Глава 2. СЕМЬЯ.
Почему-то вдруг появилась боязнь разговора с Валерием. Этот утренний звон редких птичьих голосов, встревоженные переговоры ветра с неспокойными вершинами проснувшихся тополей словно подталкивали глупые мысли в голове:
«Нужно одеться и незаметно испариться с этой лесной поляны, как будто ничего не было. А все объяснения — пусть будут потом, дома».
Эти малодушие прорезалось, когда, выглянув в затянутое марлей окошечко, увидела спину в куртке разжигавшего костер Валерия. Струйки дыма неохотно выплескивались ему прямо в лицо, но, нагнувшись, он продолжал дуть на кучу свежесобранных сучков.
«Иди в речку и смой следы преступления, — приколола сама себя. — Ишь, разлеглась, как Клеопатра, после бурной ночи любви! Никуда ты от объяснений теперь не сбежишь! Но консультацию по английскому языку точно пропустишь, если не поторопишься!»
Натянула на купальник куртку, не дыша вылезла из палатки и бегом буквально спорхнула с обрывистого берега в беспокойные, неприглядные своей серостью волны реки.
Вода захлестнула неожиданным ласковым теплом, а склонившиеся по берегам заросли ивняка укрыли от разгулявшегося северного ветра. Под корягой рядом вдруг гулко бухнул хвостом заблудившийся сазан, и после всплеска невольного испуга разлилась под кожей обжигающая волна непонятного чувственного удовлетворения:
«Господи! Ведь случилось неизбежное! И я теперь — какая-то новая!»
Валерий без куртки, в спортивном костюме, в кроссовках ждал ее с полотенцем на берегу:
— Живая? — он обернул ее осторожно тканью, прижал к себе. — Держись крепче за шею! Как ты рискнула в такую холодину в речку залезть? Я ведь целое ведро воды специально нагрел, для тебя приготовил, моя русалочка!
Злата покраснела:
— Все нормально! Только, пожалуйста, не заходи пока в палатку!
Когда Злата присела на удобную коряжину у костра, кутаясь в куртку, Валерий колдовал над котелком с ухой.
В этом первобытном стремлении людей к волшебству и жару усмирившегося пламени в надежном загоне земляного кольца — затаившаяся через века радость выживания, спасения от беды, веры в связь с верховными силами.
— Злата, прости за нескромность, а с этим, что будем делать? — он, покраснев, показал пакет с простыней. — Раньше в деревнях, бабушка рассказывала, это было главным козырем для родни невесты.
Злата, раскрасневшись от пламени, на какие-то секунды замерла, потом вскочила, молча выхватила из ладоней растерявшегося Валерия сверток и швырнула его в костер.
Секунды огонь примерялся, с какой стороны схватить добычу, а потом с жадностью начал лизать сначала испарившийся пластиковый пакет, а потом и его содержимое.
Как завороженные, оба бездумно смотрели на пламя, принявшее их жертвоприношение, улетевшее в постепенно светлеющее небо черными клубами недовольного дыма.
— Злата, девочка моя, пойдем в палатку! Ты — колдунья! И теперь моя жена! — Валерий притянул за плечи к себе. — И мы с тобой, наконец, вместе! А если вернемся домой, представляешь, что будет? На меня все будут смотреть, как на преступника! И нас, я уверен на сто процентов, ни на секунду больше не оставят одних, без присмотра!
И начнется карусель с подготовкой свадьбы! И твою мать с Леонидом Петровичем озадачат! Как же, мою мамочку, хлебом не корми, а разреши развернуться с проведением такого долгожданного мероприятия! Давай останемся здесь еще на сутки! А завтра отвезу тебя утром сразу на экзамен.
Он смотрел на нее так пристально, необъяснимо ласково и серьезно одновременно, что, встретившись взглядами на несколько секунд, Злата вдруг ощутила себя маленькой холодной Снегурочкой из любимой детской сказки, которая, залившись смущением, вот-вот начнет таять от этого немигающего взора такого сильного и привлекательного Валерия, как от ласковых лучей проснувшегося летнего солнца.
Много лет спустя, в ночной тишине опустевшего дома, выключив очередной семейный сериал, Злата с необъяснимой тоской вспоминала до мельчайших подробностей эту свою заторможенность тогда, на берегу реки, смесь радости в ожидании повторения ночного беспредела чувств и дурацкой решительности на слове «Нет!»
— Только не сейчас! Для любви есть ночь!
И хохот Валерия:
— Нет, вы только посмотрите, как эта малышка вдруг заговорила по-взрослому!
Злате показалось, что вся краска смущения, пролившаяся вчера на ее лицо, так и останется навсегда подтверждением свершившегося факта. Она тихо прошептала:
— У меня консультация к экзамену сегодня после обеда.
Валерий вздохнул:
— Жаль, Златочка, но пусть, действительно, эта ночь останется с нами в памяти на всю жизнь! Давай собирать вещи!
Почему так устроен человек, что первые порывы взметнувшейся решительности в сознании через мгновения перекрываются шквалом рассудительности и убежденных доводов? Таких быстрых и неугомонных, что приходит усталость, недоверие, укор, и ты уже повержен, и безропотно соглашаешься, а потом позже коришь себя за то, что не послушал самого себя, ведь «первое слово дороже второго», как твердили еще в далеком детстве несмышленыши.
Да, этих экзаменов потом, за всю дальнейшую жизнь будут сотни, а ведь вот это обжигающее ощущение взлета, парения, бесконечности пространства в объятиях любимого человека можно было продлить, выхватить у жизни еще несколько раз, если бы не природное упрямство, привычка к обязательности, а, короче, просто обидная глупость.
Дома попали к обеденному столу с традиционным борщом, пловом и виноградным вином. Посторонних вопросов осторожно не задавали, только Ольга в коридоре больно схватила за локоть, прошептала
— Златка, ты — молоток! Поздравляю, подруга, от всей души! Пропал теперь наш Валерка навсегда!
Заведенная учительница английского на консультации в сотый раз твердила прописные истины, а наплывающие волны сонливости отгоняли вполне понятные мгновения страха перед последним, жизненно важным экзаменом, оставляя только один упрямый вопрос:
«Как нам теперь вместе с Валерием себя вести?»
Но через два часа жизнь дала и на этот непростой вопрос свой ответ. И пришлось тете Любе снова собирать праздничный стол, а Злате и Ольге отложить учебники.
На машине из Борисоглебска вместе со своими родителями за Вовочкой и на выпускной вечер приехал Тарас.
И в его объятии Злата, действительно, сразу почувствовала себя той малышкой, которая только ждет долгожданного мига, когда отец подхватит тебя на руки, и вдруг земля под его ногами покажется такой недосягаемой, далекой, а небо — вот оно, на твоих плечах!
Дальняя дорога утомила всех. Тарас с большим трудом вылез из большого темно-синего импортного автомобиля своего отца, опираясь на фасонистую трость, в нетерпении закурил прямо у калитки.
Бабушка Галя расцеловалась радостно с цветущей тетей Любой, подхватила растерявшегося Вовочку на руки, который после дневного сна тер глаза кулачком, сразу не поняв, чего от него хотят.
И Злата почувствовала изучающий взгляд бабушки так явно, зримо, словно по телу, лицу пробежал тонкий острый жалящий красный луч детского лазерного фонарика.
Бабушка Галя не любила мать Златы Анну. За ту непокорность своего взрослого сына, когда он, спустя полгода после возвращения из армии, моментально рассчитался на работе и оглушил родителей своим признанием:
«Я уезжаю в Сибирь, чтобы там жениться на любимой».
Эту любимую никто в глаза никогда не видел. И вся эта непонятная торопливость убеждала лишний раз, что сын влип в историю, где смазливая бабенка сумела подсунуться под их родного сыночка, которого служба в армии занесла за тысячи километров от родного Воронежского хлебородного края.
Никакие уговоры не помогли:
«Видно, опытная сибирячка каким-то зельем опоила в кровати нашего доверчивого дурачка», — мать обегала всех известных знахарок в соседних деревнях, чтобы только сумели снять непонятный заговор. Ничего не помогло. И потом только вежливые открытки с праздничными датами регулярно курсировали между таежной деревней и крупным городом в самом центре страны.
Впервые Злата познакомилась с бабушкой Галей и дедом Иваном только, когда в семье появилась Катя. Грузная, невысокая, круглолицая, незнакомая женщина схватила за плечи и, отодвинув от себя на расстояние вытянутой руки, рассматривала Злату так пристально, что из ее выгоревших голубых глаз вдруг закапали крупные редкие слезы:
— Слава Богу! Наша девочка! Вылитый Тарасик в детстве!
А мать Анна с еще заметным под халатом после родов животом молча и сердито отвернулась к окну.
Платьев, костюмов, игрушек привезли целый ящик, позже регулярно присылали подарки всем девочкам, но про мать словно забывали.
И редкие ссоры отца и матери, как поняла позже Злата, происходили именно из-за родителей Тараса.
— Не трогай мою мать, она тебе ничего плохого не сделала! — повышал голос отец и раздраженно хлопал дверью. В комнате после его ухода делалось так пустынно и глухо, и каждый раз Злата опасалась, что больше не увидит отца. Но он возвращался, закручивал мать в свои объятия, целовал бессовестно долго и ненасытно, и они надолго закрывались в спальне.
Вовочка сразу признал всех, кроме отца. Он утащил в кухню палочку Тараса, долго изучал, пока не понял предназначение ее в качестве безголосого коня. И теперь летал по всем комнатам, самозабвенно кричал: «Но, лошадка!».
А Злата, слушая оживленную беседу тети Любы и бабушки Гали, никак не могла даже мысленно представить, как они останутся жить без Вовочки. Этот малыш, ласковый, капризный, не замолкающий ни на минуту, как веселая птичка на ветке, самозабвенно оживлял всех вокруг от всплесков плохого настроения, бесконечно наплывающих забот, нагромождающихся проблем сельской жизни.
Умом Злата понимала, что отец должен забрать сына и уехать, потому что в порушенной прежней жизни именно Вовочка оставался пока главным стержнем, удерживающим отца от отчаяния и безысходности. А дом здесь, в селе постоянно будет напоминать о минутах не сбереженного им счастья.
Валерий затянул Злату от стола в свою комнату, бесцеремонно уложил на свой диван:
— Злата, твои родственники пусть располагаются в вашем доме, а ты с сегодняшнего вечера будешь жить у меня. Давай сейчас я при всех попрошу у твоего отца твоей руки. Короче, поставим жирную точку! И пусть готовятся к официальной свадьбе! У нас с тобой мало времени! И будем сами потом, в дальнейшем планировать свою совместную жизнь!
— Ты что, с ума сошел? Какая свадьба! — Злата оттолкнула Валерия, вскочила, стала у окна, поправляя растрепавшиеся волосы. — У них у всех — своих проблем выше крыши! И не нужно, чтобы счастливая мать с Никиткой и Леонидом Петровичем даже случайно встретились с отцом и Вовочкой! Это же удар для всех ниже пояса! Подлый удар! Я им всем желаю только счастья и удачи! И глядеть на их опечаленные прошлыми воспоминаниями лица не смогу! Прости, Валера!
— А я? Тебе безразлично мое мнение? Я не хочу расставаться с тобой! Ты теперь — моя жизнь!
— Подожди! А наша будущая учеба? А вдруг беременность? Школа позади! И я не хочу превращаться с восемнадцати лет в домашнюю клушу? Моя мечта — вырваться из своего дома на простор жизни, увидеть новых людей, познать себя! И я не буду финансово ни от кого зависеть! Ты решил поступать в институт в Москве, тебе родители помогут. А для меня есть более скромный вариант — поступление одновременно в Саратовский университет на филологический факультет и на работу.
— А почему не в Волгоградский вуз?
— Я не хочу жить с матерью и отчимом! У них и так там толпа из пяти человек!
— Ясно! Кстати, я не успел тебе доложить, что уезжаю поступать в Санкт-Петербургский институт ФСБ. Если не пройду, то иду в военное училище ракетных войск. Документы уже сдал в оба вуза. Наши векторы направлены пока в разные стороны. Что будем делать?
— Просто жить. Пробиваться в люди! И любить друг друга, пусть на расстоянии. Валерочка, дорогой, умоляю тебя: никаких разговоров про свадьбу! Вот я завтра сдам английский, вечером у нас выпускной, и я согласна уехать с тобой опять на то наше место. И встретить с тобой и первую зарю, и следующую зарю, если ты не против. А потом ты довезешь меня до Саратова и умчишься в свою Москву.
Валерий был не против.
Оба смирно промолчали за столом, хотя Тарас, отдыхая на лавочке у калитки после обильных возлияний, спросил в лоб:
— А ты замуж за Валерия не собираешься?
Густо покраснев, ответила честно:
— Сначала учеба, а потом — личная жизнь.
Демонстрация моделей выпускных платьев, блестящие пиджаки парней, причудливые прически, букеты роз в праздничной упаковке, перебивающая слезливые выступления учителей музыка, растерянные взгляды вспотевших родителей, уставленные яствами роскошные столы в школьной столовой — все осталось позади, когда в фантастически гулкой пустоте ночи умчались на свой остров.
И на расстеленном наспех одеяле под насмешливыми взглядами внимательных звезд, забыв обо всех приближающихся проблемах, познавали трепет и взволнованность требующих любви тел вновь и вновь. И слова взаимных признаний таяли в призрачном свечении блестящих волн успокоившейся реки, когда обнаженные резвились на протоке, а потом опять сплетались в клубок ненасытной страсти.
На рассвете Валерий натянул палатку на старом месте, достав из-под обрыва спрятанные готовые колья, перенес в нее при первых лучах заспанного солнца утомленную Злату. И все их невысказанные пожелания заснули вместе с ними под вечные шорохи раскидистых деревьев, хранящих многие секреты этой заповедной чащи.
(продолжение следует)
Предыдущая глава 1.
Следующая глава 3.