в семье трезвенников, имел только самые общие представления об ассортименте алкогольной продукции, поэтому он наивно спросил:
- Это вино такое, да?
- Это не вино, это напиток крепче водки, пить его надо осторожно, - серьёзно ответил Анатолий.
- Нашёл чему парня учить, - заворчала бабушка Анфиса. – Ему ещё рановато спиртным-то баловаться.
Анатолий торжественно откупорил бутылку и вылил густую жидкость в кастрюльку, которую подставила под его мужественную руку мать. Аромат спирта и смол возбудил эмоции Анатолия:
- Какой букет, мать!
Бабушка Анфиса нетерпеливо отмахнулась от оценки давно известного ей аромата политуры:
- Поспешай, давай. У меня нынче с утра в горле сухость и в голове какая-то тягость.
- Погоди, не сразу Москва строилась. Сейчас мы эту смолку, загадившую благородный напиток, с названием кратким спирт, высолим и выбросим на помойку, - добродушно пробормотал Анатолий.
Он помаленьку добавлял поваренную соль в кастрюльку с политурой и постоянно перемешивал её содержимое. Саньке это напомнило варку матерью манной каши. Выпадающая в осадок смола, наматывалась на ложку, оседала на стенках кастрюльки и вскоре жидкость стала прозрачной. Анатолий слил её, разбавил водой, и винный напиток нищих богов был готов к употреблению. Санька отправился домой, а соседи на пару стали бить поклоны самодельному Бахусу.
Вечером Санька подробно рассказал матери о своём посещении новых соседей. Мать поахала, поохала, осуждающе покачала головой и строго-настрого запретила ходить сыну в гости к бабушке Анфисе.
Прошло несколько дней, и в квартире новых соседей очередное поклонение Бахусу завершилось рукопашной схваткой между матерью и сыном. Выиграл борьбу за последнюю порцию напитка сильнейший. В качестве поощрения за победу Анатолий вытолкнул бабушку Анфису в тёмные недра общего коридора:
- Иди, проветрись, мать!
Мать не испытывала ни малейшего желания проветрить свой организм, да и на дворе уже сгущались сумерки. В коридоре, не имевшем окон, стояла сплошная тьма. Он освещался индивидуальными лампочками, висящими над дверью каждой квартиры. Над дверью квартиры бабушки Анфисы лампочка отсутствовала. С чувством оскорблённого самолюбия и страха перед обнявшей её тело темнотой бабушка Анфиса долго и настойчиво стучала в дверь собственной квартиры. Она молила Анатолия, сменить гнев на милость и впустить родную свою мать на законную жилплощадь. Сын ответил не менее настойчивым молчанием. Бабушка Анфиса вспомнила о соседях и укорила их за недостаток человеколюбия:
- Хоть бы одна сволочь зажгла лампочку в этом проклятом коридоре! Как в могилу бросили старого человека! Бога на вас нет, ироды!
Кто-то из соседей из-за двери собственной квартиры посоветовал бабушке Анфисе, вкрутить в патрон лампочку и освещать свою пьяную особу, сколько душа пожелает. Этому трусливому выскочке мать Анатолия резонно ответила, что пьёт на свои деньги, но их у неё очень мало. Нет, она, как женщина порядочная, поднакопит деньжат и, назло всем соседям, купит эту проклятую лампочку. Мать Саньки, также из-за двери, напомнила новой соседке, что её сын, здоровый, крепкий мужчина, должен заботливо относиться к своей матери, а не выгонять её в тёмный коридор. Этот пассаж соседки бабушка Анфиса пропустила мимо ушей, стала плакаться о том, как трудно нынче найти работу с хорошей зарплатой. Вот Анатолий и сидит без работы, и переживает, и волнуется, а если и выпьет когда, так это, чтобы нервы успокоить.
Как ни выгораживала бабушка Анфиса своего сына невинной жертвой системы трудоустройства в городе и жизненных обстоятельств, жильцы дома присвоили Анатолию почётное звание заслуженного члена когорты тунеядцев. Он не упал лицом в грязь, и с честью подтвердил это звание. Природная смекалка и избыток свободного времени позволяли ему изыскивать финансы, по меньшей мере, для пропитания и пропивания, избегая услуг трудоустройства.
Мужчина в зрелой поре самца с приятной наружностью, Анатолий легко находил особей женского пола, которые соглашались на временное финансирование первоочередных потребностей человека. В какой-то степени все эти дамы выступали в роли благотворителей. В квартиру бабушки Анфисы они никогда не приходили с пустыми руками. В своих не очень презентабельных сумках они приносили вино, закуски и прочую гастрономию. Без тени помпезности и высокомерия они выставляли весь этот спонсорский набор на стол. Бабушка Анфиса встречала дам с восторгом, достойным настоящих благотворителей. В ней просыпалась бодрость духа. Она бросалась на кухню перемывать грязную посуду. За успешное завершение этого процесса она получала из рук благотворительной дамы полстакана вина. Однако взыгравший дух молодил потребности организма, и бабушка Анфиса принимала награду с лёгким неудовольствием:
- Мне бы, милочка, лучше водочки.
- Не будет ли это слишком крепко для старушки?! – удивлялась обычно дама, обращаясь к Анатолию.
- Что ты! – шутил сын. - Она ещё крепка как водка.
- А, ну это не беда, - говорила дама, и уже протягивала руку, чтобы заменить вино в бабушкином стакане на водку.
- Погоди, красавица, - останавливала даму бабушка Анфиса. - Дай бог тебе здоровья и счастья!
Она единым духом выпивала вино и подавала даме пустой стакан:
- Наливай водочки сюда. Нечего ещё один стакан марать.
Выпив, и по привычке закусив кусочком хлебца, бабушка Анфиса садилась возле печки на старенькую, поскрипывающую табуретку, явно её ровестницу. Скромно сложив на коленях руки, она глазами неутолённой жажды созерцала скоротечное застолье. Некоторые дамы, от природы чуткие на восприятие чужих потребностей, подмечали ярко выраженное желание бабушки Анфисы принимать угощение от гостьи и порывались посадить её за стол. Однако Анатолий, проявляя противоречивость собственной души, всегда был против такого благодеяния:
- Не спаивай у меня мать! Ей вредно много пить. Сердце у неё старенькое, изношенное, надорвётся, возьмёт да и остановится.
- Ну, и что? – философски замечала дама. – Помрёт, похоронишь. Какие проблемы? Не два же века старушке жить!
- Какие проблемы?! – возмущался Анатолий. - Это будет не проблема, а катастрофа! Когда меня в очередной раз посадят на зону, чтобы приучать к труду и дисциплине, кто мне будет караулить квартиру? Стоит матери дать дуба, как нашу квартиру отдадут новым жильцам. Где же я буду жить, когда вернусь из трудового лагеря?
Однажды тёплым летним вечером, когда Санька с приятелями играли в карты во дворе как раз под окнами квартиры бабушки Анфисы, Анатолий привёл очередную даму. Вид у неё был довольно потасканный, но его с лихвой компенсировала боевитость, которой в ней было столько, что хоть отбавляй. Войдя в квартиру клиента, от которого дама ожидала услуг весьма интимного характера, она тотчас распахнула настежь окна, чтобы выветрить табачный и прочий дух совместного проживания двух несчастных бедолаг. Увидев под окнами ребят, играющих в карты, дама голосом с чарующей хрипотцой, явным признаком пристрастия к продукции самой передовой в мире табачной промышленности, полюбопытствовала:
- Ну, как игра? Карта идёт? Кто в дураках остаётся?
- Дураков нет, у нас дружеская ничья, - пошутил Санька.
- Ишь, умный какой нашёлся! - фыркнула дама и исчезла в глубине квартиры.
Началось шумное застолье. Дама болтала за троих. Выпив и закусив, принесёнными с собой дарами, она начала заигрывать с Анатолием. Ей явно хотелось романтического путешествия на кровати клиента. Анатолию предыдущую неделю, не по его вине, пришлось поститься. Скорбное питание и романтика – это не та пара, для которой существует беспредельное и безвременное прекрасное будущее, с названием кратким – рай. Анатолий, как дитя нашей огромной матушки-природы, по объективным законам, данным человеку в его ощущениях, не имел физических возможностей, дать полное удовлетворение текущим желанием своей гостье. Даму удивила вялая реакция на её заигрывания. Не осознавая жёсткость фигуры треугольника, она всё-таки решила, что Анатолий стесняется присутствия матери. Не раздумывая, к чему она, по-видимому, никогда не имела ни малейшего тяготения, бойкая дама стала настойчиво посылать мать, завязшего в трапезе клиента, прогуляться на двор, подышать свежим воздухом и поиграть с ребятами в карты.
- Мне и через окно распрекрасно дышится, - отклонила не своевременное, с её точки зрения, предложение дамы бабушка Анфиса.
- Здоровье, бабушка, надо беречь смолоду, а в ваши годы тем более! – не растерялась в чрезвычайной ситуации гостья.
- На здоровье пока что не жалуюсь.
– И хорошо, держите курс вашей жизни в этом направлении, больше и чаще гуляйте, общайтесь с молодёжью, и вам перепадёт от неё заряд бодрости!
Скудное угощение не позволило бабушке Анфисе утратить ориентацию в действительности:
- Пока я буду заряжаться этой бодростью, вы с Анатолием всё выпьете и съедите, мне придётся лечь в кровать почти голодной и трезвой.
- Ну, прямо! – обижено возразила дама. – Мы же не свиньи, кое-что оставим вам.
- Объедками не питаюсь! – негодующе передёрнула плечами бабушка Анфиса. – Да и на ваши шуры-муры смотреть вовсе не собираюсь. За свою горькую жизнь нагляделась я на эту дребедень досыта.
- Ну, и чёрт с тобой! – воскликнула в сердцах дама и продолжала заигрывать с Анатолием.
Однако джентльмен, часто сидевший на весьма скудной диете, не обращал на даму никакого внимания и продолжал уплетать за обе щёки, принесённые благотворительницей дары. Беспокойные руки дамы суетились по телу Анатолия и сильно мешали этому процессу. Он стал активно отпихивать даму от своей особы:
- Слушай, отстань, а!
- Вот тебе, и на! – с обидой воскликнула дама.
- Что за нетерпёж?! – удивился Анатолий. – Остынь. Иди, прогуляйся, да и мать не забудь, прихвати с собой!
- Еще чего?! – в свою очередь удивилась дама. – Кончай застолье! Сидишь, жрёшь, как будто век не едал, не дождёшься тебя!
Дама отскочила от Анатолия, скептически посмотрела на бабушку Анфису, решая вопрос, вести ли её на прогулку, но, очевидно, решила, что обойдётся старушка и без прогулки, и предприняла новую атаку на тело Анатолия. Она попыталась устроиться к нему на колени.
- Не мешай! – сурово осадил даму джентльмен.
Страждущая душа бабушки Анфисы с неописуемым волнением наблюдала катастрофически быстрое опустошение сыном бутылки алкогольного бальзама. В это же время её глаза сурово и явно осуждающе созерцали ярко выраженные сексуальные домогательства дамы, получить код доступа к телу сына. «И это вместо того, чтобы угостить пожилого человека ещё одним стаканчиком благостным напитка, - горько подумалось бабушке Анфисе». Вслух эту горесть она выразила кратко:
- Бесстыжая какая!
- А ты чего вяжешься? – гневно бросила через плечо дама.
Какая никакая, а у дамы тоже была своя собственная душа, имеющая свою собственную гордость, которая с высокомерным оптимизмом напоминала ей, мол, держись, душа, мы с тобой и не в таких переделках бывали.
- Слушай, отвяжись от матери, – добродушно посоветовал даме Анатолий. – Дай мне спокойно покушать, а десерт для тебя будет потом!
Его душа ещё только находилась в цветочной стадии алкогольного опьянения, и мысли ещё не сбились в бесформенную кучу и не расползлись по углам темнеющего сознания. И вот, наконец-то, душа явственно ощутила, что утробушка, базовая основа тела, наелась и напилась, как говорится в народном эпосе, под завязку. Селезень-Анатолий крякнул с большим удовлетворением, что означало, желудочно-кишечный тракт заполнен спонсорской продукцией до отказа. Анатолию захотелось гордо восстать из-за стола, но тяжесть принятого благодеяния поболтало его тело из стороны в сторону, вытолкнуло его из-за стола, заставила закрыть окна, задёрнуть шторы и пригласить даму прогуляться в давно желаемую ей кровать.
Однажды, благодатной летней порой, бабушку Анфису навестил её старший сын Василий. В отличие от младшего Анатолия, патологически избегавшего любого трудоустройства, Василий трудился строителем на просторах поднятия целинных земель. В квартиру матери старший сын вошёл с гордо поднятой головой, осознающей свою значимость значительной денежной массой, пригретой на груди во внутренних карманах пиджака. Мать и младший брат Анатолий приветствовали кровного родственника крепкими объятиями. Они ещё не утратили, данных им природой-матушкой истинных материальных ощущений, поэтому они, не зависимо друг от друга, явственно ощутили, что их сын и брат посетил их скромную обитель явно не с пустыми карманами. Эмоции более молодого Анатолия с радостной надеждой выплеснулись наружу, не зависимо от его сознания:
- Да ты, брат, настоящий Герой труда! Это надо срочно отметить.
- Герой не герой, а отметить прошедшие трудовые будни и выпить за будущие, можно и даже нужно.
- Вот и отлично! Жаль, что у нас с матерью с деньжатами напряжёнка.
- Это, ребята, пустяки! Бумажных денег у меня пока что хватает, - усмехнулся Василий, прекрасно зная образ жизни матери и брата. – Впрочем, для начала банкета кое-что я привёз с собой.
О, Русь Советов и прочих руководящих органов, как любишь ты отмечать встречу родственников роскошной пьянкой! Бабушка Анфиса и её сыновья, шагая в ногу с этой народной традицией, не стали терять даром драгоценное время, и тотчас начали праздничное мероприятие.
Время перевалило за обед. Праздник был в полном разгаре. Изношенный непосильным бытом, организм бабушки Анфисы потребовал срочного отдыха. Она не посмела отказать ему в этом пустяке. С большим трудом она дотащила своё увядающее тело до кровати. Для неё это был своего рода трудовой подвиг. Братья не мешали матери успешно завершить его. Они сидели за столом и, распустив пьяные языки, обменивались новостями, вспоминали прошлую и обсуждали текущую жизнь. Вдруг откуда ни возьмись в голову Василия пришла благая мысль, наставить младшего брата на истинный путь советского человека. Обняв Анатолия за плечи, он с пафосом доморощенного философа стал осуждать его образ жизни:
- Слушай, Толька, бросай к чёртовой матери тунеядство и пьянство!
- Василий, мать не тронь! Понял?
- Да что там мать! – отмахнулся Василий. – Она старуха. Пить ей уже не бросить, а тунеядство ей не грозит.
- О чём тогда речь? Мать – это мать, а я – это я.
- А я – это Василий. Ну и что?
- Откуда я знаю, что?! – удивился Анатолий.
- Ты не что, а кто. Ты мужик, и уже в годах, и пока не перезрел, тебе надо срочно жениться.
- Это ещё зачем?
- Как зачем! Заведёшь семью, детей. У тебя появится забота, на что их содержать. Устроишься на постоянную работу, будешь деньги зашибать. Глядишь, и мать у тебя под боком счастье обретёт.
- Э, братуха, да ты в нашей жизни мало что понимаешь, - с горькой усмешкой ответил Анатолий на предложение брата. – Я буду деньги зарабатывать, а мать будет их пропивать, так что ли?
- Так, да не так. Мать - старуха. Много ли ей денег надо на пропой? Так, сущие пустяки.
- Тебе, конечно, пустяки, а мне?
По существу, предложение Василия невольно попало в болевую точку души Анатолия, которая, хотя и не часто, мечтала бросить пить, устроиться на работу, жениться и даже иметь детей. Однако затуманенная алкоголем душа Анатолия напрочь забыла эти мечты. Более того, она почему-то решила, что брат усомнился в реальном осуществлении этих мечтаний. Душа Василия тоже бродила в алкогольном тумане и не нашла ничего лучшего, как усомниться в наличие у брата истинно мужского достоинства. Это сомнение послужило искрой, которая мгновенно воспламенила душу Анатолия:
- Ах ты, гад ползучий, думаешь, я не способен охомутать бабу и наштамповать детей?!
Кромешная тьма негодования накрыла сознание Анатолия. В нём забушевали самые отвратительные эмоции человека. Началось зверское избиение брата. Где-то в подсознании Анатолия ярким пламенем вспыхнула, тлевшая злость на весь мир из-за своей неустроенной жизни. Злость утроила мышечную силу, и уже через несколько минут лицо брата было в крови. Силовой массаж вернул Василия к действительности. Он испугался и бросился бежать. В коридоре брат догнал его и мощным ударом в спину сбил на пол:
- Я убью тебя!
Анатолий схватил подвернувшийся под руку увесистый навесной замок, на который они с матерью закрывали квартиру, и уже размахнулся, чтобы наверняка прикончить брата ударом по голове, но его руку перехватил один из соседей, прибежавших на громкий шум в общественном коридоре. Это был дядя Гриша. Прошедший всю войну на передовой, от природы смекалистый, обладавший от рождения быстрой реакцией, он обладал даром найти оптимальный выход из любой ситуации. Дядя Гриша крутанул захваченную руку, замок выпал, а Анатолий жалобно ойкнул. Дядя Гриша втолкнул Анатолия в его квартиру и суровым голосом рявкнул:
- Высшую меру захотелось получить? Иди, проспись!
Высшая мера? Сочетание двух простых слов произвели на Анатолия действие подобное ведру холодной воды, вылитой на его чрезмерно разгорячившуюся голову. Два простых слова моментально выбили из его организма избыток хмеля. Анатолий дико посмотрел на дядю Гришу, махнул рукой, мол, чёрт с тобой, и ушёл в комнату. Василий поднялся с пола и, пошатываясь, побрел на речку, умыться и освежиться после пережитого.
Утром следующего дня, опохмелившись остатками спиртного, Анатолий долго и занудно каялся перед братом. Он уверял его, что мордобой получился как-то сам собой, что он никогда и ничего не имел против брата, что он его всегда любил и любит… Василий слушал эти оправдания, как говорится, вполуха, и никак не реагировал на них. Он, молча, с лицом Штирлица, собирал вещи. Бабушка Анфиса, где-то на самом донышке своей стареющей, но всё же материнской души, пыталась примирить братьев. Но если Анатолий, как зачинщик драки, шёл на примирение, как на захваченный бастион противника, то Василий, как потерпевшая поражение сторона конфликта, всё ещё горел негодованием и предпочитал немедленно покинуть поле боя. Бабушка Анфиса испытывала двойственные, противоположные чувства: ей было жалко, побитого Анатолием Василия, и было жалко денег, которые можно было легко пустить в бытовой оборот, и которые Василий, так и не обласканные потреблением в кругу семьи, увезёт в свою собственную семейную обитель. Однако Василий обиделся всерьёз и надолго. Молча, он собрал вещи, и ушёл, не попрощавшись, чтобы больше уже никогда не появиться в апартаментах своих ближайших родственников.
Проповедь Василия не прошла мимо сознания Анатолия. Она всё же заставила его задуматься о своей судьбе. Возможно, повлияла и мать, которая нет-нет, да и принималась пилить сына за его семейное неустройство. Анатолий отмалчивался, но мотал себе на ус, и через неделю после отъезда брата пошёл и устроился на работу в одну из городских контор. Через месяц на первую получку он купил себе простенькие и дешёвенькие: костюм, сорочку и туфли. Даже такая, далёкая от модных тенденций, экипировка преобразила Анатолия так, что на эту наживку клюнула дама, живущая на соседней улице с матерью и сыном дошкольного возраста. Какие достоинства Анатолия прельстили её, осталось неизвестным для лавочного парламента Санькиного дома. Несомненно, что мнение этого лавочного парламента не имело никакого влияния на принятие ей решения, посетить квартиру бабушки Анфисы и ответить согласием на предложение Анатолия о совместном проживании на данной жилплощади.
Санька узнал об этом от своей матери, которая тёплым субботним вечером участвовала в заседании лавочном парламента дома. Весь вечер соседи бурно обсуждали перспективы этой дамы на семейное счастье в тесном кругу Анатолия и бабушки Анфисы. Общими усилиями члены лавочного парламента собрали и обсудили биографию претендентки на совместное сожительство с Анатолием.
Наталья Алексеевна, известный в околотке специалист в области интимных отношений, положительно высказалась о перспективах сожительства Люськи Косой, так звали эту даму, с Анатолием. Члены лавочного парламента были подробно ознакомлены с мнением участкового милиционера, не понаслышке знавшим о достоинствах этой женщины. Наталья Алексеевна убедительно доказала, что Люська Косая хорошо знакома с квартирой бабушки Анфисы, где она не раз бывала при прежних жильцах, которые всем нам хорошо известны.
- Замечательные были соседи, а сейчас что? - с грустью заметила Санькина мать. - Не соседи, а какое-то человекообразное недоразумение.
- Разве можно сравнить симпатичную, всегда чистенькую и обходительную, трудолюбивую и хозяйственную Анну Ивановну с бабушкой Анфисой?! – воскликнула Нина Петровна. – Да никогда! Анна Ивановна, женщина партийная, - главный бухгалтер в Горторге её супруг, Фёдор Иванович, - главный кладовщик на Швейной фабрике, сын у них - умненький, почти отличник. Дружная такая семейка была…
- Ну, это ты, Петровна, чересчур хватила! – перебила соседку Наталья Алексеевна. - Тоже мне, нашла дружную семейку. Анна Ивановна вышагивала из-под Фёдора Ивановича, а он вышагивал из-под неё.
- Вот и прекрасно, никому не обидно, все довольны, чем не дружная семейка?! – с иронией высказалась Лидия Юрьевна, соседка из восьмой квартиры.
- Оно бы, конечно, и так, - согласилась Наталья Алексеевна, - да вот только Фёдор Иванович шуры-муры водил не с кем попало, а с кладовщицей Люськой Косой. Эта парочка приторговывала украденной со склада, якобы сэкономленной, мануфактурой.
- Тогда я что-то не пойму Люську Косую, - поделилась своими сомнениями всегда прагматически настроенная Нина Петровна. – С чего это её бросило в объятия Анатолия, алкаша и тунеядца?
- Судьба у неё видно такая, - отреагировала Наталья Алексеевна, и грустно вздохнула, вспомнив собственное одиночество.
Бабушка Анфиса в заседании лавочного парламента не участвовала. Социально-активные члены этой местной общественной организации сочли себя обязанными, подробно проинформировать мать Анатолия о важнейших результатах этого заседания. Бабушка Анфиса, будучи в состоянии эйфорического опьянения, после удачной прогулки по городу, рассыпалась в благодарностях соседям, принявшим близко к сердцу судьбу её сына. Однако донести до сына услышанное в полном объёме она не смогла. Более того, она так сумбурно доложила сыну полученную информацию о Люське Косой, что он практически ничего не понял. Анатолий задумчиво почесал затылок, вздохнул и сказал:
- Бабы, они и есть бабы, хлебом их не корми, дай посплетничать.
Решение о сожительстве с Люськой Косой Анатолий не отменил, и вскоре эта дама, не лишённая привлекательности, вместе с шестилетним сыном Лёшкой и скромными пожитками перебралась в квартиру бабушки Анфисы. Лёшка, росший без строгой и сильной мужской руки, оказался чрезвычайно бойким ребёнком. Его любопытство не знало пределов, а язык не знал усталости. Это крайне раздражало бабушку Анфису:
- Ой, какое трепло навязалось на мою душу! От его болтовни у меня постоянный шум в голове.
- Пить надо меньше! – самонадеянно дерзко защищала сына новоявленная сноха.
Бабушка Анфиса, от природы натура гордая, и как бы даже не зависимая от внешних обстоятельств, смело защищала честь, достоинство и потребности собственной души:
- А тебе какое дело? На свои, чай, денежки пью!
Люська Косая, выросшая на просторах безотцовщины, с малых лет, как только научилась говорить слово «мама», никогда за словом в карман не лезла:
- Поглядите-ка, она пьёт на свои денежки! Уж, не от сырости ли они у тебя заводятся?
- Ну, ты от наглости не помрёшь, - парировала бабушка Анфиса, возмущённо поджав губы.
- Постараюсь, будь спокойна! – отвечала Люська Косая.
Бабушке Анфисе послышалось, что эта прощелыга Люська, неизвестно, откуда взявшаяся сноха, пожелала ей, родной матери мужика, которого она так удачно захомутала, побыстрее упокоиться. Пожелание скорейшей смерти ей, пожилому человеку, показалось бабушке Анфисе настолько обидным, что она даже не стала отвечать на этот выпад Люськи Косой. Она поджала губы и отправилась прогуляться, чтобы хоть как-то успокоить расшалившиеся нервы. В этот благодатный летний вечер проходило очередное заседание лавочного парламента дома. Плановой повестки не было, поэтому соседи с большим интересом выслушали краткое сообщение бабушки Анфисы о недостойном поведении сожительницы сына:
- Эта Люська Косая мне сразу не понравилась. Только перешагнула порог и сразу же запретила нам курить в квартире. Разве это не натуральное свинство? А я-то, старая дура, приняла её с распростёртыми объятиями! Думала, она создаст нам с Анатолием нормальные условия для семейной жизни. А она что? Заставляет водиться со своим парнишкой! И в обмен, вместо благодарности, на-ка, мол, свекровушка, трёшку, купи себе угощение, выслушиваешь от неё одни попрёки. А сколько с этим Лёшкой хлопот? Жуть! А ведь у меня своя работа. Кто за меня её сделает?
- Не волнуйся, с твоей работы никто тебя за прогул не выгонит, - ехидно заметила Нина Петровна. – Да вдобавок, и бутылок за время прогулов больше накопится. В выходной нагрянешь на свою работу и загребёшь мешок этого добра.
- Тебе, Петровна, только бы посмеяться над бедой пожилого человека. Что ты понимаешь в пустых бутылках? Ничего. Тоже мне, ляпнула, за неделю накопятся. Как же! Остроглазые ребятишки всё выберут. Не пьют, не курят, а туда же бутылки собирать. Зачем?
- Как зачем? Бутылку сдаст - мороженку купит. Глядишь, родителям, какая-никакая, а помощь.
- Так пусть родители им мороженки и покупают.
- А ты своему Анатолию много мороженок покупала?
- Я-то что? Мой мужик на фронте пропал, мне не до мороженок было.
- А у Люськи Косой, где мужик пропал?
- Тьфу! – завершила дискуссию бабушка Анфиса и в растрепанных чувствах покинула заседание лавочного парламента.
На следующее лето Люськиному сыну исполнилось семь лет. Из детского сада его торжественно выпустили в школу. Наступило безвременье. Бабушка Анфиса наотрез отказалась сидеть с мальчиком. Летом в нашей стране резко повышается урожай пустых бутылок, брошенных, где попало. Обостряется и конкуренция за их сбор. Её устраивают школьники средних классов. Они начинают осознавать, что юному человеку лишняя копейка карман не оттягивает, а повышает степень их независимости от взрослых членов семьи.
Лето радовало бабушку Анфису ещё одной приятной стороной. В эту благодатную пору пустые бутылки в городе не появляются сами собой, а о божественном происхождении их, подобно манне небесной, бабушка Анфиса, как идейно выдержанная атеистка, не верила никогда. Её реалистическая натура как-то сама собой всегда склонялась к материалистическому объяснению всех природных явлений. Как опытный исследователь-практик, бабушка Анфиса быстро убедилась в очевидном факте: пустые бутылки, даже в дремучих уголках скверов, оставляют вполне конкретные люди, подобные ей самой. Она отметила удивительную закономерность: все эти люди обладали страстной и целеустремлённой натурой. Их пристрастие к алкоголю не могли остановить ни милиция, ни прокурор, и уж тем более ни судья и ни генеральный секретарь партии. Слушая по радио речи главы партии и государства, бабушка Анфиса воистину убеждалась в его страстной и целеустремлённой натуре. Это убеждение позволяло ей предполагать, а не оставляет ли главный начальник страны в скверах и парках, а может быть даже на улицах и площадях, пустые бутылки?
Конечно, бабушка Анфиса ошибалась, глава партии и государства вёл подведомственный ему народ в коммунистический рай по бетонной, абсолютно прямолинейной дороге, пролегающей в обход не только скверов и парков, но и всех населённых пунктов страны. Этот великий человек несчастной страны его происхождения любил утолять жажду к алкогольным напиткам в местах наглухо закрытых для посещения граждан. На природу этот гений самопроизвольной репродукции народа смотрел исключительно с высоты своих политических предпочтений, тогда как клиентура бабушки Анфисы предпочитала жить среди природы и получать удовольствие от собственных пристрастий в укромных местах городской среды.
Городским властям такое поведение граждан не нравилось. А ведь они могли бы пойти навстречу пожеланиям трудящихся и оборудовать в укромных местах народного потребления алкоголя цивилизованные забегаловки. Эти непритязательные сооружения, мебель, посуда, дешёвая алкогольная продукция, лёгонькие закуски доставили бы истинное удовольствие горожанам в часы их свободного отдыха. Такая забота партийных и государственных органов о досуге граждан могла бы поднять культуру потребления спиртных напитков на высочайший уровень на зависть не только Франции и Италии, но Великобритании и США с их джином и виски.
Впрочем, мысли бабушки Анфисы не распространялись на столь отдалённые от её родины страны и континенты. Не обладая блестящим советским образованием, она придумала простой способ поправить недосмотр городских властей в сфере обслуживания граждан, воспылавших рвущейся из их душ любовью к алкогольным напиткам. Метод был таким же простым, как чековая книжка начинающего миллионера. В своей сумке, видавшей виды революционных дрязг между различными слоями российского общества, бабушка Анфиса носила гранёные стаканчики. Эта советская мерная посуда, вмещающая в себя ровнёхонько 100 миллилитров алкогольного напитка. Оберегая свой сервисный потенциал от внезапной смерти в случае возникновения чрезвычайной ситуации, она аккуратно укутывала этот хрусталь повседневного спроса тряпочками. Стаканчики бабушка Анфиса сдавала в краткосрочную аренду любителям выпить на природе и даже на ходу, продолжая вести беседу о чём угодно. Цена аренды была такой же простой, как бодро шагающий по стране развитой социализм - стаканчик алкогольного напитка, процент спирта в котором не имел никакого значения. В удачные дни количество потреблённых стаканчиков настолько перекрывало плановый уровень возможностей организма, что бабушка Анфиса утрачивала ориентацию во времени и пространстве.
Возможно, чрезмерный труд в сфере сервизного обслуживания населения наваливался на её старческие плечи такой свинцовой усталостью, которая без всякого предупреждения бросала бренное тело бабушки Анфисы на грешную землю. К сожалению, не смотря на постоянные постановления партии и правительства, местные власти не уделяли должного внимания пожилым людям, попавшим в сети такой агрессивной усталости. Попавший в такие сети организм бабушки Анфисы не имел возможности выбрать место для благотворного сна, чтобы восстановить, похищенные усталостью, жизненные силы. Где ты, воспетый Некрасовым высочайший дух русской женщины? Его похитил наглый сон. Именно забулдыга-сон взыграл роковой струной над телом несчастной женщины. Взыграл не на ложе любви, а под кустом в скверике или под забором, вид которого не достоин описания приличным человеком.
Как-то в воскресенье бабушка Анфиса с фирменной сумкой и тяжелой головой отправилась на трудовую вахту. Люська Косая ушла проведать сестру Зину. Анатолия она оставила дома посидеть с Алёшкой. В качестве компаньонки она оставила ему бутылку водки.
Тесное общение с компаньонкой Анатолий не стал откладывать на потом, поэтому не прошло и часа, как алкоголь заиграл общительной струной его организма. Он стал расспрашивать Алёшку о его житье-бытье. О чём только не поведал ему болтливый мальчик! Он похвастался, что недавно ходил с мамой на её работу и там видел, как она с дядей Федей играла в папы-мамы. Экскурсия Алёшки на швейную фабрику, где трудилась его мать под руководством дяди Феди, чрезвычайно заинтересовала Анатолия. Она взбудоражила его сознание, плавающее в парах алкоголя. Как же так, размышлял Анатолий, я возложил на себя обязанности отца Алёшки, а его мать почему-то играет в папы-мамы не со мной в квартире и на кровати, а в рабочее время с каким-то дядей Федей на складе тканей? Что за парадокс семейных отношений? Надо срочно допросить Люську!
- Ты знаешь, где живёт тётя Зина? – голосом пьяного забияки спросил Анатолий у мальчика.
- Знаю, - ответил Алёшка, удивившись быстрому переходу настроения дяди Толи от благодушно-радостного к сурово-агрессивному.
- Беги к тёте Зине, и скажи маме, пусть она быстро идёт домой!
Бежать у Алёшки не получилось. На его пути природа разбросала много интересного, достойного не только внимания, но и оценки. Неспешно добравшись до цели, он с удивлением увидел, что дверь квартиры тёти Зины закрыта на замок. Алёшка подумал, что мама уже сама по себе ушла домой. Значит, задание дяди Толи он выполнил, и домой можно не торопиться. По старой памяти Алёшка отправился на прежнее место жительства, где и остался развлечься игрой со знакомыми ребятами.
Алёшкина мать в гостях у тёти Зины и не бывала. Она отправилась в гости к дяде Феде, жена которого уехала на выходной в деревню к матери. Фёдор Иванович встретил коллегу по работе с распростертыми объятиями. Он угостил Люсеньку сладким и дорогим по тем временам вином.
Вкусив вина и получив истинное удовольствие от тесного общения с Фёдором Ивановичем, Люсенька в приподнятом настроении летела домой, кормить Алёшку и Анатолия. На крыльях мимолётной любви она мурлыкала популярную в то время песенку “Мы с тобой в два берега вдоль одной реки”. На подходе к дому её мажорное настроение мгновенно улетучилось. На лавочке в горьком одиночестве хмурый и злой сидел Анатолий. По его лицу гуляла бушующая ярость. Люська уже повернулась, чтобы уйти к матери, но Анатолий остановил её:
- Куда это ты лыжи навострила? Не нагулялась ещё?
Люська гордо вскинула голову, скривила губы и молча прошла мимо. Анатолий догнал её во дворе. Здесь штормовой ветер ревности в его душе взыграл волной бешеного рукоприкладства. Однако наученный горьким опытом с братом и подсознательно учитывая, что Люська, какая-никакая, а всё-таки женщина, к тому же не лишённая привлекательности, и что он был у неё далеко не первым мужчиной, Анатолий обошёлся с ней менее жёстко. Впрочем, и Люська не ударила лицом в грязь. Эта женщина, физически поднаторев в постоянном противостоянии с жизненными невзгодами, довольно успешно противостояла агрессии сожителя, фигуру которого невидимые простым глазом ручки водочки побалтывали из стороны в сторону. Это позволило Люське выйти из бытовой, семейной схватки с минимальными потерями - синяками на лице и порванным платьем.
Завершив справедливое, с его точки зрения, возмездие, Анатолий завалился спать, а Люська собрала свои вещи и навсегда покинула эту пропахшую винным перегаром обитель. После этой неудачной попытки создать нормальную семью Люська Косая, встречая где-нибудь на улице Анатолия или бабушку Анфису, отворачивала в сторону лицо, гордо вскидывала голову, а ее взгляд устремлялся в будущее, где она ещё надеялась обрести своё счастье.
История с Люськой Косой окончательно и бесповоротно, как построение социализма в отдельно взятой стране, вернуло Анатолия на путь бесконечного тунеядства, усеянного островками пьянства, которые или случайно, или закономерно появлялись на его жизненном пространстве.
«Как несправедливо устроен наш мир, - думал Анатолий в минуты осмысления проживаемой жизни. - Почему-то тунеядство не требует никаких финансовых затрат, тогда как постоянная, до отвратительности назойливая потребность в алкоголе, как избалованный ребёнок, которого я никогда не имел, и уже наверняка не буду иметь, постоянно, с истерическими криками сохнущей души, требует денежной подпитки?»
Бабушка Анфиса, на собственном опыте познав неуправляемую сознанием тягу к спиртному, прекрасно видела такую же тягу у сына. Из этого наблюдения она сделала простой вывод - перестала приносить алкогольную продукцию домой. Летом она приобщалась к ней где-нибудь в скверике на потайной скамейке. Зимой, когда снег и мороз лишали бабушку Анфису удовольствия побалдеть в скверике на скамейке, она смаковала спиртосодержащие напитки из их родной тары в каком-нибудь закоулке или на глухой и безлюдной улице города.
В те времена доблестная милиция внимательно отслеживала культуру потребления алкоголя в обществе. На улицах города, в сквериках и других общественных местах этот процесс был категорически запрещён. Законопослушная бабушка Анфиса никогда не решалась перешагнуть через справедливые, как она полагала, запреты властей. Она никогда не болталась в общественных местах с бутылкой алкогольной продукции в руке. Эти божественные напитки она всегда прятала в своей фирменной сумке. Украсть у жизни чуточку времени, чтобы побаловать организм глотком спиртного, уютно спрятанного в сумке, не представляло для бабушки Анфисы никакой проблемы.
А ведь это были времена, когда власть коммунистов, насквозь пропитанная духом светлого будущего, железной рукой закона двинула в народ злободневный лозунг “Пьянству бой!”. Для воплощения этого лозунга в действительное явление на территории всей страны власти на местах, сломя свою многострадальную голову, бросились обустраивать медицинские вытрезвители. Коммунисты всей страны были убеждены, что в этих благоустроенных учреждениях каждый советский человек будет иметь возможность в любое время суток всего за 15 рублей отечественной валюты вымыть из организма проточной водой избытки поглощённого алкоголя. Откуда же брался избыток алкоголя в организмах граждан Страны Советов? Как откуда? В эти замечательные времена в стране полностью отсутствовал дефицит алкогольной продукции. Весь народ огромной страны семимильными шагами двигался в коммунистическое будущее, где для каждого члена общества на каждый день его бренного существования была запланирована бутылка чистейшей советской водки с кратким названием «Столичная». Государственные предприятия по её производству постоянно перевыполняли, спускаемый партией и правительством план, чтобы наше советское общество в едином порыве пересекло финишную ленточку, за которой всех нас ожидало коммунистическое общество всеобщего равенства. В этом, идеологически выдержанном социалистическом соревновании, им помогал частный, индивидуальный сектор в лице единичных производителей. Конечно, ассортимент у них был невелик (тривиальные напитки: брага, настойки и самогон), но народ на это не обижался. Он любил всё природное и своё. Наш великий народ всегда гордился высоким уровнем баланса между производством и потреблением алкогольной продукции. Сколько народ произведёт этой благостной продукции, столько же он её и употребит для собственной пользы.
У человека мыслящего возникает естественный вопрос, на кой чёрт нужны были тогда властям вытрезвители? На этот вопрос городские власти отвечали кратко, чётко и тютелька в тютельку по теме: городской вытрезвитель работает круглосуточно. Что ж, это честный ответ на честный вопрос. Однако бабушка Анфиса какими-то, непостижимыми для милиции способами, избегала посещения этого богоугодного заведения. Эта постоянная удача сопутствовала ей, вероятно, потому, что она не верила ни в бога, ни в коммунистическую партию, ни в чёрта, ни в прочую оппозиционную шушеру. Кое-кто из соседей бабушки Анфисы объяснял этот феномен простым везением, а кое-кто благоразумием прожитых годов, но более реалистичным, на наш сугубо индивидуальный взгляд было мнение Нины Петровны:
- Милиция бесплатно клиентов не обслуживает. Вот она и обходит бабушку Анфису стороной.
У каждого человека в нашей солнечной стране есть свой самый любимый праздник. У бабушки Анфисы и Анатолия таким праздником был девятый день после пасхи – радуница. Как ни удивительно, но закостеневшие души этих атеистов искренне считали радуницу самым гуманным днём в году. После этого святого дня бабушка Анфиса ещё многие вечера в кругу представительниц лавочного парламента дома со слезой в голосе сокрушалась, что такой чудесный праздник случается только раз в году. На эти сетования Нина Петровна, как всегда резко и принципиально замечала:
- Будь радуница каждый день, вы с сыном давно бы спились и постоянно бы прописались на кладбище. Не переживай, а радуйся, что ещё целый год будешь таскать свои подневольные ноги по улицам и скверикам в поисках пустых бутылок и прочих ценностей.
- Ну, прямо уж, - обиженно поджимала губы бабушка Анфиса. – Вечно ты, Петровна, в каждом человеке только тёмное видишь, а на светлое глаза закрываешь.
- Какая я ни есть, а бутылками и прочим не побираюсь и вина в рот не беру.
- Зато бражку попиваешь.
- Только по праздникам.
Соседи удивлялись и даже завидовали здоровью бабушки Анфисы и её сына. Они практически никогда не болели. Их скудное питание и обильный сон, словно в насмешку, подтверждало старейшую мудрость, лучше не доесть, чем не доспать. Лентяям и пьяницам эта мудрость, казалась набитой тропой в страну долголетия. Немаловажную роль для поддержания здоровья играла и постоянная закалка. При полном отсутствии дров в суровые зимы, когда необходимо топить печи, а топить их было нечем, бабушка Анфиса и её сын впадали во временный, сезонный анабиоз, что, как полагают известнейшие геронтологи мира, с божественной очевидностью способствует увеличению продолжительности жизни всех живых существ от земляного червя до человека. Соседи бабушки Анфисы и её сына никогда, как говорится, и в глаза не видели, и, уж тем более, не читали трудов таких серьёзных учёных. Конечно, соседи жили реальной жизнью своего околотка и своего двора. Соседи, воспитанные на основах справедливости, могли дать клятву на кресте, который в те годы был запрещён, как аппендикс разгромленного капитализма и нарождающегося империализма в стране победившего социализма, что бабушка Анфиса и её сын никогда не воровали у них дрова. Чувство справедливости у них никогда не переходило границы нормальных отношений между соседями.
Конечно, кое-кто из соседей, ночной порой, бежавшие через двор, отдать дань естественных потребностей в покосившиеся деревянные кабинки, цивилизованно называемые уборными, становились невольными свидетелями явления доставки на саночках ворованных дров или каменного угля, упрятанных в мешок. Невольные свидетели кражи по необходимости, стыдливо закрывали глаза, чтобы ненароком не идентифицировать виновника воровства как бабушку Анфису или её сына Анатолия. Эти свободные граждане нашей страны тоже были не лыком шиты, дрова крали у частников, но не в своём околотке, а уголь у государственных котельных, охрану которого партия и правительство поручили божественным силам неизвестного происхождения. Такая, прямо скажем, характерная для развитых рыночных отношений, предприимчивость позволяла бабушке Анфисе и Анатолию весь зимний период поддерживать в квартире положительную температуру на уровне, который определялся законодательными актами развитого социализма.
Впрочем, здоровый образ жизни никогда не волновал ни бабушку Анфису, ни её сына. Они, наивно устремлённые в получении сиюминутного удовольствия, отрицали любую материальную основу здорового образа жизни, кроме алкоголя и табака. Они были убеждены в том, что здоровье дано человеку матушкой-природой при рождении – сразу всё и на всю жизнь. Возможно, они верили в божественные силы, которые, подхватив их под ручки, ведут по еле заметной жизненной тропке, вдоль которой рассеяны маленькие, но такие приятные удовольствия. Ясно, что никакое человекообразное существо не пройдёт мимо, валяющегося возле жизненной тропки, бесхозного, реального и, жуть как симпатичного, удовольствия. Естественно, бабушка Анфиса и её сын никогда не проходили мимо валяющейся, без всякого государственного досмотра, пусть даже и очень скудной, но вполне материальной вещи, пригодной послужить источником для поддержания жизни.
И вот однажды у матушки-природы случилась задержка зарплаты. Она была озабочена собственным жизнеобеспечением, утратила бдительное наблюдение за своими подопечными, и их сразу же оседлала враждебная человечеству зараза. Эта невидимая простым глазом зараза побрезговала стареньким, истасканным организмом бабушки Анфисы и посетила незваной гостьей, хотя и немолодой, но физически ещё крепкий организм Анатолия. Медицинские светила мира дали этой болезни странное название - белая горячка. Слава великому случаю, что горячка посетила его летом. Эта болезнь так воспламенила обитель ума Анатолия, что он в трусах и майке выбежал во двор и стал с остервенением выбрасывать в очаровательный, тёплый, вечерний воздух словесные волны странного содержания.
Заседавший лавочный парламент Санькиного дома был чрезвычайно удивлён
открывшимся зрелищем и непотребным словоизвержением соседа. Старший сын Нины Петровны Леонид, водитель машины скорой помощи, а значит, кое-что понимающий в медицине, глубокомысленно почмокал губами и поставил диагноз:
- Типичная белая горячка.
- Какой ужасный бред! - возмутилась Нина Петровна. - Хоть уши затыкай.
- Ещё бы не ужас! - философски заметила Санькина мать. – Пьют всякую дрянь, вроде политуры. От таких напитков можно не только подцепить белую горячку, но и вне очереди отправиться на кладбище.
Ей возразил Леонид:
- Тогда почему бабушку Анфису белая горячка обошла стороной? Она ведь тоже пьёт и политуру, и одеколон, и разные пузырьки из аптеки, и чёрт его знает, что ещё?!
Ему с достоинством ответила Наталья Алексеевна. Пенсионный возраст и обилие свободного времени позволяли ей детально изучить образ жизни жильцов дома:
- Как же, держи карман шире! Анатолий и близко не подпускает мать к своему зелью.
- Жалеет мать-то, - тихим, скорбным голосом истинно богомольной старушки поведала своё мнение бабушка Лиза, мать первого мужа Нины Петровны, пропавшего без вести на полях Второй мировой войны.
- Жалеет!? – воскликнула Нина Петровна, хлопнув себя руками по коленям. – Мать?! Не мать он жалеет, а зелья ему жалко, запиться никак не может, тунеядец проклятый!
- Наплевать ему на мать, - поддержала соседку Наталья Алексеевна. – Матери его бог помогает. Он посылает бабушку Анфису с сумочкой и стаканчиками, собирать подаяния настоящим вином, а не суррогатом, с благородных граждан нашего города, которых власти вытеснили с улиц в скверики.
Летнее время, безусловно, благодатное для отдыха от трудов праведных. Неудивительно, что именно во время данного заседания лавочного парламента, когда скорая помощь уже увезла Анатолия в больницу, со стороны реки с рыбацкими снастями проходил Николай Иванович, местное светило медицинской науки, протирающий штаны на должности терапевта в городской больнице и проживающий в соседнем доме. Профессионально острым слухом он моментально уловил суть обсуждаемой проблемы:
- Как врач, прошедший всю войну, будь она трижды проклята, я вас, дорогие мои земляки, должен немного просветить. Белая горячка, известнейшее в мире заболевание нервной системы. Она никогда не приходит к человеку с бухты-барахты. Она приходит, как результат потребления некачественного алкоголя…
- Так и мы с бабами про тоже говорим, - перебила врача Санькина мать. – Пьют всякий денатурат. Как с него не свихнёшься?
- Вот именно! – воскликнул Николай Иванович, и слегка покачнулся корпусом, но быстро вернул пошатнувшееся равновесие. – Надо всегда потреблять только качественную алкогольную продукцию, и тогда вам будут не страшны никакие белые горячки.
Николай Иванович поддёрнул очки, как-то неопределённо хмыкнул и прошествовал к своему дому. Лавочный парламент проводил его намётанным взглядом и единогласно отметил нетвёрдую походку Николая Ивановича.
- Вот вам и врач, а с рыбалки идёт опять выпивший, – не удержалась от комментариев Нина Петровна. – И никакая его белая горячка не берёт.
- Так ведь он не денатурат пьёт, а нормальное вино, - поддержал марку мужского пола Леонид.
В это время Николай Иванович, потрясая садком, в котором болталось несколько белых рыбин похожих на плотву, подошёл к своему дому. На крыльце его встретила по-деревенски мощная брюнетка с огненным взглядом карих глаз. Суровый взгляд супруги не предвещал Николаю Ивановичу ничего хорошего:
- Опять на рыбалку сбежал. Захотелось рыбки или выпить? Давно ли тебя вылечили от алкоголизма, а ты опять за старое! Пьяница несчастный, и я с тобой несчастная!
Николаю Ивановичу пришла вдруг в голову вздорная мысль, отрицать совершённое не государственное, а типичное бытовое преступление:
- Да ты что?! Я трезвый как стеклышко!
- Какое стеклышко?! – всплеснула руками супруга. – Ветра нет, а тебя качает! А запах от тебя как из кабака!
- Зато я всегда пью нормальное вино и никогда не болел белой горячкой, как сосед Анатолий!
- Нашёл чем похвастаться! Ты ещё бы себя с бомжами сравнил.
Действительно, потребляя нормальную алкогольную продукцию, Николай Иванович ни разу не болел белой горячкой, а вот Анатолию пришлось ещё пару раз столкнуться с этим недугом. Удивительно, что бабушку Анфису белая горячка обошла стороной, хотя она порой и потребляла некачественный алкоголь. Однако, в конце концов, мать и её сына сгубил алкоголь. Ему помогли наши суровые зимы. В один из ясных зимних дней бабушку Анфису нашли лежащей мертвой под забором в одном из глухих переулков города. На следующую зиму такая же участь постигла и Анатолия.