Охота и рыбалка

1.На природе

Охота
Название этой серии рассказов не совсем соответствует содержанию. Я намерен строго следовать правдивости и лаконичности. За долгие годы увлечения охотой было так много всякого и интересного и печального и курьезного, что все не опишешь. Но я такой цели и не ставлю. Мне хочется поделиться своими впечатлениями с теми, кто решился увлечься охотой, а эта страсть сродни с болезнью. Иначе и назвать нельзя такое увлечение.
Когда то лет сорок назад занятие охотой не сопровождалось дикими затратами и бюрократическими проволочками. Не было и поборов во всяких конторах, но не было и такого изобилия всяких причиндалов – от стреляющих механизмов до вездеходов. Теперь это все доступно состоятельным людям и они очень вдруг пристрастились к данному ремеслу, снимая стрессы от основной деятельности, которую тоже можно сравнить с охотой – они ведь все кого-то преследуют и их тоже в свою очередь отслеживают и даже иногда отстреливают.
Но не для этой публики я пишу свои воспоминания, а для тех, кто озабочен судьбой нашей чудной природы, братьев наших меньших, судьбой и самой России.
Первая охота.
Все началось с красивых рассказов двух моих однокурсников – Юрки Новоселова и Михаила Афонасенко. С Юркой мы очень крепко дружили и в институте и после вплоть до моего отъезда в Москву. Он приехал с Сахалина, где со своим старшим братом начал охотиться с малолетства. Точно так же приобщился к охоте и Михаил, но охотился он в окрестностях Новосибирска, живя в поселке «Горный» в полусотне км от города. В нашей компании ружей не было у меня и Алексея Удалова – моего единственного товарища и коллеги. С ним я проработал после окончания института вместе почти 30 лет  вплоть до его кончины несколько лет назад.
Мы с Алексеем созрели для приобщения и выяснилось, что и ему и мне дают наши родственники (мне тесть, ему муж сестры) шикарные  «Зауры», вывезенные ими в качестве трофеев. Тестево ружье когда то состояло из одного нарезного ствола и ствола с 16 калибром. Нарезной ствол на границе просверлили, т.е. испортили, и по сути из двустволки получилась одностволка. У наших коллег таких шикарных ружей не было. Мишка  имел нашу «Тулку» курковую, а Юрка владел бескурковой двустволкой японского производства – борохольное, как выяснилось, ружье.
Однако нам с Лешкой каждый раз приходилось просить оружие и слышать всякие упреки и нравоучения. Забегая вперед, отмечу, что Лешка стал владельцем того шикарного изделия, а мне пришлось покупать другое, но пару раз я все же поохотился с тем ружьем, причем по классическому варианту – с гончими. На второй охоте я его загубил, но тесть об этом не догадывался и продолжал его держать на стене у изголовья.
В одну из суббот мы все после занятий в институте поехали на электричке в «Горный», где переночевали и рано утром выдвинулись в перелески на невысоких сопках. Стояла глубокая осень, кое-где на северных склонах уже лежал снег, листва с берез и осин облетела. Был пасмурный денек, но дождя не было. Нас сопровождала дворняга с Мишиного двора – обычная сука по размеру чуть меньше овчарки, с висячими ушами, черная с коричневыми подпалинами. Мишка в своих рассказах хвастался этим псом, живо описывая его охотничьи таланты.
Я внимательно за ним следил, но ничего пока интересного не происходило.
– Чего она, Мишка, мельтешит перед нами, – спрашиваю ее хозяина и в ответ слышу.
– Она не мельтешит, а челноком рыщет, пока не учуяла зверя, – говорит Миша.
Вот, оказывается в чем дело. Читая до этого Тургенева с Лесковым, не обращал внимания на эти тонкости, а надо бы.
Наш пес вдруг застыл на месте и стал очень тщательно принюхиваться в пожухлой траве, потом кидаться во все стороны и, наконец, помчался в сторону лога, где исчез из поля зрения.
– Так, мужики, сейчас я вас расставлю по номерам, и будем ждать зайчика. Как только услышите лай, значит «Найда» в зрячую гонит зверя и мы будем знать с какой стороны…
Он быстро нас расставил, предупредив, что стрелять можно только в зверя, которого видишь и который не дальше от тебя чем на 50-60 метров. Нельзя стрелять в сторону других номерных, а у меня они оба на виду. Я все расстояния мерил по параметрам футбольного поля и редко ошибался, но тут все было впервые. Мой пост располагался на самом краю лога, который уходил в сторону сопки. Если собака поднимет зверя и погонит, то он должен прибежать с другой стороны. Ведь и литература, и Мишка, талдычат, что заяц бежит по кругу.
Через десяток минут послышался заливистый лай на высоких нотках где то в конце лога. Потом он стих, потом опять повторился, но уже едва слышимый. Собака явно кого то гнала  в нескольких км от нас, так мне казалось. Я повернулся лицом к полю и стал ждать – строго по инструкции.
До сих пор не могу понять что меня заставило повернуть лицо в сторону лога, но мой взгляд встретился впервые в жизни с заячьими глазами. Он сидел в десяти метрах от меня, не шелохнувшись. Одежда на нем была еще серой, но спинка уже побелела и ушки тоже.
– Заяц! – заорал я во все горло, забыв, что у меня в руках заряженное ружье. Зверек сорвался с места и исчез в логу.
Моему позору не было границ. Михаил меня обругал, прибежавшая вскоре собака, облаяла, остальные ребята зло шутили. Пес покрутился на месте, где сидел заяц, но взять опять след отказался, он выглядел уставшим и обиженным. Михаил поласкал свою «Найду», дал ей кусок бутерброда (хлеб с отварным мясом) и сказал.
– Теперь будем искать другой след. Но Витьку (меня) пустим вместо «Найды». Заяц из-под человека делает малые круги. Пусть в наказание поразомнется и поработает гончаком. А ведь «Найда» действительно оказалась смышленым охотником. Она делала все как заправская гончая, и кто ее этому научил мне не известно.
Мишка взял собаку на поводок и повел нас к следующей сопке. Там тоже был лог, но поменьше размером. «Найда» вскоре унюхала новый след, провела нас немного по нему в логу, и Михаил распорядился так.
– Давай, Витька, потихоньку двигай по дну лога. Смотри внимательно по сторонам, заяц, если он там, будет от тебя уходить скорей всего по логу и ты его можешь даже увидеть. Он то тебя будет все время чуять. Ни в коем случае не стреляй в него, если и увидишь, только иди за ним. Я останусь с «Найдой» здесь, а ребята пойдут по краю лога за тобой. Понял, охотник, долбанный?
– Понял, –отвечаю я, понимая, что испортил первый заход и совершенно уверенный, что моя роль в образе гончей ничего не даст.
На деле все получилось так, как сказал Мишка. Метров через 50 тяжкого движения по зарослям на дне лога, я действительно увидел зайца. Этот был больше прежнего и подпускал меня почти на дистанцию выстрела, потом исчезал в зарослях. Так повторялось раза три. Вскоре после его исчезновения, наверху раздался выстрел слева от меня и Юрка закричал, чтобы шли к нему.
Так мы добыли первый трофей, а время уже перевалило за полдень. Могли бы иметь и двух. «Найда» слизала кровь с зайца и улеглась поспать, пока мы курили и обсуждали случившуюся удачу.
– Мужики! Вы знаете сколько до дома верст? – спрашивает Михаил и сам же отвечает, – не меньше 15. Так что пора кончать, иначе засветло и не доберемся.
Все дружно с ним согласились и поплелись в обратный путь. Ноги начинали гудеть и становились тяжелыми и почему –то трава стала все больше цепляться за «кирзу». Уже и красоты осеннего пейзажа не так привлекали, да и разговоры утомляли. «Найда», отпущенная с поводка несколько раз возбуждалась какими то запахами, но охотно соглашалась с командами Михаила игнорировать их. Она явно тоже устала. Но что поразительно – она ночью принесла пятерых щенят – оказывается на сносях была псина, но страсть охотничья пересилила инстинкт самосохранения.
Никогда в жизни потом я не ел такой вкуснятины, как жаренное заячье мясо с луком. Мишкина мать приготовила это блюдо и сколько я потом не пробовал повторить, ничего подобного не получалось. За столом Михаил произнес, подняв рюмку водки .
– Ну, с полем, братцы!
А его искалеченный в шахте отец, бывший охотник добавил.
– Сегодня и Витька и Лешка приобщились к нашему племени. Если вы захотите и дальше быть охотниками, то запомните одно. В природе мы имеем столько же прав, что и этот заяц, которым мы закусываем. Берите дичи столько, сколько положено законом и берегите природу!
Странно было это слышать от простого человека, но его слова запомнились на всю жизнь и мы пытались придерживаться его рекомендаций, но не всегда получалось.
Больше я в тех местах не бывал. Мишка уехал работать в Красноярскй край, дослужился до крупного руководителя какого то комбината, а я ему благодарен за первые уроки охотничьего ремесла.
10.09.06г. Москва

«Заур» загублен навеки
Вскоре состоялась и очередная, а для нас с Лешкой вторая охота. Охотились по тому же чернотропу, но в другом месте и без Мишки с его чудной собакой. Местность резко отличалась наличием небольших колков, болот и полей, где на пожнивье должны были кормиться и зайцы и пернатые. Руководил охотой Юрка, и тактика была иной. Мы шли медленно цепью на расстоянии друг от друга, которое все время менялось, но строго надо было держать в поле зрения  соседа справа.
Странность случившегося я до сих пор объяснить не могу. Почему-то из-за спины в направлении нашего движения промчался громадный заяц между мной и Лешкой. Я вскинул ружье, но заяц завернул за куст, а я машинально перенес ствол на конец куста и выстрелил. Конечно, я нарушил основное правило – стрелять только в зрячего зверя. Но что удивительно – из-за куста кубарем вылетел мой заяц с перебитыми лапами. Подбежав к нему, прикладом ударил пару раз по голове, чтобы он не мучился, да и жалко было тратить патрон на добивание.
Юрка оценил мой выстрел на «отлично». По его словам боковой выстрел по мчащемуся зверю требует точного расчета выноса, что я классно и сделал, сам того не подозревая. Но зачем заяц, мимо которого мы уже прошли, помчался в нашем направлении – осталось загадкой. Никому я и не признался насчет выстрела по краю куста, а не по зайцу, однако это была первая моя добыча, которая очутилась в  рюкзаке.
Обмыв трофей тут же на полянке, продолжили охоту. Чтобы не заблудиться, шли вдоль железной дороги, по которой периодически громыхали поезда. На сей раз заяц выскочил прямо передо мной и стрелять пришлось в угон, как учил Юрка – по ушам. Я выстрелил, заяц упал, но в следующее мгновение подхватился и на большой скорости скрылся в согре. Мои манипуляции видел и Юрка и Лешка. Вердикт ружью Юрка выразил так.
– Живить твоя пушка стала! Ну-ка дай его сюда.
Он внимательно осмотрел мой раритет и  показал трещину на цевье. По сколу было видно, что трещина свежая (мы уже окончили курс по технологии металлов и даже занимались в научном кружке по этим делам). Видимо орудуя прикладом, я и нанес ружью непоправимый удар. Потом один мастер медью пытался заварить трещину, но ружье потеряло резкость и для охоты практически стало непригодным.
Метрах в ста пятидесяти мы тогда обнаружили подстреленного зайца, он уже был мертвым. Ладно заяц, а как охотиться с таким ружьем на летающую дичь, если подбитая она улетит на такое расстояние – попробуй найди. Пришлось расстаться с этим удивительно удобным, легким и изящным изделием. Мой, светлой памяти, тесть Степан Тимофеевич так и не узнал о моем грехе в отношении его ружья. Что сталось с тем ружьем я не знаю, но сыновья тестя не стали охотниками, следовательно и не прикасались к нему.

Как мы хотели «убить» Хрущева Н.С.
Настало время осуществления мечты – иметь свое ружье. После первой охоты мне начали сниться всякие картинки с сюжетами добычи живности. Брать у тестя ружье уже не имело смысла из-за его дефекта. А денег все не было и не было. Да и какие деньги, если ты студент и твоя жена ждет ребенка. Но тут помог случай. Я заработал несколько мешков пшеницы, будучи на комбайновой практике и продал их на сумму, которой как раз и хватало на одностволку.
Мы сговорились с ребятами проигнорировать требование институтского начальства разместиться на коммунальном мосту через Обь и приветствовать Никиту Хрущева, который накатил на наш город, и пойти покупать мне ружье.
Единственный охотничий магазин г.Новосибирска располагался вначале ул. Серебриняковской, которая с небольшим подъемом шла и упиралась в оперный театр. Там и должен был выступать наш вождь, развенчавший Сталина, сотворивший целину и много чего другого идиотского и преступного.
Мы купили ружье, и пошли в сторону театра, надеясь в центре купить бутылочку на сдачу и обмыть покупку, которая лоснилась от машинного масла и по паспорту значилось тульским курковым ружьем 16 калибра.
Не доходя до театра метров триста, увидели кортеж «Волг», который, набирая скорость, мчался в нашу сторону. Оказалось, что Никита толкнул речь и направлялся в аэропорт. Все это мы потом поняли. А тут случилось следующее. Первая машина вдруг перед самым нашим носом влетела на тротуар, из нее выскочили три мужика и вмиг, свалив нас на землю, пинками и тумаками запихнули в машину. Я успел краем глаза заметить круглую морду Хрущева в проезжающей машине. Он обернулся назад и смотрел на образовавшуюся собачью свалку. Нас доставили в управление КГБ, которое находилось недалеко, развели по разным кабинетам и стали допрашивать. В воображении КГБэшников рисовалась картина заговора с целью покушения на вождя. Оружие на лицо, злоумышленники схвачены. Нужно только поднадавить и посыплются награды и звездочки на погоны. Но мы все врали одинаково и что еще нас спасло, так это отсутствие боеприпасов. Тогда сдача позволяла купить пачку патронов, но не хватало бы тогда на бутылку, и выбор был сделан в пользу последней.
Короче после трех часов мытарств с пинками по заднице нас отпустили восвояси и даже ружье отдали. Что они доложили руководству – нам не сказали. Но видимо что-то же наплели.
 
Если бы все это случилось во времена правления Ельцына, то я купил бы не бутылку, а пару «жеканов» и уж рука бы не дрогнула – так я его «люблю». Но тогда мне было чуть больше двадцати, а сегодня – чуть меньше семидесяти.
10.09.06. Москва

Охота на лис
На этот раз экспедицию возглавил Юркин брат – Алик. Его вполне можно причислить к профессионалам. Он великолепно разбирался в следах, знал все повадки зверя, приметы природные. Он также изучил классиков описания охоты и прежде всего Сабанеева. Но он тогда начал работу в каком то секретном «ящике» и не всегда мог собой распоряжаться.
Братья получили сообщение о существовании действующего скотомогильника у фермы одного совхоза и мы туда направились. На дворе конец ноября и снега уже масса, а мороз ночью заворачивал за -30. Информация подтвердилась. Вокруг могильника все было истоптано следами лисы, ворон и еще каких то зверей. Но не мы тут оказались первыми. Кто-то уже успел соорудить землянку, где и нам предстояло ночное дежурство при охоте на лису.
Нас было четверо и мы едва втиснулись в землянку. Последним залез Алик предварительно березовыми ветками заметя наши следы. Уже начало смеркаться и повалил снег большими хлопьями, что по утверждению Алика нам было на руку.
– Вот что охотнички! Сейчас поедим, вы (обращение ко мне и Юрке) перекурите и на этом всякая жизнь замирает. Поняли? – заявил предводитель, –никаких разговоров, никаких кашлей и порчи воздуха. Дежурим по четыре часа. Я – с шести до десяти вечера, потом Юрка с десяти до двух ночи, Витька с двух до шести и Лешка с шести до рассвета. Если придет первая лиса и мы ее подстрелим, то ни в коем случае не вылезать, могут через некоторое время прийти другие. Они не так выстрелов боятся, как движения и постороннего запаха.
Наши ружья лежали на бруствере заряженными, но спать в шесть вечера не хотелось, разговаривать запрещалось, а тут мороз не очень злился. Слава Богу – обуток был добротный – самодельные валенки с парой шерстяных носок. Мечтая о лисе, я уснул где то в девять, темень стояла непроглядная и снег продолжал валить. Как тут можно заметить лису, мне было не понятно.
Проснулся я от толчка в бок и Юрка мне показал светящийся циферблат штурманских часов – отцовский подарок. (Его отец Петр Иванович был боевым летчиком и недавно вышел на пенсию). Часы показывали без пяти два. Я заступил на вахту. В природе произошли перемены. На небе светила луна, свежий снег искрился под ее лучами, а мороз крепчал и пробирался во все щели. Теперь то уж незамеченной лисичка не проскочит. Предыдущие вахты ничего не обнаружили, значит мне надо быть бдительным. Но мороз донимал все больше. Если руки в варежках еще как то втихаря можно было периодически потереть друг о друга, то ноги так не погреешь. Я их чуял еще, но все шло к тому, что скоро и не буду их ощущать. Пришлось усиленно работать пальцами, что приносило некоторое облегчение.
Видимо мороз и глубокая ночь сыграли со мной злую шутку, я незаметно заснул и проспал без малого полтора часа. И разбудил меня храп Юрки. Я ему врезал в бок локтем и прошептал на ухо, что он осел и м…к. От нашей возни все проснулись и стали пытаться согреться с помощью небольших порций водки, которую распределял Алик.
Так мы промучились до утра, и как только забрезжил рассвет, стали выбираться наружу, едва шевеля руками, ногами и языком. Вдруг Алик разразился руганью.
– Такую вашу мать! Кто лису проворонил? С такими засранцами я больше никогда не пойду ни на какую охоту.
Мы подошли к нему, стоящему на крыше землянки. Следы лисы четко виднелись на свежем снегу. Она чертовка подошла к нам со стороны деревни, посидела на нашей крыше, пописала и спокойно ушла в сторону леса. Не было никакого сомнения, что это я ее проворонил. Но свидетелей то не было, и я конечно не признался. Тут было все ясно. Алик дежурил когда шел снег, значит не его вина, а вот Юрка и я подпадали под главное подозрение, хотя и Лешку нельзя было исключать из списка. Так мы десятилетие потом и спорили кто лису проспал.
Хорошо, что она еще вас не обхезала, – парировал Алик и на деревянных ногах поплелся на электричку. Мы двинули за ним, проклиная хитрого и наглого зверя. Это же надо быть такой уверенной в себе, чтобы топтаться над нашими головами. Вот чертовка!
В электричке мы отогрелись, распили остатки водки, а по приезде в город еще добавили, чтобы выгнать внутреннюю дрожь от ночных приключений. Наши жены остались без лисьего воротника. Мы же накануне договорились, что если добудем, то разыграем кому воротник носить, оказалось, что никому. Много позже я все же добыл лису, но об этом рассказ впереди.
Эта история для меня закончилась глубокой простудой и получением хронического бронхита, который посещает меня каждую осень.
10.09.06. Москва

Собственная собака
Мой новый компаньон по охоте Юрий Чудагашев, который работал на нашем опытном заводе (я уже окончил институт и занялся наукой) однажды предложил мне двухлетнего спаниеля. Его хозяин попал в тюрьму, а жена его тут же выгнала собаку на улицу. Юрка ее подобрал, но и его жена отказалась жить под одной крышей с псом. Так «Дон» оказался в моей семье и стал постоянным моим спутником на охоте и другом моей дочери не на один год. Это была удивительная собака. Она к двум годам имела золотую и серебряную медаль по охоте, хорошо слушала команды и умела на охоте многое. Особенно ей хорошо удавались наброды на тетеревов (косачей).
Однажды мы шли по проселку мимо небольшого березового колка. Вдруг мой пес повел себя необычно, нюхал траву, фыркал, застывал на месте, кидался в стороны. Наконец, перед его носом взлетел косач, что для меня оказалось полной неожиданностью. «Дон» посмотрел на меня укоризненно и продолжил наброды. Мне бы догадаться, что нарвались мы на выводок, но я сообразил слишком поздно, когда пятая или шестая птица взвилась вверх. У собаки не было предела возмущения. Она бегала вокруг меня, лаяла как то по особенному, и весь ее вид говорил о презрении ко мне, как к охотнику.
Зато по зайцам у нас с ней получился полный симбиоз. Если я был с «Доном», то без добычи домой не возвращался. Мне надо было только следить за поведением обрубка хвоста моего помощника. На наличие вблизи зайца хвост реагировал слабым вращением, что означало «пора взводить курки». Ускорение вращения предшествовало выскакиванию зайца из-под носа собаки. Увидев зверя, пес с лаем кидался за ним, но на расстоянии в 20 метров проигрывал зайцу половину дистанции и сходил с нее. В это время я должен был стрелять и как правило удачно. Иногда, правда, кусты и высокая трава мешали, но пес это понимал и на меня не ругался. Подбитого зайца он приносил к моим ногам и с моего разрешения слизывал кровь, а потом ткнув меня носом в ногу, ложился отдохнуть.
В ту пору за убитую ворону давали два патрона. «Дона» ни за что нельзя было заставить взять в пасть убитую птицу. Он понимал, что есть дичь, а что несъедобно. На утиной охоте его после каждого заплыва нужно было тщательно протирать и укутывать, иначе он простывал. Однажды он подхватил даже воспаление легких и чуть не подох.
Одна история нас крепко насмешила и осталась в летописи наших баек. Дело было так. Мы поехали на осеннюю утиную охоту на знаменитое Убинское озеро, что в 250 км от Новосибирска. С нами увязался новичок Вовка Лившиц (ныне доктор наук, профессор), у которого и ружья то не было. Перед вечерней зорькой мы его оставили с десятком чирков, подстреленных утром, и приказали сварить из них похлебку.
Уже в темноте у костра мы все расселись в предвкушении сытного ужина, и Вовка стал по чашкам наливать нам похлебку. Первые же порции этого варева показали, что продукт имеет явный привкус чего-то несъедобного. Вскоре выяснилось, что наш повар варил похлебку, используя клепки от бочки с солидолом, которая валялась неподалеку. Ему лень было сходить и набрать сушняк, а клепки горели как порох, попутно с сажей в варево и попала смазка.
– Твое варево даже «Дон» есть не будет! – парировал Юрка Чудагашев. Все знали аппетит пса, который уплетал все подряд.
– Давай спорить, Юрка, что будет, – заявил возмущенный Вовка.
– На что?
– На бутылку!
– Согласен, – с этими словами он берет свою миску с варевом и подзывает «Дона». Тот подошел вразвалочку к миске, понюхал и к удивлению всей замершей публики поднял над ней заднюю лапу. Все повалились со смеху. Только Юрке не до него было. Он лишился посудины, а нам на озере еще двое суток жить надо было. Правда, бутылку он выиграл и тут же напился до чертиков и проспал утреннюю зорьку.
На других сборищах достаточно было кому-нибудь сказать «Дайте понюхать «Дону», как все начинали дружно хохотать, приводя в замешательство несведущих.
Погибла эта умная, преданная псина у меня на руках, случайно подстреленная тем же Чудагашевым на утиной охоте несколько лет спустя. Сколько потом у меня не было собак, но «Дону» они в подметки не годились, кроме последней. Но мы с ней уже на пенсии и последний раз брали ружье в руки шесть лет назад. Моей «Терезе» – элитной суке ягд-терьеру уже пошел одиннадцатый год. Рассказ про нее впереди.
11.09.06г   

Браконьеры
Входил одно время в нашу охотничью компанию Витя Старостин – золотые руки у него были. Настоящий кузнец и страстный охотник. Правда, был у него один недостаток. Он ничего не мог путного делать без подпития. Мы сговорились в субботу поехать на косачей с малокалиберной винтовкой, которая у него имелась. В ту пору, когда наши поля еще не травили всякой химией, дичи было полно, и она не боялась машин. Охотились мы как раз в тех местах, где сегодня гордо стоит детище холодной войны – институт микробиологии.
Охота сводилась к переездам от одних колков к другим в поисках, кормящихся на березах косачей. Увидев в бинокль эту «публику», нужно было на малой скорости подъехать на расстояние не более 100 метров и дать возможность самому меткому стрелять в птицу. Тут была своя технология. Тетерев сидит на березе рано утром. Чем сильнее мороз, тем прочнее его сидение. Если на березе несколько птиц, то нужно начинать стрелять по сидячей внизу. Выстрела они не боятся и только вертят головами, когда их сородич падает от удачного выстрела. Такая охота – чистой воды злодейское браконьерство, но лично я тогда этого не понимал и был участником собственно не охоты, а убийства.
Мы выехали затемно. За рулем потрепанного «ГАЗ-69» сидел я. Отъехав от нашей деревни км десять на наши «плантации», получил команду остановиться. Настала пора принять на грудь энное количество спирта, который был украден у нашей вычислительной машины. Распивали по кругу из одной кружки. Спирт надо пить умеючи и этим ремеслом мы все владели. Дошла до меня очередь принять порцию. Я выпил спирт, задержал дыхание и ждал, когда в освободившуюся тару нальют мне воды. Вдруг в рассветной дымке в метрах двадцати вижу, что проселок спокойно переходят три козы.
– Козы! – крикнул я и задохнулся в удушающем кашле. Никто не успел выпрыгнуть из машины и пальнуть по столь заманчивой добыче. Я же едва отдышался и мы тронулись дальше, сокрушаясь от постигшей неудачи. Коза это не заяц и тем более не косач. Надо помнить в какое время мы жили. Хрущев довел страну до состояния, когда и хлеба то приличного мы не ели. Мясо же на нашем столе было редкостью. Лично в моей семье оно покупалось для растущей дочери. А тут проплыло мимо полтора десятка кг чудного мяса.
Уж не помню, добыли ли мы в тот раз живность, но хорошо помню, что недели полтары откашливался шкурой из своего горла – сжег всю гортань тем спиртом, будь он не ладным. И во всем виноваты козы. Не появись они перед моими глазами, не кричал бы, не глотал бы воздух и не обжегся бы. Спирт надо пить умеючи при любых обстоятельствах.
11.06.06.

Зимняя охота на косачей.
Я очень любил эту охоту. Мы дожидались, когда навалит много снега, и начнутся трескучие морозы. Проехать в это глухозимье можно было только по следу тракторов, таскавших заготовленные осенью стога сена. Пробирались обычно на вездеходах типа «УАЗ», становились на широкие лыжи и не спеша шли к небольшим группкам берез или к массивам, за которыми наметались ветром сугробы. Косач, вечером поклевав березовых почек, камнем падает в снег и там спокойно ночует. Если его не тревожить, то он может под снегом просидеть до позднего утра. Весь фокус заключался в нахождении лунок, оставленных птицей при падении в снег. Тут помогали бинокли и интуиция.
К этой охоте нас приобщил новый член команды –Геннадий Хацевич, который вскоре стал нашим предводителем на десятилетия в силу множества свойств характера и души. Удивительный человек Гена. Во-первых, красивый мужик, во- вторых, большой знаток природы. Его философия формировалась под влиянием Сабонеева и мне лично очень импонировала. Он отличался большой физической силой, благородством, смелостью и честностью. Но был и недостаток. Он, как и Витя Старостин, владел золотыми руками. На токарном станке мог сделать буквально все – это у него по наследству от отца – тоже страстного охотника. Геннадий никому не отказывал с различными просьбами и не сопротивлялся, когда ему в награду приносили бутылочку. Пару лет назад в сильный мороз он подвыпивший не дошел несколько десятков метров до дома, заснул в  сугробе и отморозил руки и ноги. До жути жаль этого любимого мной человека. Почему-то кажется, что если бы я жил рядом с ним, то этой трагедии и не случилось бы.
Обнаружив лунки, а их, как правило, в одном месте много – косач держится стайками, нужно очень осторожно и тихо двигаться к ним. Но косач под снегом легко передвигается и никогда не взлетает из лунки. Ежесекундно ждешь его вылета, и всегда это происходит неожиданно. Они могут вспархивать как одновременно, так и по одиночке. Могут тебя пропустить и вылететь из-за спины. Каких только вариантов у них нет, чтобы обмануть охотника. Лисы то тоже пытаются ими полакомиться. У тебя ружье, а у нее нюх. И еще не известно кому больше повезет.
И вот мы (я, Геннадий, Алексей, Саша – мой аспирант) идем цепочкой к обнаруженным лункам. Первым стреляет Геннадий по вылетевшему здоровому самцу и удачно, потом Сашка дуплетом мажет по капалухе (самка). Уже прошли первые лунки. Тут справа от меня с шумом в облаке сверкающего на взошедшем солнце снега взвивается красавец самец. Я даже успел разглядеть его краснющие брови, прицелился и промазал. Второй выстрел уже был бесполезным, косач завернул за куст. Валит птицу Алексей из своего «Заура», вторую – Геннадий. Сколько же их здесь? Только я подумал об этом, как прямо между моими ногами взорвался снег, и косач своим крепким крылом бьет меня в пах. Я с матом от жгучей боли валюсь в снег, а птица спокойно улетает. Мужики смеются, а мне не до смеха. Когда утихла боль, то стало обидно до слез. Мне бы надо было среагировать на это безобразие не стремлением применить ружье, а бросить его к чертовой матери и хватать птицу руками. Ну, мы всегда крепки задним умом. В результате оказался подбитым я и три птицы, но не мной. Однако мне в тот день все же повезло. Я свалил двух косачей и даже одного рябчика, которых уж очень обожала моя дочь.
Такого типа охот у нас получалось много и, как правило, они все было удачливыми. Для их проведения непременно нужно было иметь в наличии два фактора: обильные снегопады и последующие крепкие морозы. Ну и конечно – желание и возможность в ущерб всему одну субботу провести на природе, вдоволь находиться на лыжах, насмотреться зимних пейзажей, когда березы стоят в серебре, а снегири горят яркими фонариками между колеями саней и потрошат конский навоз, если успевают это сделать до воробьев. Глухозимье по своему прекрасно и интересно, если у тебя в голове не только мысли подстрелить дичь.
13.06.06г

«Покушение» на Шарля де Голля
Вздумалось президенту Франции легендарному Шарлю де Голлю посетить Новосибирск, а нам вздумалось в это время пополнить запас косачей. И так случились, что наши пути пересеклись. Он ехал с обкомовских дач в аэропорт, а мы на «УАЗе» возвращались на трассу из дачного поселка, где взяли у Юрки Новоселова малокалиберную винтовку с оптическим прицелом. Милиция перекрыла дорогу, ожидая кортеж президента. Мы оказались третьими или четвертыми, я, как обычно, за рулем, Юрка рядом, Лешка в кузове на соломе.
Бдительные мильтоны вдруг начали осматривать машины то ли по собственной инициативе, то ли у них такая инструкция есть. В ту пору мы ничего не слышали о террористах и прочих напастях современного мира. Но не надо быть прозорливым, чтобы догадаться что бы было, если бы у нас обнаружили винтовку с оптическим прицелом. Уже тогда нарезные стволы для рядового населения были запрещены, а тут еще оптика Цейсовская, трофейная и де Голь. Это сочетание явно тянуло на крупные неприятности. Нас спас от них сам Президент. Он промчался чуть раньше, чем к нам подошли проверяющие. Оцепление тут же сняли и мы поехали. Проехав метров пятьдесят вдоль городского кладбища, мы заметили Алексея в одной рубашке, а на дворе в то утро уже были заморозки. Он нам махал руками.
Выяснилось следующее. Лешка не спал на соломе, как мы предполагали, а наблюдал за сложившейся ситуацией и как только увидел, что передние машины обыскивают, снял куртку, завернул в нее винтовку и скрылся на кладбище. Попадись он там в руки охранников, то шансов оправдаться у него бы совсем не было. Но нас он обезопасил, рискуя своей головой.
В тот день мы побраконьерили вдоволь, набив почти полный мешок косачами, но это была последняя охота таким варварским способом. А президент Франции почти одновременно с нами вернулся домой, только он в Париж, а мы в деревню Барышево. Вот такие бывают фокусы, то чуть Хрущева не «подстрелили», то на президента Франции «замахнулись».

Грешно признаться
Наш институт становился на ноги. Уже почти у каждой лаборатории появились собственные машины, даже для выездов на коллективную рыбалку появилась специальная машина – «ГАЗ-66».
Мой постоянный соперник по карьере и прекрасный охотник, освоивший ее на Севере – Володя Змановский предложил устроить коллективную охоту на двух «УАЗиках». Моя лаборатория не возражала. Стали составлять список участников. И вот когда его принесли мне на корректировку, то под седьмым номером я прочел «Витькина б…дь». Такого хамства я не ожидал. Дело в том, что в ту пору у меня гостила Люда Светашова. Мы с ней познакомились в Кисловодске и на многие годы стали настоящими друзьями, но не все люди верят в дружбу незамужней женщины и женатого мужика да еще на курорте. Первой в это не поверила моя собственная супруга. Мне ничего не оставалось, как заставить Люду пойти в больницу на освидетельствование. Она получила справку девственницы и утерла нос моей жене. Но не буду же я всем моим компаньонам перед носом трясти справками. Так она и поехала под этой кличкой и даже посмеивалась над «блюстителями» чистоты нравов. А чтобы еще больше подразнить публику мы с ней ночью на сене улеглись рядом под одним тулупом.
Та осень оказалась до предела неординарной. Ранние заморозки заставили березы и другие лиственные породы уже в начале сентября сбросить лист. Потом неделю стоял мороз, наконец, выпал снег и пролежал недели две. И вдруг в середине октября началась оттепель, сопровождавшаяся затяжными дождями. Снег сошел полностью, образовалось непролазная грязь, но к нашему выезду опять подморозило, и мы легко проехали в тот медвежий угол, где часто охотились до того.
Такое поведение природы сыграло злую шутку с зайцами. Они поменяли наряд за те две недели снегопадов и тут оказались как мишени на стрельбище. Белый заяц был виден издалека и он боялся бежать. Поэтому Людмила, которая до того ни разу не держала ружья в руках, и та подстрелила трех зверьков. За два небольших дня мы добыли 93 зайца, выпили два ящика водки, попели, потанцевали у костра и подались восвояси. По прибытии поделили добычу поровну, в мою семью попало 16 тушек. Люда вскоре уехала полная впечатлений от участия в охоте, которую то и охотой не назовешь, но история на этом не закончилась.
В понедельник утром мне говорят, что милиция приехала в гараж, и соскребает кровь в кузове нашего «УАЗа». Что за черт? Попробовал через участкового кое-что узнать. Оказывается в эти выходные в соседней деревне украли корову и увезли ее на машине похожей на нашу. Кто доложил милиции, что наш кузов весь в крови, мы так и не выяснили. Но блюстители порядка потирали руки – так быстро «раскрыли» кражу. Машину опечатали и уехали довольные. Видимо анализ крови их разочаровал, поскольку через три дня сняли арест с нашей машины, а след настоящих преступников простыл. Но нервотрепки хватило.
Такого количества зайцев потом мы никогда не добывали, да и постепенно цивилизация брала свое – нормы отстрела мы стали соблюдать неукоснительно, поскольку лишаться ружей и получать неприятности никому не хотелось. Дичи тоже стало мало – всему виной химизация сельского хозяйства. Полностью исчезли перепела, резко сократилось поголовье тетеревов, рябчиков, куропаток и прочей живности. Заяц тоже стал попадаться редко. Зато перелетная птица нас не огорчала.
14.09.06г. Москва

Дважды – на грабли
Охота на уток с чучелами очень увлекательна и добычлива. Профессионалы иногда используют живых подсадных уток. С ними вообще гарантирован успех. Хорошая подсадная, завидя летящую утку, призывно крякает и никакой селезень не может удержаться, чтобы не пообщаться – а вдруг удастся побаловаться. Ведь селезню в отличии от утки всегда хочется. Но у нас кроме резиновых чучелов ничего не было. Лично у меня было восемь штук и они мне здорово помогали.
Мы в ту осень все обзавелись дюралевыми одноместными складными лодками – очень удобное для перевозки изделие, но ненадежное на охоте. Я в описываемом случае выплыл на плес, разбросал на чистой воде чучела и замаскировался в камышах.
Тяга началась с берега на озеро уже в сумерках, и мне пришлось выплыть на «полой», поскольку из-за стены камыша я не видел летящей утки. Встав в полный рост лицом к берегу, изредка оглядывался и считал чучела. В третий или четвертый раз вдруг оказалось не восемь, а одиннадцать. Когда и откуда прилетело три «крякухи» выяснять было некогда. Поворачиваться всем телом в неустойчивой лодке означало шуметь и спугнуть живых уток. Я уже отличил их от чучел и намечался выстрел сразу по двум. Что я и сделал и очутился по подбородок в воде, утки улетели, охота испорчена. Я крикнул соседу, чтобы помог выбраться. Дело осложнялось тем, что при падении я выронил ружье и обнаружил его под ногами – стоит сделать шаг в сторону и потом попробуй его найди в полуметровом слое ила.
Ко всем неприятностям еще и подул ветерок и стал нагонять волну, захлестывая мне в рот воду. Подплыл на лодке сосед и вдруг произнес такую фразу.
– Может тебя, Витька, лучше пристрелить, чтобы ты не мучился?
Я захохотал от этой шутки и захлебнулся водой, и уже не до шуток было. Кое-как  вызволил из липкого ила ружье и в  сопровождении соседа подался к берегу. Потом до полночи у костра сушил пожитки, проклиная себя за глупость, рожденную жадностью добыть дичь.
Ровно через год в точности повторилась эта история с той лишь разницей, что на сей раз подсел один селезень. И опять я промазал и опять очутился по горло в воде. Но на сей раз уже у камыша не таял днем ледок, и вода была очень холодной. Я простудил почки, не помогли наружные и внутренние прогревания спиртом. Я дважды наступил на одни и те же грабли, а все почему? Нет ответа!
15.09.06г.

Бесбашенный пес
В тот год в моем распоряжении оказался восьмиместный «ГАЗ-69» и мы его на полную катушку использовали и для охоты и для рыбалки. Удивительно удобная машина была, правда часто ломалась.
Геннадий в своей родной деревне за стакан самогонки приобрел собаку и доказывал, что она охотничья. На самом деле этот пес неопределенной рыжей породы никому в деревне не принадлежал. С весны он прибивался к местному алкашу – пастуху, который его подкармливал. Пес же ему помогал держать овец в послушании и даже коров гонял. Когда осенью «хозяин» отправлялся в лечебное заведение избавляться от алкогольной зависимости, пес шлялся по деревне и сердобольный народ подкармливал его чем мог. К людям он относился с уважением, с любовью к детям, и в собачьих свадьбах верховодил. Он был чуть покрупнее овчарки и видимо в каком то колене к нему примешалась кровь курцхаара, поскольку и окрас и длина шерсти на это указывали.
Пастух при «продаже» рассказывал об удивительных способностях пса на охоте. Якобы он самостоятельно добывал и зайцев и косачей и приносил их хозяину, и они совместно их употребляли в пищу. Гена этой трепотне конечно не поверил, по взял пса, будучи сердобольным и поместил его во дворе своей матери.
И вот мы своей бригадой едем на наши «плантации» – это как раз мимо той большой деревни, забираем пса, который без всякой боязни залез в машину, и движемся за зайцами.
Бестолковость пса проявилась при первом же загоне. Он вспугнул вскоре двух зайцев, но след не взял, полагая, что это не его дело. Нам пришлось отправить его в машину, а самим традиционно загонами искать зайцев. За весь день добыли то ли три, то ли четыре и уже в сумерках двинули домой. Вскоре совсем стемнело. Пес никак себя не проявлял, лежа в кузове. Потом, правда, выяснилось, что он изрядно пожевал одного из убитых зайцев, но это было потом.
В свете фар вдруг появился заяц, все закричали мне, чтобы остановился. Открыв правую дверь, Геннадий пытался выпрыгнуть на ходу, пока заяц метался на поляне. Но первым на воле оказался пес. Он так прытко рванул из машины, что свалил Геннадия на землю, а сам кинулся к добыче. Мы не успели сообразить, как собака схватила за загривок зайца, тряхнула его профессионально, и тот перестал показывать признаки жизни.  А добытчик деловито приковылял  с зайцем в пасти и запрыгнул без всякой команды в машину. Гена решил и этого зайца отправить в мешок. Тут то выяснилось, что мешок имеет дыру, через которую помят заяц. Но своего зайца пес ни под каким видом не хотел отдавать. Он злобно рычал, скалил свои белоснежные зубы и сверкал гневными глазами. Геннадий решил не связываться, мы тем более.
В деревне псина вернулся в будку со своей добычей и потом от матери Гены мы узнали, что и от шкуры ничего не осталось. Правда на трапезе была замечена соседская сука, подруга пса. А у нас родилась идея поохотиться с этим уникальным созданием из-под фар. Такую технологию мы освоили давно, но пользовались крайне редко, поскольку это было чистой воды браконьерство. Тут же без единого выстрела предполагалась увлекательная охота с собакой и на браконьерство не тянула.
Чтобы не зависеть от автомобильных фар, приспособили небольшой прожектор, сняв его с кронштейна на машине и заменив лампу на более мощную. Через пару недель решили проверить идею.
Пес нас приветствовал вилянием хвоста и с охотой забрался в машину. Заранее выбрав место охоты, мы в сумерках двинули туда. Как только стемнело, подъехали к бывшему капустному полю и тут же спугнули здоровенного зайца, попавшего в луч прожектора. Генка умело вел зайца по полю. Видимо точно так же в войну ловили самолеты.
Пес кинулся не прямо на зайца, а сделав небольшой круг, развернулся от леска и пошел в атаку. Заяц конечно не ожидал ее, поскольку пытался избавиться от луча. Первый же яростный наскок стоил зайцу жизни. Пес приволок его в машину и улегся в кузове для трапезы, но и мы теперь были не дураки. Я вытащил кусочек копченой колбасы, от которой пес дурел (об этом нам поведала мать Геннадия) и отвлек его, а Лешка тут же засунул зайца в мешок. Пес немного повозмущался, потом поскулил и успокоился. Первая добыча была у нас в кармане.
Мы переехали на другой конец поля и там добыли таким же способом еще одного зверька, хотя и спугнули трех.
На следующем поле в трех км от первого взяли еще одного. Механизм срабатывал четко. Время приближалось к полуночи и мы решили перекусить. Пес нам смотрел в рот и исправно подбирал все объедки, которые ему попадали. О справедливости распределения пищи никто не думал и нам пес за это вскоре «отомстил». Двое из команды сходили до ветра, выскочил за ними и пес. Но как только я завел двигатель, он пулей примчался, через Генины колени залетел в машину и улегся между ребятами. Мы поехали и через мгновение стали задыхаться от свежего запаха дерьма, а пес проявляя интерес к мешку с добычей, затеял возню с Алексеем и пришлось Геннадию ремнем власть употребить. Но вонь нарастала и становилось не вмоготу. Остановились, кто-то включил фонарик и обнаружилось, что каждый из нас получил на одежде отметины со шкуры собаки, которая вся лоснилась от человеческого дерьма. Это первейшее средство у собак избавиться от блох(я об этом позже узнал) и наш пес не преминул им воспользоваться. А то, что он нечаянно в тесноте всех нас измазал, так сами виноваты. Хотели без траты патронов и стрельбы заполучить дичь, так надо и издержки терпеть.
Охота у каждого из нас закончилась одним и тем же – руганью жен, когда мы появились дома. Я так утром перед работой впервые за многие годы воспользовался одеколоном – все казалось, что запах уже от тела исходит.
Уникальный пес нас больше не радовал своим присутствием. Вскоре после описываемых событий он погиб под колесами машины одного местного дурака, который по деревне носился в пьяном виде. Сколько бы он еще мог нам помочь добывать дичь, но не судьба. Ведь наверняка описываемому ремеслу его никто не учил, жизнь неустроенная скорей всего заставила его проявить такие способности. Мы потом сокрушались и корили Геннадия за то, что он не устроил пса у себя дома, но жены всегда почему то против всякой живности и не понимают, что дети при кошках и собаках вырастают лучших кондиций, но нашим женам это невдомек.
30.09.06г. Москва

Охота на гусей
Геннадий вычитал в одной из хороших книжонок как охотиться на гусей с профилями. Мы обсудили эту технологию и приняли решение – изготовить профиля к осени и попробовать их в деле. В мою задачу входила забота добыть на нашем Опытном заводе несколько листов дюраля, а Геннадий со товарищи обязались сделать все остальное. Когда я увидел изделия, то посмеялся – неужели гуси такие дурные, что клюнут на эти куски металла. Правда, профиля очень красочно имитировали гусей в разных позах. У нас образовалось целое стадо с дюжину.
Оставалось ждать сигнала от одного знакомого, когда пойдет северный гусь. У него (гуся) на Убинском озере как раз была остановка на маршруте, который существовал сотни лет – так утверждали знатоки. Гусь пошел в самый неподходящий момент, когда повалил мокрый снег, дороги раскисли, а по ночам температура опускалась до – 5-6 градусов. Но мы помчались на «УАЗике» той же бригадой во главе с Хацевичем. Приехали ночью и расположившись у скирды с соломой, замаскировали машину и стали наблюдать за птицей как только забрезжил рассвет. Она поднялась на крыло с озера двумя волнами сотнями штук и полетела кормиться в поля. Все ее скопление мы наблюдали в бинокли и определяли куда надо бы поставить профиля. К обеду выглянуло солнышко, выпавший снег стал таять, и мы предвкушали хорошую охоту. Проведя рекогносцировку, переехали ближе к озеру и провели вечернюю зорьку на уток, добыв пару кряковых и с десяток чирков – вполне хватило на шикарный ужин.
На другой день еще затемно перебрались на поле, где вчера заметили гусей. Геннадий расставил профиля вдоль лесополосы, высадив нас и приказав тщательно замаскироваться в соломе,  сам отогнал машину подальше.
Только забрезжил рассвет, как в небе появились первые стаи гусей. Вожак одной из них заметил профиля и «скомандовал» своим подчиненным следовать вниз. Они сделали круг и стали планировать к нам.
Тут надо сказать про погоду. Она еще в темноте стала меняться не в нашу пользу. Опять повалил мокрый снег при температуре -2–+1 градус. К моменту, когда гуси сели от нас в нескольких метрах, а их было штук пятнадцать, мое тело уже не слушало команд из головы. Подняв задеревеневшими руками ружье, я выстрелил в птицу, которая находилась в десяти метрах. Но она не упала, а пыталась взлететь, видать основной заряд прошел мимо. Второй выстрел был не лучше. Гусь взлетел, я же пытаясь выдрать застрявшую гильзу в стволе, оторвал половину ногтя, но успел перезарядиться и вдогонку послал еще одну порцию дроби. На сей раз гусь упал. Кто сколько и как стрелял выяснилось чуть позже. Санька завалил двух гусей, Алексей одного как и я, а Геннадий не успел прибежать от машины.
Кровь хлестала из пальца, но я не чувствовал боли – ведь впервые мы убедились, что профиля вполне пригодны для приманки. Не успели мы разобраться, как уже в наступившем утре сквозь пелену снега заметили еще одну стайку штук из семи, которая вдруг повернула в нашу сторону. Мы затаились. На сей раз птицы, почуяв неладное, не стали садиться и пытались взмыть вверх над нашими головами. Мой первый выстрел свалил гуся наповал, вторым подбил крыло у другого и он камнем упал метрах в сорока, но, встав на ноги, стал улепетывать. Мне ничего не оставалось, как пуститься за ним вдогонку, на ходу перезаряжая ружье. На сей раз стреляные гильзы выходили из ствола хорошо и я с расстояния метров в пятьдесят добил своего гуся. В то утро мы добыли с десяток птиц – серых гусей. Когда все успокоилось, обнаружил много кровавых пятен на робе, и постепенно стала нарастать боль. Но что она значила по сравнению с выработанным адреналином. Потом ноготь долго отрастал и стал каким то полосатым. Глядя на него, всегда вспоминаю охоту с профилями.
Вечером гусь не пошел к нам, и уже в темноте мы решили ехать домой. Но снег валил весь день и покрыл всю низину у озеро ровным покрывалом. Найти дорогу до ближайшей деревни было невозможно. Но Геннадий и тут не сплоховал и пристроился к табунку лошадей, которые уверенно трусили по им только ведомому маршруту. Бензин у нас был на исходе, но лошадки не подвели и через пол часа вывели нас к той самой деревеньке, на околице которой была заправка.
Один из гусаков, которые мне достались, видать был пенсионного возраста, зато другой оказался очень вкусным и ароматным.
01.09.06г. Москва

Из окопов по гусям
Мы настолько увлеклись охотой с профилями, что едва дождались следующего года. Попытка весенней охоты закончилась ничем. Зато к осени мы выяснили, что директор соседнего с озером ОПХ тоже страстный охотник специально засевает одно дальнее поле овсом и не убирает его до поздней осени, подкармливая гусей. Он нам показал это поле и посоветовал помимо профилей выкопать окопы у кромки и там дожидаться дичь. Сообщил он еще одну вещь. Надо ни в коем случае не стрелять в первых прилетевших гусей – это разведчики. Если они не почуют ничего опасного, то основная стая уже не боится и может садиться тебе на голову. Так все и произошло.
Мы днем выкопали ячейки в полный рост для каждого, хорошо замаскировали их и стали ждать вечерней зорьки. Вскоре прилетели разведчики и один из них сел рядом с моим окопом. Я не удержался и выстрелил – гуся добыл, но охоту всем испортил – гуси не прилетели. Пришлось ждать утра. Предупредив меня о суровом наказании, если я повторю вечернюю выходку, еще затемно мы расселись по своим норам.
Опять с рассветом прилетели разведчики, и я, как выяснилось, их проспал. Открыв глаза, я сначала не понял происходящего. На меня с неба пикировали десятки гусей. Они садились прямо рядом и деловито расходились по валкам овса. Началась пальба, и я понял, что наступил черед и моей охоты. Двумя выстрелами завалил ближайших гусей, но их соседи никак не реагировали и продолжали кормиться. Я перезарядил ружье, подбил еще одну птицу, а вторую ранил, и пришлось вылизать из окопа, чтобы добить ее. Гуси не реагировали. Мало того, налетела следующая волна из сотни пернатых, и мы вперемежку носились по полю. Ребята тоже вылезли из окопов и стреляли непрерывно. Так продолжалось минут десять. Затем как бы по чьей то команде все гуси одновременно взмыли в небо, и на какое-то мгновение заслонили солнце. Их были сотни. Но они не полетели на озеро, а взяли курс на Юг, постепенно набирая высоту и выстраиваясь в клинья. На земле осталось три десятка их сородичей, которые пополнили наши съестные запасы на половину зимы. Вскоре я уехал на два года в далекую Кубу, а мои друзья еще несколько раз охотились с профилями и всегда удачно, пока их не сперли из гаража Геннадия. Но лезли то не за ними.
01.10.06г.

Охота с чучелами на тетеревов
Удивительно интересная во всех отношениях охота. Во-первых, она специально изобретена для ленивых или убогих, во-вторых, почти наверняка приносит успех, если ты имеешь хорошие чучела.
Кто из россиян изобрел ее первым, история умалчивает, но у большинства классиков, описывающих охоту, упоминания о ней есть. Есть даже описание процесса приготовления чучелов.
Однажды в начале осени мы все получили от Геннадия задание готовить чучела по представленному эскизу. Я эту работу поручил жене, и она с ней успешно справилась. Сужу об этом по тому факту, что к ее чучелам охотно подсаживались живые птицы. Глупость косачей нами была замечена еще раньше, когда они спокойно взирали как их сородичи летели после выстрела кувырком с берез, а сами продолжали кормиться. Нечто подобное было и у гусей, когда они перли сломя голову на профиля. Садиться рядом с тряпкой, набитой соломой и полагать, что сел рядом с живой птицей – вот и весь ум у этих птиц. Можно понять их поведение, когда они издалека видят себе подобных на березах и летят к ним, полагая, что безопасность обеспечена, но рядом то почему не реагируют на обман? Загадка!
Успех такой охоты зависит от природных условий. Охота возможна при двух обстоятельствах – опавший лист с берез и хорошие морозцы по утрам. С выпадением снега эта охота становится малодоступной. Есть еще одно неудобство. В шалаше под березой нельзя курить, нельзя шевелиться, кашлять и издавать иные звуки. Существует опасность прозевать прилет птиц из-за засыпания на теплой подстилке. Последнее для меня было особо актуальным – пару раз при подсчете чучелов никак не мог понять спросонья почему их стало больше.
Я вернулся с Кубы в сентябре, и вскоре мы организовали многодневную охотничью экспедицию по просторам нашей области. В перечень мероприятий входила охота на зайцев и пернатую дичь. Утки и гуси уже подались на Юга, стояла «чудная пора очей очарованья». Два новых «жигуленка» доставили нас к истокам речушки Чулым, где по прежним походам мы знали что и как искать.
В первый же день было подстрелено три или четыре зайца. Их освежевали, а шкуры и внутренности Геннадий отнес подальше от лагеря и выбросил на радость воронам и прочей «публики». Моя плантация на косачей с чучелами находилась за этой свалкой отходов, и вороны были всегда недовольны, когда им приходилось взлетать, опасаясь меня. Прошлым вечером я добыл трех косачей и этим рассчитывал повторить успех.
Поужинав холодной зайчатиной и приняв наркомовские сто грамм спирта, мы стали расходиться по точкам. Я взял ружье, патронташ и тулуп и неспешно поплелся вдоль огромного поля по небольшой незинке к своему шалашу. Вороны в это время устроили драку с криком и гвалтом.
Я мельком взглянул на поле и у самой противоположной кромки леса увидел какое то движение, но не понял кто там шевелится. Через минуту уже против свалки опять посмотрел на поле, и у меня глаза полезли на лоб – прямо на меня неслась лиса. Видимо ее привлек вороний шабаш. Я брякнулся на землю, в спешке зарядил ружье и когда глянул на поле, то увидел в тридцати метрах лису. Она точно бежала на шум или запах. Прицеливаться было невозможно, поскольку ремень перехлестнул планку, и я выстрелил почти на авось. Лиса сделала мощный прыжок вверх и упала. Тут уже я включил соображение и не побежал к добыче сломя голову, а перезарядил ружье, взвел курки, взял в левую руку палку и осторожно подошел к зверю. Красавицу лису освещали лучи осеннего солнца, и она казалась золотой. Особенно впечатлял хвост – пушистый и огромный. Зверь не показывал признаков жизни. Однако я его пару раз ткнул палкой, потом стал искать рану, но в густой шерсти так ничего и не нашел. Добыча была шикарной, и главное я впервые в жизни добыл лису да еще так случайно.
В тот вечер к лисе прибавились еще два косачи. Придя в лагерь уже в глубоких сумерках, обнаружил Геннадия спящим на сене под тулупом и похоже прилично поддавшим. Из под тулупа торчали пятки и раздавался мощный храп. Я решил подшутить и осторожно положил лису под тулуп рядом со спящим.
Вскоре пришли остальные ребята и все с трофеями. По этому поводу мы еще немного выпили и разошлись спать. Я никому не сказал об удаче, свалившейся на меня.
Утром, открыв глаза, увидел такую картину. Геннадий в сиреневых кальсонах носился вокруг своей постели и дико матерился, размахивая руками. Все собрались на поляне и ничего понять не могли, кроме меня. Наконец, немного успокоившись и приняв для опохмелья дозу спирта, он поведал удивительную историю.
– Мне приснился сон, – начал Геннадий,– будто Томка (жена) лезет ко мне в постель. Ну, я не против, стал ее прижимать и ласкать. Однако она все никак не хотела пере…ся, а главное совала мне в рот волосья какие то. Я ей врезал в лоб и отвернулся. Потом еще снилась всякая херня. Встал только что отлить и увидел, что ко мне действительно залезла одна тварь. Я чуть не рехнулся, увидев такое. Не зря жена говорит, что скоро мне черти являться будут.
– Какая? – хором воскликнули ребята.
Он театрально подошел к тулупу и откинул его. Несколько секунд стояла тишина, я же втихаря давился от смеха. Потом каждый на свой лад стал осмысливать случившееся. Володя Кошевой (наш новый член команды) вдруг спросил.
– А она спит что ли?
Тут раздался дружный хохот, и поперли всякие шутки. Самую злую выдал Саша Комаров, спросив.
– Ты ее, Генка, успел оприходовать?
Опять хохот, но потом вдруг все поняли странность ситуации. Мы знали, что Гена в тот вечер до ружья не дотрагивался, а предпочел только спирт. Откуда же взялась лиса? Мне пришлось признаться и все рассказать, попутно предупредив Геннадия, что пора завязывать с непробудным пьянством.
Все кончилось тем, что несколько лет моя жена носила пальто с шикарным воротником. На поверку это оказался огромный лис с пышной шубой подготовленной мудрой природой уже к зимовке. Убил я его случайно всего одной дробиной номер 3 прямо в сердце.
02.10.06г 

Рысь
Та осень выдалась слякотной и промозглой. До этого почти все лето не было дождей. Особенно от засухи пострадал Север. Там в тот год образовалась страшная бескормица, и хищники в лице медведей и рысей из тайги вдоль Оби двинули на юг. Медведи стали специализироваться по фермам, а рысь стала уничтожать зайцев и пернатых. Причем их способ охоты ничем не отличался от действий людей. Они так же охотились загонами с номерными и очень успешно.
Обо всем этом нам рассказал егерь, к которому мы накануне приехали. Он за одну неделю потерял всех своих лаек. Последняя предстала перед нашими глазами возле печки с перевязанным животом и похоже было, что дни ее сочтены.
– Я с «Зорькой» позавчера загнал рысь на дерево. Вы видите какая могучая собака. Они же у меня на медведей натасканы были. Все четыре. Но эта особая псина. Она мне уже два приплода приносила, а я, дурак, всех щенков раздал. Вот если она не выживет, то мои дела плохи будут.
– Так что случилось? – спрашивает Алексей (Удалов), сев на корточки перед поскуливавшей собакой и пытавшийся дать ей кусочек колбасы.
– Рысь сиганула от нее на березу. Я ее оттуда картечью снял, а «Зорька» кинулась добивать свалившуюся тварь. Так та, как кошка, обхватила собаку передними лапами, а задними выпустила ей кишки и тут же сама подохла.
Утром мы застали хозяина плачущим у трупа своей любимицы, она околела от смертельной раны. А нам предстояло попытаться добыть зайцев, число которых сильно уменьшилось благодаря рысям. Мы все на всякий случай поместили в патронташи патроны с картечью и жаканами и выехали на «плантацию». Почти до обеда бродили по колкам, но ничего не обнаружили. Наконец, подъехали к согре. Геннадий, Володя и Саша зашла на ее другой конец и встали на номера, а нам с Лешкой достался труд загонщиков. Я вышел к кромке болота, от Лешки, шедшего справа от меня отделял здоровенный куст. Глянув на болото, я обомлел. Посередине его, метрах в сорока от меня с кочки на кочку, барахтаясь в снегу, переваливалась здоровая рысь. Я, выходя из машины, решил не брать патронташ, ограничившись двумя патронами в стволе и двумя в кармане и все с дробью, как будто накануне мы не видели «деятельности» этих хищников.
Я ничего другого не придумал умного как выстрелить в зверя дважды. Он среагировал своеобразно. Развернулся в мою сторону и длинными прыжками кинулся на меня. С криком «Мама-а-а!» я бросился к машине. Благо она стояла метрах в ста. Я бежал по лугу, а рыси нужно было преодолеть кочки и снег. Зверя я больше не видел. В машине нашел патроны с картечью, зарядил их и осторожно вылез и тут же встретил Алексея, который оказывается видел мой кросс после выстрелов.
– Ты че перся с такой скоростью? – спрашивает он.
– Так рысь же на болоте была! – в волнению отвечаю я, – она кинулась в мою сторону после выстрелов.
– Не ври! Куда она подевалась? Ты ее ранил?
– Не знаю, у меня была только дробь.
– Тогда все ясно. Везет же на дураков нам. У меня то в правом стволе картечь. Какого хрена ты пежонишь? Если правда была рысь, то моли Бога за такой исход. Пошли. Мужики то на номерах ждут.
Мы опять пошли по своим следам. Огибая тот самый куст, я боковым зрением заметил какое то движение, остановился и присмотрелся. Через мгновение из–за поваленной осины высунулась голова зверька, на ушах с кисточками.
– Е мае, так это опять рысь! – пронеслось в голове.
Я вскинул ружье и выстрелил как только опять высунулась наполовину морда зверя. Через мгновение слышу крик Алексея.
– В кого ты опять стрелял?
– По моему в рысь, Лешка! – кричу я, – иди сюда. Я один боюсь тут шарить, попал, не попал.
Лешка вышел из-за куста, и я попросил его страховать меня, а сам осторожно с взведенными курками двинул к гнилой лесине. За ней лежала рысь, она была мертва, но размером почти в два раза меньше первой. Так я добыл зверя, которого больше никогда не добывал.
Не дождавшись нас, вскоре подошли номерные, и мы стали по следам  в снегу разбираться в ситуации. Оказалось, что напоролись на семейство из двух взрослых кошек и двух котят. Та рысь, в которую я стрелял, сделав пару прыжков в мою сторону и напугав меня, прошла мимо Саши в нескольких шагах, и он ее не заметил. Вторая обогнула Геннадия, и тот тоже ничего не увидел. А второй котенок был в нескольких метрах от Алексея и если бы я его не окликнул, то он бы точно напоролся на него.
С одной рысью и парой зайцев мы вернулись с охоты, а вскоре опять же моя жена стала щеголять в шапке из шикарной пятнистой шкурки, но не долго. В нашем доме жил Василий Романович Боев, которому кто-то подарил чучело головы лося с роем моли, которая добралась и до рысьей шапки и до лисьего воротника. Осталась только память о тех трофеях.
03.10.06г

Крупная «дичь»
Больше века назад через болота Западной Сибири тянули транссибирскую магистраль. Грандиозность этого сооружения поражает и сейчас. Но больше всего поражает имение и искусство, с которым вели осушительные работы наши предки. Ведь имея только лопаты, тачки и лошадей, они нарыли такое множество каналов и создали условия для магистрали быть надежной в самых тяжких условиях. Поражает и другое. Эти каналы до сих пор исправно несут свою функцию, хотя никакого ухода не имеют. В те времена всем этим руководил Н.М.Тихомиров, гроб которого обнаружили уже в наши времена, когда храм, стоявший в начале Красного проспекта Новосибирска отобрали у студии кинохроники и передали церкви. Этот человек заслуживает уважения потомков и прежде всего новосибирцев. И пора бы уже подумать о неренаименовании Новосибирска, увековечив память его создателя – великолепного писателя и строителя Гарина-Михайловского.
Рукотворные каналы давно используют утки для гнездовья, особенно кряковые породы здесь в изобилии водятся. И до глубокой осени здесь кипит жизнь. Молодняк, став на крыло, в множестве плавает по каналам и кормится в зарослях, то и дело перелетая с место на место.
Мы расположились в палатках между двумя каналами. На сей раз с нами были жены, и они с удовольствием собирали клюкву на болоте и снабжали нас вкусными завтраками и ужинами, приготовленными на костре. А мы днем отсыпались, а рано утром и вечером до темноты ходили на зорьки. Стояло бабье лето с летящей паутиной, криком в вышине журавлей, золотой листвой и негреющим солнцем.
На последнюю вечернюю зорьку (утром должны были уезжать) мы отправились втроем. Алексей стал у одного канала, я у другого, а Геннадий на болоте между нами. Еще засветло мы помаячили ружьями друг другу и засекли свое местоположение. Только стало смеркаться как утка начала движение. Тяга как раз проходила над Геной и он почти не мазал по кряковым. Я тоже успел подстрелить трех здоровенных селезней и всех нашел. Постепенно смеркалось и стрелять уже можно было только на фоне еще светлого куска неба в той стороне, где недавно закатилось солнышко.
С болота Геннадий кричит.
– Мужики! Я пошел в лагерь, кончайте, уже не хрена не видно.
Мы с Алексеем ответили, что еще немного постоим, и опять все затихло. Только иногда раздавался свист крыльев невидимых уток. Минут через пятнадцать и я решил кончать и потихоньку пошел к лагерю. Ну успел сделать десятка шагов, как из под ног взлетела утка. Едва различая ее контуры, я выстрелил на вскидку и тут раздался мат и крики.
– Ты, засранец, меня подстрелил! Какого хрена стреляешь в мою стороны?! – это кричал Геннадий.
Я не на шутку испугался и через мгновение сообразил, что стрелял действительно в сторону номерного. Но ведь он сам сказал что уходит.
– Гена! Ты же должен был уйти с номера. Как ты там опять оказался? – кричу я.
А Гена уже рядом и говорит.
– Так я еще решил постоять…
Я включил фонарик и увидел залитыми кровью шею и руку, которой он прижимал рану…
К счастью, моя жена была врачом и быстро разобралась в ранении. В его попало две дробины. Одна засела в шее и рана сильно кровоточила, но дробину легко извлекли, а рану залили спиртом. Вторая дробина, пробив ноготь большого пальца даже не вызвали кровотечения. Но пришлось потрудиться, прежде чем ее извлекли из-под ногтя. Геннадий очень сокрушался, что снятие стресса пришлось осуществлять меньшим количеством спирта, часть ушла на обработку ран.
Так у меня появился крестник и слава Богу, что основной заряд минул Геннадия, а так бы беды не миновать. Ведь он находился от меня метрах в тридцати. Техника безопасности на охоте – первейшее дело и разгильдяйство здесь недопустимо.
03.10.06г

 
Самая вкусная похлебка
Мне очень хотелось приобщить к охоте зятя. Стас был молодым врачом, красивым, стройным и сильным парнем – как раз для охоты подходил. Ведь давно существует поверье, что рыбак и охотник не может быть плохим человеком. И мне хотелось отвлечь его от городских соблазнов, научить тому, чему научили меня, передать опыт следопыта и бывалого охотника.
На утиную охоту в ту осень мы отправились большим табором с женами и детьми. Был среди нас и Стас. Он проходил курс молодого бойца. Ружье ему в руки Геннадий обещал дать только после того, как он научится готовить пищу на костре. Накануне на вечерней зорьке мы настреляли с десяток чирков, а утром в течение полутора часов переправляли на остров женщин для сбора клюквы. Потом отправились на номера оборудовать скрадки. Накануне заметили гусей и с этой птицей шутки шутить нельзя, она гораздо осторожней уток. Стас же остался дежурным по лагерю с задачей к вечеру приготовить ужин из чирков для всей честной компании. Гена ему рассказал как обработать чирков и все занялись своим делом.
Ближе к вечеру «сняли» клюквенный десант с острова. Среди рекордсменов по сбору оказалась моя жена, которая накануне отличилась – вместо воды в котелок залила бензин из канистры, и чуть было не поставила на костер.
Все, наконец, расселись у костра и приступили к трапезе. На таганке стоял здоровый казан с похлебкой – произведение Стаса, которое испускало чудный аромат. Он деловито здоровой деревянной ложкой разлил похлебку по мискам, мы осушили по стопке и приступили к поглощению варева. Оно оказалось удивительно вкусным и ароматным. Но вот в чашке стал пристально ковыряться Геннадий и вдруг воскликнул.
– Так это же говно плавает! Ты че нам подсунул, Стас?
Стас, слегка сконфузившись, сообщил как готовил блюдо. Оказалось, что, сняв с помощью кипятка перо с тушек, не потроша пустил их в дело. Вот почему и получился такой вкус и аромат. К этому моменту большинство из нас уже ополовинили содержание мисок с большим удовольствием, но после выяснения обстоятельств прекратили еду. Пара человек сбегало в кусты, а Геннадий, обозвав Стаса нецензурным словом, спокойно резюмировал.
– Хоть и с говном, но вкусно! – и продолжил трапезу, выпив еще порцию водки.
Я в знак солидарности со Стасом тоже доел суп, резонно полагая, что все прошло термическую обработку и не опасно. А с моего зятя как с гуся вода, он очень был весел и не считал за собой вины, что накормил всех пищей с фекалиями.
– Стас, – обратился я к нему, – разве тебе Гена не говорил, что надо потрошить?
– Не говорил, отвечает он, – только сказал как перо снять.
– Так и дураку понятно, – вмешался Геннадий, – что говно надо выбрасывать. Ладно, Стас, проехали! Все в жизни надо испытать.
Но нам нужно было подаваться на зорьку, и ожидался дождь, который вскоре и пошел, что обещало хорошую охоту. Почти в темноте на меня налетела стайка гусей и я свалил двух, а потом уже в лодке при возвращении на базу решил стрельнуть в косяк уток и разбил в кровь губы и скулу – видимо в ствол попала вода и отдачей меня чуть не выкинуло из лодки.
Пищу из гусей готовили женщины, а Стасу доверили ружье на другой день, но он ничего не добыл и так и не стал охотником.
Теперь он живет в Израиле и вспоминает ли о том случае –не знаю. А я до сих пор думаю почему было так вкусно, неужели из-за дерьма в кишках уток?
04.10.06г

Охота на медведя
Мы в ту осень совершили удивительную экспедицию на Север – поближе к полярному кругу. Алик, брат Юрки Новоселова, узнал, что есть такая пристань на Оби «Найзино» и что рядом с ней в могучую сибирскую реку впадает речушка Найзенка. По ней года два назад геологическая экспедиция пробилась вверх км на сто и там искала нефть и газ, но ничего не нашла. Членом экспедиции был друг Алика, он то своими рассказами и увлек всех нас в те края.
К описываемым событиям мы с Алексеем Удаловым работали в одном институте, и в нашем распоряжении был катер, на котором мы и добрались до той речушки в составе небольшой из пяти человек экспедиции. Предполагалось, что можно заготовить будет на зиму рыбы, дичи, кедрового ореха, клюквы и брусники. На поверку все эти продукты были в изобилии кроме кедрового ореха. В том году на него не было урожая.
Я в посвящении Алексею Удалову описал всю экспедицию, здесь же хочу остановиться на одном эпизоде – охоте на медведя. Он обитал выше по речушке от нашего охотничьего домика (нашего на один месяц) в километрах 5-7. Мы случайно обнаружили его лежку на небольшом островке, когда искали плантации кедровника.
Инициатором охоты на «Топтыгина» выступил Алик. Он и разработал план операции, которая сводилась к двум фазам охоты: засада на крутом берегу против острова в том месте где зверь переходил протоку; загон зверя по острову, если он там в своем логове. Роли были распределены так. Мы с Аликом становимся в засаду на крутом берегу по обе стороны медвежьей тропы, а Лешка, Юрка и Вадим (геолог) высаживаются на остров и начинают шуметь и гнать зверя.
Еще затемно на водомете мы подъехали к месту высадки, который еще днем определили. Я и Алик взобрались на косогор, а троица оставшихся через пол часа должна была подплыть к острову и начать операцию строго по оговоренному времени, когда немного рассветет.
Я еще с вечера, когда узнал, что буду стоять в засаде, решил подстраховаться и залезть на кедр – от греха подальше. Трусоватость в этом вопросе исходила из воспоминаний детства, когда приходилось видеть искалеченных медведем охотников. И хотя у меня в стволах были патроны с «жаканами», а в патронташе еще пара таких же снарядов, но чем черт не шутит.
Забравшись на разлапистый кедр на самом берегу и устроившись поудобней, стал осматриваться по сторонам. До начала операции оставалось минут пять, но уже на Юге были хорошо видны деревья на острове и часть реки. Алика в засаде не удалось увидеть, да мне этого и не надо было знать, поскольку он заранее мне определил сектор стрельбы.
Я увидел как из-за поворота на малом газу появилась «казанка» и ребята высадились на остров. Наступил рассвет и Юрка (старший в загоне) с ружьем на перевес двинул по песчаной косе к зарослям, следом двигались остальные загонщики. До лежки зверя было метров двести. Они забрались повыше и стали покрикивать и свистеть. Потом скрылись в зарослях.
Как только начался гон, над местом, где возможно лежал наш Миша, закружили кедровки и подняли гвалт. Они постепенно стали удаляться в другой конец острова, и в один из моментов я увидел медведя, который вперевалочку трусил от загонщиков. План Алика начал сбываться, надо было взводить курки. Кедровки вились над медведем, и мне прекрасно было видно и место нахождения медведя и наших загонщиков. И вдруг я сообразил, что медведь, ускорив движение, уже зашел в спину загонщиков и теперь не они на него охотятся , а он на них.
Эта компания загонщиков завершила почти круг по острову, и кедровки приближались к месту, где медведь покидал остров. В прогалине появились загонщики и разделяло их теперь от медведя метров двадцать. У меня не выдержали нервы. Я заорал.
– Медведь сзади вас! – и выстрелил, чуть не свалившись в дерева.
Первым меня покрыл матом Алик, потом ребята долго возмущались моей трусостью. Но когда стали разбирать следы, то поняли, что я спас всех от неминуемой трагедии. Медведь мог с кого ни будь снять скальп, зайдя им в спину. Когда я выстрелил, он сиганул на противоположный берег, переплыв протоку, но этого я не мог видеть из-за деревьев, да и не до этого мне было тогда. Но следы все показали, и я был прощен.
Обмыв неудачную охоту мы вернулись в домик и больше не предпринимали охоты на медведя. Хозяин тайги нас тоже не тревожил.
Экспедиция закончилась вполне благополучно. Мы привезли сорок глухарей, не считая рыбы, клюквы и брусники. Больше в жизни мне не пришлось там побывать и не пришлось охотиться на медведей. Оно и к лучшему.
24.10.06г (день моего рождения). Москва 

Охота на глухарей
Я уже выше о них упомянул. В тот год в окрестностях нашего домика их водилось много. Они все время встречались на болотах и у реки. Охотникам известна одно особенность этой птицы. Для переваривания пищи им необходимо глотать мелкие камешки, которые как жернова перетирают ее. Человек такую особенность стал использовать в свою пользу и те сорок глухарей были по сути дела добыты не охотничьим мастерством, а ремесличеством.
Глухарь рано утром и перед закатом выходит на отмели у реки, чтобы собрать камешки. Обычно у отмели собирается по три – четыре птицы. Они давно научились бояться человека, но слишком разный интеллект. На молом газу, спрятавшись за бортом лодки вдвоем, один на носу с ружьем, второй за мотором, подплываем к отмели на расстояние 30-40 метров и эта гордая птица не проявляет тревоги. Только некоторые экземпляры отрываются от работы и с любопытством смотрят на лодку и получают смертельный заряд картечи. Даже она не всегда валит птицу наповал, слишком могуче оперение у этих красавцев. Обычно успеваешь сбить одного, двух экземпляров. Однажды, когда я стрелял, глухарь был только ранен. Я ему перебил крыло и он кинулся наутек, пытаясь подняться на косогор с волокущимся крылом. Я его настиг у самой кромки тайги. Он развернулся и кинулся на меня, шарахнув своим могучим клювом мне в ладонь, которой я хотел схватить его за горло. Пришлось стрелять, но гадкое чувство осталось во мне по сей день. Птица защищалась до последнего вдоха, не побоялась этого самого страшного зверя – человека, который пришел на ее территория и творит такое. Синяк и опухоль держались несколько дней, даже ружье не мог взять тогда. Вроде как бы Бог меня предупредил – не зверствуй, охоться, а заготовляй. К сожалению мы очень поздно начинаем понимать кто мы в природе и что нам позволено, а что нет.
В каждом самце такой птицы до 6-7 кг веса, они красивы, грациозны, ловки и бесстрашны и их относят к реликтовым, старейшим жителям планеты.
25.10.06г. Москва 

Последняя охота
Пять лет назад я расстался со своими друзьями–охотниками. За нами тогда закрепилось понятие «бригада быстрого реагирования». Они без меня еще много охотились, но всякие печальные события – умер Алексей, покалечился Геннадий, перестройка заставила молодежь кинуться на заработки – свела на нет охотничьи страсти.
Я навсегда покинул Сибирь и приобщился к охоте на просторах Тверской и Смоленских губерний. Здесь охотники ерундой не занимались. Зайцы, утки, косачи их не интересовали. Пришлось мне покупать карабин и участвовать в охотах на лосей, кабанов и даже на медведей, но и на этом поприще не долго мне пришлось резвиться –подвело здоровье.
Последнюю охоту я запомнил очень хорошо. Вот сидит рядом моя любимая «Тереза» – ягд-терьер и видно тоже вспоминает о делах минувших. Ей уже десять лет, а в ту охоту она была четырехлетней неистовой собакой, которая в связке с двумя кабелями той же породы носилась по перелескам в Глинском районе Смоленщины.
Мы бродил с самого утра, но кроме следов деятельности кабанов ничего не нашли. Решили возвращаться на базу, идя вдоль могучего бора. Справа лежало овсяное поле. Один кабель вдруг навострил уши и кинулся в чащу. Моя «Тереза» и бестолковый кабелек побежали следом. Через мгновение мы услышали топот копыт и стали ждать когда псы выгонят стадо кабанов на кромку. Но мы просчитались. Кабаны по просеке помчались в другую сторону.
Заскочив в просеку, я увидел, что псы осадили одного кабана и плотно его держат. Этот клубок не позволял стрелять – можно было подстрелить собак. Ведь оружие то было серьезным. И так, и этак, я пытался улучить момент, но ничего не получалось. В один из них, когда самый злой кабель, взвизгнув, отлетел от кабана, я выстрелил. Кабан упал как подкошенный, а моя сучка и молодой кабель стали его еще с большим остервенением рвать. Мы подошли и прежде всего занялись раненой собакой. Ей кабан клыком распорол живот, и внутренности вывалились наружу. Пес поскуливал и полизывал свои кишки, лежа на боку. Его хозяин осторожно заправил кишечник внутрь и перевязал рану своим кашне.
– Васильич! Ты что разрывной пулей стрелял? – спрашивает егерь, сопровождавший нас.
– У меня их никогда не было, – отвечаю я, разглядывая входную рану на боку кабана.
Она была рваной и величиной с яблоко. Перевернув животное на другой бок, увидели выходное отверстие еще большего размера. Наконец. разобрались в чем дело. Я оказывается попал не в кабана, а в сосну, у которой крутилась вся эта свора. Рикошетом пуля плашмя ударила в лопатку кабана, прошила все тело и вышла с другой стороны. Она с таким же успехом могла поразить любую собаку, но обошлось.
Нам надо было спешить, иначе потеряли бы собаку и, бросив до вечера кабанью тушу, которую изрядно покусали за зад наши собаки, поехали в деревню, где местный ветеринар без наркоза промыл псу кишечник и иголкой зашил брюшину. Через месяц этот пес уже добывал лис для своего хозяина, но на другой год все же сгинул в норе у барсука.
Моя же сучка  теперь на пенсии как и я, а шкуру кабана я подарил покупательнице моей дачи. На этом и закончилась моя охотничья жизнь. Совсем недавно сдал весь свой арсенал. Старость есть старость. Обидно, но ничего не поделаешь.
Единственной из всех страстей у нас с «Терезой» осталась рыбалка, но собака из этого увлечения признает только поездку на машине –так всегда сладко спит во время движения, что завидуешь ей. Отпускать у водоема ее нельзя. Она тут же находит какую-нибудь нору и превращается из холеной псины в комок грязного и вонючего существа и очень не любит водных процедур. Так мы с ней и доживаем. Вот лежит под моим стулом, периодически вздыхает, иногда во сне полаивает и портит воздух. Хорош-о-о-о…!
03.11.06г   

Выводы
Попадутся вам в руки эти незамысловатые рассказики и вы подумаете «Ну и что, чего он нам хотел сказать?» Собственно я и не знаю что хотел сказать. Часто спрашиваю сам себя: «Приведись все начать сначала, стал бы я охотником?» Скорей всего да. Видимо эту страсть я унаследовал у своего тезки дяди Виталия, погибшего в большевистских застенках в восемнадцать лет безвинно. Можно много говорить о зверствах власти, но я большую часть жизни прожил при их правлении. На склоне лет начинаешь думать, а чем лучше эта власть. Почему России так не везет уже второй век подряд? И опять нет ответа, но есть парадокс. В нашей стране есть все, но нет ничего.
Вот в эти дни гостит здесь мой школьный товарищ, который три года назад сбежал в Америку и никак не может понять. Мы строили коммунизм, а они при нем живут, и он попал в рай на склоне лет и не перестает восхищаться той страной.
Но какое это имеет отношение к охоте и ко мне? Прямое. Я ему дико завидую и понимаю, что уже ничего изменить не могу, охота отошла, скоро и рыбалка будет недоступна. А мне уготовлено прозябание в старости с невозможностью получить достойное лечение и существование. Но опять, какое это имеет отношение к охоте?
Вот недавно вернулся с Ахтубы – там в этом году катастрофа. Не было половодья, не было нереста, нет рыбы. Причина? Накапливают воду в рукотворных морях для выработки энергии зимой. Доруководился «гениальный» Чубайс отраслью и никто его и ему подобных не попрет от руля Государства, опять нет незаменимых.
Но вот давайте представим, что они бы были настоящими охотниками, а не добытчиками, любили бы природу и братьев наших меньших, как бы они рулили? Уверен – совсем по другому!
Хотите стать охотником, зарубите на носу – мы в природе имеем столько же прав, как и любое деревце, любой зайчик или пташка. Берите столько, сколько положено и не думайте, что охота может заменить созидательную работу. Она вам поможет ее выполнять лучше и быстрее. Не зря говорят: «Делу время, потехи – час». Но лучше охотиться не с ружьем, а с аппаратом. Видимо я бы так и поступил, поскольку Богу угодно, чтобы гегемон жил в согласии с природой и по возможности строил рай на земле, и тогда уж точно ему уготовлено место в рае на небесах.
Я это повествование посвящаю своему тезке – моему внуку и сыну Захару.
05.11.06г            


 
Рыбацкие байки
Первая рыбалка
Приобщился я к рыбалке в девять лет. Тогда на реке Березине в районе г.Борисова, что в Белоруссии происходило много интересного в этом плане. Наличие всевозможных взрывных принадлежностей (от тола до гранат и снарядов разного калибра) позволяло несознательной публике добывать много рыбы путем глушения ее. Я тоже с этого начал. Но Бог тогда решил, что рано мне на тот свет и не позволил взорваться двум шашкам тола, которые я спер у отчима, и которые мы с другом так неумело применили, что они всплыли у самого носа лодки.
В войну, а шел еще только сорок четвертый год двадцатого века, в реке расплодилось на трупах лошадей и людей множество сомов и их то и «выковыривали» из водоворотов зарядами. Иногда всплывали громадные экземпляры – до сотни кг, но больше всего гибло от взрывов молодняка всех пород.
Первого громадного сома пришлось увидеть, когда пленный немец воткнул ему багор прямо в темечко. Сом пристроился в плоту, который разбирали и бревна по транспортеру подавали на пилораму. Немец подумал, что это бревно и вместе с багром полетел в воду, но и сом был смертельно ранен. Его выволокли на берег, конвоиры пару раз саданули из карабинов ему в голову, и он успокоился навеки. Приволокли тут же котел, поставили на костер и стали варить огромные куски рыбины. Хвост от него отдали мне как представителю администрации (отчим был директором комбината, где все это происходило).
И конвоиры, и военнопленные на какое то время превратились в один коллектив полуголодных мужиков и сожрали всего сома а потом не в силах подняться, провалялись часа полтора. Работа была брошена и мастер пилорамы прекратил попытку получать бревна и сам нажравшись ухи тут же свалился и захрапел.
Из хвоста мама сварила такую уваристую уху, что ее запах долго витал в нашем жилище. Думаю, что та рыбина весила не меньше сотни кг. Такой же экземпляр я увидел на Дону много лет спустя и весил он 98 кг.   
Второй заход я предпринял на реке уже с ореховой удочкой и леской из конского волоса, которую сам сплел, а заготовки сам надергал из хвостов лошадей. Научил меня всему этому один старик, заядлый рыбак за пачку папирос, которую я украл у матери.
Рано утром я отправился на плес за бумажным комбинатом и впервые закинул в своей жизни удочку. И что вы думаете, минут через тридцать вытащил приличного подъязка. Мне не терпелось его показать маме, и я кинулся домой, но не застал ее, она уже ушла на работу. В ту пору холодильников не было и я очень переживал, что не дождусь матери и рыбина протухнет, но хозяйка, где мы квартировали посоветовала ее очистить и присолить, что я и сделал с грехом пополам. Зато вечером мы лакомились жареной рыбкой, правда слегка пересоленной, но все равно вкусной, а мама, облизывая пальчики, молвила.
– Вот я и дождалась, когда мой сынок становится кормильцем.
Ей потом долго пришлось ждать следующего аналогичного случая.
Однако рыбачья страсть поселилась в моем организме и не исчезает до сих пор. Видимо я ее унаследовал от тезки – брата матери, которого большевички лишили жизни в 18 лет. Он был страстным охотником и рыбаком.

Рыбацкие будни
Следующая рыбалка проходила на притоке Березины – Плисе. Эта тихая узкая речушка текла за околицей нашего поселка и тоже была рыбной. Вокруг ее располагались обширные заливные луга, дававшие жителям много сена. Тогда ведь почти все население города держало коров – кормилиц.
Кок сейчас помню раннее утро июля и мы втроем с удочками идем вдоль реки. Туман ее от нас скрывает и видны только верхушки сосен на другом берегу. Они словно плывут над рекой. А справа луг, где уже поработали косари – много копен. Одна ближняя меня заинтересовала, поскольку сверху была закрыта цветастым самотканым покрывалом. Я приподнял угол и увидел два голых тела, слепившихся в клубок в жгучей страсти. Парень в копне приподнял голову и пообещал мне с матом вперемежку много кар за мое любопытство. Пришлось давать деру. Тут впервые я увидел то, что тогда не принято было обсуждать, а много позже пришлось убедиться, что тот парень знал толк в этом деле.
Клева в наступившем дне не было. Пацаны сослались на жару и видимо были правы. Мы накупались вдоволь и поплелись домой. Народ на лугу копошился, видать там была и моя парочка. Вот интересно бы знать как их жизнь сложилась? Где там, теперь не  узнаешь по прошествии почти шестидесяти лет.
Было и потом множество рыбалок на Березине и не было случая, чтобы на уху не налавливал. По мере продвижения прогресса у нас стали появляться не только «конские» лески, хорошие крючки и когда заканчивал седьмой класс появилось бамбуковое удилище. Правда, за все это пришлось освоить на железной дороге воровство всяких втор предметов, которые и менялись на рыбацкие причиндалы и на мячи. Но разве мы виноваты, что в продаже всего этого не было, а только у еврея – старьевщика. Он нас обманывал, обвешивал, но и мы в долгу не оставались. В свинцовую оплетку кабелей, например, насовывали камней.
В студенчестве я уже рыбачил на великой сибирской реке Оби и на ее притоке – Ине, где долгие годы прожил в д. Барышево. Иня изобиловала мелкой рыбешкой, из которой всегда выходила приличная наваристая уха. А на Оби иногда удавалось добыть приличные экземпляры щуки, судака, леща и даже налима. Правда, я так и не освоил как следует спиннинги, зато донки, закидушки, поплавочные снасти мне импонировали.
Уже став самостоятельным инженером, пристрастился к подледной рыбалке. Появилась возможность уезжать подальше и стали ловить и на озерах, таких знаменитых как Чаны и Убинское. Там карась летом кормил нас, а зимой все попадалось на мормышки: от щуки до «сопливого» ерша.
С появлением рукотворного Обского моря, оно стало нашим постоянным объектом посещения. По началу там водилось множество рыбы. Ведь тысячелетний ход ее был нарушен плотиной. Ниже ее рыба кипела и там имели право рыбачить (черпать) руководящие деятели из партии и советов, а нам выше разрешили, но и мы были не в накладе. И летом и зимой ловилось полно всякой рыбы. Но постепенно море превратилось в большую лужу, куда стекались все нечистоты округи и выжили только судаки и лещи. Первые жрали все подряд, вторые икру  всех рыб.
Мой рекорд по разовому вылову из – подо льда равен 36 кг судака и 28 – леща. Особенно мне запомнился один случай ловли леща. Мы приехали на море на гусеничном вездеходе вечером в пятницу. Рано утром выехали на лед, где у нас стояли два домика с печами. Только забрезжил рассвет, как повалил мокрый снег, перешедший в дождь, началась неожиданная оттепель. Беготня по лункам (в домиках не клевало совершенно) кончилась промокшими полушубками и двумя– тремя подлещиками. За короткий день снег с дождем так и не прекращались. Пришлось залечь у печек, сушить одежду и ждать воскресенья.
Рано утром я вышел из домика и поразился перемене погоды. Небо очистилось от туч, было тепло и тихо. Всю округу заполнил низкий туман, воды на льду не было. Надо было пробовать ухватиться за удачу. В моем домике было две лунки, и удочки я из них так и не вынимал с вечера. Зайдя в дом, заметил, что сторожок на одной дрогнул и поднялся – типичная лещиная поклевка. Я кинулся к удочке и подсек рыбину, почуствовав, что там что то приличное. Глубина была около восьми метров. Как только в лунке началось бурление, я замедлил скорость вытягивания. В тусклом свете свечки появилась морда леща. Я его ловко подхватил за жабры и тут же заметил поклевку на другой удочке. Вытащил такой же экземпляр. Руки тряслись и не слушались, но все же кое-как снял с крючка рыбину, насадил трех мотылей и опустил в лунку. Стал заниматься первой удочкой и понял, что лещ ее загубил, бившись на леске, пока я возился со второй удочкой.
Устроившись поудобнее стал поигрывать мормышкой, но поклевок не было. Я поставил удилище у лунки и решил перекусить. Только откусил кусок хлеба и сала, как опять уверенная поклевка – опять килограммовый лещ. Так продолжалось до самого обеда. Стоило мне поднести кусок ко рту – поклевка. Все бросаю и тащу. В итоге за три часа я выволок 25 экземпляров общим весом в 28 кг. Но самый крупный лещ достался не мне. Ко мне заглянул коллега по рыбалке и предложил остограмиться, у него дела шли чуть хуже.
– Михалыч, – обратился я к нему, – смотри, я сейчас опрокину стопку и как только возьмусь за хлеб, будет поклевка. Ты подсекай и рыбина твоя.
Все именно так и произошло. Он вытащил леща весом в 1.7кг. На этом клев как обрезало. Вторая половина дня вся красовалась в лучах солнца, все искрилось и переливалось, а мороз к вечеру уже достиг -18 градусов.
Самого крупного судака весом в 5.6 кг я поймал 31 декабря. Мы тогда поехали от нечего делать в преддверии Нового года, чтобы не мешать женам. День был и морозный и ветреный. Я без всякой надежды пробурил лунку перед капотом машины, уселся на него и обдуваемый теплым воздухом от двигателя ударился в какие то думы, изредка подергивая удочкой. Обратил внимание на нестандартное поведение удочки, когда поднял ее примерно на метр. Леска ослабла и я перестал ощущать вес блесны. Тут надо особо о ней сказать. Этот экземпляр был изготовлен моим другом Геной Хацевичем (в тот день был с нами на рыбалке) из серебряной ложки, которую я спер у жены. Блесна была настолько уловистой, что когда ее вместе с удочкой уволок судак, то мои компаньоны воодушевились – теперь призы не только мне будут доставаться.
Пока я размышлял куда могла деваться блесна, руки автоматически выбирали слабину. Она вдруг исчезла и на другом конце что то заскрипело, передавшись по леске. Я резко дернул и все застыло – ни туда, ни сюда. Неужели зацеп. Коряжника то было на дне полно, в нем и любил пребывать этот бесстрашный и наглый во всех отношениях хищник. Пока я думал у кого попросить отцеп, как леска натянулась и я почувствовал мощное сопротивление.
– Мужики! Помогите! Я кого – то зацепил! – заорал я.
Первым прибежал Геннадий, подержался за леску, потом приказал попробовать все же подтаскивать. Я помаленьку стал тащить и когда морда рыбины стукнулась о лед, Геннадий ловко с одного захода забагрил ее. Мы вдвоем стали пробовать протащить рыбину из лунки, но она не пролазила. Ведь толщина льда была не меньше полуметра. Гена сбросил полушубок, закатал рукав и повозившись в лунке голой рукой со скрипом выволок судака за жабры на лед. Как потом оказалось – это была самка с икрой. Так перед самым Новым годом все соседи по нашему подъезду получили по куску вкуснятины к праздничному столу. Но и ребята тогда поймали по три-четыре неплохих экземпляра, а я завалился в машину и продремал до самого отъезда, рисуя картины всяческой трепотни по этому поводу, что потом и не преминул делать.
Самая прибыльная ловля проходила перед самым ледоходом. Но на море он был своеобразным. При толщине в метр, лед становился трубчатыми, совершенно не держал на себе тяжести. Сколько людей и машин ушло за эти годы под лед, никому не известно, но счет несомненно идет на сотни. С утра, пока морозец, такой лед спокойно и машину держит, но к вечеру картина резко меняется и особенно страшно у берега. Мои ребята пару раз купались, правда без жертв, зато однажды я испытал страх неописуемый, когда на «Буране» с санями на прицепе мы возвращались с рыбалки. Я сидел за рулем и периодически ощущал какие то рывки. Когда оглянулся, то увидел, что сани проваливаются в полынью и только хорошая скорость не позволяет им уйти под лед. Там сидело двое наших ребят с ящиками для снастей и рыбы. Я свернул к острову и попытался замедлить ход или остановиться, чтобы обсудить ситуацию, но увидел появившийся прогиб льда под снегоходом и выжав все силы из этой чудесной машины очнулся только тогда, когда сзади получил тумак от Геннадия.
– Ты че несешься как угорелый, мы же уже на берегу!
Пара ящиков вылетела за борт во время этой сумасшедшей гонки, и мы пошли к берегу их искать. Нашли быстро, зато задержались надолго, помогая вытащить людей из «УАЗика», утонувшего в двадцати метрах от берега. Надо льдом торчал только порванный тент. Но все оказались живыми, поскольку глубина была всего метра полтора. Пришлось промокших мужиков везти на нашу базу и делиться с ними лекарством – спиртом неразведенным для наружного и внутреннего применения.
Такое поведение льда весной заставило многих умельцев искать выход, и вскоре он был найден. Народ стал клепать вездеходы на автомобильных камерах. Каких только моделей не было создано: от самых примитивных, до шедевров со спальными местами. Много позже знаменитый Шпаро применил эту идею в покорении Северного полюса. Этим машинам не был страшен ни снег, ни лед, ни вода. Они и плавали и преодолевали трещины и торосы. Один у них был недостаток – низкая скорость. Мы тоже имели такой агрегат и могли на нем выезжать на «плантацию» при любой ледовой обстановке. До самого моего отъезда из Сибири зимой мы только занимались добычей судака, забросив все остальное.

Технология рыбалки
Обычно весной судак сбивается в косяки и почему то движется по спирали. В этот период на льду скапливается сотни машин и тысячи рыбаков. Народ знает свой заветный коряжник, сверлит лунки и ждет клева. Но при этом в каждой толпице есть наблюдатель, который с биноклем в руках отслеживает поведение других любителей судака. Стоит где-то зашевелиться публике, как со всех сторон на машинах, снегоходах и прочих средствах народ устремляется в такую точку. Если удается устроиться и угадать ход косяка, гарантированно выхватишь двух – трех экземпляров, потом перебегай дальше, сверлись и опять уповай на удачу. Не угадал ход – ничего не поймаешь. В момент жора одновременно на небольшом пятачке ловят сотни человек, потом все затихает и все опять разъезжаются, чтобы вскоре кинуться за пару км к другой плантации.
Однажды мы с компаньоном приехали на свой коряжник. Забурились (по две лунки на каждого) и стали ждать клева. Час ждем – нету. Леха (Алексей Ильченко), решил съездить к толпе рыбаков, которая собралась недалеко, а в тот день народу по морю было множество. Я не любитель беготни и остался. Думается в эти моменты очень хорошо, правда обидно бывает, когда не клюет. Совсем отвлекшись от рыбалки, вдруг почувствовал удар, да такой, что удочку из рук вырвало. И тут я совершил тактическую ошибку. Вместо того, чтобы аккуратно маленьким перебором лески вытаскивать ее, стал что есть силы махать руками. На льду оказался судак килограмма в полтора. Не успел опустить блесну, как опять поклевка – на сей раз экземпляр поменьше. Но меня засекли со многих точек и понеслась орда в мою сторону и моторизованная и пешая. В одно мгновение вокруг образовался целый лагерь.
– Дяденька! Можно я в этой лунке порыбачу? – подбежал ко мне пацан лет двенадцати.
– Рыбачь, – разрешил я, подумав, что там у меня и не клевало.
Лешка успел из своих лунок выхватить трех приличных судаков, а я еще двух. Пацан же, опустив блесну в мою лунку, тут же подсек экземпляр, которого ни до ни после я не видел. Они с отцом и добровольными помощниками полтора часа разбуривали лунку, чтобы выволочь рыбину. Когда ее достали и взвесили – оказалось, что она тянет 10,5 кг. Долго я потом вспоминал как опростоволосился. Но народ вокруг меня поймал за каких то пятнадцать минут несколько сотен экземпляров и каждый тянул не меньше кило. 
Сегодня, как передают мои бывшие компаньоны обстановка иная. С началом «перестройки» начался на море беспредел. Поотдавали в аренду участки, на них понаставили множество сетей и в два-три года все опустошили – зато научились рынку – хватай, и продавай все что под руку подвернется.

На других просторах
В Подмосковье уже такой рыбалки не было. Летом только на Пахре пару раз рыбачил, а зимой – от Рузы до Возузы все облазили и иногда прилично ловили, но мелочь в основном. Зато лет семь назад по наводке одного моего знакомого устроили экспедицию на Дон в районе Калача. Там меня крупный лещ чуть не утопил. Я как и все мои новые компаньоны рыбачил на 14-и метровой яме с лодки на бортовую удочку и клюнул крупный экземпляр, которого я несколько раз подводил к лодке, но он ловим маневром уворачивался от подсачика. Я, пытаясь в очередной раз его подхватить, потерял бдительность и равновесие и перевернулся вместе с лодкой. Все мои пожитки поплыли по течению и я не знал что хватать, держась одной рукой за лодку. Мимо проплыла куртка, которую я в Германии купил, и она очень удобной была. Ухватил ящичек со снастями и стал соображать что дальше делать. Лещ упорно тащил меня ко дну, поскольку леска захлестнулась вокруг шеи, и освободиться без рук от нее было невозможно. Надо было сбросить резиновые сапожки, но вспомнил, что они новые и мне стало жалко.
– Помогите! – заорал я, – тону! – и был не далек от истины. Мужики чертыхаясь(начался хороший клев крупного леща) вытащили меня, перевернули лодку и я стал вычерпывать из нее воду, чтобы плыть на базу. Было тепло, поэтому мое купание не имело последствие. Но леща то мы вытащили и весил он, как выяснилось вечером, аж 2.1кг. Выпив у костра, мои компаньоны все потешались над моими делами. Только моя любимая собачка все прижималась ко мне, понимая, что я пережил настоящий стресс.

Ахтуба
В этом году исполнился десятилетний юбилей, как мы освоили Ахтубу. Десять лет назад это был рай для рыбаков. Мы туда приезжали на полторы недели, разбивали палаточный лагерь и ловили судаков, щук, жерехов, сомов, лещей столько, сколько могли увезти. Каких только приспособлений не было перепробовано для переработки рыбы и ее сохранения – теперь уже не один год в жару умеем переработать так, что потом пол года едим почти свежую рыбу. Секрет – корпоративный и не могу здесь оглашать.
Особо следует поговорить о сазанах. В первый или во второй приезд вся рыбалка шла с лодок на кромке 10–и метровой ямы. Нас было трое, каждый на «резинке» расположился на выбранном месте и стали пробовать. На червя ловилась мелочь, вернее она успевала склевывать до прихода крупняка. Мне надоел такой вариант и, не рассчитывая ни на что, насадил на крючок пару распаренных перловок, опустил леску, расположив спиннинг поперед лодки на ногах. Стал готовить другую удочку. В это время мой спиннинг, ударив меня крепко по печени, скрылся под водой в одно мгновение. Никто не видел такого позора и я снарядив другой спиннинг уже не выпускал его из рук попутно соображая что же это могло быть. То ли сом, то ли судак. И вдруг опять мощный рывок и я едва не вылетел из лодки. Началась борьба с неизвестным существом на другом конце лески. Я успел отпустить фрикцион на катушке, и плетенка пошла непрерывно раскручиваться. Оставалось немного ее на катушке, а рыбина все мощно тянула. Я уже хотел звать на помощь, но заметил слабину лески и стал быстро наматывать ее на катушку. Минут пятнадцать боролся с рыбиной и когда подвел ее к лодке, то понял, что поймал сазана. Он оказался не таким уж большим (всего 3 кг), но сила у этой рыбины могучая.
У ребят клева не было.
– Сашка! Плыви сюда, покажу кое что (Сашка – это Александр Краснощеков, чудный доктор и профессионал во всем, за что не берется), – крикнул я.
Он подплыл. Я ему дал перловки и на нее всего за час он выловил семь сазанов. Я же поймал еще трех помельче, а потом и последний спиннинг у меня уволок сазан, когда на время положил его, чтобы закурить. В последующем мы перловку всегда заваривали и брали с собой. Порой на нее клевало лучше, чем на червя, опарыша и прочую экзотику, которая с годами появлялась на «Птичке» во все больших количествах.

Лещатники
Главным же ахтубинским трофеем являлся лещ. Нас, кто на него рыбачил кликали лещатниками. Не мы придумали способ ловли леща ночью, но пользуемся им успешно. Обычно снаряжаешь два спиннинга и забрасываешь снасть как можно дальше, вешаешь на леску колокольчик и подсвечиваешь его «летучей мышью». Так и сидишь всю ночь как дурак и смотришь на то, как колокольчик себя ведет. Он может дернуться, может повиснуть – тут уж зевать нельзя – подсекай и тащи. Какая же прелесть в полнолуние сидеть на берегу и ждать поклевки. Над тобой мириады звезд, вспоминаешь школьную астрономию, ищешь большую и малую медведицу, полярную звезду, млечный путь и чувствуешь, что если дальше будешь смотреть на небо, то вот – вот рехнешься от понимания своей мизерности. Но тут вдруг мелодичный звон возвращает тебя к реальности и через пару минут у ног бъется красивая рыбина.
Мой рекорд за все эти годы – сорок лещей за ночь, один сазан весом 5.6кг и сом всего в полтора кг.
Зато последний приезд на Ахтубу оказался удручающим. Наш народ превратил эту жемчужину природы в помойную яму на берегу и пустыню на воде. Электроудочки, сети, самоловы уничтожили всю рыбу. Мало этого, так чубайсовцы на Волжской ГЭС додумались не спускать воду из водохранилища в безводный прошлый год и прервали нерест рыбы. Им нужны киловатты несчастные, а урон природе никто не считает.
Скромно умолчу об «успехах» с иными снастями (сети, бредни, экраны и др.) – все это было в моей долгой рыбацкой жизни, но не так часто. В основном я был не браконьером, хотя хотел начать самым зверским образом добывать рыбу. Зато последние десять лет кроме удочек ничего в руках не держу.
Вот на этой ноте и закончу свои воспоминания. Больше на Ахтубу ни ногой, а куда, если везде почти одно и то же. Рынок ударил по природе здоровенным обухом, развернуть бы его на рыночников, да где уж нам теперь.
04.12.06г. Москва 


Посвящаю светлой памяти Владимира и Виктора Змановских, Алексея Удалова,
Михаила Хаблова
Курсом на Сургут
Шел 1970 год. Мы отпраздновали десятилетие нашего родного института СибВИМа, а для большинства из тех, о ком пойдет ниже речь, он действительно оказался родным на всю жизнь. С ним они разделили и взлеты и падения и радость и горе. СибВИМ – это Сибирский филиал Всесоюзного института механизации, который существует и поныне под названием СибИМЭ.
Наш любимый директор (редкое явление) и нелюбимый главный бухгалтер (обычное явление) пошли навстречу ведущей группе молодых ученых и купили подержанный «Ярославец» – катер прибрежной охраны границ необъятного государства. Как он оказался в Новосибирске, кто на нем ходил и где, мы не знали. Нам достался бывший боевой корабль в плачевном виде, но на ходу. В тот год коллектив успел на нем прогуляться пару раз по Обскому морю – детище неразумной политики строительства гидростанций на равнинах. Сейчас от этого «моря» одни несчастья в округе, но это другая тема. Потом он сломался и пришлось ему искать место на одном из пирсов города Бердска, где находился флот Большого Академгородка (позже появился малый Академгородок – наша вотчина –СО ВАСХНИЛ (Сибирское отделение Всесоюзной Академии сельскохозяйственных наук им. Ленина).
Мне доподлинно известно, что Ленин для селян ничего хорошего не сделал, разве что, как утверждает Сергей Довлатов, разработал и осуществил бесприциндентное шарлатанство под названием Великая (с точки зрения моря крови и горя) Октябрьская (несчастный месяц, в котором мне суждено было родиться) Революция (праздник проходимцев и всей нечисти на земле российской и в окрестностях).
Прошло больше десяти лет как исчез ВАСХНИЛ вместе с СССР, а ее приемник Российская Академия сельскохозяйственных наук (РАСХН) так и не решилась назваться именем Н.И.Вавилова – мирового гения, которого угробили сподвижники Ленина.
Покупке катера, как и положено в науке предшествовало серьезное обоснование. В ту пору я возглавлял направление по разработке и реализации оперативного управления в хозяйствах страны. Наши дела шли очень успешно. Мы не только на бумаге обосновали весь механизм управления хозяйственной деятельностью, но разработали и стали выпускать пульт управления диспетчера. Умные руководители колхозов и совхозов вскоре поняли прелесть такой службы и стремились ее заполучить как можно скорей. Тогда основу связи разработанной системы составляли Болгарские радиостанции, сработанные по тем временам добротно и умно. Еще один парадокс нашей политики – в Новосибирске в ту пору было по крайней мере два предприятия, которые делали аналоги, но они не снисходили до села, снабжая армию и железную дорогу своей продукцией, а страна как и сейчас болгарам отдавала за рации газ и нефть.
Монтируя оборудование в хозяйствах, расположенных вдоль Обского моря мы обратили внимание на аномальное распространение радиоволн, что несомненно должно было стать предметом научного исследования. Благодаря проведенному обоснованию я, например, целый сезон всей лабораторией провел на берегу моря. У нас оказалась машина, оборудованная телескопической 8-и метровой поворотной антенной, моторная лодка, вагончик на восемь спальных мест, напичканным радиоаппаратурой. Ни разу в жизни потом не пришлось сочетать работу с таким великолепным отдыхом. Моя любимая сестренка, посмотрев на брата-ученого в обстановке изысканий сказала:
– Дурака валять много ума не надо!
Но закономерностей мы так и не нащупали, хотя некоторые практические решения нашли.
Помню глубокой осенью заходит ко мне в коморку (в ту пору моя и его лаборатории располагались в двухэтажном коттедже) Володька Змановский и начинает интересоваться нашими успехами вокруг морской проблемы. Я не придал значения этому визиту. Мы часто друг к другу ходили потрепаться (я это чаще делал). Он обычно отсидев за механическим коррелятором пару часов и ища закономерности в акустической диагностике машин (пол института этим было занято и Володька таки стал доктором наук, а кандидатские мы с ним в одном Совете и в один день защитили за четыре года до описываемых событий) выматывался и искал отдыха своим глазам. Послушав меня, он заявил:
– Так ты ничего не выяснишь, надо с поворотной антенной по морю ходить и измерять по берегам напряженность поля.
– Ты что не видел нашу антенну, – говорю я, – если ее смонтировать на нашей лодке, то мы тут же перевернемся.
– Надо другую посудину иметь, – заявил он и пошел восвояси.
Так он во мне зародил мысль, хотя я точно знаю, что уже во время того разговора, он имел на уме совсем другую идею.
Следует сказать об этом парне подробнее. Он родом из Сургута, хотя изрядно выпив всегда утверждал, что родился в чуме где то у Ледовитого океана. Он старший брат и имел еще младшего и сестру. Судя по тому, что он никогда не говорил о своем отце, воспитывала его и остальных только мать. Володька был всесторонне талантливым человеком. Надо начать с того, что поступал он вначале ни в какой сельхоз (по тем временам самый не престижный) а в консерваторию на вокал. Но на первом или втором курсе потерял из-за какой то болезни голос и вынужден был расстаться с артистической карьерой. Но музыкальность, природное чувство юмора всегда в нем жили и не могли не проявляться. В институте он создал сначала небольшой оркестр, где играл на гитаре, затем с чисто инженерным подходом организовал, как теперь говорят музыкальное  шоу. Все конкурсы, все фестивали кончались его победами.
Он был непревзойденным охотником, прекрасно знал повадки зверья, ориентировался в лесу как у себя дома, знал множество примет и всегда был удачливым. Природе было угодно создать этого человека очень сильным, коренастым, почти круглолицым с умными проницательными глазами. Но он был и настоящим ученым, все делал добротно, с пафосом, со смекалкой и изобретательностью. Однако, на мой взгляд, было у него одно отвратное качество. Он не выносил какого-либо превосходство над собой, таких людей относил к своим недругам и всячески пытался им мелко навредить. Так сложились и мои отношения с ним. Первый раз он затаил злобу на меня за то, что меня на несколько месяцев раньше назначили завлабом. Несомненно, Вовка был на голову выше меня и по знаниям и по талантам, но не я же виноват был тогда в стремлении начальства развивать эксплуатационную тематику, а его команду интересовала только диагностика и ничего больше. Наконец, мое назначение заместителем директора стало причиной окончательного разрыва наших отношений, и он уехал из Сибири во Владимир, где много лет спустя трагически оборвалась жизнь этого самородка.
Таким решением он на годы отодвинул свою защиту докторской, занимался неинтересной для себя тематикой. Правда пятнадцать лет назад судьба нас вновь свела и он стал заведовать филиалом московского института, где я был директором. К тому времени жизнь слегка обкатала его, но не настолько, чтобы не чувствовать ущербность и от этой ситуации. Но жизнь прожита и никто не сможет упрекнуть меня, ни его жена Люба, ни его дети, что я не пытался помочь ему и не ради меркантильности, а просто потому видимо, что любил его как ученого и яркого человека.
Вернемся в семидесятый год. Я постепенно пришел к решению просить директора пойти на большие траты и купить нам более солидное судно. На одном из зимних совещаний такой вопрос был поставлен и горячо поддержан всеми молодыми учеными во главе со Змановским. Оставалось уломать только главного бухгалтера. Эту непростую задачу взяли на себя тот же Змановский и его сподвижник по тематике Володька Лившиц. Мне же казалось, что сломить Николая Алексеевича Михеева  дело дохлое. Он за каждую копейку дрожал. Но к моему удивлению тот после недели уламывания согласился. Много позже стали известны причины. Если я уповал на важность научного разрешения пустякового вопроса, то мои друзья рисовали ему иные картины – возможность подкормиться за счет рыбки обской. Жили то мы тогда в своей деревне Барышево очень скромно.
Вскоре с помощью всяких знакомых мы и нарвались на ту самую посудину, с которой и начался рассказ. Этот катер имел 150 – сильный дизель, два бака для солярки на полторы тонны, десять спальных мест в двух каютах, камбуз и кормовой кубрик. Но эксплуатировали его до нас какие то идиоты и довели корабль до плачевного состояния. Двигатель и особенно корпус требовали ремонта, он весь был покрыт ржавчиной, система управления ходом нарушена и многое другое требовало решения. Но главное ни у кого из нас не было права его эксплуатировать. Поэтому сразу же пришлось брать в штат капитана под видом техника.
Силами своей лаборатории со свалившейся работой мы справиться не могли и вот тогда состоялось совещание – пьянка у одно из нас, где было принято историческое решение. Я только тогда догадался, что Змановский все продумал до мелочей еще тогда осенью. Здесь мне было заявлено, что если я соглашусь дать катер для поездки по Оби за запасами рыбы, то весь коллектив возьмется мне помогать в восстановлении посудины. Что мне оставалось делать. Рыба нужна была и моей маленькой дочке, тем более, что обещалась не какая то там плотва и окунь, а стерлядь и осетр с черной икрой. Змановский так талантливо описывал все прелести такой поездки, его младший брат Витька поддакивал, так что все были загипнотизированы их болтовней. Вскоре стала формироваться и команда, причем ее формировал Владимир по принципу кто что может внести в копилку экспедиции. Моей ошибкой была лень влазить в тонкости процесса. Спохватился я только тогда, когда на очередной пьянке – совещании был оглашен список команды и единогласно Змановский назначен начальником экспедиции. Мне досталось роль судового механика, поскольку я где-то болтнул, что еще в школе мечтал стать таковым. После этого все наши дела подчинялись главному – предстоящей экспедиции.
Список команды выглядел следующим образом,
1. Змановский Владимир – начальник экспедиции.
2. Докин Борис – комиссар.
3. Змановский Виктор – ответственный за электронику на корабле.
4. Лазовский Виталий – ответственный за эксплуатацию двигателя.
5. Лившиц Владимир – ответственный за холодильную установку.
6. Удалов Алексей – боцман, ответственный за снасти.
7. Хомяков Вася – изготовление холодильника на 1,5 тонны.
8. Чурсин Аркадий – организатор ремонта судна.
9. Хаблов Михаил – ответственный за связь.
10. Шипунов Николай – капитан.
11. Чудагащев Юрий – снабженец.
12. Василев Виктор – кок.
13. Леонид – врач.
Если вы обратили внимание, то поймете, что при 10-и спальных местах в команде было двенадцать человек. Правда кок себе оборудовал место на камбузе, а вот один член экипажа постоянно по графику должен был меняться и одну ночь проводить где устроится, либо в рубке, либо на палубе. Но до этого нужно было прожить долгую сибирскую зиму и короткую весну. Забегая вперед отмечу, что по разным «объективным» причинам судно удалось подготовить только к концу августа и выполнить научные исследования с его помощью не представилось возможном, как и в последующие годы, но уже по другим причинам. Насколько мне известно, эта проблема так и не решена до сих пор, поскольку диспетчеризация канула в лету вместе с колхозами и совхозами. Но мы тут не виноваты.
Пройдусь по каждому члену экипажа вкратце. О Володе уже было сказано. Пойдем по порядку.
Докин Борис. Ныне доктор наук, профессор, всю жизнь проработал в нашем родном институте и занимался оптимизационными процессами. Волевой, компанейский, не без амбиций. Он один из первых среди нас защитил кандидатскую, поскольку имел умного наставника в лице тестя. Он несомненно талантлив и имел способности выше среднего намного. Он все делает с размахом. Особенно ему удаются загулы в компании друзей. В этом случае тормозов для него не существует. Он смел и силен. Правда не охотник и не рыбак, зато его два сына превзошли его в этом плане. Не был превзойден на шишкобое. Лазил в те годы по кедрам как обезьяна. Когда какой то идиот придумал проводить выборы директоров, то он мне составил конкуренцию, но в этом плане ему так и не повезло. Он остался смелым и решительным, никогда не действовал из-за угла. Правда, как показали дальнейшие события, со своими обязанностями комиссара на судне он плохо справился.
Змановский Виктор. Такой же талантливый как и его брат. Быстро защитил кандидатскую, великолепно знал электронику. В свое время по моей рекомендации возглавлял на нашей территории филиал знаменитого НАТИ, и несколько лет назад погиб после неудачной операции на сердце. В нашей экспедиции ему было поручено создать систему энергоснабжения громадного холодильника, и он с ней с успехом справился. Но поскольку элементная база полупроводников в нашей стране была никудышной, то автоматика вскоре вышла из строя и мы вынуждены были вручную управлять холодильником и иногда забывали, так что наша рыба часто меняла свои свойства. По этой же причине много лет спустя изделие Виктора по  управлению температурой в сауне при институте отказало, и последняя сгорела, и я отделался выговором. Он был настоящим блондином, немного уступая и ростом и силой своему старшему брату. Не помню ни одного случая, чтобы с его именем была связана какая-нибудь неблаговидная история. Он умел прощать другим и жалко, что в рассвете сил оборвалась жизнь этого парня.
Лившиц Володя. Он как и Докин всю жизнь проработал в нашем институте, профессор, доктор наук, имеет не одну сотню авторских свидетельств. После отъезда Змановского возглавил направление и вывел его на мировое признание. Будучи почти пацаном, руководил экспериментальным цехом и умел со всеми найти общий язык, управлял цехом так, что все признали в нем талант организатора. Но однажды произнеся такую фразу «Я что дурнее Лазовского» ушел с головой в науку и на несколько лет раньше меня защитил докторскую. Он меня замещал во время моей командировки на Кубу. На него можно было положиться во всем. Это глубоко порядочный человек. Вот уже многие годы к нему привязалась болезнь, но он превозмогая  все продолжает работать.
В команду он попал из–за каких то связей с человеком, который налаживал промышленные холодильные установки. Свою задачу в этом плане он выполнил блестяще. Вместе с Васей Хомяковым – мастером на нашем опытном заводе, они создали шедевр из магазинной холодильной установки, листов фанеры и утеплителя. Этот ящик помог нам привезти осетра весом более центнера и много других припасов.
Алексей Удалов в ту пору работал со мной в одной лаборатории. Мы с ним дружили с первого курса института, и так вышло, что он оказался моим самым близким и единственно верным другом. Почти все рыбалки и охоты мы проводили вместе. Его кристальная честность, стремление помочь всякому кто к нему обращался, выделяли его среди всех. Но он был бескомпромиссен почти во всем. Он никогда не отступал от принятого решения. Терпеть не мог разгильдяйства и безответственности. Сам страдал, поскольку зачастую оказывался в меньшинстве. Три года назад он умер от тяжелой болезни. Я могу бесконечно долго о нем говорить и на примерах показать насколько благородным был этот парень, но тема не та.
Хомяков Вася отличался на заводе своими золотыми руками и прекрасным бесконфликтным характером. Он родом из тех мест, где не заниматься охотой просто нельзя. Его родители жили на берегу знаменитого Убинского озера и мы там часто бывали, добывая уток и ондатру.
Чурсин Аркадий был также мастером на заводе. Он старше нас и мудрее. Его преследовал «зеленый змий», но не настолько, чтобы уж совсем, но все же. Отличался Аркадий хорошими организаторскими способностями. Его заслуга, что наша экспедиция не завершилась полным провалом.
Михаил Хаблов был моим помощником на заводе по производству диспетчерских пультов. Ему первому пришла в голову мысль организовать шабашную бригаду по их внедрению и на этом поприще он преуспел, но шальные деньги не принесли ему пользы– слишком много стал выпивать. В те же времена он был лучшим спецом по радиосвязи, но она нам не пригодилась, поскольку официально мы не были зарегистрированы и выходить в эфир не имели права. Его открытая и милая улыбка до сих пор стоит перед моими глазами. Год назад погиб от несчастного случая.
Шипунова Николая я знал мало. Это был тихий застенчивый человек, ни на кого не повышал голос, со всеми дружил и из–за его некапитанского характера мы пару раз нарывались в неприятные истории. Но и благодаря его профессионализму смогли преодолеть почти две тысячи верст по великой Оби.
Чудогашев Юрий был самой колоритной фигурой в нашей компании. Неудержимый, порывистый, не признающий ничьих авторитетов, вечно возбужденный, вечно чем то одержимый. В охоте  не уступал даже Змановскому. Работал он вместе с Хабловым на монтаже пультов, с ним и развил халтурную деятельность до настоящей халтуры, когда из хозяйств посыпались жалобы, и мы с ним расстались, но это было позже. А пока он активно включился в подготовку экспедиции. Он потерян из виду. Даже ходили слухи, что он умер.
Васильева Виктора мы взяли в команду как друга Чурсина и потому, что согласился быть коком. Он был веселым парнем и запомнился мне тем, что однажды при поездке в Кемеровскую область за кедровой шишкой прибыл на машине с монтажной люлькой и преуспел в сборе шишки.
Леонид … Фамилия вылетела из моей памяти напрочь. Я с ним случайно познакомился в Ленинграде и не мог ему отказать в проталкивании его в команду, тем более, что он был врачом и привез с собой из своей Военной медицинской Академии кучу дефицитных лекарств. Он всю жизнь мечтал пройтись по какой–нибудь сибирской реке. Мне он нравился своим веселым, незлобивым характером, знатоком кучи анекдотов. Многие годы он проплавал на подводных лодках и познал мир тот, о котором мы ничего не знали.
Такова команда, которая отправилась в путешествие по Оби. Но этому предшествовали многие дела и делишки, связанные с подготовкой. Прежде всего необходимо было осуществить ремонт двигателя и корпуса корабля. И хотя все мы были инженерами-механиками и смыслили в двигателях, но «3-Д-6» двигатель нашей посудины нам был незнаком. Тем не менее в течении зимы капитальный и вполне хороший ремонт сделали. Наложили и приварили массу заплат, исправили рулевое управление, смонтировали дополнительное оборудование. Массу хлопот создалось с монтажом силовой установки, проще – трехфазного генератора для питания холодильника и мощного авиционного прожектора, который в итоге не пригодился. Наконец был установлен и опробован холодильник. Оставалось ждать только вскрытия реки и очистки ото льда моря. Необходимо было в заключение всех работ покрасить судно краской.
Но наиболее сложной оказалась акция по изъятию спирта из тех количеств, которые предназначались гордости института – вычислительной машины «Минск–32». Не все столичные НИИ имели это чудо техники по тем временам, а мы во всю ею пользовались, поскольку наш директор всячески поощрял эту деятельность.
На одном из очередных совещаний Змановский сообщил, что осетров мы сможем добыть только с помощью водки или спирта. Причем по тем временам такса была такой: бутылка водки = одному кг благородной рыбы.
– Какого черта я заказал пятидесятиметровый бредень? Ты же сам меня уверял, что им мы и будем ловить осетров, – возмутился Алексей Удалов. На что Змановский без эмоций заявил, что он тогда пошутил. И что мол бредень нам тоже пригодится.
– Кроме того, каждый должен иметь хотя бы по одной удочке для маскировки, – добавил его брат. Короче стал вырисовываться авантюрный характер нашего предприятия.
Вычислительной машине по норме полагалось в месяц около двадцати литров чистейшего спирта. Поскольку мы нацелились на целый центнер осетрины да несколько кг черной икры, то никак не меньше 100кг спирта требовалось иметь. В запасе до августа оставалось восемь месяцев. Если начать обворовывать машину наполовину ее потребности, то мы худо – бедно приближались к заветной цифре.
Я не буду описывать как мы все устроили и в строгом секрете позволили машине надежно работать и не пожаловаться на нас и к моменту отплытия иметь десять десятилитровых канистр спирта. Некоторые решения в ту пору тянули на открытие, но теперь они утратили актуальность. Вот стучу по клавишам машинки, которая в сотню раз мощнее той и не требует вообще никакого спирта и весит всего два кг.
На одном из организационных совещаний было постановлено, что вся команда должна иметь униформу, которую нам изготовило ателье, где директриса была подругой Чудагашева. Был разработан научный рацион питания, подсчитано сколько с собой брать мяса, картошки, овощей, спиртного. Как ни странно, но наворованный спирт был начальником экспедиции провозглашен неприкосновенным запасом, и каждая канистра опломбировалась в присутствии трех ответственных (Змановский-старший, Докин, Удалов). Поэтому в смету затрат были включены расходы на спиртное. Не помню кто предложил отовариться перцовкой, ссылаясь на то что она является и лечебным препаратом. Из расчета 100 грамм на ночь х 20 дней х 12 человек + 4 дня рождения (две полулитровки на именинника) = 56 бутылок. Именно это количество и было закуплено и досрочно выпито, при том, что два человека (я из-за больной печени и Алексей Удалов из–за принципа) не пили, но деньги с нас содрали одинаково. Оглядываясь назад, в тот самый 71 год следует признать, что такое решение было справедливым. Учитывался статус каждого. Я, Змановский-старший и Докин уже были кандидатами и получали по 300руб/месяц, а Удалов хотя и получал 130 (ведущий инженер), но был тогда холост. Тяжелее всего пришлось остальным, ведь приходилось оставлять семьи почти на месяц без зарплаты. Но впереди маячила крупная добыча и жены наши все согласились на разлуку.
Тут надо сделать одно отступление. Начальник ВЦ – Михаил Колмаков не был сельхозником и выглядел гораздо солидней нас, поскольку лет на пять старше. Но примерно за полгода до начала сбора спирта попал в нехорошую ситуацию – его судили за нанесение тяжких телесных повреждений своему соседу по коммуналке. Миша конечно был прав, когда на кухне застукал соседа, пристающего к его жене. Но зачем было швыряться шнеком от мясорубки, да так ловко, что чуть череп не раскололся у соблазнителя. Правда и Мише досталось. Сосед теряя сознание, успел швырнуть всю мясорубку (без шнека) в Мишу, но не так ловко, повредив бровь и разбив очки.
Я и ряд товарищей выступали на суде в защиту Михаила и добились таки поворота дела, когда судья в лице Михаила увидел жертву, а не преступника и обоим пострадавшим закатал по году условно. Правда, после этого приговора нашему сотруднику пришлось срочно менять комнату из-за постоянных угроз со стороны бывшего собутыльника. Миша был совестливым и в знак благодарности закрыл глаза на наши проделки, но мы ему пообещали, что с машиной ничего не случится. Так и получилось.
Не могу точно сказать насколько снизился наш научный энтузиазм, но то что мы почти полгода только и знали, что решали вопросы экспедиции – это факт. Были и положительные моменты. Меньше стали выпивать наши члены, особенно Аркадий, Михаил и Юрка. На последнего легло много обязанностей чисто житейского плана и он их все в срок решал.
Змановский не был бы Змановским, если бы не разработал и строго не соблюдал сетевой график подготовки экспедиции. Великое дело заранее все предусмотреть, построить варианты по срокам и исполнителям, определиться с поощрениями и наказаниями. Штрафные баллы каждому он начислял самостоятельно и был порог, когда количество перерастало в качество – выметание из списка экспедиции. И что удивительно, под вылет он подвел первым своего собственного брата, который к сроку не собрал автомат включения холодильника, тем самым затянул пуско-наладочные работы. Но право исключать принадлежало всему коллективу, и в итоге все остались в списке. Однако принципиальность Володьки подвигла меня на одну мыслишку, которую и протолкнул на очередном собрании. Поскольку мне помимо машинного отделения предстояло осуществлять режиссерско – операторские работы (кинокамера с пружинным заводом у нас имелась и пленки было море – скоростную камеру слегка ограничили в числе экспериментов), то я попросил, чтобы меня освободили от обязанностей по дежурству на корабле во время плавания. Все сочли такую просьбу уместной, хотя руководитель был против каких-либо привилегий, даже себя он включал в дежурство, чем все больше завоевывал авторитет. Мой маневр он не оставил без последствий.
Наконец вскрылась Объ, очистилось зеркало моря Обского, и можно было опробовать наше любимое детище на ходу и потом покрасить и выходить на финиш подготовки к отплытию. Ходовые испытания прошли успешно. Двигатель работал отлично, не дымил и после небольшой обкатки разгонял наш корабль до 8-и узлов, точно как по паспорту. Сейчас авианосцы ходят по 30 узлов, но это сейчас и мы и тогда не собирались воевать. Немного повозившись отладили и нашу гордость – холодильник. Дальше я повествую со слов Алексея Удалова, поскольку заключительную стадию – покраску пропустил из-за срочной командировки.
В очередную субботу начальник экспедиции приказал капитану Коле перегнать катер из Бердска в тихую заводь возле пристани «Красный Яр», именно там располагалась наша «научная» база по ловле радиоволн (напрямую по морю около 40 км). А все будущие экспедиционеры на двух УАЗиках с флягами краски отправились по суше (80км).
Начали покраску около 10 утра и быстро продвигались к финишу. Все единодушно решили, что обед у костра устроят только после работы, и к 16 вся задуманная работа была сделана. Катер сверкал масляной белой краской и совсем выглядел красавцем.
Начали готовить еду на костре, который дружно занялся, поскольку плавник сдобрили соляркой, ведро которой взяли с катера. Все расположились вокруг, покуривая и пошучивая друг над другом. Не выяснено кому пришла в башку мысль выжечь солярку из ведра огнем. Но все заметили как поперли клубы дыма из ведра и порывом ветра обволокли начальника. В следующий поворот ветра все дружно хохотали показывая пальцами друг на дружку. Сажа превратила всех в негров. Но круглое лицо Володьки нахватало больше всего и над ним больше и смеялись. Он в порыве гнева пнул ведро, которое покатилось под откос, стукнулось о нос нашего катера, и в одно мгновение он весь был объят пламенем. Горела свежая масляная краска. От беды спасло только то, что вход в машинное промасленное отделение был задраен. Через пару минут вместо красавца оказалось нечто страшное, убогое и жалкое. Когда народ сообразил, что беда миновала и что взрыва не будет (в танках тогда было до полутоны солярки), начался истерический хохот, длившийся очень долго. Но от этого катер не стал красивей. Вся работа пошла насмарку и надо было все начинать сначала. Повторный субботник провели через неделю, но уже без эксцессов и плохой краской, которую смогли найти.
Но приключения продолжались. Кому то потребовалось видеть катер у причала в центре города. И вот два сотрудника из лаборатории Змановского взялись его опять перегнать через море и шлюзы и исчезли вместе с катером на целую неделю. Следует сказать, что Обское море очень коварно. При шторме она рождает большущие волны, которые унесли и уносят жизни десятков людей. Как потом выяснилось, эти бедолаги вышли в море, не проверив ни запас горючего, ни запас провизии. Выйдя на большую воду они потеряли ход и дрейфовали, пока их не прибило к небольшому островку, где они провели несколько дней как рабинзоны. За время их отсутствия у многих поиспортилось настроение. Ведь если бы случилось несчастье, а к этому вели все факты, то кому то пришлось бы отвечать по полной программе и скорей всего нашему директору. Но он не робкого десятка, однако что толку, если наша долбанная Фемида наберет обороты и начнет гвоздить, лишь бы доказать свою полезность. Но слава Богу все обошлось без жертв, правда катер опять пришлось ремонтировать. Стресс ребят, просидевших на острове в голоде и холоде – не в счет.
Постепенно приближался дань отплытия в дальний поход. Спирта оказалось ровно десять фляг, несколько ящиков перцовки и т.д. и т.п. Холодильник все вместил. Но все время возникали какие то проблемы, и все поняли, что нет смысла дожидаться пока они все будут решены. Но самое неприятное – слухи о нашем любимом директоре. Ему прочили место в каком то московском институте, хотя он сам ничего не говорил. Мы резонно решили – пора сматываться. Ведь не известно кто придет на место  Бориса Васильевича и как отнесется к нашей экспедиции.
Погожим августовским вечером наш катер под названием «Обь», провожаемый толпой жен, детей и друзей отвалил от причальной стенки Заельцовской пристани и взял курс на Сургут. По внутреннему распорядку мы предполагали идти круглые сутки с двумя вахтовыми. Как известно, ночная вахта за капитаном, у которого в помощниках любой член экипажа по очереди, предназначенный для руления. В свое время мы добыли подробную лоцию реки и, будучи грамотными и умеющими водить маломерные суда, могли вести нашу «Обь» от створа к створу. Правда, ночью все осложнялось кратно. Ведь в нашей стране как? То батарею на бакене сперли, то лампочка перегорела, то огней от всяких костров на берегу столько, что черт разберет, где огонь створа. Но главная опасность – громадные самоходки шныряющие по реке. Ведь шло ускоренное освоение нефтяных богатств Севера. А поскольку нефтепроводы не успевали за нефтедобычей, то пришлось в срочном порядке нашим плановым органам организовывать вывозку нефти на речных танкерах и наклепали их сотни.
В первую же ночь мы чуть не налетели на земснаряд, неизвестно как очутившийся на нашем пути. Воткнись мы в него и не миновать бы нам трагичного исхода. Поэтому в ту же ночь было принято решение – идти только в светлое время суток, или, если появится такая возможность следовать в кильватере какой–либо другой посудины. Но этот вариант оказался невыполнимым из–за многих нюансов. Однажды мы пристроились за белоснежной трехпалубной красавицей «Марией Ульяновой», которая сверкала как новогодняя елка, но ее ход оказался выше нашего, и через полчаса она оставила нас среди ночи одних. Короче, с наступлением темноты мы тыкались носом в берег, привязывались к дереву или колу, который забивали в грунт и до утра не трогались с места. Но эта технология сразу же нас лишила комфорта. В первую же ночь в каюты набилось столько комаров, что жизни от них не стало совсем. Эти твари даже в машинном отделении обосновались и чувствовали себя отлично.
Мы отправились в поход с полупустыми танками под солярку. В те времена она стоила копейки, но за деньги не продавалась– только за талоны. Но Коля – капитан уверял, что на любой заправке, а они почти на каждой пристани были, мы легко решим проблему. На наше несчастье накануне прошло какое то мероприятие при попытке навести порядок в глобальном воровстве горючего и нам в двух или трех заправках показали фигу. Но один капитан самоходки подсказал, что надо ловить передвижной заправочный пункт – танкер и с ним решать проблему вдали от посторонних глаз. Так мы и сделали – за бутылку спирта получили 1,5 тонны солярки и были обеспечены ею до самого конечного пункта следования. Заправка проходила прямо на ходу, правда технология требовала движения против течения, но что не сделаешь ради бутылки спирта.
Для меня поход начался с неприятности. Все одновременно поняли, что на ходу обойтись без гальюна нельзя, а он был запущен до безобразия. Мало того, что была испорчена система смыва, так и сам унитаз представлял убожество. Наш начальник резонно рассудил. Силой приказа привести нужный объект в порядок невозможно. Кто согласится с таким приказом. Единственное решение – жребий – и справедливо и не пожалуешься – судьба. Конечно, эта работа досталась мне. Забегая вперед, скажу, что жребий на эту тему тянули еще трижды, и всякий раз мне выпадала честь чистить гальюн. Немного зная теорию вероятности, я такую историю мог отнести только к мистике или жульничеству. До сих пор помню, как воссияла физиономия у Владимира-начальника, когда я вытянул короткую спичку и покорно пошел наводить порядок в носовой отсек. По сути дела я единственный и ведал этим объектом и получил кличку ассенизатор, правда в глаза мне об этом не говорили. Только один человек из команды мне сочувствовал – это Алексей Удалов. Но и он ни разу не предложил замены.
Первый вечер и часть ночи я провел в компании с капитаном, добровольно вызвавшись на первое дежурство. Но когда вынуждены были остановиться и капитан ушел на свое законное место спать (за ним его закрепили постоянно), а мне не полагалось как дежурному спать, то впервые почувствовал некоторый дискомфорт. При всем желании в ходовой рубке прилечь было негде, да и комары одолевали нещадно. Вышел на палубу и залез под брезент, накрывавший моторную лодку, которую мы везли с собой для различных дел, в том числе и рыбацких. Там в лодке и прикорнул часа на два. Вылез когда уже было светло и Николай готовил судно к отплытию. Я полез в машинное отделение, проверил масло и запустив двигатель, пошел искать место в каютах. Но никто не думал так рано вставать, тем более, что с вечера по случаю начала похода выпили все крепко да и легли поздно. Опять мне пришлось проводить время в рубке с капитаном, а потом пошел на камбуз в поисках пищи, где за обеденным столом и прикорнул опять. Меня растолкал наш кок и со словами «тебя на верху ждут» удалился.
На носу собралась почти вся команда во главе со Змановским и о чем то судачила. Когда я подошел Володька и говорит:
– Нам нужно разобрать поведение Виталия Васильевича, –уже одно обращение по имени и отчеству меня насторожило, – он совершил два поступка, которые тянут на суровое наказание вплоть до снятия с похода, – говорит между тем наш начальник.
– А в чем собственно дело, – спрашивает Леонид.
– Вы в нашем коллективе случайный человек и в собрании, тем более в решении не имеете право участвовать – заявляет Змановский.
Меня поразила эта наглость и покорное молчание всех остальных.
– Чего ты выкаблучиваешься, какого хрена тебе надо? И что все это значит?
– А значит это, что ты нам должен объяснить две вещи. Первая –как так получилось, что мы чуть все не отправились на тот свет из-за ваших действий и почему вы позволили себе спать во время вахты?
– Пошел ты в ж…. Кто принял решение идти ночью? Кто организовал с вечера коллективную пьянку и сам  нажрался  водки до свинячьего визга? Я или ты? И почему ты решил, что Леонид не имеет право высказать свое мнение? – выпалил я и вдруг заметил, что большинство поддерживает нашего начальники, что меня откровенно озадачило.
– Я на первый случай предлагаю следующее. Наказать В.В. внеочередной вахтой за спанье во время дежурства, а в том, что мы чуть не врезались в земснаряд, так тут больше вины капитана, а не Виталия, – вступил в разговор Докин, – тем более, что я сам видел как он спал в лодке под утро.
– Можно с коммисаром и согласиться, но я бы еще добавил ему предупреждение отчислить из команды, если что-либо повторится подобное. Кто за это решение прошу голосовать. Кто против. Кто воздержался. Голос Леонида не в счет, а то, что Алексей Удалов воздержался, так тут все ясно, он ему всегда в рот смотрит. Подавляющим большинством проходит мое решение. Все, сегодня нам предстоит пройти около сотни км, а завтра мы после обеда придем в Колпашево и там решим, когда и где попробуем наловить рыбки на уху и на котлеты, чтобы растянуть запас продовольствия. Вы товарищ Виталий согласно решения будущей ночью заступаете опять на дежурство и прошу вести себя серьезно. Вы думаете, я забыл куда вы меня сейчас послали?
– В жо… я вас послал и пошлю еще раз, если будет подходящий повод. А пока убери свою постель, мне надо выспаться перед дежурством.
– Почему вдруг мою. Начните со второй каюты ротацию.
– Почему вдруг со второй, а не с первой. Это что было где то оговорено?
– Это я так решил. Он, явно одержав победу надо мной и получив согласие всех торжествовал и издевался. Во мне все кипело, но больше всего обиды было на Борьку, его считал очень справедливым человеком, а что на поверку?
– Ну так скажи с кого начинать твою долбанную ротацию (тогда это слово редко применялось)? – спрашиваю его.
– Не знаю, и знать не хочу. Я никому не буду приказывать освободить тебе место!
Тут я совершил непростительную ошибку, поскольку на тот момент решил на первой же пристани сойти и вернуться в Новосибирск, поэтому заявил: – Хорошо, я никого не буду просить уступить мне место и буду спать на палубе!
– Очень правильное решение, – с ехидной усмешкой сказал Володька и удалился на камбуз. Так он мне отомстил за все обиды, которые имел на меня по другим поводам. Я до сих пор считаю эту акцию спланированной.
Лешка и некоторые другие ребята уговорили меня не делать дальнейших глупостей и остаться, тем более, что такое мое решение полностью соответствовало устремлениям моего оппонента. Злость моя постепенно ушла, но выводов на дальнейшее я не сделал и очень долго в жизни считал то справедливым, что сам таковым считал. И когда другие не были с этим согласны, я сильно удивлялся и возмущался, оставаясь зачастую в дураках. Как бы там не было, но в той истории меня унизили и унизили несправедливо.
Наша могучая река не отличается разнообразием окружающего ландшафта. Типичная равнинная река, это не Енисей, где что не поворот, то рот открываешь от удивления разворачивающейся картиной. Но нашей реке не повезло во многом. Ее безжалостно эксплуатировали во все времена, но в описываемые творились невероятные безобразия. На всех берегах можно было постоянно видеть штабеля мешков из цемента и ржавых труб не довезенных до мест назначения. Постоянные масляные пятна на воде, мусор и бревна – все было в изобилии.
Однажды до похода я купил у мужика, работавшего с подъемником рядом с нашим катером, только что выловленного килограммового судака. Когда жена его отварила, а дочь отказалась его есть, я разломил хребет рыбы и пошел аромат по комнате, как будто разлили керосин. Слава Богу, река немного ожила, когда стали работать нефтепроводы и прекратилось движение наливных барж по реке. Но потребительство в отношении к нашей природе – национальная черта россиян и не видно пока конца этой пагубной привычке.
Мне вспоминается, как с разрывом в пятнадцать лет я наблюдал за Одером в Германии. Первый раз меня удивила эта река мертвыми берегами и сплошными мазутными разводами на воде. Было видно, что индустрия убила ее. Но в следующий раз было приятно видеть, что вдоль берега ходят люди с удочками, и один на моих глазах выудил угря – рыбу совершенно не терпящую грязной воды. Значит можно при желании восстановить чистоту не только рек, но и всей природы. У нас этого желания нет, и оно ничем не поощряется кроме истерики и воплей природоохранных нищих структур. Мы до сих пор думаем, что необъятные просторы страны не требуют бережного отношения к ней. У нас могут реликтовые кедры до сих пор рубить для карандашей, изводить леса для идиотской и никем не читаемой рекламы, валить мусор куда попало и т.д. Нашим бы правителям–демократам взять пример с белорусов. Они превратили свою территорию в чистую и ухоженную. У них вдоль дорог, как у нас, нет свалок, нет безобразных стоянок, нет взяток на дорогах. А прошло то всего каких то 12 лет.
Но вернемся на катер. Второй день прошел в различных хлопотах. Мне пришлось изрядно повозиться с насосом, нагнетающим давление масла до заводки двигателя, следить за рулевым, поскольку капитан пошел отсыпаться перед ночной вахтой, следить за чистотой на палубе и гальюне. Обедал я один после всех, поскольку не хотел видеть эти морды, обидевшие меня, как мне казалось. Змановский собрал на носу народ и под гитару организовал песнопение, перешедшее в травлю анекдотов. Тут отличился и Леонид питерский. Он поведал об одной истории, над которой все дружно хохотали несколько минут.
Оказалось, что из очередного похода он привез домой попугая – какаду. Тот быстро научился говорить и болтал всякую ерунду. Жил Леонид в ведомственном доме, принадлежавшем медицинской Академии и по утрам сослуживцы собирались во дворе в ожидании служебного автобуса. Как утверждал Леонид, его жена никогда плохих слов не произносила, поскольку попугай чаще всего запоминал именно их. И вот однажды, когда Леонид вышел во двор, попугай заскочил на открытую форточку и голосом жены Леонида выкрикнул следующую фразу: «Ленька, засранец, вернись сейчас же домой!» Сослуживцы покатились со смеху, а попугай вернулся в комнату. С того утра так и повелось – никто не опаздывал, поскольку не хотел пропустить этот бесплатный спектакль. Продолжалось все это несколько лет, пока зимой артист не простудился на форточке и не издох к всеобщему огорчению. Рассказанная история позволила Леониду занять серьезное положение в иерархии трепачей к коим в первую очередь относился наш командир, и я не был в этом деле последним. Заснуть днем мне удалось немного и все на той же лодке. Дни стояли прекрасные, теплые, солнечные, без ветра. На реке воцарился некоторый порядок, когда уже не шныряли моторные лодки, не попадались пьяные компании на берегу. Влияние крупного города уже не ощущалось. Больше сотни км нас отделяло от него. Но движение на реке было интенсивным и все время приходилось делать отмашки флажками то по левому борту, то по правому. Сначала наш тешило то, что громадные суда не игнорировали нас – мелкоту и так же салютовали чаще мощными вспышками. Если мы приветствовали их сиреной, то и они отвечали. Но постепенно этот речной порядок стал привычным и не вызывал эмоций.
Приближалось время ужина. Кок варил и жарил. Благо у него там стояла газовая плита, но запахи дразнили нас. Никакого меню не была – все было отдано на откуп вкусу и умению Виктора, который первые дни кормил нас и вкусно и обильно. Начальник принял решение ужинать после швартовки на ночь, поэтому от обеда нас отделяло целых шесть часов. На корабле назревал голодный бунт, но начальник во время заметил портящееся настроение и велел коку раздать по кружке чая с несколькими галетами, чтобы заморить червячка.
Во время ужина, который состоял из жаркое и салата из свежих овощей, а на третье холодного компота, каждый принял причитающуюся дозу спиртного. Все повеселели и стали обсуждать предстоящую рыбалку. Змановский объявил следующий план:
– Завтра находим подходящую по ширине заводь или озерцо вдоль реки, высаживаемся с бреднем на моторку и подплываем к месту, откуда ближе добраться до водоема. Рыбачат все кроме дежурных, кока и капитана. Поскольку снасть, то бишь бредень вещь браконьерская, то надо следить за обстановкой. Рыбонадзор есть в каждом районе. Дежурный на катере с биноклем в руках должен непрерывно следить за рекой и в случае опасности подать сигнал, – после этой тирады завтрашний дежурный задает вопрос.
– А какие сигналы подавать и как я узнаю, что это рыбнадзор плывет или нет?
– Ты не паникуй, может и не надо будет вообще суетиться. Можно конечно сирену включить, но это вызовет подозрение, чего это вдруг стоящая посудина «сиренит». Ты лучше свисти, мы же рядом будем. И если Аркашка подаст сигнал, то мы все сразу бросаем бредень и делаем вид, что купаемся. Если же они обнаружат бредень, то никто не должен признаваться, что он наш. Просто мол он здесь валялся Всем понятно? – спрашивает Владимир Александрович.
– А что с рыбой делать? – спрашивает его брат.
– Ты сначала ее поймай, а потом думай что делать. Если попадется, то в корзины сложим и на катер.– подытожил  В.А. и все поняли, что он лично не очень на успех рассчитывает. Но бредень надо было опробовать, к тому же судя по всему, кончались теплые денечки, а вода в реке и так уже была не очень приятной для купания.
Ужин прошел в теплой примирительной обстановке. Получалось такая раскладка. После ночного дежурства я мог попасть на рыбалку уже без сна почти двое суток, а для человека, не имеющего никаких жировых запасов, при весе чуть больше 55 кг такая нагрузка была чрезмерной. Приходилось искать выход. Раз Докин из-за недержания шляется по ночам и попутно проверяет вахту, то надо было упреждать его выход да и любого другого на палубу. Из кают было два выхода – через люки на носу и в рубке. Я решил их забаррикадировать так, чтобы при попытке их откинуть я смог услышать, не спать когда катер стоит у берега, было глупо, правда условий хороших не было. Но сидя на капитанском кресле, и положив голову на приборный щиток, при сильном желании несколько часов можно было покемарить. Но мне осуществить этот план мешала троица, обосновавшаяся в камбузе. Аркашка, Михаил и Виктор – кок уселись играть в карты, и баррикадировать люки до их ухода по местам я не мог. Уже за полночь один из них вышел до ветра и говорит мне.
– Чего ты дурака валяешь – иди поспи на любой из наших лежанок, а мы еще долго играть будем и присмотрим за обстановкой.
Я все же решил остаться наверху, поставив кресло на люк, а на наружный положил пустой ящик из под перцовки и стал дремать. Часа в три подо мной стали раздаваться толчки, и голос Виктора Змановского возмущенно потребовал освободить люк. Я ему сверху сказал, чтобы он подался к другому люку и быстро убрал ящик. Витя вылез, огляделся и вскоре вернулся в кубрик, бормоча какие то слова.
– Так, – думаю себе, – они уже действуют коллективом, проверяя меня. Ладно, пусть проверяют. Мы теперь тоже не лыком шиты. Я немного подождал, и опять соорудив препятствия, стал кемарить. Перед самым рассветом по той же дорожке прогулялся сам командир и увидев меня бодрствующим спросил:
– А что это Аркашка с Михаилом разлеглись на палубе?
– Видать не хотели вас там будить, долго в карты играли в камбузе, – ответил я, не понимая пока в чем дело.
Как только Володька спустился вниз я пошел посмотреть на спящих. Под утро на металле катера выступила изморозь, температура опустилась почти до нуля. А эти два придурка действительно спали в обнимку над машинным отделением, накрывшись куском брезента. Только голые ноги торчали. Когда они здесь пристроились, я не знаю, поскольку большую часть ночи успешно проспал. Мелькнула мысль, на этой необычной картине можно отснять и первый сюжет на пленку, что и сделал, как только рассвело. Постепенно стал пробуждаться люд в предвкушении предстоящей рыбалки. Но завтраком не пахло. Спустившись в камбуз, обнаружил крепко спящего кока – Витьку прямо на обеденном столе. В замкнутом пространстве стоял запах перегара, кругом валялись всякие объедки – сразу было видно, что недавно состоялась хорошая попойка. Кое– как растолкав Виктора и заставив приступить к работе, решил проверить и тех двоих на предмет запаха. Опасения подтвердились – от них так разило спиртным, как будто они только что выпили, но уже спали несколько часов. Змановский Владимир не придал особого значения этому факту, когда убедился, что перерасхода перцовки нет и все пломбы на канистрах целы. Виктор же объяснил их состояние принятием бутылки водки, припасенной сверх нормы для празднования дня рождения. Если бы мы тогда задумались посильней, то нашли бы причину их состояния. А так до обеда посмеивались над этой троицей, которой надо было опохмелиться немедленно, и им было разрешено принять из вечерней порции.
Внимательно рассмотрев лоцию, мы обнаружили в пяти-шести км ниже по течению обозначенное на карте озерцо, отделенное от русла реки небольшой песчаной косой. Фарватер шел у другого берега и посредине был большой остров. Лучшего места не придумаешь. Мы стали продвигаться к этому месту и налетели на мель. Но поскольку шли медленно, то врезались в нее неглубоко. Выпрыгнувший за борт Алексей Удалов исследовал глубины вокруг катера и заявил, что дальше не пройти, поскольку глубина не больше метра. Надо отрабатывать назад и обойдя остров пытаться против течения приблизиться к озерку.
Но тут наш командир распорядился рыбачить прями на этих песках, мол здесь должна попадаться стерлядь. Мы даже не стали спускать лодку, а прямо с катера размотали бредень и по четыре человека потащили его вдоль берега. Нас воодушевил тот факт, что здоровая щука вдруг перепрыгнула через верхнюю веревку и была такова. А что то там в мотне? Осталось протащить бредень два десятка метров к Змановскому, который выйдя на берег, обозначил место финиша, как вдруг все остановилось. Восемь дураков поднатужились, но сорвать бредень не смогли, хотя что то там под водой и трещало. Боря Докин, набрав побольше воздуха в легкие, нырнул для исследования ситуации и вскоре сообщил, что сидим мы крепко на корневище топляка. Следующие полчаса он и Удалов, ныряя, пытались отцепить бредень. Им это удалось через несколько попыток. Когда он оказался на берегу, то кроме здоровых дыр ничего не было обнаружено, ни одной рыбешки. Итак, первый блин комом. Вернулись вброд на катер, снялись довольно легко с мели и совершили маневр, который и планировался. Снизу мы подошли к старице, узкой и длинной. Стали чинить бредень. Тут непревзойденными мастерами выглядели двое Змановских и Чудагашев. Сразу было видно, что эти парни с сетями много дел имели. Чтобы не опростоволоситься и в этот раз, решили протралить сначала старицу веревкой с грузом, резонно полагая, что если и есть рыба, то никуда она не денется.
Теперь по двое с каждого конца пошли ребята тралить и вскоре зацепили несколько корчей. Но самое интересное заключалось в другом. Эта старица имела пол метра до твердого дна чернющую грязь и наши тральщики в одночасье превратились в негров. Стали раздаваться голоса: «какая тут к черту рыба может быть, ей же дышать нечем, какой толк от такой рыбалки, только бредень вывозим». Но азарт добычи возобладал, и вскоре вся команда превратилась в черномазых болванов.
Первый же заход бреднем всех удивил. В мотне трепыхалось не меньше пуда щурят. Другой рыбы не было. Чем они там питались – непонятно. После трех заходов стало ясно, что двухсот граммовых щук наловили предостаточно и их девать уже некуда. Кое как в реке отмылись от грязи. Промыли и щук и бредень и вернулись на катер. Тут же часть ребят занялась варкой ухи, которая оказывается зависит не от набора рыбы, а от ее количества. Такой наваристой ухи я раньше не ел. А может все потому, что обед то выпал уже на ужин и поработали мы изрядно. Однако оставшийся улов в холодильник не влазил и наш начальник распорядился приступить к вялению. На другой день наш корабль превратился в сооружение, где шпагатом было перетянуто все свободное пространство и на нем болтались щурята. Вскоре благодаря такой маскировке к нам пожаловали гости – рыбнадзор. Наш бредень хранился предусмотрительно в самом дальнем углу хозяйственного отсека, а во времена отсутствия демократии и свобод обыскивать было не принято. Внешний осмотр ничего не дал и пришлось инспекторам поверить Владимиру Александролвичу, что рыбу мы купили в Колпашево у рыбаков. Как вскоре выяснилось, там действительно была рыболовецкая артель и даже рыбокомбинат, который делал консервы из … замороженной морской рыбы. Врал наш начальник вдохновенно и когда предложил инспекторам ушицы вчерашней, а она превратилась в желе, да сопроводил трапезу  нашей перцовкой, то концовка вышла замечательной. Эти ребята угостили нас десятком стерлядок и научили готовить «чушь» – сырую рыбу сдобренной крупной солью поглощать через пять минут после потрошения. Конечно братья – северяне утверждали, что таким продуктом они постоянно пользовались, живя на Севере и мы им верили и завидовали. Уж больно замечательной была эта пища, жаль что с последнего ее приема у меня лично прошло более 20 лет.
Наконец к вечеру мы добрались до пристани Колпашево, где уже «побывали», как утверждал наш предводитель. Приткнувшись к берегу стали готовиться к ужину. Была поставлена еще одна важная задача – ночью разведать и наворовать соли крупного помола про запас и по возможности добыть продукт местного комбината. Днем предстояло пополнить запасы хлеба и двигаться дальше. После ужина Чудагашев с разрешения начальника вышел на разведку и вскоре вернулся, сообщив, что в клубе танцы под духовой оркестр и полно девок. Мы все упросили начальника устроить увольнительную и разрешить немного развлечься. Он разрешил. На катере остался дежурный и капитан, который какие то документы должен был оформить для какой то судоходной инспекции.
Мы всей гурьбой поднялись по крутому яру и по деревянным мосткам гуськом во главе с Юркой подались на танцы в своей еще прилично выглядящей униформе. Нас приняли за команду приличного научного судна и вскоре все нашли свое «дело». Несколько человек пару раз сбегали в магазин – дежурный сарайчик, где толстая неопрятная баба продавала водку и селедку с наценкой за неурочное время. Это сейчас на каждом шагу круглосуточные магазины, а тогда такой сервис был непривычен. Я был женат и имел дочь, поэтому не так меня тянуло на подвиги как некоторых. Короче говоря, наша публика всю ночь болталась по славному провинциальному городку, а под утро несколько самых нетерпеливых таки нарвались на мордобой и получили свое. Я же памятуя о необходимости добыть соль, возглавил отряд из Лешки , Юрки и Вовки Лившица и мы пошли по разведанному адресу на окраину. Опыт воровства соли я имел еще с войны, когда пацанами мы ее воровали на станции Борисов, что в далекой Белоруссии. Вскоре нашли эту кучу рядом с забором рыбокомбината и стали отковыривать кое-как и складывать в мешок. Вдруг объявился мужик с ружьем – сторож комбината. Но что он предложил – никак не укладывалось в логику его профессии.
– Какого хрена вы тут ковыряете это говно. Пойдемте под навес и берите уже затаренную соль, – вдруг заявил он. Мы закурили и разговорились. Мужичек оказался порядочным человеком. Он надоумил идти прямо в цех и там попросить девок дать нам рыбных консервов.
– Они за бутылку дадут столько, што не упрете! – заявил хранитель ценностей. Пришлось нам сбегать за двумя бутылками – одну хорошему человеку, вторую девчатам на конвейере. В первом рейсе утащили здоровый мешок соли. Вторым – с два десятка еще теплых банок вроде как шпротов.
Проснулись мы окончательно все уже к обеду. Стали выяснять кто что сделал. Несколько человек принялись отстирывать свои костюмы, поскольку побывали в местной непролазной грязи – на узких мостках их вестибулярный аппарат удержать не мог, одурманенный водкой и красным портвейном. Несколькими занялся Леня-врач, смазывая и вправляя части тела, но в целом все обошлось более – менее благополучно. Нам четверым за поздним обедом была объявлена благодарность. Обед плавно перешел в ужин и как то незаметно превратился в пьянку. Вовка Лившиц, поощренный руководителем за воровство соли и добытые консервы, слегка перебрал и решил, что пора двигаться дальше на Север. Он напялил на себя коричневую дерматиновую куртку и с возгласом «Я поплыл в Сургут» прыгнул за борт. Все произошло так неожиданно, что никто ничего сообразить не успел. А в этой протоке Обь течет очень быстро. Пока мы очухались, те, кто был меньше пьяны и сняли лодку, завели мотор, он уже из виду пропал. К тому же уже надвигались сумерки.
В этот раз мотор «Москва» не подвел и завелся сразу, а так очень привередливая штука была. Догнали мы Володьку уже на фарватере. Его спасла эта самая куртка, которая надулась и держала его на воде как спасательный круг. Он еще немного покуражился, доказывая возможность самостоятельного плаванья до Сургута за 800 верст.
За необдуманный поступок и нервотрепку коллективу он был наказан внеочередным нарядом. Мое предложение заставить его вычистить гальюн не прошло. Посчитали его слишком суровым. Так мы проплыли Колпашево, а это была уже Томская область и пошли дальше на Север. Еще один раз пытались порыбачить, но вода была уже такой холодной, что публика требовала вознаграждения из неприкосновенного запаса, но начальство было непреклонным.
При очередной жеребьевке мне опять достался гальюн, чем чрезвычайно порадовался мой оппонент. Завершалась первая неделя путешествия и мы выбились из намеченного графика почти на сутки. Руководитель на очередном разборе наших «полетов» сделал печальный вывод – все из-за спиртного и разгильдяйства. Правда не стал уточнять, что сам и являлся организатором всего этого.
Я еще пару раз запечатлел на пленке в стельку пьяную тройку, а они регулярно почти каждый день собирались после ужина и под утро валялись полупьяные. Если бы знать последствия этого наперед, то уж точно дальше Колпашева или следующей пристани Александрова они бы с нами не уплыли. Но наш начальник заботился о главном – сохранности запасов. Тут следует сказать, что все мы вырвавшись из привычной обстановки и оторвавшись от своих жен почувствовали свободу  и одурманились ею.
Тогда я впервые подумал как справедливо, что Люба Змановская деспотична иногда бывала к своему мужу. Эта неделя показала, какой он безответственный разгильдяй. Ведь он отвечает за коллектив на воде и в то же время все экстремы протекают либо под его началом, либо при его молчаливом согласии. Но так думал я, которому казалось и до сих пор кажется, что наш руководитель специально подстраивал мне неприятности. А Люба держала Вовку в строгости. По крайней мере не оставляла без разбора ни одной его проделки. В ту пору она уже училась в мединституте, имея на руках беспривязного мужа и малолетнего сына. А до этого за несколько лет мы все работали в одной лаборатории, и однажды я неловко при сверлении очередной платы для очередного коррелятора просверлил ей палец. Она даже не вскрикнула и не запаниковала, а просто облила палец спиртом и продолжила работу. Из нее и врач получился великолепный. Вывод напрашивался простой. Если в семье тебя держат на коротком поводке, то вне семьи ты становишься по поведению похожим на бродячую собаку и зачастую опасным для окружающих.
Совершенно неожиданно завершилась акция по борьбе с комарами. Аркадий где то в Колпашево раздобыл желтоватый порошок, который необходимо было подогреть и оставить в помещении и комары, почуяв выделяющийся запах сами удалятся. Этот придурок ничего другого не придумал, как насыпал порошок на кусок жести, соорудил факел и полез в каюту травить комаров. Через какое то время его самого приводил в чувство наш доктор. Но пока его всего не вывернуло наизнанку, и пока он не выпил целую банку разбавленного сгущенного молока, самостоятельно встать на ноги не смог. Правда и комарам досталось. Они не успели улететь – все погибли мгновенно. Пару дней  в каюту не наведывались, но все ребята просыпались с болью в головах. Я же себе соорудил спальное место над машинным отделением, и очень неплохо там было спать, когда работал двигатель – обшивка нагревалась и отдавала тепло мне. Но ночью при неработающем двигателе комфорта поубавлялось. Из-за холодильника иногда до глубокой ночи не останавливали движок, который покорно шлепал своими горшками– поршнями на малых оборотах, но тепла излучал достаточно.
Мы приближались к главным объектам нашей экспедиции – знаменитым пескам под Александровом. Там спокон веков промышляли рыболовецкие бригады, ведя промысловый лов неводами. Нам предстояло договориться с ними на предмет отоваривания благородной рыбой и икрой. Для знакомства и авансирования было решено израсходовать одну канистру спирта. Кроме того, два брата не могли же приехать на родину с пустыми руками, ведь там их ожидала мать и сестра.
В Александрове мы даже не стали останавливаться, а поспешили на пески, что в нескольких десятках км ниже по течению. Там мы и решили ночевать. До этого я никогда не видел как ловят рыбу на реке неводами. Предстояло все увидеть своими глазами и многому поразиться.
Подойдя к длинному песчаному острову без единого кустика с травяными проплешинами, мы издали увидели несколько вагончиков, сарай с дизель – электростанцией и бродящих пару лошадей. Поодаль стояла небольшая баржа. Людей не было видно. Мы причалили рядом с баржей. Не успели спустить сходни, как на барже появился человек и закричал:
– Мужики, выпить есть чего?
– Имеем мал-мал! – ответил наш предводитель, – а закусон найдется?
– Давай сюда, сговоримся, – парировал мужичок лет сорока.
На переговоры отправили самых болтливых во главе с В.А. На бранд – вахте (так почему то называлась баржа)оказались еще Лившиц, Чудогашев и я. Мы заблаговременно перелили спирт из одной фляги в двадцать бутылок из-под перцовки и захватили с собой две штуки. В.А. как только оказался в кубрике широким жестом водрузил одну бутылку на стол и со словами «за знакомство» стал  откупоривать газетную пробку. Мужик подозрительно посмотрел и с некоторой долей разочарования произнес:
– Самтрест, чё ли?
– Ага, в 98 градусов, – парировал наш шеф. У незнакомца заблестели глаза и он по очереди протянув каждому руку представился «Валентин» и открыл шкафчик, достав плохо вымытые граненые стаканы. Володька стал наливать спирт по четверти стакана и говорит:
– У тебя закуска то какая? Надо бы водицы еще для запивания и сальца с хлебушком – занюхать!
– Найдем, аб чем речь! – с этими словами Валентин вышел и через минуту вернулся со здоровой алюминиевой миской до краев наполненной черной икрой. Такого оборота никто не ожидал и такая закуска не каждый день попадается. Мы дружно сели за стол и приняли за знакомство. Спирт пить умели мы все, на рыбалках и охотах он нас часто сопровождал. Даже я, не принимающий ничего кроме водки и спирта, выпил грамм пятьдесят. Алюминиевыми ложками закусили и потекла беседа, из которой выяснилось после допития второй бутылки, что Володька и Валентин теперь друзья по гроб жизни, что последний все устроит и снабдит нас любым продуктом для Сургута и по возвращении нашем обеспечит необходимым. Потом они свалились под стол и мы, доев икру и подхватив своего начальника, который самостоятельно уже идти не мог, поплелись на свое судно, поспевая к ужину. Краткий отчет команде и вид шефа всех удовлетворил.
Как только стало смеркаться, началось шевеление на острове. Бригада состояла из 7-8 человек. Все были колоритны в том смысле, что носили бороды и прически, до которых не касался парикмахер многие месяцы. У всех был вид заядлых алкашей, что потом и полностью подтвердилось. Но поскольку нас Валентин предупредил, чтобы мы не болтались по острову и никаких переговоров с рыбаками не вели, поскольку это категорически запрещено (кем и почему – не было сказано), то немного понаблюдав и поужинав все улеглись спать. Ночью я слышал как заработал дизель, как подходили какие то катера, как гудела лебедка.
Только забрезжил рассвет, как пожаловал Валентин и потребовал Володьку, но того не смогли растолкать и на переговоры вышел его брат Виктор. Валентин увел его как потом выяснилось к бригадиру и вскоре он вернулся с мокрым мешком, наполовину чем то заполненным, в другой руке у Виктора оказался целлофановый мешок с икрой. В мешке же находилось килограмм десять стерлядок. Все немедленно положили в холодильник и расстались со всеми бутылками спирта.
Виктор сообщил, что нужно немедленно отчаливать, поскольку, мол скоро нагрянет милиция и рыбнадзор, что и было сделано. Командир, протрезвев и проверив приобретенный товар оценил сделку как положительную не преминув отметить свою заслуги в этой истории. Визит на родину был обеспечен и Владимир предложил, не дожидаясь ужина принять на душу перцовочки. Никто особо не возражал.
Через пару суток, в течение которых ничего примечательного не произошло, мы приблизились к Нарыму. Кто то из самых начитанных и коммунистически подготовленных (кроме Удалова, Чудогашева и Шипунова) членов экипажа с партбилетами под стопкой трусов в шкафу (у меня по крайней мере было так устроено) вспомнил историчность данного места. Хотя слава вождя всех народов слегка померкла, но даже в нас еще оставался страх перед личностью Сталина. Лично мне казалось, что если я увижу природу, людей, дома там, где этот революционер провел часть своей жизни в т.н. ссылке, то что– то пойму новое в оценке этой зловещей личности.
Нарым предстал перед нами захудалой деревенькой, где не было ни одной дороги, где кроме покосившегося магазинчика не было других культурных очагов. Никто не знал ни дома, ни места хотя бы, где провел в муках наш будущий вождь. Зато нас за бутылку перцовки познакомили с шестидесятилетним местным недоумком и алкашом, которого выдавали за сына Сталина. Сходство какое то было несомненно, но все попытки выяснить более подробно ни к чему не привели. Местный пастух, подрядившийся гидом, порол всякую несуразицу типа того, что при жизни отца этот мужик получал постоянную помощь. Ему привозили и вещи и еду, даже брали в Томск на лечение. Но где музей, где хотя бы какой-нибудь знак – ничего. Может сейчас там что то появилось. Да, история еще расставит на свои места эти фигуры, но ведь Сталин правил страной почти 30 лет, он загубил миллионы душ безвинных, но при нем страна превратилась в сверхдержаву, при нем не было того, что сейчас творится. Он умер, имея один костюмчик. Не помнить, значит повторять беды, которые не уходят от нас уже второй век подряд.
Пребывание в Нарыме кончилось сделкой с тем самым пастухом. Он за бутылку отдал Чудагашеву черного совершенно пса с голубыми глазами. Внешне эта псина смахивала и на овчарку и на лайку. Была пропорционально сложена и сурова характером. Даже через несколько дней она, когда вышла из сооруженной на носу катера будки, попить, не соизволила никому вильнуть хвостом, приласкаться. Поняв, что родной деревни ей уже не видать и что хозяин ее предал, она стала налаживать свою жизнь в качестве сторожа. Несколько дней отказывалась принимать пищу, но постепенно привыкла и стала обследовать наш корабль, была очень аккуратна, ходила в одно только место на корме, если мы не останавливались. Первый раз нам показалось, что не дождавшись сходней и прыгнув прямо в воду, она больше не появится. Однако сделав свои дела прибежала к катеру, но ни за какие коврижки не хотела сама подниматься по сходням. Юрка, взявший на себя обязанности ее хозяина, попытался схватить ее, но пес могучей грудью опрокинул его и умчался в кусты. Мы вынуждены были отплыть, не гоняться же за ней пол дня. Как только катер стал удаляться, так «Черныш» (так мы его окрестили, поскольку настоящее имя его означало матерное слово) стал вдоль берега бежать следом. Через километр мы причалили, но он опять отказался подниматься. Тогда все решили кончать эти игры и следовать по маршруту. Он опять бежал не отставая за катером по берегу, но когда на его пути оказалась большая заводь и он стал ее огибать, то отстал безбожно и с полчаса мы его потеряли из виду. Юрка и Аркадий упросили сбавить скорость и вскоре мы опять увидели пса, который из последних сил пытался нас догнать. На сей раз он самостоятельно залез на судно и целые сутки отлеживался в будке, только иногда выходя попить. Зато потом не было с ним никаких проблем.
Такого умного пса ни до ни после мне не приходилось встречать. С наступлением темноты он выходил из будки и всю ночь туда не возвращался, постоянно фланируя по судну, будто обходил вверенную ему территорию. Никогда не лаял, а только рычал. Через несколько дней он только Юрке позволил себя поласкать и то несильно. Юрка то и обнаружил, что у пса конец языка выстрижен – так в некоторых сибирских местах делают, чтобы собака была чрезмерно злобной. Я об этом где то читал, но не верю в такое свойство, хотя вскоре мы все убедились в бойцовских качествах нашего сторожа.
До Сургута оставалось два суточных перехода, и братья стали готовиться к встрече с родиной и родными. Никто ни разу не позарился на деликатесы, которые хранились в холодильнике и предназначались для встречи. Обь настолько стала широкой, что иногда с одного берега едва проглядывался другой. Чувствовалось приближение Севера и осени. Постепенно комаров заменил гнус, на которого хотя и действовал наш порошок, сваливший с ног Аркадия Чурсина, но не столь эффективно. Но после первых заморозков его заметно поубавилось. Зато и холодильник наш лишался припасов. Все продукты почему то шли с перерасходом, особенно перцовка. На общем собрании начальник заявил о невозможности на Северах пополнить запасы спиртного по разумным ценам и предложил ежедневную норму сократить вдвое. Народ вынужден был согласиться. Но пьяная троица с периодичностью в сутки продолжала свои акции и все уже привыкли к этому, а зря.
Нам еще раз за пол сотни км от Сургута пришлось заночевать и прибыли мы туда  около десяти утра. Змановский-старший взял на себя роль лоцмана и мы стали пробираться к берегу мимо множества судов, барж и прочего плавающего инвентаря. Вдруг раздался скрежет, и наш катер тряхнуло. Застопорив машину, стали разбираться в чем дело и к удивлению обнаружили в воде бульдозер, повидимому новый, поскольку ржавчины не было видно. Он своим ножом сотворил вмятину вдоль носа чуть ниже ватер – линии. Слава Богу, что не пропорол насквозь. На самом малом ходу стали продвигаться дальше и чем больше всматривались в воду, тем больше удивлялись. Чаще всего в воде покоились трубы разных диаметров и длины, было множество бетонных плит, кучи кирпича, даже видны были иногда сварочные аппараты и прочее оборудование. На дне залива покоилось целое богатство и оно никого не интересовало. В большинстве совхозов или колхозов Т-100 являл собой несбыточную мечту. А тут его утопили и забыли. Может быть сейчас изменилось что-то, но судя по тому же бардаку, что творится на стройках – не помог нам ни рынок, ни конкуренция, ни частная собственность.
Наконец мы причалили к берегу и нарядные Змановские с корзиной и банкой отправились в родной дом. А мы все разбрелись по незнакомому городу, который тогда часто мелькал на страницах печати и по радио. Но он больше походил на большую деревню, которой досталась слава столицы нефтяных богатств. Эта нефть нас всех развратила до основания и сегодня наша страна превратилась нефтяного наркомана. Государственным мужам и народу вроде бы наплевать на плачевное состояние экономики, они заняты гаданием на кофейной гуще: будет –не будет расти цена на нефть. Если будет, то еще как то сведем концы с концами, не будет – породим еще одного Горбачева и за какие-нибудь территории начнем нахватывать долги, чтобы тут же прикупить мяса, молока и пр. Своего то уже давно не хватает. Умные люди давным-давно, имея запасы нефти и газа хранят их как зеницу ока, развивая высокие технологии. Мы все делаем наоборот. Если наши внуки выживут, то проклянут нас за все подобные дела и будут правы.
Наша компания из пяти человек забрела на одну улицу, где вкривь и вкось стояли прекрасные двухэтажные брусчатые дома. Часть из них уже ушла первым этажом в землю, в части домов и на первом этаже жили люди. В одном из них расположилась забегаловка, где мы сытно и вкусно пообедали и даже пива выпили – большой редкости напиток в те времена. Но цены кусались, с нашей зарплатой тут не проживешь. Официантка поведала нам историю этой новой улицы. Еще год назад два десятка домов привезли зимой и поставили ровненькими рядами прямо на грунт. Ведь люди жили в палатках, а тут прекрасные домики с печами и даже с туалетами, которые конечно не могли работать без канализации и водопровода, но все равно это не палатки.
Говорят, что сейчас Сургут современный город, дай Бог ему процветания. Но сколько богатств пропало даром, разворовано и уничтожено? Нет ответа.
Мы вернулись на берег как раз во время. Вокруг нашего судна творилось что то непонятное. Крики, гвалт, смех, ругань – всего в избытке. Около рубки стояли незнакомые люди, а изрядно подпивший Володька стоял на коленях перед нашим псом и что то ласково ему говорил, пытаясь оттереть его от трапа. Когда ему удавался этот маневр, один из чужаков пытался проскользнуть на берег, но пес тут же выворачивался и кидался со страшным оскалом на незнакомца.
Как мы потом выяснили, братья посидев за праздничным столом у матери, куда пришла дальняя и ближняя родня, решили похвастать нашей посудиной и всей гурьбой приперлись на катер. Еще немного выпили и решили возвращаться домой. Вот тут  то и показал свою прыть «Черныш». Он всех пропустил на катер, но оттуда никого из чужых не выпустил. Только с приходом Юрки Чудагашева, которого он считал своим хозяином, удалось эвакуировать публику с катера. Правда собаку увели подальше. Чтобы удостовериться в данном факте мы попросили одного мужика на берегу пройти на катер, а потом вернуться. «Черныш» как будто и не видел его. Но как только мужичок поднялся по трапу и прошел к рубке, пес тут же занял позицию у трапа на носу и спокойно лежал не проявляя никакой активности. Но стоило тому дяде сделать несколько шагав в его сторону, он вскакивал и подняв шерсть на загривке страшно рычал, изготовившись к прыжку. Так повторилось несколько раз. Ни у кого не осталось сомнений, что пес не задумываясь бросится на любого чужака кто захочет покинуть катер. Теперь у нас был верный и проверенный сторож, которого не купишь за бутылку.
К вечеру вернулся дуэт Змановских, изрядно подвыпивших и захотевших пополнить запасы спиртного. Так уплыла еще одна фляга, но к чести братьев за два последующих дня смогли они оприходовать только половину. Остальным членам оставалось ждать и осваивать окрестные территории на моторке. Попробовали однажды на плесе половить блеснами судаков, но ничего не поймали. В кедраче тоже не нашли ничего, местная публика чуть раньше поработала. Зато на болоте в 10-12 км от Сургута можно было набирать клюквы сколько хочешь. Такое обилие ее я видел еще раз на таежных болотах. Но сбор клюквы дело трудоемкое и хлопотное, а главное – муторное. У нас на всех в течение полудня набралось чуть больше ведра. Публика посчитала, что такого количества хватит на «закусон» в обратном рейсе и больше мы на это болото не плавали. К тому же мотор поглощал много бензина, который был в дефиците.
Перед отплытием опять пришли все родственники наших ребят на корабль и опять «Черныш» показал свой класс, но на этот раз при команде Юркиной «свои» стал с неохотой выпускать народ, слегка оскаливая свои белоснежные зубы. Мне эти люди не запомнились, поскольку вели себя очень скромно и ничем не проявились, разве что желанием и охотой выпить. Они были простыми, откровенными людьми с натруженными руками и простуженными голосами, чувствовалось, как они гордятся братьями, на их взгляд, выбившимися в люди и имеющими влияние на такую колоритную компанию.
В Сургуте впервые в том году мы увидели снег, который, правда тут же растаял, но уже нечего было думать о купанье и загораниях на солнцепеке, осень на Северах особая с ветрами и частыми дождями, переходящими в снегопады. На Оби в эти дни разгуливался настоящий шторм, когда волны накатывали,  и наш корабль содрогался от их ударов. Надо было спешить. Ведь теперь предстояло плыть против течения. И если до Сургута мы шли чуть больше недели, то назад надо было класть не меньше десяти дней и то при условии не задерживаться нигде. А нам предстояло в обязательном порядке отовариться на песках – главной цели путешествия.
Остаток второй фляги был распределен так: два литра на солярку, остальные взамен исчезнувшей преждевременно перцовки с нормой пятьдесят грамм и то через день. Правда на одного члена нашей команды стало меньше. Питерский Леонид посчитал нецелесообразным возвращаться с нами по тому же маршруту и улетел самолетом до Москвы. Ребята его оценили по достоинству и при расставании, по поводу которого устроили небольшую пьянку за его счет, говорили всякие хорошие и искренние слова в его адрес. Я ему подарил списанную куртку танкиста и шлемофон, с которыми до этого он не расставался на катере. Еще какое то время мы с ним переписывались, потом связь прервалась, но мне жаль, что так получилось. Он сочетал в себе еврейскую вежливость, глубокую порядочность, скромность, веселость, юмор и несомненно был врачом-профессионалом. Когда он спустился с трапа и стал подниматься в гору, Юрка Чудогашев скрипучим голосом прокричал «Ленька, засранец, вернись сейчас же домой!» И Леонид на берегу, и все мы долго хохотали, всем понравилась такая шутка, которую могла понять только наша команда. Махнув на прощанье еще раз рукой, он исчез из нашей жизни навсегда.
А мы, отсалютовав сиреной родственникам Змановских, Сургуту и всем северянам – труженикам, взяли курс на Новосибирск. Кроме запасов солярки и восьми фляг спирта на судне почти ничего не осталось. Наш командир был прав. Купить продукты в Сургуте можно было только за дикие деньги, которых мы не имели. Рацион питания становился все жиже и жиже. Съели почти всю вяленую рыбу. Кончился хлеб. На другой или третий день скучного продвижения сквозь дождь и снег мы заметили, что корма сильно осела. Стали разбираться и обнаружили, что кормовой кубрик заполнен водой, и она через худую переборку стала поступать на камбуз. Пришлось останавливаться кормой к берегу, включать помпу для откачки воды и по мере возможности вытаскивать все, что лежало в том отсеке. Провозились почти весь день, нашли пробоину, собственно не пробоину, а проржавевшее днище, заделали ее цементом и двинулись дальше.
В связи с бедственным положением с провизией было решено заняться охотой на уток. В команде только двое не были охотниками, но выбрали самых лучших – Хаблова и Чедагашева. Последнему Борис Докин вручил прекрасное тестево ружье «Зауэр» и команда двинулась к нескольким озеркам, которые мы вычислили по лоции. Долго спорили брать ли им собаку и кто то решил проверить ее способности, бросив палку в реку. «Черныш» с презрением проводил ее взглядом и не полез в воду, все поняли бесперспективность его участия в охоте. Пришлось мужикам тащить с собой складную лодку, принадлежащую Юрке. Хотя меня и не включили в команду добытчиков, я взяв свою «тулку», решил пройтись по окрестностям, а они оказались болотом, которое с лодкой за спиной Михаил преодолел первым, а Юрка залез в такую трясину, что застрял там надолго. Он стал ползти к озерку, где заметил стайку кряковых, когда стая уток из–под Михаила пошла прямо на него. Тот вскинул ружье и отдуплетился, да так, что чуть не свернул себе голову. А стволы знаменитого ружья после выстрела представляли из себя распустившийся цветок. Этот охотник не заметил когда полз, что в стволы набилась земля. Так было загублено великолепное ружье и лодка, но последнюю хозяин уже позже уродовал, срывая на ней злость за свое разгильдяйство. Борису потом пришлось очень не просто объясняться с тестем и я не помню чем закончилась история с тем ружьем. Но Юрка заставил Михаила вылезти из лодки, стал ножом кромсать ее до полной непригодности. И лежит это изделие из алюминия и прорезиненных кусков видимо до сих пор у безымянного озерка как наглядный пример человеческих низменных и необузданных страстей.
В результате экспедиции по добыче пропитания на судне оказался чирок, которого подбил я и то случайно. Но на одиннадцать здоровых ртов только запах в похлебке с макаронами достался. Голод к нам подбирался устойчиво и неотвратно. Наконец, Владимир Александрович, оправился от непрерывных семейных застольев и взялся за дело. В ассистенты взял Лешку Удалова и рано утром отправился на старицы, идущие узкими лентами вдоль Оби. Была избрана простая но эффективная метода. Уток было много, они уже сбились в стаи и готовились к отлету. Они взлетали неохотно и тяжело. Ребята пытались их бить над водой и подбирали, когда ветер подгонял тушки к берегу. В течение часа было добыто полтора десятка, в основном кряковых, и на несколько суток вопрос пропитания был снят с повестки дня. Но все страдали от отсутствия хлеба . Пробовали печь из каких то отрубей лепешки, но ничего путного не получалось.
Потеряв два незапланированных дня, мы постепенно приблизились к месту встречи с бригадой рыбаков. Туда мы приплыли опять в сумерках, но Валентин предписал отойти от острова подальше, чтобы не вызывать любопытства посторонних глаз. Непонятно какие глаза в темноте могут нас обнаружить, но пришлось подчиниться и заякориться у другого берега, а самим на моторке приплыть на остров. Вот тут в течение ночи я подробно изучил технологию промышленного лова. Вдоль воды на расстоянии примерно 300-400 метров был протянут стальной трос, по которому с помощью блока перемещался один конец невода, другой укладывался на платформе небольшого катера и тот против течения заводил невод, а потом уходил к противоположному берегу протоки, стравливая постепенно невод в воду. Затем катер разворачивался и по течению начинал перемещать невод, а второй конец по тросу тащила лошадь. Так на двойной тяге невод протаскивался те самые 300 метров. Потом катер устремлялся к острову, сводились оба конца невода и заправлялись в лебедку, которая запускалась электромотором и начиналась самая ответственная и напряженная часть работы – подъем невода. Рыбаки стояли вдоль его движущихся крыльев и выхватывали рыбин, забрасывая их в две лодки с высокими бортами. Валентин при этом определял каких осетров брать, а каких отпускать из–за малолетства. Но в основном попадались крупные лещи, судаки и прочая рыба. В самом конце невода оказывалась стерлядь. При втором замете попалось то, что нам и нужно было – осетр громадных размеров. Его тут же оглушили и утащили в сторону, накрыв рогожиной. А посторонний глаз все же присутствовал. Периодически берег вдруг высвечивался мощным прожектором тихо идущего судна и пойди разбери кто нас рассматривает. За ночь рыбаки успевали не больше трех раз выметать невод и к утру валились с ног от усталости и принятого прямо в процессе работы спиртного. Далее бригадир и Валентин отбирали осетров, вспарывали им животы и обнаруженную икру вываливали в целлофановые мешки, которые уносились тут же на бранд – вахту в холодильник. То же делалось с тушами осетров и стерляди. Вся остальная рыба присаливалась и ждала катера для транспортировки утром. А с благородной рыбой они поступали так. Икру чуть охлажденную промывали в проточной воде, слегка присаливали и складывали в какие то контейнеры, которые затем грузили в прибывающий затемно рефрижератор, туда же грузили осетров, и катер немедленно отчаливал в сторону Александрова. Там его ждала машина и часть икры и рыбин везлась на аэродром, где уже ждал самолет АН-24, который через три часа доставлял икру в Москву. Чего тогда удивляться долгожительству там всяких генсеков и их прихвостней. Оставшаяся часть улова развозилась разными способами по ближайшим обкомам, исполкомам и прочим важнейшим объектам управления государством. И только жгучим стремлением кормильцев вождей принять на душу спиртного, иногда часть улова попадала к таким как мы.
После ухода рефрижератора у Валентина началось заседание круглого стола, где решался вопрос за сколько и как мы станем обладателями более ста кг осетрины и некоторого количества икры, которую предстояло извлечь из выловленной туши. В совещании участвовал бригадир, Валентин и Владимир Александрович. Несколько человек с их и с нашей стороны выступали экспертами проблемы. Прежде всего заседание началось с приема некоторой дозы спиртного, которое принес наш руководитель, за знакомство и взаимопонимание. Знатоки отметили качество нашего продукта и приступили к обсуждению. Следовало определить какого веса выловленный осетр. Бригадир утверждал, что в эту путину ничего подобного не попадалось и что на его наметанный глаз тянет он не менее 120 кг. Такса не оспаривалась: за один кг рыбы – одна бутылка водки. Мы обладали в данному моменту восемью флягами по 10 л, т.е. в эквиваленте водки 160 бутылками. Следовательно, на икру при озвученных цифрах у нас оставалось 40 бутылок. Бригадир утверждал, что икры будет не менее 10 кг, а каждый весил не менее пяти бутылок, т.е. на весь товар нам не хватало десяти бутылок. Судя по поведению наших оппонентов, у них не было тревоги насчет сбыта, не одни мы хотели иметь заветный продукт, правда и не у всех спирт являлся эквивалентом денег. Надо сказать, что на северах спирт ценится больше водки, поскольку обладает некоторыми целебными свойствами.
Был некоторый риск брать товар оптом не взвешивая и не проверяя сколько икры таится в недрах осетра. Но если окажется, что и вес и количество будут такими, какие заявлены, то где брать пол канистры спирта. Начался торг под тосты типа «я тебя уважаю», «ты настоящий друг», «за хороших парней» и Володьке удалось весь товар заполучить за семь с половиной канистр. При таком раскладе и нам доставался жидкий хлеб до самого Новосибирска. Ударили по рукам. Раздалась команда вскрыть рыбину, выбрать икру, порубить затем осетра на части, подогнать наш  катер со спиртом и обменяться продуктом, т.е. совершить бартерный обмен, правда тогда мы такого слова не ведали. За столом бригадир произнес замечательную фразу:
– На всю нашу бригаду в кооперативе уже лежат путевки в профилакторий для алкашей. Так что скоро отдохнем, а на будущий год опять за дело, приезжайте, не обидим.
Со всеми делами разобрались к рассвету, и Валентин сказал, что теперь бояться нечего, можно до отхода простоять на острове. Так мы и сделали. Наши угомонились быстро, а в соседнем стане гулянка продолжалась пока я не закемарил в своем логове. Какая то тревога заставила меня подняться и весьма кстати. По берегу в нашу сторону двигалась пьяная толпа, вооруженная палками, кусками арматуры и даже ломами. Подчиняясь инстинкту самосохранения и понимая, что «Черныш» не остановит их, я долго не думая  заскочил в рубку и дал задний ход (движок то всю ночь работал на холодильник). Трап грохнулся в воду перед самым носом кричащих и размахивающих своими орудиями разъяренных людей. Отойдя метров на двадцать от берега, я попытался у орущих выяснить что случилось, почему они на нас ополчились. Понял только одно, чтобы немедленно вышел Вовка. Он и сам уже почуял что то неладное и выбрался на палубу. Увидев его, толпа взъярилась еще больше, требуя спуститься на берег. Оценив обстановку, он потребовал делегата для переговоров, а всем отойти от берега. Те поматерились и оставив бригадира на берегу, сами отошли метров на двадцать и стали ждать. На палубе уже были все и ничего не понимали, хоти и хвалили меня, что я сообразил отвалить от берега, но жалко было бросать трап. Как только нос судна уткнулся в берег, бригадир крикнул:
– Ты чё, падла, кинуть нас решил? Думал, что мы дураки, не разберемся? Ну, мы вас меринов все равно уделаем. Если вы сейчас смоетесь, так наши кореша вас перехватят у Алексанрова.
– Чё ты молотишь, кто кого кинул? Все же по честному было, как договорились. Это мы можем заявлять, что ты нас кинул на один килограмм икры, ее оказалось только три банки.
– А кто вместо спирта подсунул воду? А? Сукачи, долбанные! И ты еще прешь на меня.
– Чё ты мелешь, канистры то опломбированы были. Я сам лично их пломбировал, –парировал Володька.
– Санька, – обернулся бригадир к толпе, – тащи эту ёб… канистру сюда. Сейчас увидим кто кого нае… хотел. Парень побежал к вагончикам и вскоре вернулся с канистрой, которую отдал своему начальнику. Тот предложил Змановскому попробовать содержимое. Надо отдать должное мужеству Володьки. Попросив бригадира подать трап, он спустился на берег, мы ему кинули кружки и он на глазах у всех попробовал содержимое и воскликнул: «Да, это не спирт, и даже не водка, а ху… какая то, Сейчас будем разбираться».
Если бы Володька стал в мошенничестве обвинять рыбаков, качать права, не избежать бы нам неприятностей. Он стоял в задумчивости. Наш Аркашка подошел к трапу, спустился и стал что то объяснять бригадиру и своему шефу вполголоса. Вдруг Володька закричал во все горло:
– Мудачье вы долбанное, как я сразу не догадался тогда, когда вы под утро валялись как свиньи на палубе. Вы нас перед честными мужиками кем выставили? Суки, алкаши ненасытные!
Рыбаки окружили наших и выслушав объяснения бригадира стали дружно хохотать и похлопывать Аркашку в знак сочувствия и уважения к коллеге по питейному цеху. 
Между тем Володька потребовал принести оставшуюся канистру и передал ее бригадиру, оставив нас без единой капли спирта. Расстались мы все же друзьями.
После обеда произошел разбор полетов. Троица во главе с Аркадием Чурсиным вскоре  после отплытия из Новосибирска с подачи Виктора-кока обнаружила одну канистру с плохо прижатой пломбой и, снимая периодически ее, отливала спирт, восполняя его водой и опять надевали пломбу. Таким способом они устраивали себе праздник души и чуть не устроили нам праздник мордобоя в лучшем случае, а увечья – в худшем. На наше счастье у Аркадия в критический момент хватило мужества признаться и разрядить скандал. Пару дней мы с ними не говорили, но потом все забылось.
Опять по теории вероятности на канистру с водой рыбаки не должны были нарваться, но выпив первые 10 литров, они взялись за фальшивую, а могли и не взяться. Вот превратности судьбы. Если бы подтасовка обнаружилась после нашего ухода, то вполне вероятно, нас их кореша перехватили бы у Александрова, а у них кодекс чести почитается весьма ретиво. Но в любом исходе мнение об обманщиках было бы однозначным. Видимо наши усилия ускорили их отправку на лечение, но все же не одни мы их сделали алкашами. Задолго до перестройки сильные, красивые мужики были поставлены в условия, когда не пить просто невозможно. А о теперешних временах и говорить страшно. 
В холодильнике за пять дней до предполагаемого прибытия домой, остался только осетр и икра, но они были неприкосновенны. Начался самый напряженный период путешествия – в голодухе и при отвратной погоде. Причалив к большой деревне и имея всего три рубля, отправили Володьку Лифшица купить хоть немного хлеба. Он отсутствовал целый час и появился на берегу, неся на плече огромную голову быка. Его дермонтиновая куртка была испачкана кровью, но эта голова, сваренная в огромной кастрюле на оставшиеся дни стала единственной нашей пищей.
За сутки до прихода в Новосибирск мне опять выпало ночное дежурство. В ту ночь приземлялись, вернее приводнялись американские астронавты и «Голос Америки», который вдали от глушителей принимался ВЭФом прекрасно, обещал передать репортаж с места событий. Я устроился в рубке и стал слушать. Меня сильно развлек спор между командиром авианосца, участвовавшего в операции поиска капсулы, с командиром вертолета, когда каждый утверждал, что первый найдет астронавтов. Великолепный спектакль тогда разыграли американцы, и пари таки выиграл командир авианосца. Выуживание капсулы уже не вызывало особого интереса и где то около четырех утра, под шум репортажа я заснул и проснулся от крика капитана «Тонем!»
Продрав глаза, увидел, что наша посудина дрейфует по волнам в сторону каких то огней. В это время выскочил испуганный Коля и стал озираться и спрашивать где помпа, но заметив приближающиеся огни, дал ход и отвернул от них, пытаясь понять в каком месте мы очутились. А внизу творилось нечто невероятное. У Чудагашева начался припадок, типа эпилептического. Его трясло, глаза блуждали, но Коля вырулив к берегу, заглушив двигатель, спустился в кубрик и объявил, что Юрка его обписал сверху и требовал его наказания. Тот не долго думая, прекратил свой приступ и кинулся с кулаками на капитана. Их растащили по разным углам. А я про себя подумал, что если бы не Юркино недержание, то по моей вине опять бы чего-нибудь произошло. Утром спросил у Коли что это за огни были и он сказал:
– А тот самый земснаряд, на который мы тогда чуть не наскочили.
В обед на горизонте появились трубы Новосибирска, и через час закончилось наше путешествие, которое не назовешь прекрасным, но и скучным оно не было. При всей безалаберности нашего командира, все же его главная заслуга, что все мы вернулись и остались друзьями.
На берегу нас ждала неприятная новость – уехал наш любимый директор и вроде бы кончилась наша юность.
«Черныша» взял к себе Аркадий и в ту же ночь этот пес порешил всех кур во дворах их улицы, видать и в родной деревне имел специализацию по этому делу. Мне было очень жаль, когда этого умницу отвезли на заимку к знакомому егерю. Я бы его взял, но у меня в ту пору был великолепный спаниель «Дон», который бы не потерпел чужака. Больше того пса я не видел, и чем закончилась его жизнь вне привычной среды, не знаю.
Привезенная добыча была поделена справедливо, и мне достался кусок осетра около 6 кг и полулитровая банка черной великолепной икры. Что за уха получалась из этой рыбины, какие бутерброды – до сих пор с вожделением вспоминается.
Фильм же о нашем путешествии получился не очень хороший, режиссура не та, да и техника барахольная. Эпизод, где из-под покрытого куржаком брезента торчат две пары голых ног, на мой взгляд, получился талантливым. Но он то как раз и не понравился той троице. И у меня большое подозрение, что она способствовала его исчезновению. Впрочем, возможно пленка просто затерялась при многочисленных переездах института.
Наш славный корабль «Обь» еще несколько лет служил при коллективных вылазках на просторы Обского моря, но время брало свое. Корпус совсем стал негодным, и его пришлось списать на металлолом. Но в памяти он остался как греющий душу воспоминаниями настоящий дом, приютивший почти на целый месяц команду полу авантюристов, полуученых, полу речников, полу… Все мои стенания по поводу мытья гальюна, лишения каких то привилегий, обид оказались настолько мелочными и не идут ни в какое сравнение с истинными ценностями приобретенные нами (не имею ввиду осетра).
Вот по прошествии более чем тридцати лет, вспоминая те времена, не могу не назвать их счастливыми не только потому, что мы были молоды, но и потому, что, будучи очень разными, имели и общие интересы – служить науке и крестьянству. Кто то впоследствии уехал в Европу, кто то отошел от интересов села, но начальная закваска при Павлове Борисе Васильевиче, нашем первом директоре, осталась и скоро исполнится 45 лет нашему славному СибИМЭ. Не все смогут принять участия в торжествах – одни из-за нищеты, в которую ввергли нас проклятые правители Ельцынской эпохи, другие из-за здоровья, третьи…, третьим, их светлой памяти и посвящен этот неумелый рассказ.
21.10.04г.

P.S. Эта приписка сделана 3 февраля 2007 года. Половина команды во главе с ее командиром ушли навсегда, оставшимся выпала судьба созерцать экономическое «чудо» под названием удвоение ВВП. Сургутская нефть да газ Ямала – вот причина нашего стратегического слабоумия.




2.О животных

Ворона
Постоянная спутница моих жизненных чудачеств элитная сука породы «ягд-терьер» и по кличке «Тереза» очень не любит ворон. Причем именно ворон, а не голубей и воробьев там каких то,  и я знаю почему. Когда у нас была дача, то моя «Тереза» очень любила терроризировать соседских кур, изредка прорывавшихся на наш участок и тут же забывавших в какую сторону отступать в случае опасности. А собачонка, почуяв неладное, очень осторожно пыталась выбрать место для атаки и подползала к жертве среди грядок и кустов малины и смородины.
Ворона, которая жила со своим спутником в соседском колке, нашу территорию считала своей вотчиной, где можно и у кур что то стащить и у свинюшек, да и у людей тоже. Она постоянно дежурила где то поблизости и как только «Тереза» появлялась во дворе, подлетала и садилась на столб и вертела головой и молчала. Но стоило только собаке приступить к охоте, как карканье заполняло пространство и сильно раздражало мою любимицу. Она пялилась на ворону, рычала и если та подлетала еще ближе с лаем кидалась в ее сторону. Куры на это реагировали паническим кудахтаньем, и в дело включался петух, который не ходил на чужую территорию, но всегда готов был кинуться на обидчиков его гарема. Невообразимый гвалт начинался, сливающийся в общую куро, петухо, собачью, воронью какофонию. Тут уж и людям хоть уши затыкай и хватай любой предмет и разгоняй эту шайку.
Сначала эти «концерты» всем нравились, поскольку артисты свои роли играли искренне и вдохновенно. Но когда на дню они стали происходить по несколько раз, а у других соседей малышки–двойняшки не могли иногда заснуть, то что-то надо было предпринять. Обсуждалось три варианта. Первый – подстрелить ворону и оставить ее спутника вдовым. Второй – ограничить свободу собаке, чтобы гуляла утром и вечером, когда кур еще не выпускают или они уже расселись по насестам. Третий – тщательно заделать все дырки в заборе и лишить кур дополнительного пространства, а собаку повода на них охотиться.
По первому варианту выступило большинство и осудило его. Мотив общий был таков: «Не мы их вырастили и не нам ими распоряжаться». Тем более, что эта пара наверняка еще до строительства дач здесь обосновалась. Один педагог среди нас оказался (кстати хозяйка кур), который заявил, что вороны это санитары леса, что они очень умные создания и т. п. Зато ее молодой зять уже приготовил ружье для приведения возможного приговора в исполнение.
Против ограничения собачьих свобод естественно выступил я, резонно заявив, что и так полгода собака кроме четырех стен ничего не видит. И потом она же создана охотницей быть. Больше того, я сделал еще одно необдуманное заявление, что если моя «Тереза» нечаянно задавит одну-две курицы, то компенсирую потери их хозяевам по цене сто рублей за штуку.
На утро стал осуществляться третий вариант. Сосед начал укреплять забор и мне пришлось ему помогать. Они резонно с хозяйкой решили, что названная компенсация мала и лучше оградить кур от посягательств с нашей стороны.
Число концертов резко сократилось и возникали они только тогда, когда некоторые самые ретивые экземпляры перелетали забор, но так же ловко с разгона, устроенного «Терезой», летели назад, а ворона все эти события продолжала упорно комментировать. Правда тактика несколько изменилась. Теперь она садилась на забор и собаке приходилось затевать уже на нее охоту и надо было видеть как особа прикидывалась то больной, то подбитой и нервировала собаку почти до истерики. Но и собака изменила тактику. Она стала делать вид, что все это карканье ее не касается и ей наплевать на него.
Однажды она улеглась под кустом смородины и принимала солнечные ванны. Ворона отвлеклась на соседскую овчарку, пробегавшую вдоль забора, и в этот момент моя сучка подпрыгнула как мячик и вырвала пару перьев из хвоста птицы. Еще бы чуть-чуть и ворона могла лишиться жизни, но пронесло. Некоторое время наша ворона летала общипанной, но своих повадок не бросила. А я из ее перьев сделал поплавки и даже поймал на них несколько карасей.
Той осенью мы разошлись миром. Нам предстояло зимовать в городе, а птицам в холодном и голодном лесу. Правда, им немного повезло. Одна сволочь, проезжая мимо наших домов, выбросила щенка на дорогу. Мы не сразу увидели его. А когда обратили внимание, то щенок уже настолько одичал, что общался только с пастухом-алкашом, который его подкармливал. Щенок глубокой осенью превратился в красивую овчарку и продолжал жить под кузовом брошенной машины. Пришлось мне раз в неделю возить ему из города громадную кастрюлю каши с кусочками обрези. Все это варево делала моя, светлой памяти, мама и мы с «Терезой» везли его несчастной собаке. Ее, правда, еще кто-то подкармливал и она выглядела прилично. Все попытки моей собаки познакомиться более тесно пресекались оскалом зубов и вздыбленной шерстью. Эта гордая псина и меня близко не подпускала, не смотря на то, что я ей привозил еду.
В этой печально закончившейся истории вороны не преминули поучаствовать. Они увидев нас с «Терезой» уже слетались стаей штук по семь-восемь и рассевшись по березам ждали когда голодный пес из вываленной кучи начнет под кузов таскать заначку. Тут же первая партия ворон устремлялась к каше. Собака кидалась на них, а они хромая и волоча крылья по снегу, отвлекали ее в сторону. В это время другая партия слеталась к кузову и начинала растаскивать оттуда. Бедный пес метался между этой сворой воришек. Однажды и моя псина не выдержала такой наглости и кинулась по глубокому снегу за одним «гибнущим» экземпляром, но получила мощный пинок клювом по заднице. Снег не позволял этой мощной и ловкой собаке оказать достойное сопротивление, и она вынуждена была ретироваться под машину. Я был поражен такой слаженной и разумной работой пернатых. Они явно своим интеллектом переигрывали собак и оказались победителями. И только вмешательство палки в моей руке немного выправило ситуацию.
В середине зимы при подъезде к логову брошенного пса я заметил, что вороны не сопровождают нас как было прежде. Не вышел навстречу и пес. Я спустился кое–как к кузову и обнаружил его мертвым. Что с ним случилось осталось тайной для нас. И вороны с пол зимы лишились подкормки.
Теперь у нас дачи нет и не слушаем по весне соловьев и не общаемся в воронами и галками. Но неприязнь моей собаки к воронам осталась. Она не упустит случая погонять их у мусорных баков, облаять у гаражей. Совсем недавно меня поразила одна картина. Ворона нашла хорошую горбушку белого батона и я ее увидел, когда она тащила этот кусок в клюве по тротуару, попутно отбиваясь от конкурентов. Я остановился, поскольку она двигалась в мою сторону. Собака моя была занята у школы с детьми, в которых души не чает. Ворона подошла к луже и окунула в нее черствый кусок. Пополоскала его и попробовала поклевать. Поддавалось плохо, тогда она повторила манипуляцию. Я и не заметил как у моей ноги уселась «Тереза» и тоже с любопытством стала наблюдать за действиями этой умницы. Наконец, хлеб размяк, и его стали клевать сразу три создания и мне показалось по окраске, и размерам, что присоединившаяся пара – это дети мудрой матери. «Тереза» почему то их не тронула.
Я задаю себе вопрос: «А способны ли на такое наши любимые создания, которых мы ценим за ум и умения всякие. Но проявления интеллекта на вороньем уровне, я в своей жизни ни у собак, ни у кошек не наблюдал.

Если в молодости, когда охотился и принимал участие в акциях по уничтожению ворон, меня не мучила совесть, то теперь бы ни за что не поднялась рука на это невзрачное но такое удивительное существо. Да, вороны разоряют гнезда мелких пташек, убивают зайчат и утят, но без них мы бы обросли такими горами нечистот и мусора, что небо бы нам показалось в овчинку. Бог создал эту птицу и ему вершить суд и над ней и над всеми нами. И не верьте люди всяким там слухам, что вороны, волки и лисы злейшие враги наши. Это мы со своими искаженными всякими штучками – дрючками превратились во врагов природы, а зря. Надо бы пример по мудрости брать хотя бы даже с той самой вороны.
Москва, 28.04.05г.       

САТАН
Он появился у нас летом в 40-м году прошлого столетия. Было ему от роду месяца три, не больше. В ту пору мы жили в г.Бийске на Кольцовской улице в своем домике, рядом со знаменитым Чуйским трактом, воспетым во многих народных песнях.
Нас было шестеро: бабуся с дедушкой, мама, тетка и мы с сестренкой двоюродной. Ей было шесть лет, мне пять. Появление щенка – результат наших каждодневных поскуливаний и причитаний: «Мол, вот у соседского Вовки есть Шарик, а у нас никого». Хотя на дворе в ту пору была и корова и свинья и куры и даже черная кошка, которая имела привычку у меня в ногах котиться.
Породы наш Сатан (кличку дала тетя Лида– большая любительница животных) был неопределенной, но к шести месяцам вымахал до размеров бычка и походил окрасом на овчарку, а морда была чисто волчья – так утверждали взрослые знатоки.
В ту пору мы жили очень не плохо. Бабуся держала огород соток в шесть, где росли все овощи, и даже картошка своя была. Мы не знали никаких проблем с питанием, и живность наша имела все, чтобы давать молоко, поросят, яйца.
Зачастую Сатану давали вареную картошку, а я в ней души не чаял и приворовывал у него из миски, когда никто не видел. Он мне позволял ковыряться в его еде и ни разу меня не попер от своей конуры. Я ему в благодарность иногда тоже подкидывал вкуснятину в виде блинчиков или сметаны на куске хлеба.
Первый удар по нашему благополучию нанесла внезапная смерть бабуси в том же году. К осени огород сократился наполовину, не стало вкусненьких оладий и блинов, сырников – все это великолепно могла она стряпать и нас постоянно баловать. И Сатана пришлось посадить на цепь, поскольку беспрекословно слушался он только бабусю. Вымахав в здоровенного кабеля с могучим басом, пугал им проходящую по улицу публику всякую.
Второй и самый страшный удар нанесла начавшаяся в 41-м году война. Она сгребла с нашей улицы почти всех мужиков и вместо их уже в конце лета полетели в наши края похоронки, сея горе, и даже мы дети его ощущали.
Третий коварный удар случился, когда украли корову. Ее провели ночью мимо Сатана, а он проспал это преступление – так мы рассуждали, обвиняя его в потере бдительности. В один момент родители даже обсуждали вопрос как избавиться он собаки, уж больно много ей еды нужно было, а где ее брать, если самим не хватало. Но наша истерика с сестренкой отменила это решение. Но время от времени псу напоминали о корове и он вроде бы даже сознавал свою вину и, поджав хвост удалялся в будку.
Много позже выяснилось, что Сатан то совсем не виноват. Корову увела лучшая подруга мамы, которая у нас дома бывала очень часто и Сатан ее признавал за свою. А то, что она решилась на такую подлость, так собачьему уму это было не понять, как впрочем, и человеческому. Он голодал наравне с нами, но никогда ничего не спер и никакой курицы не тронул.
Однажды вечером перед Пасхой тетя Лида, собираясь на всенощную, отпустила пса с цепи. Он как обычно отправился в лес через дорогу, где встречался с сородичами по разным делам. Тетка с узелком подалась на всенощную в город, а пес, как выяснилось потом, на некотором удалении пошел оказывается за ней.
Рано утром обнаружились на крыльце два кулька с куличами и яичками, которые наш Сатан охранял. Мы вскрыли холщевые кульки и стали питаться неожиданным подарком, отдавая часть продуктов и псу.
Вскоре пришла тетя Лида и поведала маме и соседям, что ночью какая то собака среди старух устроила переполох, воруя съестное, принесенное верующими на освещение. Все тут же поняли чья это была собака. Пока разбирались и судачили, Сатан исчез. Мы решили, что он опять побежал к церкви, поскольку содержимое кульков оказалось вкусным. Всякие кары, которые обещались ему, оказались пустыми. Пес не появился дома ни вечером, ни утром Он пропал. Соседская старуха на полном серьезе доказывала, что его Бог наказал за совершенное кощунство. Ведь старухи из последних запасов муки пекли куличи, дорогие вещи отдавали за пару яиц на базаре. Тетя Лида опять сходила к церкви и нищие ей сказали, что похожая собака появлялась здесь утром, но ее поймал какой то мужик и увел с собой. Предсказания соседки сбывались.
Мы долго горевали с сестренкой, да и взрослые тоже. Ведь эта псина сопровождала нас во всех наших забавах и походах в тайгу, на Чуйский тракт и речку Бию. По сути он был нашей нянькой. Никто не решался нас тронуть пальцем, ведь Сатан строго наказывал обидчиков. Учуяв неладное, он прыжком сбивал с ног обидчика своей могучей грудью, становился над ним и грозно рычал, но не кусался. Зимой он впрягался в санки, в которых восседали мы, и часами гонял по улице.
Постепенно мы свыклись с потерей верного друга и стали закидывать удочки родителям насчет другой собаки. Но вот уже в разгаре лета возвращались с сестренкой с Бии после купания и вдруг услышали за высоким забором знакомый лай. Я взобрался по ярусу бревен, приваленных к забору, и посмотрел во двор. Там на цепи бегала наша собака.
– Сатан! – во все горло заорал я.
Увидев меня, пес с разбегу порвал цепь, взлетел как мячик на забор, повалил меня и мы вместе скатились с бревен в песок. Что он творил от радости! Лизал, скулил, выл, заглядывал в глаза! Потом накинулся на сестренку и повторил репертуар неподдельных эмоций. Мы, наконец, зареванные от радости, грязные, но счастливые двинулись домой.
Родители встретили нашу компанию с двояким чувством. С одной стороны была радость, что нашелся наш охранник и друг, а с другой – тревога, смогут ли они прокормить еще одного едока с прекрасным аппетитом. Выяснилось вскоре кто украл нашего любимца. Им оказался опять же хороший наш знакомый – завхоз с маминой работы, Сатан его знал, потому и позволил себя увести от церкви.
Вскоре мы вынуждены были переехать в барак, где жили еще несколько семей, и псу пришлось уже жить в коридоре, а в лютые морозы его запускали в комнату и он облюбовал место у группки. Наши родители иногда вечером уходили на разные мероприятия и чаще всего на расчистку дорог и разгрузку вагонов и барж (летом), оставляя нас на попечение Сатана. Однажды зимой, когда они ушли в очередной раз, мы с сестренкой закрылись на крючок, хотя нам этого запрещали делать, поскольку пес никому бы не позволил нас тронуть. Но инициатива детская непредсказуема. Раз запретили, то надо попробовать. Закрывшись, мы завалились спать, и разбудить нас не было никакой возможности. Родители битый час проторчали у двери, уговаривая пса разбудить нас, но что он мог сделать. Стащил с нас одеяла, но мы не просыпались.
Видимо случайно, но поднимаясь на задние лапы перед дверью, передней лапой он сбросил крючок и дверь открылась. Утром родители пожурили нас и поведали историю о мудрой собаке, которая смогла открыть дверь. Но с тех пор повелось открывание настежь двери уже по нужде самой собаки. В трескучие сибирские морозы посреди ночи мы оказывались в холоднющей квартире, а пес при том мирно калачиком спал у печки, справив нужду во дворе. Закрывать то дверь он так и не научился. Пришлось родителям ставить еще один запор.
Через тракт от нас вскоре после начала войны появился полигон, где день и ночь стреляли, рыли, бегали и пускали ракеты. Сибиряки тренировались тут прежде чем попасть на фронт. Помню очень ясно, как офицер рядом с трактом показывал солдатам работу детонатора. Ребята в полушубках расположились вокруг командира, а тот зарядив в детонатор бикфордов шнур, воткнул изделие в снег, поджог шнур и стал вслух считать время. Раздался хлопок на счете 17 и вдруг один солдат схватился за руку. Сняли с него полушубок, а рукав гимнастерки уже покрылся кружком крови. Я только гораздо позже понял, насколько дурным был командир. Ведь осколочек от детонатора мог и ему глаз вышибить. Зато солдаты поняли какая длина шнура нужна для проведения того или иного взрыва. Да там и нас то никто не отгонял, но Бог миловал.
Зима выдалась самая голодная, на карточки уже мало что давали питательного. Нашей собаке доставались только очистки от картошки да иногда кости от забитых выбракованных лошадей. Но беда нас поджидала с другого бока. Наши родители заставляли нас запоминать сводки «Совинформбюро» и вечером им пересказывать. Все, даже мы дети, понимали, что у Сталинграда происходит что то жуткое и судьбоносное. Уже ушел на фронт наш сосед десятиклассник и вскоре погиб. На полигоне кипела работа день и ночь. Однажды т. Лида спрашивает нас.
– А чем мы можем помочь фронту?
– Давайте пошлем туда мешок кедровых орех, – говорит Лиля. Этими орехами нас подкармливали и они здорово выручали нас.
– Может носки теплые, что от дедушки остались, – говорю я. Дедушка недавно умер после долгой болезни.
– Лучше всего послать на фронт Сатана, – говорит моя мама, – он сильный и молодой и сколько фашистов может задушить или вытащить наших раненых бойцов?
Мы с сестрой открыли от удивления рты. До этого никогда не слышали, чтобы собаки воевали. Но вопить и истерику закатить мы не решились – ведь собаку предполагалось послать на фронт, а это было святым и обсуждению не подлежало. Мама подвела итог.
– Завтра мы его передадим военным и они его научат как действовать, а потом отправят на фронт.
Поплакав немного, мы с сестренкой стали собирать нашего любимца в дорогу. Пес почуял неладное, стал тише воды, ниже травы, даже от еды отказался и когда утром за ним пришел военный, он не сопротивлялся и понуро на поводке поплелся за ним, оглядываясь в нашу сторону. Мы не удержались и завыли в два голоса.
Больше мы не видали нашего Сатана и не знаем как закончилась его жизнь. Немного позже на том же полигоне пришлось видеть как тренировали больших псов бежать из загона к работающему танку, среди этой своры нашего не было.
Встав взрослым, я выяснил все подробности использования собак в борьбе с танками. Дикая затея, когда пса превращали в смертника, и он должен был подрывать танки ценой своей жизни. Тогда я спросил маму, знала ли она куда отдали Сатана. И она подтвердила, что его забрали для борьбы с танками. К ней на работу пришли накануне и потребовали отдать собаку, не принимая никаких отговорок У нее даже была бумажка, что пса мобилизовали для нужд армии. А нас они подвели к неминуемому расставанию через те побасенки и правильно сделали, иначе бы нанесли нам травму психологическую. Уж больно мы любили нашего Сатана.
Давно лежат в могиле и сестренка и т. Лида и мама, сгнили косточки Сатана где то, остался я один свидетель тех страшных лет для нашей Родины, но не могу забыть простого пса, который что то в моей душе оставил светлого и непреходящего. Может благодаря ему я пронес через всю жизнь любовь к животным, любовь к природе и к нашей многострадальной Родине.
Москва, 28.01.07г    

"Терри"
Мое полное название "Тереза Запруданская". Такую кличку еще в ранней юности мне приклеил хозяин – старичок, который у меня служит. На самом деле я – ягд-терьер, семи лет и с полной родословной. Я девица, поскольку этот хозяин жалел меня, полагая видимо, что щенки повредят мне. А вот теперь он постоянно щупает опухоль на моем соске и грустно вздыхает, нужна операция. Я родилась 6 апреля и уже в полуторамесячном возрасте попала в руки  старушки – матери моего хозяина. Мы с ней жили душа в душу. Я спала с ней под одним одеялом, она кормила меня с рук, постоянно ходила за мной с тряпкой и ни разу не шлепнула, хотя и было за что.
Но мое детство быстро кончилось. Моя подружка умерла. Я правда сначала думала, что смогу ее отогреть, забравшись к ней на грудь, но вскоре поняла, глядя на хозяина, что у нас горе и залезла под кровать, подвывая оттого, что он плакал. Даже сейчас, заходя в комнату, где провела детство, чувствую запах моей подружки и вспоминаю безбедные дни.
Этот фантазер, знакомя меня с новыми людьми, обычно рассказывает одну и ту же историю. Будто еще за пару недель до моего появления у них в доме, он увидел сон. Ему приснилась беседа с Господом Богом. Он утверждает, что не помнит о чем они беседовали. Помнит только последний вопрос, который он якобы задал.
– Скажи Господь! Когда я умру?
– Ты умрешь вместе со своей собакой, – ответил Бог.
Тут в его рассказе наступает кульминационный момент.
–Я проснулся и думаю как же так. Ведь у меня то и собаки нет! – говорит он с удивлением и потом после небольшой паузы добавляет, – вскоре вечером раздается в двери звонок и на пороге появляется мой друг и протягивает на ладони кутенка. А я ведь его не просил! Теперь для меня эта "Терри" не просто живая память о маме, но и ангел-хранитель и отношусь я к ней не как к собаке. Кто ей делает плохо, тот и мне наносит травму!
Скорей всего ему действительно приснился такой сон. Но я то точно знаю зачем меня к нему притащили. В те годы на нашу породу была большая мода. Мы же выведены как норные, но примесь всяких других кровей сделала нас универсальными. Мы и на кабана ходим, и на лося. Главное наше преимущество в том, что мы не думаем о последствиях собственного поведения. Мы не боимся рвануть в нору, под воду, да куда угодно и не спрашиваем: "А как возвращаться? Кто нас будет откапывать? А если он меня полосонет клыком? А если перехватит на тропе волк? Наплевать на все – щекочет ноздри запах зверя и ты несешься не помня ничего и руководствуясь только азартом преследования.
Не случайно наши хозяева–охотники с каждой третьей – четвертой охоты возвращаются без нас. Мы гибнем, схлестнувшись в мертвой хватке с барсуком или лисой, задыхаемся в обвалившейся норе. Гибнем от клыков кабана или копыт лося, нами лакомятся волки. И все потому, что страсть наша и злобность не имеет контроля. Уж так у нас устроены мозги.
Так вот Владимир Константинович – знакомый моего хозяина резонно рассудил, что раз щенок ягд-терьера стоит 200$, то нужно подсунуть этому простаку сучку и пусть она два раза в год приносит по 4-5 щенят аж на "тыщу" зеленых. Но он просчитался. В те годы мой хозяин жил в достатке и ему эти доллары через "издевательство" над собакой не нужны были. Это теперь он обнищал и в прошлом году даже интересовался у ветеринаров нельзя ли меня случить. Я то всегда рада, но "ученые" сказали: "Опасно" и остаюсь я девицей.
Вещий сон стал причиной моей внешне благополучной жизни. За семь лет не было случая, чтобы я ела позже хозяина. Он всегда берет меня в дальние поездки на машине. Особенно мне нравится бывать в Белоруссии. Но об этом позже.
Первую серьезную неприятность я устроила ему в шестимесячном возрасте. Мы в то лето отдыхали на озере Селигер большой и веселой компанией. Дядя Саша, которого я обожаю, поскольку он был хозяином "Буша" – громадной овчарки – моим наставником, вместе с моим хозяином поплыли ставить сеть. Меня не взяли, хотя я очень и просилась. А тут Николай Васильевич, Надежда Александровна, Светка – их внучка и Дашка– внучка моего хозяина собрались ехать на машине в магазин. Но опять меня не взяли. Посмотрев, что Виталька (внук и тезка хозяина), которому было поручено следить за моим поведением, увлекся с удочкой, я дунула вслед за машиной. Пока ехала она по лесной дороге, я поспевала бежать сзади, глотая пыль из-под колес. Проехав три – четыре километра, машина стала выезжать на асфальтную дорогу и вдруг остановилась. Выскочила Дашка и с криками "Ах, ты дура набитая, безмозглая скотина. Там же дед с ума сойдет!" схватила меня и затолкнула в машину. Я действительно сильно устала и наглоталась пыли, но не чувствовала за собой вины. В лодку не взяли, в машину тоже и еще ругаются. Жаль, правда, была хозяина. Ведь он наверняка меня ищет. Но что я могу поделать со своей страстью. Конечно мне обидно и Даша не права, но она мною любима, может быть чуть меньше, она то меня редко кормит и живет у нас всего один месяц в году. Они посовещались что делать – возвращаться или продолжать путь в городок Осташков и решили продолжить путь. В городе у магазина я попыталась выскочить – пописать захотелось, но Н.В., строгий мужчина, шлепнул меня и приказал сидеть в душной машине. Ладно, подумала я, потерплю, но потом пожалуюсь хозяину за такое отношение. Вскоре вся компания погрузилась и мы поехали обратно. Я задремала на спинке заднего сиденья. Вдруг машина остановилась сразу как съехали с асфальта, а Дашка схватила меня и засунула себе под ноги. Но я успела увидеть двух Виталиков, сидящих на обочине. В руках старшего был хороший прут. Наверняка он мне предназначался, поэтому не стала проявлять радости от встречи. Но откуда они взялись здесь в пяти км от нашего лагеря?
Их разговор меня очень расстроил. Мой хозяин говорил, что они шли по моим следам, отпечатавшимся на песчаной дороги, до самого асфальта. Потом уже не было смысла дальше идти. Тут он стал сильно ругать внука за его разгильдяйство и спрашивать что он теперь будет делать без меня, что скажет матери по возвращении. Надежда Александровна, жена Н.В. предположила, что я еще может быть найдусь и предложила ехать в лагерь, поскольку надо было кормить всю нашу ораву. Виталики стали залазить в машину и я тут не выдержала и с криком, т.е. лаем выскочила из машины и кинулась к ним. Мой хозяин даже от неожиданности сел опять на бруствер, схватил меня на руки и заплакал. Я впервые увидела его слезы, и мне стало его очень жалко. Стала слизывать с лица соленую жидкость и визжать от переполнявших меня чувств и не заметила как описалась прямо в его объятиях. Тут он немного пришел в себя и схватив прут хотел меня повоспитать, но я заскочила в машину. Все очень были тронуты нашей встречей и стали шутить над Виталиками, над их пробежкой в жару и следопытскими умениями.
Я, пытаясь загладить свою вину, залезла на колени к хозяину и притихла, обуреваемая мыслями по поводу случившегося и не понимая почему получилась такая история. Ведь я только одного хотела – общаться с ними, а они почему то все делали так, чтобы мне было хуже.
Поехали по лесу, и тут кто то увидел гриб. Все дружно высыпали из машины. Я впереди. Мне надо было срочно сделать то, чего не смогла в городе. Но окрик хозяина меня тут же остановил и заставил вернуться в машину. Я уже едва терпела. А он и говорит.
– А что бы было, если Дашка тебя дуру не заметила перед асфальтом? Они бы уехали и что тогда? Конец! Мы бы больше тебя не увидели.
Что бы было, что бы было! Откуда я знаю что бы было. У нашей породы нет ответов на такие вопросы. Если бы я стала себе задавать их, то не была бы ягдом, а какой-нибудь болонкой, которая только и знает что на руках вертеться.
Грибов они не нашли и вскоре мы поехали дальше. Теперь уже захотелось и есть, пробежка сильно аппетит нагнала. Надежда Александровна – наша главная кормилица стала обсуждать меню предстоящего обеда, заявив, что после ухи будут сардельки. Ее муж при этом воодушевился и стал напевать какую то мелодию. Он большой любитель попеть. Уха меня не прельщала, а вот упоминание о сардельках тут же отразилось выделением слюны. Мы приехали в лагерь, где отсутствовали часа два. Первым меня приветствовал "Буш", а его хозяин, увидев меня, пробурчал.
– А я уж надеялся, что больше не увижу эту глупую псявку! Это он так над моим подшучивал. Ладно, за такие шутки надо бы ему чем-то насолить, но сразу не придумала, а потом только к вечеру вспомнила. Все занялись всякими мелкими делами, я же стала следить за нашей кормилицей. На костре допревала уха. Рыбы накануне поймали много, правда и народу в лагере нашем насчитывалось достаточно. Жена моего хозяина готовила и раскладывала салаты, к ним я тоже была равнодушной. Большущая клеенка на поляне постепенно наполнялась всякой едой. Разлили по тарелкам уху, а по рюмкам коньяк и вино. Настал момент закладки сарделек в большую кастрюлю. Тут я насторожилась. Надежда Александровна извлекла из сумки связку сарделек и положила на клеенку, ожидая когда вскипит вода. Я точно знала, что мой хозяин мне обязательно хоть полсардельки, но даст, хотя мне и не положено их есть. "Буша" кормили раз в сутки противной кашей, куда клали немного тушенки. Приучали и меня к такому рациону. Я наотрез отказывалась, но голод не тетка и приходилось эту гадость есть.
А тут в трех метрах от меня лежала связка невареных сарделек, гораздо более вкусных, чем вареные. Украсть или не украсть – такого вопроса не стояло. Загвоздка была в другом. Все находились на поляне и увидели бы что я творю. У меня же было две цели: съесть пару сарделек и насолить Н.В. за пинок в городе. Но их было слишком много. Да ладно в случае чего и "Буш" поможет, ему то мне ничего не жалко.
С этими мыслями я схватила связку и помчалась прочь. Все закричали, и на шум прибежал  "Буш". Он был хорошо воспитан и у застолья никогда не вертелся. Увидев меня, ковыляющую через поляну (сардельки не давали бежать, путаясь в ногах) кинулся с лаем, означавшим, что я немедленно буду наказана. Я успела юркнуть под машину, а пес чуть не схвативший меня за хвост, в силу своих габаритов как не старался достать меня не мог. Тут вмешался мой хозяин и стал меня строго звать к себе. Я должна была слушаться, но запах сарделек отшиб все навыки. Тогда он взял палку и стал в меня тыкать ею. Я огрызалась, но поняла, что силы неравные и умчалась в кусты, бросив сардельки.
Между тем на поляне возникла ситуация странная. Кто-то сказал: "Так, остались мы без второго!" Кто-то возразил: "Подумаешь, помыть их, да и сварить!" Таких оказалось меньшинство. Отказался от сарделек и Н.В., чего я и хотела. Но и мне ничего не досталось. Я сильно разозлилась, но к столу подходить боялась. Когда же стали пить чай и достали головку сыра – самого моего любимого кушанья, я не выдержала, выскочила из кустов, схватила ее и умчалась опять под машину. Тут уж не на шутку разозлился народ. Мой хозяин выволок меня и на глазах у всех отстегал больно прутом. Правда я на него не долго обижалась, ведь он поступил справедливо. Особенно возмущался моим поведением Саша, заявляя, что в следующий раз он меня пришибет и не пожалеет. На что Галя (его жена) и Светка (его старшая дочь) резонно заявляли: "Ну что вы хотите, она же еще щенок, подрастет, поумнеет! Пожалейте Виталия Васильевича. Он сегодня и так натерпелся всего".
К вечеру все забыли о моем поступке. Надежда Александровна даже меня погладила, приговаривая: "Ах ты милая моя воровочка" Девчонки же с удовольствием изображали из себя тонущих, а я кидалась с берега их спасать. Но голод заставил меня заняться поисками съестного. Ведь за всеми этими делами, меня забыли покормить. Я хорошо видела, что остатки сарделек положили с сумку-холодильник и надеялась их потом заполучить.
"Включив" нос на поиски съестного, стала бродить вдоль берега. Повеяло недалеко от поваленного бревна резким и приятным и противным одновременно запахом. Вскоре я нашла кучу гниющих рыбных остатков. Для еды они не годились. Но инстинкт подсказал, что это лучшее средство защитить себя от гнусных блох. У меня то правда их не было, но "Буша" они донимали. Я изрядно повалялась на этой куче и отправилась искать друга, чтобы и он сделал то же. Обнюхав меня, "Буш" дал понять, чтобы я его проводила к этой куче. Мы отправились туда и "Буш" с удовольствием вывалял свою шерсть в этой тухлятине. Вернулись мы на поляну, когда наш народ ужинал. Я подошла к хозяину и села рядом. Вдруг Мария Сергеевна, моя хозяйка, которую я тоже обожаю, ведь она меня иногда кормит, стала принюхиваться и посмотрев на меня закричала.
– Пошла вон отсюда, тварь вонючая! – Хозяин тут же обозлился на нее и погладив меня сказал ей не ругать ни в чем не виноватую собаку. Но, понюхав ладонь, воскликнул: "Тырри" в каком дерьме ты вывалялась?!" Он тут же прицепил меня на поводок и, найдя в машине шампунь, поволок меня в озеро. Крепко намылил и долго смывал. Потом понюхал мою шесть и опять давай намыливать. Я, если бы умела говорить на их языке, то сказала бы, что этот вонючий шампунь меня от блох не предохранит, а вот мой препарат как раз наоборот.
У "Буша" получилось еще хуже. Его необычный запах обнаружился уже к ночи, когда он пришел на свое место спать в предбаннике палатки (я то сплю в ногах у хозяина). Обойти его, не зацепившись, невозможно. Первыми "запачкались" девчонки, потом Галя, а последним Саша и он задал бедному псу такую трепку, что мне было не по себе. Никакого шампуня не хватило, чтобы отмыть этого здоровяка. Если бы люди знали, что я его надоумила с блохами разделаться, то не стали бы задавать ему трепку. Он же на меня зла не держал. Я немного радовалась, что столь неожиданным способом немного насолила Саше. Ведь он уже в темноте отмывал своего пса.
В этом сезоне больше ничего интересного не случилось. Зимой мы с хозяином рано-рано утром уходили в поле и почти час гуляли. Тогда я научилась искать палки в снегу и таскать их моему охотнику. Правда раз в неделю так же раненько отправлялись на машине на дачу подкармливать ничейную собаку. Пока она ела, я гоняла ворон и очень их возненавидела. Если я по глупости в молодости воровала сардельки и сыр, то эти твари воровство возвели в главное свое занятие. Меня они пару раз обхитрили тоже. Я кидалась на ворону, она немного отлетала и делала вид, что у нее совсем нет сил лететь дальше. Пока я за ней гонялась, другие успевали похватать куски каши и мяса. А та бедная собачка так и не захотела со мной дружить, и пряталась в логу, если я пробовала к ней приблизиться. Вот так в декабре мы уехали с большой кастрюлей еды, которую приготовила моя любимая подружка, а вернулись уже к ней умершей. Мое детство кончилось. Теперь я поняла, что только один человек остался, который любит меня и жалеет.
Однажды на прогулке уже ранней весной мне вдруг захотелось откопать норку какого то зверька. Уж больно аппетитный запах шел из норки. Хозяин в это время рассматривал какие то камни с надписями на них и все бормотал вслух "Какие сволочи…, какое кощунство!". Наконец он нашел почти целую плиту и надолго перед ней застрял, а я принялась за дело. У меня уже были к тому времени мощные когти и зубы поменялись. Лапами я стала отгребать уже оттаявшую землю, а образовавшийся свод отрывала зубами. Запах становился все вкусней, но тут я поняла, что зубами уже не могу работать. Рот не закрывался и был забит глиной. Попробовала сама выковырять ее, но ничего не вышло. Пришлось бежать к хозяину за помощью. Он увидел во что превратилась моя блестящая шерсть и что творится с моей мордой и стал меня ругать. Правда, пальцами осторожно отодрал глину с моего неба  и зубов. А чего ругать то. Ведь во мне проснулся инстинкт норной собаки. Я и сама не рада глотать землю и до отупления рыть землю.
Как только мой рот освободился от земли, я тут же кинулась к норе и продолжила работу, изредка поглядывая по сторонам, чтобы не потерять из виду хозяина. Он с любопытством наблюдал за моей работой и очень сокрушался, когда я в очередной раз рвала зубами корни и комки земли. Он еще раз очистил мне рот, а потом вдруг заорал "Мышь, мышь!". Я высунула из норы голову и увидела маленького зверька, который несся среди засохшей травы. Инстинкт преследования сработал мгновенно, и началась погоня. Но зверек исчез в такой же норке. И что делать? Рыть теперь ее? А хозяин наблюдая за моими действиями и говорит.
– Дурочка ты моя, у них же в нору несколько ходов и ты никогда их не поймаешь. Да разве твое это дело мышей ловить. Ты же не лиса.
Он насильно увел меня от норы и придя домой заставил лезть в ванную и стал отмывать меня от грязи. Неприятно, но терпимо. Зато теперь я знала что такое мышь и твердо поняла – в одиночку их не выкуришь из норы. Хозяина для этой цели вряд ли приспособишь. А что такое лиса? Осталось неясным. Теперь по ночам мне эти мыши стали часто сниться и, как говорил мой шеф, в это время я вся дергаюсь и тихо лаю. Может быть.
Теперь утренняя прогулка начиналась с подхода к плите с надписью и хозяин долго стоял у нее и все сокрушался: " Как же так? Этот человек был похоронен вон на том кладбище, что через дорогу. Почему его надгробье оказалось среди этого мусора? Смотри, "Тэрри", он прошел фронт, тогда ему повезло что не убили, а какие то подонки стащили эту плиту и сделали его могилу безымянной".
В другой раз, подойдя опять к плите он вдруг произнес: "А вот в чем дело! Теперь я понял. Это когда расширяли кольцевую, кладбище им попалось под руку. Чтоб у них руки отсохли, строители долбанные. Вместо того, чтобы перезахоронить, они бульдозерами! И не один этот несчастный воин попал под них. Неужели Господь этих тварей-преобразователей не накажет?!"
Мне все эти слова были непонятны. Одно было ясно. Вместо веселой прогулки с поиском палок и нор получалась грустная топотня.
Наконец начался второй в моей жизни дачный сезон. Я принялась сразу отрывать мышей на участке, но хозяйка меня со скандалом выдворила за ограду, подвернув однажды ногу в разрытой мною норе. Она вообще женщина неловкая, всегда с ней что то случается. Мой на нее часто ругается, особая война идет за место в кровати. Еще подружка меня приучила спать рядом с ней и даже под одеялом. Теперь же мне нужно постоянно чувствовать тепло хозяина, но он сначала тоже стал гнать меня с кровати, но потом сжалился и я теперь сплю у него в ногах и ровно в пять утра пробираюсь к его лицу и начинаю поскуливать и полизывать ухо ему. А он как по настроению может сразу встать и идти со мной на прогулку, а может и сказать: "Терри", отвали, еще немного поспим". Я уважаю его мнение и лежу тихо до его полной побудки, или когда мне уж очень не вмоготу становится.
Хозяйка то наша детство провела в деревне. Я однажды туда заезжала, хорошая деревенька, только собак почти нет, да и людей – одни старики. Так вот она однажды заявила, что мне нужно сделать на зиму будку и поставить ее на балконе, а в квартире мне вообще делать нечего. Конечно, она помнит своих "Шариков" и "Бобиков", которые отродясь в дом не имели доступа. Но я то элита. У меня аж до десятого колена все предки известны. А она только и помнит свою пробабушку. Слава Богу, пронесло. Тогда она принялась другую идею продвигать. Мол и на даче нечего мне где угодно шастать, вольер надо бы сделать и меня туда засадить.
Но ее мнение обо мне как о ненужном и прожорливом существе враз изменилось. Помимо мышей на участке нашем кроты появились. Я сообразила как их вылавливать. Рано утром я садилась в огороде и слушала где зашуршит земля. Как только холмик появлялся, я в быстром темпе его разрывала – и вот он зверек. Таким образом я ей натаскала за несколько дней штук десять и она меня стала уважать. Но просто так рыть она не позволяла. Тогда я нашла за забором полянку, где мышиных норок было несколько. Теперь я стала применять другую тактику. Ведь я в принципе ни мышей, ни голубей, ни кротов не ем. Только придавлю и все. Но вот мышата очень вкусные оказались. Теперь, чтобы обнаружить гнездо с народившимися мышатами, тоже садилась рядом с норкой и слушала. Как только раздавалось  попискивание,  я принималась за работу. Хозяин по этому поводу всем говорил, что "Терри" телятинкой полакомилась, но целовать меня в нос перестал.
Зато в мае мы с ним вставали еще затемно, садились на крыльце и часа полтора слушали соловьев. Они все пели по разному. Вот чириканье воробьев, карканье ворон и особенно "песни" индюков я терпеть не могу и начинаю лаять, чтобы заглушить их крики. Соловьи совсем другое дело. Их можно слушать часами. Правда, в конце июня – начале июля концерты прекращаются. Им не до песен, кормить птенцов нужно.
Зато как только приезжают наши внуки и их друзья, для меня наступает лафа. Почти каждый день ходим на речку, где я из воды не вылажу, следя, чтобы эти глупые дети далеко не заплывали. Играем в мяч. Однажды я так увлеклась, что им мяч прокусила. Зато Виталька младший как то нечаянно на меня велосипедом наехал. Так стуканул, что я в картошку улетела, и не могла сообразить, что случилось. Ух, ему и досталось от тезки, хотя и  он тоже кубарем с велосипеда полетел. Но хозяин бросился сначала ко мне, а потом уже ему йодом локоть смазывал.
Настало время опять ехать на Селигер. Теперь компания была поменьше. Но главное – не было Надежды Александровны, она следом за моей подружкой вскоре умерла. И в первый же день по приезде на озеро, люди подняли рюмки за светлую память их обеих. У некоторых на глазах блестели слезы. Я точно знала, что теперь не будет порядка в этой любимой мной компании. Не будет обилия вкусной еды, ленивые мужики не будут ловить рыбу, собирать грибы и ягоды. В чем то я ошиблась. Но этой милой женщины нам постоянно не хватало, и ее часто вспоминают и вспоминают ту историю с сардельками. Она то меня сразу простила, потому, что мудрой была.
В то лето погода была изумительной. Дети и я из воды не вылазили,  ныряли с мостков, катались на лодке. Одно слово – прелесть. Мы с "Бушем" устраивали соревнование – кто быстрей до палки доплывет. Конечно он сильней, зато я ловчей. Как только он из воды выходит, ему обязательно нужно отряхнуться, а с палкой в зубах неудобно. В этот момент я ее хватаю и во все лопатки под машину. Он подбежит, порычит, но хвост то его выдает. Я же вижу, что вся его строгость просто игра. Как только он отвлечется, я выскакиваю и бегу на берег, он за мной. А тут уже кто-нибудь из детей хватается за палку, я рычу, уцепившись изо всей силы зубами. Наконец уступаю палку, и мы ждем когда она полетит в воду. За день такие фокусы мы проделываем десятки раз. Зато ночью я сплю без задних ног, а "Бушу" надо лагерь сторожить. Когда он высыпается?
Однажды я искала палку в камышах у берега и нос к носу столкнулась с большой крысой. Я уже имела с ними дело на суше. У соседей на даче их водились в достатке. Но эта бала другой окраски. Она стала от меня удирать и вот когда я ее почти догнала, она юркнула в полузатопленную дырку у откоса. Я за ней. Пока присматривалась и принюхивалась, потеряла ее из вида. Однако запах свежий. Она где-то рядом. Но множество толстых корней не дают мне развернуться и начать поиск. Минут пятнадцать я продиралась на запах, но так и не обнаружила крысу. От досады стала скулить и взвизгивать. А тут снаружи топором стали корни рубить и раздался жалостливый голос хозяина, который меня звал. Но мне было не до него. Где-то рядом добыча, как он не может понять!
Его попытка по пояс в воде рубить корни ничего не дала. Я слышала как он там наружи причитал и звал меня сначала ласково а потом с руганью и угрозами. Мне его было жалко, но страсть погони не позволяла послушаться и попытаться вылезти из этого лабиринта. Но запах зверя стал постепенно уходить, и я от отчаяния  заскулила  и залаяла. А с поверхности перестали раздаваться голоса. И тут я испугалась – не уехали ли они все не дождавшись меня. Пришлось выбираться немного поплутав среди корней. Выплываю на берег, поднимаюсь с косогора и вижу сидящего одиноко хозяина. Я тихонько подошла и ткнула его носом в бок. Он встрепенулся, увидел меня и стал кричать:
– Что ж ты делаешь со мной дрянь такая. Сколько же можно издеваться надо мной! Я уже не надеялся увидеть тебя живой.
Я смотрела на него и не понимала, за что меня он ругает. Ведь я преследовала зверя и мне не положено думать чем все закончится. Важно доказать, что я охотница и зверь для меня важнее всего. Но с другой стороны и хозяина жаль. На нем же лица не было и он хватался за грудь и глотал какие то таблетки. Но дать ему слово, что больше так не буду делать, я не могла, просто мои инстинкты построены особым образом и потому я и называюсь ягд-терьером.
История кончилась тем, что на остаток дня меня посадили на поводок у машины. Я нарочно пару раз его запутала, но только себе хуже сделала – плохо дышалось. Девчонки за меня переживали и подкидывали скрытно мне кусочки сыра и колбасы. Только Саша и Н.В. проходя мимо меня посмеивались и говорили, что такой дуре как я еще мало такого наказания. "Буш" же ложился в тени машины и грустно на меня поглядывал. Только он и понимал смысл моего поведения. К ужину меня простили и даже позволили сидеть рядом с хозяином.
Люди, выпив пару рюмок вонючей до жути водки стали шутить над моим шефом по поводу его переживаний. Он сначала молчал, а потом разошелся и стал ругаться с Сашей, говоря.
– Ты же, Санька, знаешь что эта "Терри" живая память о моей матери. Как же можно было шутить, когда она из-под земли звала нас на помощь. Мне тогда казалось, что попав туда, она уже никогда не выберется, а я ничем не смог ей помочь. А ты в эти минуты что делал? Ты спокойно желал ей гибели как самой дурной собаке на свете. Твой "Буш" видите ли умней. Почему он тогда ни за что ни про что покусал мужика?
– Он защищал Надьку. – отвечает Саша, – и потом пусть бы он не послушал моей команды. Он у меня знает что такое дисциплина, а твоя "Терри" только и реагирует на одно слово "взять". Я как врач тебе скажу одно, чего ты относишься к ней как будто она не собака, а нечто более высокое создание. Чего у тебя сердце схватило? А потому и схватило, что возможную гибель этой дуры ты возводишь в дикую личную трагедию. Пора тебе уже к психиатрам обращаться.   
– Кончайте вы, ей Богу. Что у нас нет других тем? Хотя ты, Сашка и прав, но не заводи его. Он в этом вопросе не исправится. Надо уважать его позицию, хотя она и смешна, как я понимаю. Судьба так сложилась. – заключил Николай Васильевич. Они еще выпили и завершили ужин песнями. А потом мы в обнимку с хозяином проспали до раннего утра. Наш охранник разразился лаем и я должна была его поддержать. Меня выпихнули из палатки, и мы с "Бушем" осадили компанию туристов, которые хотели пройти через наш лагерь. Они мне стали неинтересны, как только я их обнюхала, но "Буш" не унимался и намеривался хватануть самого наглого парня с гитарой. Саша прямо из палатки его осадил криком "фу". Потом Николай Васильевич, который всегда вставал раньше всех, разобрался с пришельцами, объяснив как пройти к какому то месту.
После завтрака я еще раз попробовала обследовать ту нору, но не заметила, что хозяин следит за мной. И как только я подплыла к норе, он сверху стал охаживать меня ивовым прутом. Мгновенно убежать по воде не получалось, два-три раза даже пришлось взвизгнуть от боли в районе хвоста. Выбравшись на берег, отправилась жаловаться девчонкам и они меня поласкав и погладив успокоили немного. Теперь мне эта нора сразу опротивела. Мало того, что ничего там не нашла, так еще и трепку получила. И все же ондатра (выяснилось вечером за ужином) не давала мне покоя. Поразмыслив, я решила до нее добраться с поверхности и стала рыть землю на том месте, где вчера сидел хозяин. Дело подвигалось хорошо. За дерном пошел песок, и он во рту не прилипал. Пришлось долго проковыряться с попавшимся корнем. Я уже наполовину пролезла в выкопанную яму, но опять неожиданно получила по самой заднице больнющий удар хлыстом. Я взвыла и выскочила. Опять он стоял с прутом. Видимо он весь день решил посвятить слежке за мной. От второго взмаха я увернулась и шмыгнула под машину. Полизав немного саднящее место, я решила, что надо завязывать с этой гадкой норой. Свое здоровье дороже. Вот если бы ондатра появилась опять – тогда другое дело. А почему бы не понаблюдать с косогора не выплывет ли она и тогда можно прямо сверху на  нее накинуться. Осторожно, оглядываясь на хозяина, который так и не выпускал из рук прута, подошла к косогору, уселась и стала наблюдать. Мой друг подходит и говорит.
– Вот умница, наконец, ты поняла, что от тебя требуется.
Ага, вы от полуторагодовалой собаки требуете спокойствия. Я то сижу не просто так, но думайте, что я поумнела. Сбегала, попила водички и опять заняла свой пост. Хозяин меня все похваливает. Просидела долго, но ондатра так и не появилась, видимо вчера я ее шибко напугала. Через день мы уехали, но из разговоров я поняла, что нам еще предстоит большой поход на Дон. Что такое Дон я не знала, но путешествие на машине для меня стало большим удовольствием. Я сначала сидя рядом с водителем никак не могла понять – ногами не двигаешь, а несешься во всю прыть. Объяснения не нашла, но успокоилась тем, что и хозяин-водитель тоже ногами не двигает.
И вот в конце августа я, "Буш", хозяин мой и Саша поехали на загадочный Дон. Дорога была трудной. "Бушу" полагалось сидеть в "четверке" сзади. Туда и меня пробовал Саша запихать. Но эта здоровая псина все ухитрялась занять лучшее место и иногда так меня притесняла, что я стала огрызаться. Он конечно как джентльмен не мог меня кусать, но уж лапой так придавливал, что дышать было невозможно. Я все же завоевала место на коленях хозяина, откуда можно было и на дорогу смотреть и сладко поспать.
До большого города Волгограда мы добрались к вечеру. А уже наутро в сопровождении каких то знакомых моего шефа поехали дальше. Один толстый мужик пристал к моему с просьбой продать меня. Уж очень ему в охотничьих делах требовалась такая порода. Я всерьез эту угрозу и принимать не стала. Разве мой Виталик кому ни будь отдаст меня. Да ни за какие деньги. Так и вышло. Он опять рассказал про сон, а Саша втихоря при этом покрутил пальцем у виска. Дон оказался большой рекой. Мы остановились на какой то базе, где была свора собак и один добродушный спаниель. С последним мы сдружились, но беспородные все норовили меня обидеть, что очень беспокоило меня. Но оказалось, что наша стоянка будет на острове, и на другой день мы стали туда на лодках переправляться. "Буш" попал на второй заезд. Но как только мы отъехали от берега, он кинулся в воду и поплыл за нами. Никакие команды Саши не действовали на него. До острова была далеко, и бедного пса сносило сильное течение. Я закатила истерику, но получила от Саши оплеуху и немного успокоилась. Лодка не дошла  до острова метров пятьдесят, а я решила кинутся на спасение друга, который плыл далеко от нас. Теперь и мой хозяин заорал на меня, но, доплыв до острова я по берегу кинулась навстречу "Бушу". Он выбрался на берег, и мы побежали к стоянке нашей лодки. Люди были заняты переноской вещей, и потом Саша поплыл обратно за оставшимися вещами и тут опять его пес кинулся в воду и поплыл за лодкой. Он не мог без Саши и минуты пробыть. Нервы у Саши не выдержали, он вернулся, задал своему верному другу трепку и посадил его на поводок и только тогда поплыл.
Я попробовала обследовать остров, но он тянулся далеко и постепенно превращался в болото. Зато в нашем лагере я обнаружила целую колонию полевок и взялась за дело. Хозяин не возражал. К вечеру наш лагерь обзавелся палатками, костерком, столиком, умывальником и прочими вещами. Люди , выпив водки, начали пустопорожние разговоры на тему рыбалки, а мы с "Бушем" после ужина завалились спать. Я даже проспала рассвет, но хозяин позвал меня в лодку, и мы поплыли на плес. Встали на якорь, он забросил три удочки и мы стали ждать клева. Знакомая мне уже картина, она мне быстро надоедает, и я начинаю скулить, переходить с место на место, что всегда вызывает недовольство моего рыбака. На сей раз получилось интересно. Вскоре клюнул подлещик, потом другой, а уж третьим подцепился настоящий лещ. Мы его никак не могли подвести к лодке. Я его даже увидела. Но он хитрюга зашел под лодку и как дернет, и был таков. Хозяин очень расстроился. Уже появилось солнышко, и туманец стал таять. И тут вдруг появились какие то птицы. Они вылетали из дырок косогора и почему-то заинтересовались нами. Виталик сказал, что это ласточки и продолжал наблюдать за поплавками. Но эти ласточки совсем обнаглели. Но бешенной скорости пролетали прямо над нашими головами. Я прикинула, что если подпрыгнуть, то можно и поймать. Переместилась на нос лодки и стала ждать очередного штурма. Мой прыжок закончился конфузом. Ласточку я не поймала, зато оказалась в воде и потеряв ориентацию поплыла к дальнему берегу. Правда потом сообразила и повернула к лодке. Пока вылазила с помощью хозяина, проткнула когтем резиновую лодку, и мы вынуждены были срочно уматывать на остров. Так с двумя подлещиками и уймой неприятных слов в мой адрес приплыли в лагерь. Половина лодки сморщилась как шкурка дорогой колбасы. Больше на рыбалку меня не брали, да я и не очень просилась, сосредоточившись на полевках. Но у наших рыбаков дела не очень шли хорошо, они каждое утро стали на моторе уплывать далеко на какую то яму и все ждали когда клюнет сом. "Буша" привязывали и бедняга пол дня мучался на одном месте.
Однажды мой хозяин приплыл в одних плавках и резиновых сапогах. Ни удочек, ни куртки, ни рыболовного ящика не было. Вечером я узнала, что он перевернулся с лодкой и все утопил. На вопрос Саши почему не сбросил сапоги, ответил: "жалко было, они совсем новые".
– А если бы утонул? Там же глубина была больше десяти метров! И сапоги не пригодились бы!
Все стали смеяться и пересказывать случившуюся историю на разные лады. Теперь Виталик стал брать с собой спасательный жилет, но рыбы не прибавлялось. Тогда они сговорились с местными рыбаками и поставили длиннющую сеть, в которую наутро набилось уйма рыбы, лодка едва доплыла до острова. Но сеть они так запутали, что целый день пытались распутать. Мой так матерился, что даже мне было стыдно.
Однажды в ужин пошел разговор, что не плохо бы карасей половить на жаренку. Озерко было на другом берегу, и утром мы туда направились. Хозяин хотел мне показать заливные луга и уток. Через день намечалось открытие охоты.
На берегу на склоне к озеру я сразу обнаружила запах ондатры и принялась рыть, но опять мне не позволили закончить работу. Все закинули удочки и стали смотреть на поплавки, забыв обо мне. Еще вечером Саша шутя говорит мне, что в камышах у озера водится камышовый кот.
– Вот с кем тебе бы померяться ловкостью. Он бы тебе показал где раки зимуют!
При слове кошка в моем организме происходит какое то преображение. Этих тварей мне приходилось часто гонять, а однажды крепко потрепала одного наглого рыжего кота. У меня есть один прием против них. Когда кот изобразит из себя страшного зверя и начинает плеваться, я ему подставляю попку. Он вцепляется в нее, а я мгновенно хватаю его за загривок и начинаю вертеться как волчок. Если хозяин не рядом, то могу и вообще задушить, Когда мы были в Белоруссии у школьного друга хозяина, я за минуту с десяток их загнала на сирень и не позволяла им спрыгнуть. Правда соседи подняли скандал и меня определили в машину.
Я вспомнила про камышового кота и тихонечко подалась в камыши. Не прошла и десяти метров, как из – под самого носа с кряканьем поднялась утка, крепко напугав меня. Я стала тихонько пробираться дальше и почуяла тот же запах, что издавала трава от первой утки. Как положено породистой собаке сделала стойку и замерла, внимательно разглядывая траву. Повороты носа точно определили направление запаха, и я прыгнула. Утка взвилась, а у меня во рту остались только перья из хвоста. А что бы было, если бы я этим рыбакам принесла тепленькую уточку? Охота меня увлекла, и я забыла про котов. Еще пару раз от меня ловко улетали утки. Видать у них нюх острее. Они меня чуяли раньше, чем я их.
Вдали я давно уже слышала характерный зовущий свист хозяина, но оторваться от охоты не могла. Наконец, решила возвращаться и при самом выходе из камышей опять подняла здоровенную кряковую и тут услышала голос Саши.
– Тебе, Васильич, не собачонку никчемную надо было сюда вести, а ружье. Смотри сколько уток тут. И что ты свистишь. Твоей "Терри" давно камышовый кот полакомился. Она такая упитанная!
– Если она выйдет, дрянь такая, я ей устрою трепку, – говорит хозяин.
Так, думаю, сейчас выходить нельзя, пусть поостынет. А он уже жалостливо со слезами в голосе стал меня звать. И говорит.
– Неужели правда здесь камышовые коты водятся? Эта тварь, я читал, ловчее рыси, а сила почти такая же. Боже милостивый ну что эта собака со мной творит?
Что такое рысь я уже слышала. Васильич еще в Сибири подстрелил такую. И подпив показывал шапку, сшитую из нее. А потом шли страшные рассказы как они даже на людей нападают. Да, думаю, надо выбираться, и хозяина жалко и страшновато стало.
Конечно, при моем появлении, меня не стали  бить, да и ругали не очень сильно. Я видела радость в глазах хозяина. Стала ласкаться и пыталась лизнуть его в нос, забравшись к нему на колени.
Карась не клевал, зато утки чуть ли на головы не садились. Вот бы, правда, ружье иметь. Ведь их у хозяина целых три, да еще и карабин. Он иногда их достает и чистит, а я сажусь рядом и наблюдаю, мне очень нравится запах, которым они заполняют всю комнату.
На другое утро я проснулась засветло. Началась ружейная канонада. Открылась охота. Стреляли кругом, и иногда дробь сыпалась прямо на нас. Потом стал ругаться Саша. Мы выглянули и увидели наполовину поваленную Сашину палатку, и какой то шевелящийся комок под ней. Оказалось, что "Буш" панически боится выстрелов. Он забился с первым выстрелом под полог палатки и своими пятьюдесятью кило (я то вешу всего восемь) повырывал колышки и свалил палатку. Вечером повторилось то же. На него жалко было смотреть. Такая паника в глазах. Тут даже его хозяин проявил жалость – посадил рядом и ласкал его. Но все равно при каждом выстреле он трясся и поскуливал.
Эти дурные охотники, которые осыпали нас дробью, постреляв две зорьки и разогнав всю дичь, поуехали кто куда, и мы зажили по привычному распорядку. Пару суток непрерывно дул суховей и вызвал у моего хозяина плохое настроение и постоянное недовольство мной. Я попробовала заняться ловлей ласточек, которые недавно спровоцировали меня. Но и тут хозяин остался недовольным, утверждая перед всеми большую полезность этих птичек.
Прикупив у рыбаков лещей и судаков, мы тронулись в обратный путь, догружая машины и прицепы арбузами, перцами и яблоками.
А потом опять начались привычные и скучные дни осени и зимы. Я уже превратилась в вполне взрослую собаку и весной на даче  не кидалась к каждой норке мышей, а выбирала только те, где наверняка были народившиеся мышата. Веселее становилось, когда приезжали внуки и их друзья. Это означало, что вскоре мы опять поедем на Селигер, а там купайся сколько хочешь и лакомства всякие от девчонок. Особенно мне нравилась Светка. Она меня искренне любила и ласкала всегда. Однажды даже взяла меня к себе в палатку спать.
Неожиданно привезли к нам новое существо – Егора. Он был совсем маленьким, и я взяла над ним шефство. Когда не видели взрослые, я через щели в кроватке лизала ему руки и ноги, а он дурачок заливался слезами, и мне приходилось бежать в огород и лаем звать его мать Наташку. Все прогулки по окрестностям на коляске проходили под моим контролем. Я бежала впереди и проверяла нет ли на тропинке препятствий. Мою любовь Егор через год предал. Он заявился  зимой. Теперь он уже ходил сам и стал меня преследовать. Достаточно мне было прикорнуть на своем законном кресле, как он подкрадывался и швырял в меня свои игрушки или хлестал  ремнем. Я пару дней терпела, но потом не выдержала и хватанула его за штаны и повалила. Наташка прилетела на крик и во всем обвинила меня, а потом еще вечером нажаловалась хозяину. Тот резонно рассудил, что я просто так ребенка кусать не буду. Что – то тут не так заявил он и стал наблюдать за Егором. Теперь я пряталась под столом и кроватью, но этот стервец, которого я теперь уже не любила, находил меня в самых укромных уголках. Я изменила тактику обороны. При его приближении начинала громко рычать а потом и лаять. Прибегала Наташка или хозяйка и забирали Егора со словами.
– Оставь в покое это безмозглое существо. Она же может покусать.
Мы же с хозяином были другого мнения насчет безмозглости. Он даже пару раз шлепнул его, но правда тогда когда кроме нас троих в доме никого не было. Но больше всего мне понравилась история с кормежкой. Наташа испытывала целую муку при его кормлении. Чего она только не придумывала, чтобы запихать в Егора ложку каши. А он плевался, орал, вертелся и даже бил свою мать кулаками. Мы с хозяином уходили в другую комнату – наши нервы не выдерживали. И вот однажды и Наташа и Маша (хозяйка) по делам ушли на целый день. Виталию дали инструкцию в отношении Егора, и он в строго назначенное время посадил его за стол и стал кормить ложечкой. Тот отказался есть. Тогда хозяин молча унес тарелку с едой на кухню и стал читать книгу. Я в знак одобрения села у его ног и наблюдала за Егором. Тот вскоре заканючил, что хочет есть. Хозяин спрашивает.
– Будешь есть?
– Буду, – отвечает он.
Принесли опять тарелку с холодной кашей. Егор, приняв ложку спрашивает.
– Почему холодная? Мама меня кормит теплой.
– Сейчас подогреем, – с этими словами идем на кухню и греем кашу.
Егор опять принимает ложку и через мгновение выплевывает кашу моему хозяину на рубашку. Я подумала, что сейчас что-то будет и не ошиблась. Хозяин спокойно отложил ложку, взял тарелку снизу и надвинул на физиономию этого наглеца. Какой рев раздался, сколько слез вылилось сквозь лепешки каши с лица Егора. Хозяин не стал его успокаивать, пошел, вымыл посуду и принялся опять за книгу. Поревев, потом поплакав, но видя, что даже я не обращаю на него внимания, этот наглец попросил его умыть. Хозяин выполнил  просьбу. Прошло еще с пол часа, и бедный парнишка опять заявил, что хочет кушать. На что услышал ответ.
– Ты завтрак уже получил, а до обеда еще два часа, так что терпи. Сам виноват во всем.
Хозяин говорил с ним как со взрослым, а потом еще добавил.
– Правильно, "Тереза?!" – я вилянием хвоста одобрила его действия, хотя честно говоря было жалко Егора, ведь он еще маленький. Но с другой стороны и Наташу было жалко. Как он над ней издевался во время еды.
Наступило время обеда. Егору полагалось съесть мясного супа и аппетитно пахнущую котлету. Хозяин говорит.
– Теперь, Егор, ты будешь есть сам. Как только начнешь фокусничать, лишишься еды до самого ужина. Понял! – тот утвердительно мотнул головой. Я не верила своим глазам. Егор сам, орудуя ложкой, съел весь суп, немного облив сопливчик и подбадриваемый хозяином, слопал полторы котлеты и, выпив кисель, заявил, что он наелся. Его похвалили, помыли мордашку и уложили поспать. Он без всяких фокусов быстро заснул. Мне досталась половина котлеты, и я тоже подалась отдохнуть. До самого вечера наш парень вел себя прилично, играл с игрушками, рисовал и слушал сказку, которую читал хозяин.
Ужин прошел великолепно. Он ел сам, и все что ему предназначалось. Звонок в дверь застал  нашу дружную компанию за телевизором. Появилась Наташа. Как только Егор увидел мать, так сразу разразился истерикой и с криками: "Он меня бил и не давал есть" кинулся к ней. Наташа тоже заплакала и прижимая сына к груди стала причитать: "Роднуля ты мой, больше я тебя никому не оставлю". Провокацию в исполнении маленького прохвоста я вынести не могла и кинулась с лаем, пытаясь достать до ног Егора и кусануть за вранье. Жалко было и хозяина, ведь он его и пальцем не тронул, только кашу по этой наглой физиономии  размазал.
Вечером, когда Егора уторкали спать, в присутствии Маши состоялся серьезный разговор. Хозяин заявил, что таким воспитанием Наташа превратит Егора в чудище и поведал как было дело. Наташа удивилась и смолкла, а на другой день в более мягкой форме повторила наш прием, и Егор понял все.
Несколько лет спустя мы с ним опять встретились– это был уже хороший парень и мы теперь за его судьбу не беспокоимся. Наш метод сработал благотворно.
Но вернемся на Селигер. Та же компания, то же место и те же радости и заботы. На второй или третий день ребята подняли гвалт и с криками6 "Змея!" побежали вверх от воды. Мы с хозяином прибежали первыми на крики. Я увидела длиннющего толстого червяка, который медленно полз по теплому песку. Хозяин присмотрелся и сказал: "Это гадюка. А какая здоровая! Я таких в природе не видал, но убивать ее не будем. Это полезная тварь" и стал осторожно загонять змею в кусты. Я норовилась поближе рассмотреть диковенное существо, но прут мне достался, а не змее. Дети опять пошли купаться, а я все же решила выяснить, куда девалась змея. Только я сделала шаг по траве к кустам, как эта тварь мгновенно кинулась на меня и укусила прямо в нос. Я не успела даже сообразить что произошло и через мгновение почувствовала возрастающую боль и в глазах все помутнело. Хозяин видел как она меня хватанула и кинулся ко мне. Но что он мог сделать. Боль усиливалась, стала распухать морда. Меня уложили в тени, и теряя уже сознание, я ощутила укол иголки и слова Гали: "Димедрол поддержит ее сердце, а больше у меня ничего нет. Надо бы возить сыворотку…"
Я очнулась уже вечером. Морда была как у бульдога, все тело ныло, видела сквозь пелену какую то. Рядом сидел хозяин и тихо плакал. Мне так стало его жалко, что я решила не умирать. Попробовала встать, но ноги не держали. Однако захотелось пить и мой любимец прямо с ладони меня попоил. Я опять закрыла глаза и все думала. А ведь есть же травка в лесу, которую я узнаю по запаху, и мне нужно было сразу ее поесть. Но видать змея была очень большой и укусила то меня прямо в нос, поэтому я сразу свалилась. К утру мне уже захотелось есть и впервые хозяин улыбнулся и со словами благодарности к Гале покормил сыром с руки и стал носить меня на руках по лагерю.
За завтраком все тот же Саша заявил.
– Вот, ты Васильич, со своей вечной жалостью, чуть точно не потерял собаку. Ты бы своей седой головой подумал. Эта тварь выползла на пляж, где постоянно бегают дети. Разве нормальная змея полезет сюда. А ты ее пожалел и не убил. Полезная видишь ли. Ей богу с тобой и твоей "Терезой" не соскучишься.
Я и сама уже поняла, что была на краю гибели и если бы не укол, который мне сделала Галя (мама любимой Светки), осиротел бы мой Виталик. Опять своим неуемным темпераментом нанесла травму любимому человеку.
Следующая наша поездка состоялась уже на Ахтубу. К этому времени мы потеряли моего друга "Буша". Травмы (он попадал под машину) сделали свое дело. Сложнейшую операцию он первый раз перенес, но здоровье пошатнулось и вскоре его не стало. Я знаю где его положили. Наташка (внучка Николая Васильевича) посадила на могилке цветочки, растет над ней и красивая березка.
Ничем особенным та поездка не запомнилась, мне было скучно без друга. В лодку меня не брали, опасаясь острых когтей. Жара и раскаленный песок – вот все и "удовольствие". Правда купаться разрешали столько, сколько душе угодно.   
Однажды хозяин застал меня за интересным занятием. Я выследила какую то тварь, которая вылезла из дырки в песке. Когда я пробовала ее обнюхать, она смешно задирала хвост и останавливалась. Пока я размышляла как поступить – прижать этого "паука" лапой или хватануть зубами, хозяин дико на меня закричал и схватив веточку загнал его на тропинку и перерубил ножом. Экспертиза из рыбаков подтвердила, что это был скорпион. Стали вспоминать, что в прошлом году один рыбак Богу душу отдал от укуса этой твари,
– Все, "Тереза"! мое терпение лопнуло. Больше ты никогда сюда не поедешь. Хватит с меня и змеиного укуса. Не подойди я к тебе, сейчас бы могилку рыл, – вдруг заявил хозяин.
И он свое обещание выполнил. Уже два раза они ездили без меня. Мне страшно обидно оставаться в городе. Никто меня конечно не обижает, и кормят и гуляют со мной то Олег (наш племянник), то Маша. Но что у меня за жизнь в отрыве от обожаемого человека. Одна отрада. Мы с ним как дети радуемся и бесимся, когда он приезжает. Но в Белоруссию ездим вместе.
А Светка то как меня удивила. Она уже успела выйти замуж и родила кого бы вы думали? Виталика! У нас есть уникальная фотография. Сижу я в окружении аж четырех Виталиев. Но она хоть и стала мамой дважды, но продолжает со мной дружить и всегда при встрече меня ласкает. Ребята у нее хорошие и всегда приятно пахнут.
Для меня всегда радостно, когда изредка приезжает еще одна приятно пахнущая девушка Люда. Она меня не просто ласкает, но еще и вкусненькое подкидывает. Хозяин ее называет землячкой. Они всегда о чем то непонятном говорят, а иногда и спорят. Но я заставила его меньше спорить, а больше говорить о другом, например обо мне. Еще одну женщину часто вспоминаю, ей даже однажды поручили меня и она очень душевно ко мне относилась. Вчера хозяин в самую жару повел меня собирать малину для ее внучки. Но потом оказалось, они в отпуске и всю малину слопали Маша с Олегом. А мой на них кричал и говорил, что он бы ее отвез в офис Людмиле, Оле, Гали, Павлу и Диме (я этих милых ребят всех знаю. Они всегда для меня праздник устраивают. Шашлыки не доедают и все мне достается).
Осталось рассказать еще об одной неприятности, которая случилась с нами совсем недавно. Она стоила мне больших мучений. Дело в том, что подросла овчарка у соседей. В прошлом году это был смешной неуклюжий щенок, с которым я иногда увлеченно играла. Но я то взрослая самостоятельная породистая сука. А та дура за зиму вымахала до громадных размеров, а играть хочется. Ее игры для меня обычно заканчивались кувырканием от удара мощной лапы. Я ее раз предупредила, слегка кусанув за морду, но она не поняла и при встрече продолжала приставать.
В этот раз мы уезжали в город. Я уже почти  заскочила в открытую дверь машины, но тут подлетела эта "Бэла". Я зарычала и хотела опять ее отогнать. Она вдруг с разбега опрокинула меня и стала терзать. Я сначала пробовала огрызаться, но что я против овчарки, да еще лежащая на спине. Хозяин еле меня отбил. В горячке я не сразу почувствовала что у меня болит и ноет. В городе хозяин посмотрев на мои раны, ужаснулся и стал их обрабатывать. Ночью у меня не очень болело, и я две раны могла лизать, но до раны на спине дотянуться не могла. Маша как врач посмотрела и заявила, что все заживет как на собаке. Но я еще с ночи почувствовала, что задние лапы не очень меня слушаются, и их как бы вообще нет. После слов нашего домашнего врача мы с хозяином опять направились на дачу. Правда, он сходил в больницу. Ему тоже досталась, на руке была здоровая царапина от клыка той дряни.
Он вернулся весьма в плохом настроении. Причину я поняла позже. На даче к вечеру у меня поднялась температура, и Виталий стал поить меня насильно молоком и растолченной таблеткой, очень горькой, но стало легче. Весь день я просидела на кровати – обычного моего наблюдательного пункта. Ничего не хотелось. Раны так болели, что слезы непроизвольно лились из глаз. Бедный хозяин не отходил от меня и все просил.
– "Терочка", милая, ну что тебе дать? Ну что ты плачешь? Как же я дурак не взял тебя тогда на руки. Если ты погибнешь, то я эту тварь пристрелю однозначно.
Мое состояние такое длилось еще три-четыре дня. Задние лапы почти не слушались, и даже на кровать не могла залезть, хозяин подсаживал. Но раны стали затягиваться благодаря дорогой мази, которой он их мазал и потом надевал на меня комбинезон, чтобы я не слизывала ее. Так мы промучались целую неделю. Но в пятницу мне захотелось есть, и хозяин сильно обрадовался этому. Лапы тоже поправились.
Вдруг в ночь на понедельник я проснулась от невыносимой боли в боку и стала скулить и повизгивать, не говоря уж о слезах. Одна из ран на боку сильно надулась. Меня трясло, и я стала терять сознание. Он меня сгреб и помчался в лечебницу. Я не помню как мы доехали, что делали врачи. Пришла в себя уже когда врачиха что то писала, а потом сказала.
– Знаете, судя по характеру ран, там не простая собака, а очень опасная. Она не кусала, а рвала вашу "Терезу". Ее нужно и людям опасаться.  Тут мой Виталик и поведал ей историю, которая меня ужаснула. Мы с ним могли вместе погибнуть. Вот его слова.
– Я еще весной просил соседей привить свою собаку. У нас там лога большие и вполне возможны лисы. А вы знаете, что те поголовно больны бешенством. Она же и мне клыком расцарапала руку. Я пошел в травмпункт. Там, узнав, что собака не привита, тут же предложили мне начать делать уколы. А меня два года назад укусила в деревне собаки, и после уколов я потерял зрение на один глаз – инфаркт сосудов. Тогда они взяли с меня подписку об отказе и сказали, что если в течение десяти дней с той собакой ничего не случится, то мне повезло. Осталось до срока два дня.
– А вы знаете, что от бешенства, если не привиться, сто процентов смертельный исход, – говорит ветеринар.
– Да, знаю. Тут в течение недели как нарочно по телевидению передали, что в нашем районе уже восемь случаев бешенства. Так что я пребываю со своей собачкой между небом и землей. Однако извините, спасибо за помощь. Он рассчитался за операцию, после которой мне стало легче, и мы уехали. Но мои мытарства на этом не кончились. У нас тогда гостили Татьяна и Захар. Я их знала уже давно. Ко мне они относились очень хорошо. Так вот на другой день Татьяна с хозяином положили меня на стол и давай в рану шприцом закачивать какую то желтую жидкость. Противно и больно, но мои попытки противиться этой процедуре кончились грубым окриком хозяина, и мне пришлось смириться. Эти процедуры продолжались три дня.
По истечении десяти дней с момента конфликта мой Виталий крепко подпил и полез ко мне с поцелуями, повторяя.
– Выкарабкались мы с тобой  из этой передряги, чтоб ее черт взял.
Жизнь продолжается. Меня теперь не пускают за ограду. Позаделали все дырки в заборе. Мои раны уже заросли шерстью. Встаем мы рано. Хозяин опять собирается на Ахтубу и никак не может решить брать меня с собой или нет.
Но жизнь продолжается. Может к этому я еще что ни будь вспомню.
Тереза Запруданская, ягд-терьер, элитная сука.
11.05.03г. д. Котляково.

Пролетело больше двух лет после последних моих воспоминаний. Вся морда у меня поседела и мне уже не так хочется вырывать мышей. И беготня за палкой – только из-под палки. Много чего за эти годы произошло.
Решился, наконец, год назад хозяин сделать мне операцию, а то опухоль на соске все разрасталась. Пришлось помучаться. Но все обошлось. Перевязки уж больно противные.
Мой хозяин совсем сдал – теперь его сердце болит чаще, а иногда и совсем останавливается, так мне кажется. Из всех наших забав ничего не осталось. На Селигер мы уже не ездим, на Ахтубу как меня не брали, так и не берут. Зато я теперь знаю что такое Черное море. Мы туда дважды уже на машине ездили и я в нем купалась – хуже чем на Селигере, но терпимо. Правда воду из него хозяин категорически запрещает пить, утверждая, что могу подохнуть. Жили мы там по на какой то горе Бытхе. Рядом чудесный парк, но одна беда – много клещей и они по паре в меня обязательно впиваются, а потом их хозяин извлекает и очень ругается на власти. Что, мол, на единственном курорте, оставшимся в стране, развели заразу и бардак.
Его дочка Марина хотя и терпит меня, но очень любит свою кошку Масяню, которой я иногда пытаюсь преподать уроки, чтобы не думала, что она хозяйка в доме. А Дашка то (внучка наша) приклеила мне кличку «Дурища», слава богу вышла замуж и теперь живет отдельно, поэтому я не так часто слышу эту ругань и конечно не забываю как она меня тогда спасла.
Светка родила еще и дочку, а ее сестра Надя недавно вышла замуж. Видать нам никогда уже не собраться той веселой компанией на Селигере.
Лишились мы с хозяином радости слушать соловье весной – дача продана и коротаем мы время в этой ужасной Москве, где пацаны рвут петарды, звук которых я тоже как когда то «Буш», панически теперь боюсь.
Побывали за эти годы мы пару раз и в Белоруссии. Там живет один спаниель у родственников, которого я себе подчинила и гоняю как хочу.
Этой осенью вдруг оказались на природе за ловлей карасей и карпов. Я опять отличилась. Так увлеклась запахом какого то зверька у воды, что не стала реагировать на призывы хозяина. Он за эти пол часа понапридумывал, что меня украл охотник, который тут проезжал и попутно восхищался моей статью. Вылезла из тины с глиной во рту и к хозяину. У него уже видать нет сил со мной ругаться. Посмотрел он на меня с укоризной, подвел к воде, прополоскал рот и отпустил. Я подалась тут же в машину. Потом и он пришел и мы в обнимку проспали до раннего утра, согревая друг друга. Тогда много рыбы поймали, а я успела и на  ворон полаять. Они все норовили рыбкой полакомиться. Одна лежала на берегу дохлая и они ею заинтересовались и мне пришлось устроить засаду. Но и они не дуры. Одна ворона сидела на сосне и передавала подружкам, когда я начала подползать к ним. Теперь видать до весны сидеть нам дома.
А весной у меня юбилей – десять лет. Интересно что мне подарят. Неужели какую-нибудь одежку, которые я терпеть не могу, хотя брюхо то у меня совсем голое стало. Вот и все.
16.11.05. Москва