К теории литературы: матерные словечки и предупреждающие значки
(миниатюрморт для домашнего чтения стопроцентно взрослыми людьми)
______________ *** и ****а из одного гнезда.
______________ (В. Бахчанян)
______________ Как бы это изъяснить, Чтоб совсем не рассердить
______________ Богомольной важной дуры, Слишком чопорной цензуры?
______________ (А. Пушкин, «Царь Никита и сорок его дочерей»)
Глубокоуважаемые читатели, как известно, устное матерное словечко — что с белых яблонь дым: отзвучало, и нет его. А на нет и суда нет, поскольку к письменному «делу» отзвучавшее словечко вряд ли пришьешь. А вот письменное словечко указанного нехорошего типа, как известно, топором не вырубишь из опубликованного текста. И из-за него автор может нарваться на мелкие неприятности с чопорным Законом и крупную рассерженость богомольных важных дураков.
Между тем, у Homo sapiens имеются половые органы, и от этого медицинского факта никуда не сбежишь. Об этих органах не забывают ни литераторы всех мастей и разрядов, ни остальные люди, и все они часто их поминают.
Пожалуй, никто не станет оспаривать, что очень многие русскоязычные люди половой орган человеческой особи мужского пола называет просторечно и рекордно коротко — ***. И лишь мизерная часть таких людей и только на дипломатических раутах применяют элитарные слова: «член», «пенис», «фаллос».
«Ну, так в чем проблема?» — может спросить читатель.
Спросившему отвечу: «Закон, мать его так и этак, зажимает, образно говоря, рты писателей».
«А зачем рты писателей используют обсценную лексику? И много ли таких ртов?»
Сначала отвечу на легкий вопрос: «Число им — легион».
А вот на вопрос «Зачем...» ответить своим умом не рискну. И поэтому воспользуюсь чужим:
«С 1990-х гг., когда цензурные запреты исчезли, обсценная лексика шире проникает в литературу, используясь в различных функциях. Самая простая из этих функций — реалистическая передача разговорной речи: если в жизни люди матерятся, то было бы странно, если бы в книгах точно такие же люди этого не делали. [...] В ряде других случаев писатели используют обсценную лексику с более сложными целями: [...] для воссоздания атмосферы карнавала (в понимании М. М. Бахтина). [...] Попытка воскресить и одновременно спародировать древнюю сакральную функцию инвективной лексики, её отнесённость к ключевым языческим обрядам (прежде всего, инициации). [...] Помогает сделать их [Персонажей. — С. Г.] более реальными, показать принадлежность героев определённым слоям населения».
Эстетически отвергая не запрещенную Законом триаду «член-пенис-фаллос», в попытках обойти Закон некоторые литераторы лавируют так: в трехбуквенном обсценном слове меняют букву «х» на букву «ж» или на значок «*» (звездочку). Кое-кто меняет местами крайние буквы — «йух».
К огромной радости автора миниатюрморта, никто не додумался до моего новаторского предложения — одним метким выстрелом укокошить, образно говоря, двух зайцев: облегчить жизнь писателям-матерщинникам и читателям-пуристам. Итак, ввожу и предлагаю узаконить и активно использовать предупредительные шрифтовые ЗНАЧКИ-МОДИФИКАТОРЫ ОБСЦЕННЫХ СЛОВ! (Приоритет на термин — мой!)
Вот патентное словесное описание моего первого значка-модификатора широко распространенного обсценного слова. Он состоит из заглавной буквы «Х» русского алфавита и длинного полиграфического тире, проходящего через точку симметрии указанной буквы; этот агрегат для повышения статуса и дизайнерской стильности охвачен кружочком. (Приоритет на этот значок — тоже мой! Но разработчикам компьютерных шрифтов рекомендую подсуетиться.)
Убедительно прошу всех писателей отныне использовать заявленный значок вместо буквы «х» как в слове «***», так и во всех его производных.
«А читателям он на яух?» — старомодно может спросить читатель.
Старомодному отвечу: «Читатель может проверить наличие (и осмыслить количество!) таких значков в тексте и принять решение о целесообразности прочтения художественного произведения. А наловчившись, можно, увидев предупредительный значок, пропускать в уме модифицированное обсценное слово!
Но, глубокоуважаемые читатели, на мой, весьма изысканный, литературный вкус, о котором спорить (со мной же) бесполезно, обсценные словечки (а также целые фразы и даже целые абзацы), УМЕЛО вмонтированные в художественный текст, придают ему шарм.
Неотъемлемую подборку примеров, подпирающих мое суждение, начну с классических рифмованных строк, сочиненных в далеком 18-м веке.
Иван Барков:
«Она для женщины игрушка, на то названье ей ****а.
И как мышиная ловушка, для всех открытая всегда.
Она собой нас всех прельщает, манит к себе толпы людей,
и бедный *** по ней летает, как по сараю воробей».
Переходя сразу к 20-му и 21-му векам, не без сожаления ограничусь примерами-цитатами из творчества чертовой дюжины великих писателей-прозаиков (расположенных здесь в справедливом алфавитном порядке).
1) Василий Аксенов:
«— Так что прохлаждаться не придется, ****ые мудаки, ****орванцы ****ские, трихомонадные ***сосы!»
«— *** в кармане, блоха на аркане! — рявкнул в ответ американец на жаргоне университета Беркли».
Тут весьма уместно сообщить миру, что предупредительные значки, «привязанные» к половому органу особей женского пола Homo sapiens и к процессу взаимодействия половых органов этих сапиенсов, мной уже разработаны, и, если никто не опередит, в ближайшее время они будут выставлены на Высший Литературный Суд глубокоуважаемых читателей.
По сути, все сказано (и письменно заявлено). Спасибо за внимание.
P. S. Анонсированные примеры не забыты. Но ознакомление с ними — дело литературного вкуса каждого читателя. Да, о вкусах не спорят, но их формируют.
2) Юз Алешковский:
«*** вам всем в горло, чтобы у каждого из вас голова не качалась! Я, Коля, разумеется, этого не сказал, ибо это само по себе было бы тоже моим произнесенным словом, а я тогда из-за нормального чувства достоинства, брезговал сказать не то что слово, а одну малюсенькую буквочку, да же запятую брезговал сказать».
3) Уильям Берроуз:
«Дайте мне две ****ы и *** из стали и уберите свой грязный палец подальше от моей сладенькой попочки, я вам не какой-нибудь безответный лиловозадый ублюдок, я не с Гибралтара сбежал. Мужчину и женщину — совратил их он».
«Она с дрожью просыпается на рассвете, нежном и розовом — розовом, как сахарные волоконца, розовом, как морская раковина, розовом, как свечи на именинном пироге маленькой девочки, розовом, как ***, пульсирующий в багровом свете ебли...»
4) Дмитрий Горчев:
«Ельцин был когда-то очень продвинутый Джидай, но он давно потерял по пьянке свой меч и всё ему с тех пор стало похуй. Остальные Джидаи занялись кто чем: кто-то наворовал столько, что вообще уже ничего не хотел, кто-то подался в талибан, остальные потихоньку распродавали Россию — не для того, чтобы разбогатеть, а просто так, стыдно ведь смотреть на то, что со страной сделали, пусть её лучше вообще не будет».
«Ну вот, например, идёт к вам Неприятель с топором, чтобы вас зарубить нахуй. А вы живёте в таком месте, что пока Неприятель к вам шёл, он два раза на говнище поскользнулся и в это же говнище ещё и мордой въехал. И отрубил себе от злости палец. Кто победил? Вы, конечно, победили и даже, может быть, про это и не узнали. Это самая правильная победа. Ну или ещё, допустим, Неприятель решил послать вас повсякому нахуй. А у вас мобила отключена за неуплату и телефон тоже дома отключен за неуплату, а дверь вы никому не открываете, потому заебали уже, ходят и ходят. Неприятель звонил-звонил, барабанил-барабанил и прокусил себе от злости руку. А вы опять его победили».
5) Михаил Елизаров:
«Если не ошибаюсь, ***сосом зовется человек, который сосет хуй. Скажите, вы хоть раз заставали меня за, прошу прощения, но выскажусь в вашей терминологии, сосанием хуя?»
«Та же история — со словом «***». Подарить-то подарили, а употребление ограничили, в пределах «на хуй надо». Я аж до ПТУ ждал, когда батя посылать его на хуй разрешит. Разрешил. Но с условием, что он все равно мне ****янок навешает, но уже не за то, что я это сказал, а потому, что он отец, и не мне, говну, на него пасть разевать».
6) Венедикт Ерофеев:
«А осенний день наоборот — он уже с гулькин ***! Какой же ты все-таки бестолковый, Веня!»
[Да, капелька. А кто захочет «извержение», найдет знаменитую главу Вени «Серп и Молот — Карачарово» из его знаменитого произведения «Москва — Петушки». — С. Г.]
7) Сергей Жадан:
«— Боря, — сказав Льолік, — шо за ***?
— ****ь, Льоша, — відповів на це Болік, — нічого мені не кажи».
«Були тут усі — і Саша Пітон з одним оком, і Андрюха Майкл Джексон із синіми церковними банями на грудях, і Семен Чорний *** з відкушеним вухом та пришитими пальцями на правій руці, і Дімич Кондуктор з наколками на повіках, і брати Балалаєшнікови — всі троє, з однією на всіх мобілою, і Коля Півтори Ноги з фарбованою в біле залисиною та гітлерівськими вусиками, і Іван Петрович Комбікорм з вуглуватою від кількох переломів головою, і Карпо З Болгаркою — з болгаркою в руках, і Вася Отріцало з перебинтованими кулаками; а ще далі сиділи Гєша Баян, і Сірьожа Насильник, і Жора Лошара, і Гогі Православний — одним словом, увесь золотий склад «Меліоратора-91» — команда мрії, яка рвала на шматки спортивні товариства звідси і аж до самого Донбасу і навіть виграла Кубок області; заслужені майстри спорту в окремо взятій сонячній долині».
8) Эдуард Лимонов:
«Измученный шатаниями по Нью-Йорку, со стоптанными и разбитыми в кровь ногами, ночуя каждый раз на новом месте, порой на улице, я был, наконец, подобран бывшим диссидентом и бывшим конюхом московского ипподрома, самым первым стипендиатом Вэлфэровской премии (он гордится, что первым из русских освоил Вэлфэр) — толстым, неопрятным и сопящим Алешкой Шнеерзоном «Спасителем» отведен в Вэлфэр-центр на 31 улице за руку и в один день экстренно получил пособие, которое хотя и опустило меня на дно жизни, сделало бесправным и презираемым, но я **** ваши права, зато мне не нужно добывать себе на хлеб и комнатенку, и я могу спокойно писать свои стихи, которые ни здесь, в вашей Америке, ни там в СССР на *** не нужны».
«— Ебешься со своей черной? — спрашивает его Багров деловито.
— С той уже не ебусь, — отвечает Наум, — совсем обнаглела. Раньше пятерку брала, теперь 7.50. Это еще ничего бы, но однажды стучит ночью в два часа, я пустил — давай, говорит, ****ься. Я говорю: давай, но бесплатно. Бесплатно, говорит, не пойдет. Я говорю — у меня только десятка и больше денег нет. Давай, говорит, десятку, я тебе завтра сдачу принесу и бесплатно дам. Поебались и пропала на *** на неделю. А у меня денег больше не было. Пришла через неделю, и деньги вперед требует, а о сдаче молчок. Иди, говорю, на хуй отсюда. А она вопит: «Дай два доллара, я сюда к тебе поднималась, мне портье дверь открывал и на лифте поднял, я ему два доллара пообещала, за то, что пустил».
— И ты дал? — с интересом спрашивает Багров.
— Дал, — говорит Наум, — ну ее на *** связываться, у нее сутенер есть.
— Да, лучше не связываться, — говорит Багров.
— ****ая эмиграция! — говорит Наум».
9) Генри Миллер:
«Однако *** — вещь, реально существующая, и ****а — вещь, реально существующая, содержат, судя по всему, некий не поддающийся идентификации элемент, который таит в себе гораздо большую угрозу, чем какой-нибудь нитроглицерин. Чтобы получить представление о реально существующей вещи, достаточно заглянуть в каталог Сирса-Робака, одобренный Англиканской церковью. На странице 23 вы найдете изображение Приапа, жонглирующего рогом изобилия на кончике своей копченой сардельки; под сенью Парфенона он обосновался по чистой случайности; сей истукан изображен обнаженным, если не считать дырявой набедренной повязки, ссуженной ему по случаю орегонскими и саскачеванскими «трясунами»».
«Для него было самым обычным делом в конце вечера брякнуть: «Зайди-ка на минутку — хочу тебе *** показать». Если хуй по двадцать раз на дню вынимать, рассматривать, скоблить и драить, он, естественно, всегда будет распухшим и воспаленным. Мак то и дело бегал к доктору, но доктор находил его орган в полном порядке. А то и просто, чтобы его успокоить, давал ему скляночку с мазью и рекомендовал поменьше пить. Что, в свою очередь, приводило к бесконечным дебатам, потому что он поминутно приставал ко мне: «Если мазь мне помогает, то почему я должен бросить пить?» Или: «Если я вообще перестану пить, думаешь, мне все равно придется пользоваться мазью?» Что бы я ни посоветовал, разумеется, ему в одно ухо влетало, в другое — вылетало. Маку необходимо было изводить себя — не тем, так другим, и пенис явно служил для этого подходящей пищей. То вдруг он начинал мучиться из-за кожи головы. У него, как и у любого нормального человека, была перхоть, и, когда хуй его не беспокоил, он напрочь забывал о нем и начинал переживать из-за кожи головы. Или еще грудная клетка. Стоило ему подумать о своей грудной клетке, как он начинал кашлять. И как еще кашлять! Будто у него чахотка в последней стадии. Когда же он ухлестывал за какой-нибудь юбкой, то становился нервозным и раздражительным, как кот. Победы давались ему нелегко. Но как только он добивался желаемого, женщина переставала его интересовать, и он мучился, не зная, как от нее отделаться».
10) Виктор Пелевин:
«Если по ебабельной шкале, категории «я столько не выпью». Бабец начинает хрипло петь, издает всякие звуки, скулит, шипит, фыркает — типа, кидает обидку, что никто не трахает. В общем, сумбур вместо музыки. Мужик слушает до конца, но ему похуй. И все».
«— Работать над первой в мире серией инвестиционных акцио-эстампов пригласили художника с мировым именем — ведущего российско-французского акциониста Павленского. В Москве был проведен специальный телефонный опрос с целью определить его самую популярную у современников работу. С большим отрывом ею оказалась акция «*** в плену у ФСБ»».
«В полном соответствии с древнеримскими принципами «cui prodest» и «cui bono» (как солоно шутят у нас в Управлении, «*** продаст» и «хуй боно» — Мару с Жанной эти словечки наверняка вдохновили бы на контркультурный гипсовый артефакт, уже встающий перед моим мысленным взором)».
11) Томас Пинчон:
«Момент настал в 6:43:16 по британскому двойному летнему времени: излупцованное, как барабан Смерти, небо еще гудит, а Ленитропов *** — простите, что? ага, вы гляньте-ка в его армейские трусы, да там коварный стояк копошится, того и гляди вспрыгнет — о всемогущий господь, а это еще откуда взялось?»
«Она забывает досаду, выбирается из пухлого пейслийского кресла обнять Роджера, и откуда она знает, бедра под теплой юбкой и холмик толкаются поближе, чтобы распалить и поднять его ***, остатки помады теряются на его рубашке, перемешиваются мышцы, касания, кожа, ввысь, кроваво — так точно знает, что Роджер хотел сказать?»
«Она кончила дважды, не успел еще *** официально разместиться внутри, и это важно им обоим, хоть оба так и не догнали, почему же».
12) Владимир Сорокин:
«— Ну, там это… — плаксиво-раздраженно скривил губы Берман, — …Шанцева и Вова Рябинин, чего-то они в декабре запускают по ОРТ, ну… ***ню какую-то, типа ток-шоу… ну, он сегодня сюда припрется на банкет, по****им тогда.
— Ёсь, мы щас валим, — отрицательно качнул головой Оболенский.
— Чего? — оттопырил нижнюю губу Берман. — Бухать?
— Типа того, — ткнул его в живот Шноговняк.
— Куда? В «Балаганчик», что ль?
— Типа того! — усмехнулся Оболенский.
— Интеллектуалы ***вы! — махнул рукой Берман, зевнул и затопал по коридору.
Раввины и хасиды поспешили за ним.
— Ни пуха, Ёсик! — крикнул вдогонку Шноговняк.
— На ***, на хуй, на хуй! — раздалось в конце коридора».
13) Баян Ширянов:
«Она приблудилась к нам во время поисков салюта и села на хвоста так прочно, что пообещала выебать всех мужиков, что не понравилось Розе Майонеззз, но ее послали на ***, вместе с ейной ****ожадностью».
Конец чертовой дюжины.
N. B.
Лично мне, писателю 5-й категории, обсценные словечки без малейшей надобности — у меня есть свои фишки и примочки. А вот однажды таки применил — как веселую аллюзию на такой вот фрагментик текста Д. Горчева: «Другое дело, что нет уже больше таких Мастеров Настоящего Айкидо, пропали все куда-то. На иного посмотришь — вроде бы и Мастер, но всё равно однажды не уследил, расслабился, задумался — ну вот уже и валяется на татами с топором в спине и три раза нахуй посланный».
Вот цитатка из моего измышления... «Дмитрию Горчеву, на небеса»: «Если бы Семен Г. был Дмитрием Г., то свою кошмарную эмоцию, накатившую на него при ознакомлении с шорт-листом, он бы деликатно выразил так: «А вот тебе болт! И еще «шорт» в зубы, чтобы голова не качалась». Продолжая в том же выразительном стиле, с августа месяца 2016 года сидит Семен Г. за компьютером со штопором (сколиозом) в спине и ступором в голове, пялится на оба листа и ощущает себя дважды «нахуй посланным»!»
«А почему дважды?» — может спросить дотошный читатель.
Дотошному отвечу: «Потому что Семена Г., не по блату засунутого в длинный список кандидатов на «Премию Д. Горчева», организаторы обозвали там Сергеем. Предположительно, кто-то из них не уследил, расслабился, задумался...