шалава

Эли Фиш
ШАЛАВА
В начале 80-х я поступил в Московский институт инженеров геодезии, аэрофотосъемки и картографии. Учился я на геодезическом факультете.Предмет "вычислительная техника" у нас вела молодая преподавательница со странным сочетанием имени и отчества - Агнесса Ивановна. Она была очень строгий преподаватель и параллельно отвечала в институте за художественную самодеятельность.Все боялись Агнессу патологически, особенно девочки, которых, казалось, она ненавидела лютой ненавистью. Однажды после очередного концерта я, спев очередные две песни, подошел к Агнессе, стоявшей за кулисами, и спросил:
- Ну как сегодня я спел?
Она мне сказала:
- Влюбиться можно.
И, как мне показалось, попыталась поцеловать меня в губы.
Я инстинктивно увернулся. Для восемнадцатилетнего пацана из хорошей еврейской семьи какие бы то ни было отношения с преподавателем, кроме учебных, были немыслимы. После этого она возненавидела и меня. А вскоре я стал замечать, что ее гнева удостаиваются еще несколько молодых людей из нашей группы. Учеба у нас была, как у всех, два семестра, но в отличие от студентов других вузов, после окончания второго семестра мы на все лето ехали на полигон. Там мы жили в палатках, естественно, студенты отдельно, преподаватели отдельно.
Я легко сдал все зачеты и экзамены, кроме предмета Агнессы Ивановны. Ей я пересдавал четыре раза. Когда я пришел сдавать в пятый раз, Агнессы не было, она заболела. Другой преподаватель принял у меня зачет за 2 минуты, удивляясь, как я с такими знаниями хожу пересдавать. Но пересдавать я ходил не один. Со мной на пересдачу ходили почти все девушки с нашего курса и те несколько парней, которые, по мнению Агнессы, наверное, обидели ее.
По окончании семестра мы дружно поехали на полигон в Подмосковье. Это были чудесные места в Чеховском районе. В первый же день нас разбили на бригады. В каждой бригаде было по 5 человек, причем бригады были мужские и женские. Почему так, нам никто не объяснил, но нам было хорошо и в нашей мужской компании. Первый день мы обустраивались. Мы установили палатку настолько мастерски, что через 5 минут она рухнула. Наконец, с четвертого раза палатка была установлена прочно. Мы хотели отпраздновать приезд на полигон, взяв с собой водку, но решили отложить - сил праздновать ни у кого не было. От переутомления засыпать мы стали только под утро. Но в это время на дерево прямо над нашей палаткой сел соловей. Он орал так, что в голове тут же начали прокручиваться все идиотские песни про соловьев. Все в палатке затихли. Я думал, что все заснули, и только у меня одного такая слабая нервная система. Пока с одной кровати не раздался голос:
- Экзотика, твою мать, романтика!
За каждой бригадой был закреплен преподаватель. Бог услышал мои молитвы, к нам приставили добродушного пожилого мужичка-профессора. Как выяснилось, Агнесса руководила одной из групп наших девочек.
На следующий день пьянка все же состоялась.К моему удивлению, к нам присоединилась Агнесса со своей бутылкой водки. Всю пьянку она обжималась с Витькой, самым невзрачным пареньком из нашей бригады. По окончании банкета Агнесса не ушла к себе. Всю ночь Витькина кровать издавала визжащие звуки. Вторую ночь подряд мы остались без сна. Утром, ничуть не смущаясь, Агнесса сказала, что ей пора к своим девочкам, и залпом выпила оставшуюся, как выяснилось, в одной из кружек водку. Когда мы остались одни, самый правильный из нас Володька Нестеров, кстати, абсолютно непьющий и не курящий, но всегда принимающий участие в общем веселье, сказал:
- Ну и шалава! - и обратился к Витьке - Ты что, охренел? Это же преподша. Выгонят тебя из института на хер, потом не жалуйся.
С трудом скрывающий гордость от ночной победы Витька, сказал:
- Я тут причем? Это она сама.. Что мне потом как Илюхе, бегать ей по сто раз зачеты сдавать? Я уж лучше ее трахну, раз она так этого хочет.
Все ночи Агнесса Ивановна, когда была на полигоне, проводила в постели с Витькой, как бы абсолютно не замечая окружающих ребят Потом по какой-то причине она покинула полигон, и девочек передали другому преподавателю. Когда после каникул мы вернулись в институт, к моей радости вычислительную технику у нас вел другой преподаватель. Ходили слухи, что Агнесса Ивановна больна. Через три месяца при входе в институт повесили портрет Агнессы Ивановны с траурной лентой. У нее был неоперабельный рак, о котором она знала. Она проводила свои последние дни так, как считала нужным, наверно, пытаясь взять от жизни все, что могла. И не мне ее судить за это.
      Эли Фиш