14.04.06 Сегодняшний «Автограф» – подарок судьбы. Тема: «Поэт и Власть».
Собралось человек 20, пришли и новенькие, и старенькие. Вайнштейн вел себя вполне адекватно, не лез всё время со своим мнением. Даже мой неприятель Анатолий Францевич пришёл, но тоже – помалкивал.
Все высказались, хороший получился обмен мнениями. Вспомнили очень многих. Я про Тассо говорила и Гёте.
Потом новый гость Занин Сергей Петрович (лысеват, поджар, выразительные глаза, чуть за 40, геодезист) читал очень неплохие стихи. Было их обсуждение. Темы у него - философия, Россия, посвящения Томску, короткие четверостишья.
Все порадовались новичку – не графоман. И поведение располагало.
А потом, под занавес, опять Иванников прочёл цикл из Маяковского: «Облако в штанах», «Про это», что-то футуристическое. Тоже праздник души.
Мы потом с Ольгой аж обнялись от полноты чувств – удался вечер, живёт еще «Автограф!»
А Иванников уж в вестибюле вдруг мне: «Вы мне нужны, именно вы - как хлеб, как воздух». (О, господи!) Ну, я что-то в этом плане ожидала: он, что-то говоря, часто ко мне адресуется, видя «свою». Так и сказал: «Мне не интересны слушатели, кто просто слушает и хвалит: «хорошо», мне нужны вы, как истинный, для кого я и должен работать, на кого – ориентироваться». Я пожала плечами: «Да Бога ради, я всегда - вот она».
22.04.06 В субботу в новом зале библиотеки собралась могучая кучка «наших» Российских писателей – Костин, Кириллова, Олеар, Крюков, Сердюк и Лойша (очень колоритный мужик с почти шаржевым лицом – такое вытянутое, подглазья опущены – лицо какого-то ведьмака или злого старца из мультфильма, голос скрипучий, жесты длинных кистей немного разболтаны, но и выразительны).
Рассказывали о себе, читали стихи (Кириллова, Крюков – очень два хороших, одно – посвящение Кушнеру, в «тему», другое – что-то о листьях)…
Сердюк говорил долго, воспоминания о том, как его прижимали, не издавали и, наконец, в соавторстве с кем-то – издали. Интонация – видите, как к талантливым относились, сейчас вы удивитесь.
Я не удивлялась. У меня убеждение, что в соц.цензуре попадались и не Церберы, и коли талант был очевиден, его всё же как-то, может, с помощью высших сил, но пропускали. Другое дело, что талант, почувствовав сласть славы, начинал «прислуживать» или лавировать – и вашим, и нашим…
Вечер был интересен – живые писатели и всё такое, но иногда я еле сдерживала зевоту. Крюков, Костин – они были искренни, на мой взгляд. Остальные или зажаты (Кириллова), или наоборот развязны (Лойша), или многословны не по делу (Сердюк).
Олеар - тут особая стать. Он увлекается переводами, читал свои переводы сонетов Шекспира – и мне не понравилось. Его стихи мне по душе, переводы – нет. Сухость – вот точное моё ощущение. Сучковатость, кора, песок – нет энергии в его переводах, сплошные конструкции.
После вечера я подошла к Костину и напомнила про Женин сборник, врученный ему с год назад. «Ах, вот откуда у меня эта книга!» Договорилась, что перешлю им произведения Жени («желательно, нигде не публиковавшиеся») – «Он интересный автор, мы просто не знали, откуда он и т.д.» Знали, я им на книжке свои координаты указала, просто им возиться не хотелось. Ну, пошлю...
23.04.06 Воскресенье Господне. Утром звонок от Люды Костюченко – умерла Нина Анатольевна Стусь. Сердечный приступ. Похороны во вторник.
А во сне видела, будто я прицениваюсь к мясному фаршу…
Почему ни разу еще мне этот сюжет не обошёлся впустую? Как сырое мясо, обязательно несчастье – болезнь или смерть кого-то знакомого или даже близкого.
Зверь.
Над лесом не было дорог,
Там начинался путь к свободе,
А я внизу промок, продрог
И заблудился в непогоде.
Мой костерок не согревал -
Я не нашел сухих поленьев,
А кто-то молча наблюдал
За мной из темноты деревьев.
Стоял и горестно вздыхал,
Но слышал, слышал я надежду
В тех вздохах: он чего-то ждал,
Смотря как я сушу одежду.
Ходил вокруг. Его шаги -
Как шорохи - всё ближе, ближе.
Он будто суживал круги
И припадал к земле всё ниже.
То уходил и пропадал,
То возвращался с воем страшным,
То делал вид, что нападал,
То вдруг скулил щенком домашним.
От страха я лишился сил,
Лишь головой вертел по-птичьи,
Следя за ним. Тогда я был
Довольно легкою добычей.
А он, а он… Не нападал!
Лишь темной тенью проявлялся.
Что он хотел? Чего он ждал?
В какие игры разыгрался?
Не знаю я. Не до того…
Я лишь молился о рассвете,
О том, чтоб зверя моего
Мне не увидеть утром, в свете.
И вот уж ливень ослабел,
И ветер в кронах стих как будто.
Мой костерок повеселел,
И стало ясно - скоро утро.
И вдруг, как будто бы сквозь сон
Я видел: меж деревьев выгнул
Свою кошачью спину он
И, затаив дыханье, прыгнул...
2010 г.