Сентябрь в Ростове, как август в Москве, тёплый, ясный, солнечный. Вот в такой ростовский, ясный, солнечный сентябрьский вечер город высыпал прогуляться по Пушкинскому бульвару, и мы с Лорой тоже. Гуляем по бульвару. Кругом перестройка и демократия. Вдруг группа из человек тридцати подростков под руководством взрослого молодого человека, выполняя его короткие команды, стала убивать двух мужчин плотного телосложения. Мы с Лорой мгновенно оказались в большой, тесной толпе наблюдателей этого процесса. Все были немы. Милиции нет и близко. Я подхватил Лору и мы, выбравшись из толпы ушли подальше, мне хотелось сказать, от греха, но это не к месту. На следующий день в газете было написано, что на Пушкинской произошли разборки между «лицами кавказской национальности», но я свидетельствую, что у всех «лиц кавказской национальности», и у их предводителя, и у жертв были совершенно славянские лица. От всего происшедшего на душе, и за мою трусость и малодушие было мерзко. А что я мог сделать? Только молиться? Но какая от молитвы польза?
Спустя пару недель я спешил на работу в изостудию: там дети, родители, опаздывать нельзя. Приехал на остановку «5-я линия» на 1-й Советской. Я не писатель. У писателя должны быть эрудиция, большой словарный запас, владение тайнами мастерства и цепкая память. А я не помню даже по какой – по шестой или по восьмой линии я пошёл на работу. Я не смогу дать свидетельские показания. Помню только, что на углу 1-й Советской и этой самой линии, на левой её стороне, стояла группа любопытствующих, человек 8 – 10, среди них один мой знакомый.
Перед группой метрах в пятидесяти, тоже с левой стороны линии один за другим два легковых автомобиля, около которых женщина кричала «Убивают!». Мне надо было переходить на правую сторону. Я перешёл. В голове засияла, известная мне с детства благоразумная мысль: «Сами пили, сами расхлёбывайтесь». Я спешу на работу: там родители, дети. Прохожу по правой стороне улицы мимо и тут шепчу: «Господи, помоги!».
Затем, как лунатик, перехожу на левую сторону, подхожу к заднему из автомобилей, на переднем сидении которого поперёк салона лежат два плотных борющихся мужчины: «побеждённый» на спине, «победитель» сверху, лбами ко мне. Головы у них крупные и лбы мощные. Верхний, очевидно, ударил своим лбом нижнего в лицо, и у того кровь. Я с дурацкими словами «Что ж это вы делаете?» хватаю верхнего за плечи и тащу из машины. Вместе с верхним сползает на тротуар лицом вверх нижний. Я увидел, что оба мужчины к этому времени уже не хотели драться и словно бы поджидали меня, чтобы я разборонил их. Я поставил нижнего по свою левую руку, а верхнего по правую. Противники переругивались. Я героически нежно сдерживал их. Правосторонний, ругаясь, сел в автмобиль и уехал. Левосторонний что-то мне объяснял, а потом неожиданно проговорил: «А я слыхал, как вы сказали «Господи, помоги!»». Но я был на правой стороне улицы и говорил шёпотом! Подошёл знакомый из группы любопытствующих: «Я тебя зауважал».
Я не достоин уважения. Я тот, который шёл мимо и спешил на работу, «ибо знаю, что не живет во мне, то есть в плоти моей, доброе; потому что желание добра есть во мне, но чтобы сделать оное, того не нахожу. Доброго, которого хочу, не делаю, а злое, которого не хочу, делаю» (Рим.7;18,19). Я не достоин уважения. Достоин Тот, Кто воспринял плоть и кровь (Евр.2;14,15) «дабы смертью лишить силы имеющего державу смерти, то есть диавола, и избавить тех, которые от страха смерти через всю жизнь были подвержены рабству», достоин Тот, Который есть любовь, любовь совершенная, любовь, которая изгоняет страх (1Ин.4;8,18).
Я поспешил в изостудию, пришёл вовремя и никуда не опоздал.