Глава 4. РАЗЛУКА
И, словно растаяли в утренней дымке разгорающегося на полнеба солнца все видения пролетевшей недели любви и ночных испепеляющих взрывов страсти. И осталась стремительность все время меняющихся событий, напряжения в реальном времени ожидания решения судьбы.
Рыдала, как маленькая девчонка, расставаясь с отцом и Вовочкой. Ведь знала, что, соскучившись, в любой момент доберется до Борисоглебска, но все равно чувство неотвратимости предстоящей разлуки и потери глушило все внутренние уговоры и доводы. И приходило понимание несовершенства жизни с ее постоянными прощаниями и расставаниями, ожиданиями и тревогами.
Злата успешно прошла на бюджетное отделение филологического факультета университета.
Ольга не справилась с дополнительным собеседованием по химии и была вынуждена поступить в медицинское училище. И в качестве утешения добилась от Димы признания в любви и назначенного на первое воскресение августа торжественного бракосочетания.
Все это было так ускоренно, непродуманно, словно назло неподдающейся судьбе. Родители с обеих сторон расстарались основательно, свадьба «пела и плясала» два дня, невеста была обворожительна, особенно на всех фотках рядом с будущим гвардейцем, который буквально носил на руках свою долгожданную подругу.
В Саратове родители Ольги купили для молодоженов в новом доме удобную однокомнатную квартиру.
Валерий, к сожалению, на свадьбу приехать не смог.
И опять его непонятное молчание, словно в мировом пространстве иссякли сразу все батареи передающих станций, и тревожные звонки Валеркиного мобильника потерялись в мощных выбросах неуправляемого Солнца.
Нужно было собираться в новую жизнь. Злата сняла у крепкой еще на вид восьмидесятилетней старушки недорогую комнатку в дореволюционном двухэтажном особняке, пережившем все войны и революции двадцатого века, почти в центре областного центра. За высокой дверью с предупреждающими надписями, в какую квартиру, сколько раз нужно было звонить, Злата попала в домострой коммунальной квартиры, где доживали свои отпущенные им годы уникальные, не сломленные одиночеством старики, занимавшие просторные, по меркам современности, комнаты.
И теперь пустой чемодан посреди комнаты на старенькой табуретке терпеливо ждал, когда же его хозяйка, наконец, оторвется от бесцельного созерцания солнечных бликов на полу, прорвавшихся сквозь густую крону раскидистой вишни под окном таким ранним прекрасным утром.
«Это грусть расставания расписалась своими загадочными иероглифами на стареньких дорожках, на скатерти, вышитой мамой в таком недалеком детстве, на моих комнатных тапках, — мелькнуло в сознании и погасло напоминание о предстоящем отъезде в город.
Открыла неторопливо свой верный дневник, перелистала страницы:
«У каждого есть такие места, забыть о которых невозможно, хотя бы потому, что там воздух помнит твое счастливое дыхание…» Эрих Мария Ремарк».
— Господи, ведь мне же нужно к тете Лиде! — сорвалась с дивана, заметалась по комнатам, в стремительном темпе сборов стараясь поскорее забыть эти рвущие душу воспоминания о предстоящей разлуке с любимым домом.
Но эту набежавшую невольно ранним утром слезливость пришлось тщательно скрывать, когда вместе с тетей Любой и дядей Семеном переступили порог огромного дома тети Лиды.
Часть вещей была продана, на окнах не стало шикарных гобеленовых штор, на полу — мягкого пушистого ковра. И большой раскладной стол, уставленный тарелками с закусками, фужерами и бутылками с вином, сиротливо таращился среди пустоты большого зала.
После обеда на специально заказанном маршрутном такси все семейство тети Лиды отбывало в Саратов, чтобы, переночевав у родственников дяди Саши, утром на поезде отправиться в Германию.
Ирма, грузная, неповоротливая, невесело улыбнулась, но так и осталась сидеть на стареньком диване, притянув к себе за руку Злату:
— Златочка, ты ведь приедешь к нам в гости? Нет, нет, мамочка, не беспокойся, я держусь! Видишь, ни одной слезинки!
А сама прошептала Злате тихонечко:
— Они боятся, что я начну рожать раньше срока, и не успеют довезти меня с моим Эдиком в животе до Германии. Златочка, я так жалею, что не попала на свадьбу к Ольге! Все шикарные фотографии без нас с Ромой. И Валерика не было.
Горло у Златы перехватило так, что еще несколько мгновений, и она зарыдала бы в голос от такой вдруг осязаемой, не передаваемой словами тихой печали, но наблюдательная мать Валерия вовремя потянула обеих девочек к столу.
Все неестественно бодрились, произносили пламенные тосты, но эта сгустившаяся по углам отчужденность, уже явно ощутимая пустота навсегда осиротевшего дома давила незримо на всех — и отъезжающих, и провожающих, и казалось, что если в следующую секунду кто-нибудь рассмеется радостно и скажет:
«Пошутили, и будет! Никто никуда не поедет!» — все сразу загалдят, прорвав оцепенение, и вздохнут полной грудью.
Во дворе тревожно и резко загудела приехавшая машина, все засуетились, забегали. В полный голос вдруг зарыдала мать Ромки, обхватив в отчаянии своего старшего сына, которого его сумасшедшая любовь отрывала от семьи навсегда.
И тогда Злата с блестящими от еле сдерживаемых слез глазами обняла осторожно за плечи свою третью сестренку и проговорила быстро, скороговоркой, успокаивая, в первую очередь, себя и, конечно, расстроенную Ирму:
— Развели тут панихиду родственники! Что тут страшного? Собрались люди в путешествие, мир хотят посмотреть! И уедут чуть подальше, чем до Москвы!
А тетя Лида, обнимая Злату, вдруг предложила:
— Поедем, радость моя, с нами до Саратова! Мамочка твоя обещала приехать вместе с Леонидом Петровичем и сынишкой и проводить нас завтра утром. Не успевали они сегодня на проводы из-за вечной работы!
Злата отказалась. Побыть, задержаться еще на несколько дней в родном доме, побродить по лесу, попрощаться с речкой — это желание вдруг захватило, стало навязчивым, словно кто-то сверху предостерегал, предупреждал об острой необходимости исполнения этого предначертания.
Долго махали вслед умчавшейся машине и молчали горестно в вызванном такси до самого дома. Слов не было, осталась только грусть.
И, растратив половину денег отца на покупку подарков сестрам и костюмчик Никитке, через два дня после проводов семейства тети Лиды в Германию Злата уехала на поезде в Волгоград на несколько дней.
Встреча с матерью страшила своей непредсказуемостью от длительности разлуки, такого вдруг получившегося долгого отрыва от разорвавшейся семьи из-за ее, Златиной принципиальности и искреннего желания не мешать матери создать новую благополучную семью.
В феврале после возвращения Златы и дяди Семена из Москвы Леонид Петрович на своей служебной машине от заволжского поселка за шесть часов по снежной дороге домчался до роддома в городе, и, не заезжая домой, буквально выхватил Анну с малышом в свои объятия и объятия старшей дочери.
И Злата впервые за прошедшее время с осторожным любопытством стала осматривать новое жилище отчима, пока после уроков в квартиру не ворвались восторженные сестры.
Тогда, зимой, Злата невольно позавидовала матери, которая со всей решительность бросилась в объятия совершенно незнакомого мужчины, сразу внутренне почуяв надежность и близость душ, отважилась в четвертый раз на беременность ради любимого, умело сглаживая непростые отношения в большой семье.
И Злата лишний раз мысленно погладила себя по головке за то, что осталась в селе одна.
Младшая Катя, подрастая, становилась точной копией бабушки Гали, — полненькая, резкая, светловолосая, с голубыми глазами на пол лица.
Маша повторяла мать — высокая, пропорциональная, с легкой копной светлых волос, немного злоупотребляющая косметикой, довольная собой, слегка самоуверенная, вполне современная горожанка.
И стало ясно, что даже в мыслях сестры не представляют своего возвращения в обыденность и суетность сельской жизни. К хорошему быстро привыкаешь.
И эта городская жизнь их вполне устраивала. Учились средне. Участвовали в каких-то танцевальных конкурсах от школы. Персонально для них шили специальные бальные платья, на которые раскошеливался Леонид Петрович.
С необычным энтузиазмом девочки встретили рождение брата Никитки. За мать можно было не беспокоиться — помощницы подросли.
Откровенного разговора с Анной не получилось — все внимание и время занимал малыш. И Злата сразу успокоилась. Ее постоянная тревога, не залетела ли она в пылу такой неосознанной, неконтролируемой страсти, будущее болезненное признание матери об отношениях с Валерием остались внутри сознания, когда стало ясно, что в цикле созревания изменений нет.
«Бог уберег меня от непосильных забот, — подумала невольно, проходя мимо отстроенного Храма на Мамаевом Кургане. — Когда выйду замуж, то у меня обязательно будет много детей».
(продолжение следует)
Предыдущая глава 3
Следующая глава 5.