Фото:
Шаги по снежному насту смолкли у самой моей головы, на какой-то миг наступила тишина, прерываемая разве что скрипом толстых сучьев под тяжестью наваленных на них сугробов. И даже волков не было слышно. Воображение мне живо их нарисовало, воющих, на фоне огромной луны и посеребренных ею холмов на дне оврага. Но вот нет, волков не наблюдалось.
Холод, между тем, уже приникал за подкладку тулупа, начинал гладить кожу, деловито и не спеша подбираясь к костям. Я даже поежился и засобирался укрыться в тулупе с головой, настолько мне происходящее казалось сном. Сюрреалистичным. Даже не сном, а наваждением.
– И долго так валяться намерен?
Голос чем-то напоминал провожатого. Такой же глуховатый. Ну, или может, показалось. Во всяком случае, прозвучал он как-то обыденно. На нашем языке. Это заставило вроде бы сызнова подбиравшийся Ужас отступить куда-то на задворки сознания. Стало понятным, что если это и сон, то пока не страшный. Хотя снежные холмы на дне оврага живо вызвали в моей голове ассоциацию с холмами могильными.
Я резким движением встал, скинув с себя тулуп, и тут же почувствовал как мороз сковывает мое тело, а ноги начинают деревенеть. Вон пальцы уж и чувствовать перестал. Хорошо хоть снежный покров в укрытом соснами овраге, оказался неглубоким. А то бы я, для полного счастья, еще бы провалился по пояс.
– Тулуп-то накинь, и, на вот, напяль на голову и на ноги.
Незнакомец кинул мне большую меховую черную шапку и что-то вроде унтов. Я такие и не видел никогда. Разве что на картинках. Сам он одет был в короткую меховую куртку. Мне показалось – насколько я смог разглядеть в свете луны, – сшитую из двух шкур. На голове был шапка, натянутая до самых бровей. Волчья. С хвостом. Слева, на ремне, висел меч. Франкский. На ногах серые холщовые штаны и невысокие – ниже колен, кожаные сапоги.
Спросите, что ж я не сбросился сразу с расспросами: как я тут, средь мороза этого лютого, в лесу оказался, кто он и далеко ли станция. Станцию я тут же помянул. Инстинкт что ли сработал, самосохранения, выстроивший в голове логическую цепочку: раз из деревни этой серой и безлюдной с ее лесом дуратским выбрался – неважно как, главное выбрался – значит, надо на станцию, в натопленный плацкарт и домой. Домой!
Ну да, так и надо было наверно поступить – спросить: где это я, да только рад я был тому, что деревня эта серая и мертвая далеко где-то. И все боялся, что все-таки сон это. Открою глаза и опять на лежанке, посреди сырой избы очухаюсь.
Весь этот поток сознания был прерван:
– Ладно, пойдем хворост собирать, пока ты не околел.
– А мы, это, тут до рассвета будет сидеть? – пробормотал я.
Он уже развернулся и начал скрипеть по снегу в сторону ельника, произнес не оборачиваясь:
– Здесь не бывает рассвета.
– Не бывает, – пробубнил я себе под нос, скинул ненужные на морозе кроссовки и напялил унты: поначалу холодные с мороза, они, как ни странно, пришлись впору. Мне еще подумалось: «Как он подгадал-то, под мой размер?». В шапке, тулупе и унтах стало и веселее как-то.
И я покарабкался наверх оврага, собирать хворост этот самый. Взобравшись, огляделся. Прямо передо мной, в двух шагах, начинался лес. Настоящий – заснеженные ели да сосны. Не чета деревенскому. А левее – поле. Впереди – ни огонька, что означало: жилищ там, деревень, поблизости нет.
Лес да поле. Пока искал средь запорошенных елей хворост, все пытался включить мозг и рационально осмыслить ситуацию. Но получалось не очень. Морозный хвойный воздух, после найденного мертвяка, затхлой сырости и сырого деревенского тумана кружил голову. Думать не хотелось. Тот кто меня встретил, не представился. Но и опасения не внушал. Напротив даже. Одет странно? С мечом и рыжеватой бородкой, заплетенной в небольшую аккуратную косичку. Ну да – будто с картинки сошел. Средневековой.
– Ты заснул, что ли, там?! – прервал он мои размышления.
Я обернулся. Костер уже горел. И искры, словные живые, исчезали во тьме. Как он его развел, без спичек явно, я мог только догадываться. Я спустился обратно. С жалкой своей охапкой, которою с виноватым взглядом рядом и скинул. С пару секунд попереминался с ноги на ногу, а потом опустился на лапник. Наконец, решился:
– Кто ты?
– А ты помнишь свое имя? – ответил он, глядя в пляшущие блики костра.
Я недоуменно поглядел на него и тотчас Ужас, словно давно спавшей внутри змеей ужалил, и показалось, что темно-желтый яд заполняет все мое тело. И я не в силах остановить его. Ибо осознал, что забыл собственное имя. Напрочь.
Чкаловский. Июнь 2020