К утру 12-го июля 1944 года гитлеровцы отвели свои войска к реке Великой. В числе освобожденных населенных пунктов оказался и «районный центр Пушкинские Горы», об этом голосом Левитана сообщило Совинформбюро в сводке за тот день. Зарецкая и восточная часть территории Пушкинского района Калининской области очистились от оккупантов еще в марте - месяце. Но его западная часть, Завеличье и территория южнее Сороти, все еще находилась у врага. И только 17-го июля закончилось затянувшееся четырехмесячное противостояние на плацдарме за рекой Великой, когда немецкие части и латышский корпус СС, прикрываясь усиленным арьергардом, отошли за оборонительный рубеж «Блау» на реке Синяя. Этот день и стал фактическим днем полного освобождения района от оккупантов.
Большинство пушкиногорцев к тому времени находилось на так называемых принудительных «выселках». По мере того, как фашистские войска откатывались на запад, насильно выселенные из своих домов жители стали возвращаться в родные места. Это происходило постепенно, поскольку отступление вражеских войск не было бегством: освобождение оккупированных территорий проходило с боями, порой продолжительными и жестокими.
Пушкиногорский район, первоначально Пушкинский, находится в центре нынешней Псковской области. С востока на запад его пересекает шоссированная дорога Бежаницы-Новоржев-Новгородка до слияния с другим шоссе, идущим с юга на север из Белоруссии в Псков и, далее, в Ленинград. Были и другие дороги, местного значения, ведущие на запад. По ним и отступал враг, преследуемый частями Красной Армии.
Уходя, фашисты минировали не только отдельные здания, но и дороги, в том числе полевые и лесные. Кроме того, оставались не разминированными все подходы к переднему краю оборонительной линии «Пантера» на всем ее протяжении и некоторые объекты и строения. Во время противостояния минировался и наш передний край. Там тоже были мины.
Их количество исчислялось многими десятками тысяч единиц. О минных полях знали или могли знать военные саперы, но не знали мирные жители. Где было возможно, на наиболее опасных участках устанавливались таблички с надписями "Опасно! Мины!". По возможности, делались и устные предупреждения.
Разминирование территории района началось одновременно с приходом Красной Армии. К сожалению, подрывы людей с трагическим исходом стали происходить с самых первых дней и даже часов возвращения их с выселок. Подрывались, в том числе, и по пути к дому. Рассказывали, что редкие дни обходились без взрывов мин и других боеприпасов.
Как известно, первые жертвы появились сразу после отхода немецко-фашистских войск. Люди, насильственно покинувшие свои дома и пробывшие на чужбине несколько месяцев, спешили вернуться на родину. У кого-то чудом уцелели коровы и другой домашний скот. Шли по дорогам, а чаще всего напрямки, как покороче, полями и лесами. И, не ведая о подстерегавшей их опасности, подрывались и погибали. Пока это были единичные случаи. Молва о гибели людей быстро разошлась по району, и народ стал остерегаться, тщательно присматривать за детьми и за скотом.
В первые дни вся власть в районе фактически полностью принадлежала военным. Не было еще ни милиции, ни других исполнительных органов. Да и населения во многих деревнях и в самом районном центре было не много. Поэтому проводить разъяснительную и профилактическую работу было просто некому. Отсюда и многочисленные подрывы на минах и человеческие жертвы. Ниже будут приведены конкретные примеры гибели конкретных людей.
Увы, статистики подрывов на минах в районе не велось. Не было сформировавшихся органов власти, не было и учета. Не отражались трагические происшествия и в районной газете. Она печаталась в 44-м году в Пскове и, главным образом, освещала ход военных действий и работы по восстановлению разрушенного хозяйства района. Поэтому все ниже приведенные данные стали известными со слов очевидцев и рассказов старожилов, а так же сведений, опубликованных в различных печатных изданиях. В местной газете, по сведениям из районного архива, как уже было сказано, не писали о взрывах, не до того было. А с другой стороны, возможно, делали это осознанно, стараясь не вызывать паники у населения. Как бы то ни было, некоторые факты смертельных случаев от «сюрпризов» войны известны и в этом очерке о них будет рассказано.
В послевоенные годы, особенно начиная с семидесятых-восьмидесятых, во многих источниках говорится о гибели саперов, проводивших разминирование могилы Пушкина и территории Святогорского монастыря. У подножья каменной лестницы, ведущей к могиле поэта установили памятную доску с фамилиями погибших. Из воспоминаний выживших после взрыва однополчан известно, что происходило у стен монастыря в тот день и час 13 июля 1944 года. В конце рабочей смены саперы вместе со своими командирами старшим лейтенантом Коновым и лейтенантом, бывшим зоотехником, Покидовым разместились на берегу старинного монастырского озера, за монастырской оградой, отдохнуть и принять пищу. В какой-то момент лейтенант Покидов отлучился и вернулся со взрывным устройством необычной формы. Это была мина с несколькими взрывателями разных принципов действия. В присутствии целого взвода саперов он попытался произвести ее обезвреживание. Раздался взрыв. Пятеро саперов, включая офицеров, погибли на месте, двое умерли от ран уже в госпитале, остальные получили ранения разной степени тяжести и контузии. Этот несчастный случай у стен монастыря оказался не единственным. Напомним, что Пушкинские Горы были освобождены накануне, 12-го. Отступая, фашисты заминировали подходы к могиле Пушкина, а, главное, заложили фугасы в виде авиационных бомб в выкопанный специально для них подкоп под дорогой, огибающей монастырь. Это была единственная шоссированная дорога со, проходившая через Пушкинские Горы. Дорога эта идет по склону монастырского холма, по самому краю глубокого оврага. С одной стороны над ней возвышается сам исторический холм, а с другой – крутой обрыв. Со стороны него и был сделан подкоп. Точная дата следующего взрыва у монастыря так не установлена. Возникла путаница в датах, которую внесли поздние воспоминания пушкиногорцев. Известно лишь, что трагедия произошла через несколько дней после гибели семи саперов. На момент взрыва все боеприпасы были извлечены из подкопа, обезврежены, так считалось, и происходила погрузка их в стоявшую на дороге автомашину. Там были и мины, обнаруженные на территории самого монастыря. Движение по дороге не прекращалось. Мимо монастыря в обеих направлениях то и дело проезжали автомашины с солдатами и различными грузами. Движение было оживленным, поэтому не удивительно, что непосредственно в момент взрыва и детонации фугасов рядом со стоявшей под погрузкой автомашиной оказалась другая, армейская. В кабине и в кузове машины сидели красноармейцы. От взрыва мгновенно вспыхнули и быстро обгорели обе машины, То, что от них осталось, а изувеченные и обгоревшие тела красноармейцев раскидало по дороге на десятки метров. Одну из ехавших к фронту девушек в военной форме взрывной волной отбросило к самым Анастасьевским воротам. Погибли все, кто был в автомашинах, на дороге и у дороги. Поэтому и не осталось живых свидетелей. От взрыва погибла девушка из соседней деревни Тюшкино. Они с отцом возвращались из выселок домой и вели с собой корову. Отец, его звали Иван Иванович, умер в девяностые годы прошлого столетия, шел впереди, а дочь позади. Девушку и корову мгновенно убило разлетавшимися осколками, а Иван Иванович был контужен, но остался жив. Его спасла от смерти его же корова, а, возможно, и дочь. Спустя буквально несколько минут после взрыва к месту трагедии подбежали мальчишки-подростки с соседней улицы и увидели картину, описанную выше. Среди них был Аников Евгений Федорович, 1930-го года рождения. Увиденное навсегда отпечаталось в его памяти.
Таким образом, при взрыве у монастыря погибли не только семь саперов, при непосредственном участии которых, собственно, и произошел взрыв. Понятно, что конкретной причины взрыва установить не удалось. Погибли около двадцати других проезжавших мимо красноармейцев, примерно взвод. В их числе две девушки в военной форме. Всех погибших похоронили на месте Анастасьевской часовни. Часовня была разобрана оккупантами на строительные нужды зимой 1944 года. До этого она была целой и невредимой, вспоминает Евгений Федорович.
Образовавшееся после гибели красноармейцев захоронение пополнялось телами других убитых военных. Их находили жители в разных местах. В частности, один из красноармейцев лежал на дороге в сторону Крылова примерно в районе нынешней школы-интерната. Об этом рассказали очевидцы. А к концу сороковых годов останки похороненных перенесли на место сгоревшей Пятницкой церкви у стены Святогорского монастыря. С тех пор братское воинское захоронение находится там.
А вот как описывает обстоятельства взрыва один из первых послевоенных руководителей района Киманов:
Группа солдат вместе с командиром одного из сапёрных подразделений прибыла к Святогорскому монастырю, чтобы погрузить в машину и увезти мины. Машина остановилась у Синичьего холма, возле могилы поэта. Солдаты погрузили мины, а командир взял одну из них, встал спиною к машине, позвал к себе солдат и стал показывать им приёмы обезвреживания взрывного устройства. В руках командира мина взорвалась, сдетонировали те, что были в машине. При взрыве погиб командир, погибли все солдаты; взрывная волна была настолько сильной, что наш домик на Лесной улице, расположенный за горкой и лесом, основательно встряхнуло. Мы поняли, что случилась беда, побежали на взрыв. У холма на дороге увидели искорёженную грузовую машину…
(Киманов П.М. За холмами – Пушкинские Горы: воспоминания секретаря подпольного райкома партии. – Л.: Лениздат, 1975.).
Как видим, о второй, другой автомашине и ее погибших «пассажирах» даже не упоминается. Вызывает удивление и его подробное описание обучения солдат тонкостям обезвреживания боеприпасов. Не все ясно и с датой взрыва. Успели ли местные жители, а тем более партизаны вернуться в свои дома на другой день после освобождения Пушкинских Гор? Напомню, поселок был освобожден на рассвете 12 июля.
Так сложилось с годами, что когда речь заходила о злодеяниях фашистов на оккупированной территории и о послевоенном разминировании, акцент делался на факты, касающиеся Пушкинского Заповедника. Так было. Тема войны, тема разрушения и последующего восстановления стали неотъемлемой частью и ныне проводимых в Заповеднике экскурсий. И у людей, посещающих Пушкиногорский район, в частности, Пушкинский Заповедник, может сложиться ошибочное представление, что Пушкинский Заповедник это и есть Пушкиногорский район. Безусловно, значение Заповедника для района и его роль в жизни пушкиногорцев трудно переоценить. В сущности, само существование района обусловлено отчасти нахождением на его территории всемирно известного Пушкинского уголка. Хотя и был период, когда район был упразднен и присоединен к соседнему Новоржевскому району. И все же, справедливости ради стоит заметить, что на продолжении многих лет, до перехода к рыночной экономике, экономическое состояние района незначительно зависело от Пушкинского Заповедника. Оно базировалась на производстве сельскохозяйственной продукции и переработке сельхозсырья. Немалую долю в доходах района составляла продукция предприятий местной промышленности и других отраслей народного хозяйства.
Это небольшое пояснение автор счел необходимым привести для понимания ситуации, в которой оказался район после ухода немцев, а так же того, почему в первую очередь всегда говорится о разминировании Пушкинского Заповедника, его территорий. И не вспоминают о многочисленных случаях подрывов и гибели людей на других территориях. А их было немало. А неубранных минных полей, дорог и заминированных зданий и сооружений на территории района, помимо земель Заповедника, было предостаточно. Это было установлено при проведении работ по разминированию в течение нескольких послевоенных лет.
Следующий мощный взрыв боеприпасов произошел тем же летом 1944 года. Точной даты, когда это случилось, автору установить не удалось. Известно, что взрыв прогремел на окраине деревни Кокорино в конце августа при следующих обстоятельствах. Военные саперы-разминеры производили очистку от мин переднего края немецкой обороны по берегу реки Сороть в окрестностях деревни Воронич и Коты. Для складирования обезвреженных боеприпасов саперами было выбрано место на северо-восточной окраине деревни Кокорино вблизи полотна железной дороги. За колхозным садом. Для доставки относительно безопасного груза, а это были главным образом тяжелые противотанковые мины, привлекались местные колхозники. В основном, это были молодые женщины и подростки. Других людей, способных на расстояние более километра переносить на своих плечах весьма ощутимый по тяжести груз, в колхозе в то время просто не было. Переносили на веревках, перекинув их через плечо. Веревка продевалась в скобу на корпусе противотанковой мины. Подготовка мин к переноске проводилась штатными военными саперами, так же как и приемка груза на месте складирования в Кокорине. Работали несколько дней. В тот, роковой день, за укладкой мин в штабель следила женщина-сапер. Что произошло у штабеля, что послужило причиной взрыва, осталось тайной навеки. Так же, как и в случае подрыва боеприпасов у стен монастыря в июле того же года. Все, кто находился у штабеля и вблизи от него, включая женщину-сапера, погибли. Тела нескольких человек разорвало в клочья так, что хоронить было нечего… Отдельные фрагменты человеческих тел взрывной волной отбросило в протекавшую метрах в пятидесяти от места взрыва речку Луговку и отнесло течением.
Местные жители вспоминали, что погибших, по деревенским понятиям, было много, некоторые называли число «пятнадцать». Среди погибших был шестнадцатилетний кокоринский парень Николай Кузьмин. Это он фактически «испарился» в огне взрыва. Удалось установить еще одну жертву взрыва в колхозном саду: это была Настя Филиппова, жена фронтовика, так же жительница деревни Кокорино. Конечно, в свое время можно было бы выяснить имена и фамилии всех или большинства погибших, они были известны колхозному бригадиру. Это он выдавал наряды на помощь саперам в предыдущие и именно в тот роковой день. Звали бригадира Василий Герасимов. Среди разнаряженных были две его родные дочери Антонина и Александра. Антонина в трагическую минуту была далеко и недосягаема даже для взрывной волны, а Александре посчастливилось отойти на безопасное расстояние после того, как она положила принесенную мину в штабель. Она-то и рассказала автору очерка о некоторых обстоятельствах трагедии. Ее что-то сильно толкнуло в спину, отчего Александра упала на землю лицом вниз и на какое-то время потеряла сознание. Но страшный грохот она все же слышала. Несколько человек получили разной тяжести контузии, с последствиями которых жили до самой смерти. Так, Козьякова Настя наполовину утратила способность слышать, а у Кузнецовой Зинаиды до самой смерти не проходили появившиеся после взрыва головные боли. Обращались за медицинской помощью и другие колхозницы. Василия Герасимовича несколько раз вызывали на допросы в прокуратуру и НКВД. Но что он мог рассказать по существу, поскольку сам он был в момент взрыва совсем в другом месте. И блюстители закона оставили его в покое. Хотя какой мог быть покой после пережитой трагедии. Он был в своем доме, когда раздался оглушительный взрыв. А дом его находился всего-то метрах в трехстах, совсем рядом. Стекла в окнах моментально вылетели, сознанье пронзила мысль о его дочерях: живы ли? Что произошло нечто страшное, сомнений не было.
Другая свидетельница, семилетняя Тамара Герасимова вспоминала, что в тот день она с мамой и совсем маленьким братишкой Валентином находилась метрах в пятистах от штабеля мин: их мама заготавливала посильные щуплой женщине дрова. Наработавшись, все семейство (их отец Федор Герасимов был призван на службу 23 июня 1941 года и находился на фронте) направилось к месту проживания. Их собственной жилье фашисты разобрали для строительства бункеров за озером Каменец, жить после возвращения с выселок было негде. Но их пустила к себе пожить та самая Настя Филиппова, которая погибла при взрыве. Таких, как Евдокия с детьми бездомных жителей Кокорина было большинство. Они нашли временный приют в нескольких чудом уцелевших избах до постройки собственного жилья.
Герасимовы видели, как колхозники и подростки переносили мины, некоторых Тамара Федоровна, несмотря на свой малый возраст, хорошо знала. Это были ее родственники или близкие соседи. А сами они услышали оглушительный взрыв, когда находились примерно в километре от железной дороги. Услышали грохот и, обернувшись, увидели огромный столб земли и пыли, тут же поднявшийся над колхозным садом. Они бросили вязанки дров и побежали обратно кратчайшим путем. через колхозный сад, по берегу Луговки. Поэтому и запомнились маленькой Тамаре плывущие по речке окровавленные фрагменты человеческих тел…
С того самого дня изба, в которой семья Герасимовых нашла приют, стала сиротой.
Еще одна современница, в то время семилетняя девочка, Алена Григорьева вспоминала, что после освобождения они с мамой поселились у дяди, Михаила Ивановича, дом которого, так же, как и дом Василия Герасимовича, чудом уцелел. ее мама, Наталья Ивановна Иванова, тоже в тот злополучный день получила наряд от бригадира и собралась идти. Но Михаил Иванович запретил ей это делать. В свое время он прошел через огонь Первой Мировой, побывал в плену и знал, насколько опасна затея с минами. «На кого детей бросаешь?» – так и сказал. И…спас, возможно, жизнь матери четверых малолетних детей. Муж ее не вернется с войны…
После взрыва, который был слышен не только в Пушкинских Горах, но и на более удаленном расстоянии, органами следствия проводилось расследование. Но установить причину и виновника взрыва не удалось. Иначе об этом узнали бы в районе. Вызывает удивление, что рассказывая о районе его первый секретарь ни словом не обмолвился в своих воспоминаниях о коронинской трагедии.
Вспоминая, Тамара Федоровна поведала об еще одном взрыве. Он случился несколькими днями раньше. Правда, в тот раз никто из людей по счастливой случайности не пострадал. Взрыв произошел на западном берегу озера Каменец в одном из бункеров, при разборке его на бревна жителями Кокорина. Что взорвалось: мина, граната-растяжка, или что другое – неизвестно. Бункер, который разбирали жители деревни на постройку своего жилья, оказался заминированным.
В то время, особенно в первые месяцы после возвращения из немецких выселок, подрывались, гибли и получали тяжелые увечья не только взрослые, но и дети. Произошло несколько несчастных случаев, при которых пострадали малолетние дети десяти и меньше лет. Это Цыбиногин Юра из деревни Кокорино, 1935 года рождения, Степанов Гердт Кириллович и Васильев Валентин Степанович из Луговки. Юре и Гердту оторвала взрывом кисти рук, Гердту и Валентину выбило по одному глазу. При тех локальных взрывах были и погибшие. Увы, имена их автору неизвестны. «Пролить свет» на события семидесяти пятилетней давности мог бы один из раненых мальчишек, Валентин Степанович Васильев, но он категорически отказался разговаривать на эту тему. Возможно, ужас того, что произошло с ними, отпечатался в памяти мальчишки на всю жизнь.
Понятно, что при огромном объеме работ по разминированию военных саперов-разминеров не хватало. Часто военные ограничивались определением и обозначением напичканных минами разного калибра участков или объектов и уходили дальше на запад, продолжая свою смертельно опасную работу. А на смену им решено было привлечь обученных на скорую руку допризывников, то есть, подростков. Курсы по подготовке разминеров были и в Пушкиноорском районе. Записывали в разминеры не всех. Тех, кто приходил с характеристиками, содержащими примеры нарушений или проявлений разных отрицательных качеств, на курсы не принимали и в группы разминеров не зачисляли.
Среди разминеров тоже было немало жертв и пострадавших. Одной из групп руководил шестнадцатилетний юноша Тимофеев Александр Афанасьевич.
Александр Афанасьевич родился и начальный период своей жизни провел в деревне Чухны. Во время оккупации подросток помогал своим родственникам-партизанам скрываться от фашистов, нередко рискуя своей жизнью. Однажды, уходя от преследования полицаев, он несколько часов просидел под берегом речки в холодной весенней воде. Другими словами, парнишке довелось немало испытать и пережить в детстве. Тогда и формировался его характер. Может быть, эти качества – смелость и отвага – и привели его на курсы разминеров в сорок четвертом году.
Александр Афанасьевич рассказывал, что даже при всей осторожности, при соблюдении всех требований безопасности, каждый разминер ежеминутно и ежесекундно рисковал подорваться на очередной мине или другом боеприпасе. Стоит напомнить, что не только вражеские мины и снаряды были источниками опасностей и бед, но и свои, отечественные. Войсками Красной Армии было оставлено немало патронов, снарядов и мин в блиндажах, окопах и просто на полях боев. Автору и самому не раз доводилось сталкиваться с такими «находками» в разных местах противостояния двух воюющих сил весной и летом сорок четвертого года. Безусловно, все «потери» боеприпасов происходили естественным образом, без какой-либо осознанной цели: в суматохе боев и перестрелок. Часто попадание вражеских снарядов и мин в блиндажи или в окопы вызывало их разрушения, которые в дальнейшем уже не восстанавливались. Там, в защитных сооружениях, могли находиться и боеприпасы. Не только одиночные, россыпью, но и в заводских упаковках, в патронных и снарядных коробках. Другими словами, опасности подстерегали мирное население чуть ли не на каждом шагу. Это сейчас в интернете можно найти карты минных полей той войны, а тогда, в первый год после ухода фашистов, да и в последующие годы, опасные зоны определяли профессиональные саперы-разминеры, которых, как уже говорилось, не хватало. Они с помощью миноискателей определяли границы минных полей и ставили предостерегающие указатели-таблички «Заминировано!». Существовал и другой способ выявления заминированных участков. Впрочем, трудно назвать способом обнаружения случайный подрыв отдельных гражданских лиц. Так, в Заозерском сельском Совете погибла женщина-почтальон, Маркова Мария, решившая сократить путь и шедшая прямиком через поле. Она подорвалась на мине, поставленной на обочине дороги. Были и другие похожие случаи. Само поле было разминировано.
Александра Афанасьевича направили на курсы инструкторов-разминеров в Псков, а его товарищи из группы разминеров все до одного погибли при взрыве в Кокорине. Погиб и возвращавшийся домой старший лейтенант Тарасов Павел Иванович. От него осталась только офицерская сумка-планшет… На советском минном поле подорвались и погибли разминер Николаев Геннадий Павлович и председатель колхоза Степанов. (Информация взята из книги «Вспоминая войну. 2004 г., стр. 70»)
Как бы ни старались разминеры и военные саперы, постоянно рискуя своими жизнями, они не успевали обследовать всю территорию района. В том числе, и территорию районного центра. А, как теперь установлено по документам из архивов Министерства Обороны, на окраинах Пушкинских Гор еще в июле сорок первого года шли кровопролитные бои. Стремясь удержать занимаемые рубежи, саперы-красноармейцы минировали, по возможности, подходы к ним. Установлен факт боя на высотке на южной окраине поселка и в 1995 году найдены останки погибших в том неравном бою красноармейцев из 181 стрелковой дивизии. В 1963-м году на другой окраине поселка, на Мехове, были обнаружены останки пятерых бойцов с оружием. Позднее, летом 2013 года, там же, при устройстве фундамента для памятного знака откопали еще несколько останков и фрагменты пулемета. Станцию Тригорская, как стратегический объект, так же упорно обороняли от захвата немцами. С тех далеких дней до нынешнего времени сохранились фрагменты окопов вдоль полотна бывшей железной дороги Псков – Полоцк.
Для благоустройства территории населенных пунктов активно привлекалось местное население. Так, 12 мая 1945 года наряды на закапывание и заравнивание окопов и траншей на территории бывшей деревни Мехово получили несколько жителей соседней деревни Каменец. Среди них были три родственницы: две сестры, Наталья и Катя Ершовы, и их племянница – несовершеннолетняя девушка Нина. На первый взгляд, задание было не сложным: лопатой бросать грунт с бруствера окопа в сам окоп. Или траншею. Или в воронку. И того, и другого, и третьего было вдоволь. В какой-то момент самая молодая из них, Нина, вонзила штык лопаты в землю и услышала звук удара по чему-то твердому. То ли камень это был, то ли еще что-то. Девушка проявила осторожность и окликнула свою тетю, Наталью. Та крикнула Нине, что бы ничего не делала, подбежала и оттолкнула племянницу в сторону. Эта сцена привлекла внимание еще одной родственницы, Екатерины. Катя успела ухватить Нину за руку и отбежать вместе с ней на несколько метров от траншеи. И тут прогремел взрыв. Наталья погибла сразу. А Катя, прикрыв собой Нину, получила контузию и мощный заряд смеси земли с взрывчаткой и порохом прямо в лицо. Нина не пострадала. Очевидно, удар лопаты пришелся по взрывателю какого-то боеприпаса, в котором кроме взрывчатки находился еще и пороховой заряд. Это могла быть минометная мина или снаряд. Последствия удара заряда на всю жизнь отпечатались на лице Екатерины в виде оспин зеленоватого цвета и множества черных вкраплений. Такой, с лицом неестественного зеленого цвета, она и запомнилась жителям Пушкинских Гор.
Годом позднее, в 1946-м, два приятеля односельчанина из деревни Воронич, оба ровесники, 1900-го года рождения, оба фронтовики, решили порыбачить необычным способом. При попытке выплавить тол из боеприпаса какого-то крупного калибра, возможно, из авиационной мины, произошел взрыв и оба они мгновенно погибли. Похоронили их останки в одной могиле на деревенском кладбище... К сказанному можно добавить, что рыбаки-браконьеры были не единственными жертвами. Подрывы случались и в последующие годы.
Несчастья случались и при обработке земли. Мины срабатывали даже от зубьев конских борон. А когда в МТСах появились трактора, досталось и некоторым из них. Мины взрывались и под гусеницами, и под плугами.
Подрывы с человеческими жертвами с разной частотой происходили вплоть до второго десятилетия нового, двадцать первого века. Так, в деревне Позолотино Полянского сельсовета мина взорвалась прямо под похоронной процессией на перекрестке у кладбища. Были погибшие и раненые. В деревне Андрохново, при попытке обезвредить артиллерийский снаряд погиб от взрыва последнего поисковик из далекого сибирского города Ханты-Мансийска. В Пушкиногорский район он приезжал со своими воспитанниками и со своей семьей для проведения раскопок на местах боев. Очевидно, во время очередной экспедиции на плацдарм и был обнаружен неразорвавшийся боеприпас. Накануне отъезда, воспользовавшись тем, что его жена с детьми отправились на местный вокзал за билетами, он решил из корпуса снаряда сделать себе пепельницу. Об этом рассказал свидетель трагедии Евгений, житель деревни Андрохново. Это произошло в 2010 году.
Можно было бы, наверное, продолжить перечисление трагических случаев с жителями района и написать о этом целую повесть. Но, к сожалению, сегодня фактически не осталось живых свидетелей происходивших событий, связанных со взрывами в мирное время, а официальной статистики в те годы, как уже было сказано, не велось, так что установить сами события и имена пострадавших теперь не представляется возможным. Когда-то не рекомендовалось афишировать факты трагедий, а потом замалчивание подобных случаев вошло в привычку и постепенно все, что связано с продолжавшейся на территории района «войны без войны», кануло в небытие. Вот и остались увековеченными из многих десятков жертв последствий войны лишь имена семерых саперов, которые, как говорится в расхожей поговорке, ошибаются только один раз…