Этот дом является мне все чаще и чаще, стоит лишь закрыть глаза. К сожалению, с собой он приносит и таящиеся в нем болезни, распространяя медленными густыми жидкостями метастазы вокруг. Я не уверен, что он ко мне приходит с твердыми злыми умыслами, я не уверен, что он имеет умыслы вовсе. Мне чувствуется, как эти стены, словно животное, приходят ко мне на звук учащенного дыхания и сердцебиения. Им, похоже, не ведомо свое состояние, свои отваливающиеся по пути гнилые зубы, хотя и содрогаются они иногда в стенаниях боли, такой...усталой. Кости этого дома, хрупкие, растираемые на мягкие волокна в руках, скрипя просят не двигаться, молят замереть, как замирает само время внутри него. Мясо этого дома, покрытое отслаивающейся от язв кожей, наполнено мелкими, копошащимися паразитами. Дыхание этого дома, хриплое и гудящее, разносит звуки безликих людей, что здесь были, а возможно и не были. А глаза этого дома, широко раскрытые, с белесой пленкой, глядят на ярко зеленые деревья и синее-синее небо; эти глаза наполнены безумием, исходящим из невидимых недр, медленно искажают цвета, искажают восприятие, кажется, даже, искажают время, залезая извивающимися червями в прошлое, стирая мягкий шелест травы, плеск моря, треск сверчков, трели птиц. Наполняя все это лишь жарой, такой душной, плотной, что хочется протянуть руку и сдвинуть её, словно подушку с лица.
Это дрожащее на своих лапах животное является мне все чаще и чаще, стоит лишь закрыть глаза. Но даже открыв их, я ощущаю послевкусие этого сна - сладкий запах и горький привкус на языке, словно от поцелуя с мертвецом. Это послевкусие идет со мной по улице, куда бы я не шел. Оно заставляет трещать асфальт, извергая осколки космических метеоритов. Оно проводит своей липкой рукой по стенам вокруг, толкая тех сдирать с себя все, кроме бетона. Оно жидкостью медленно струится из щелей помещений, катясь грязными ручейками по ступенькам лестниц. Оно опускает головы людей в каменную крошку, принуждая прятать свои тела в кирпичные щели. Оно идет со мной повсюду.
Это не животное! Это создание пульсирует своим бесформенным мясом у меня над головой все чаще и чаще, стоит лишь закрыть глаза. И даже когда привкус внезапно прячется, это существо издалека взирает на меня. Хоть в людных местах, хоть в отрезках улиц, что я хорошо знаю. Эта тварь всегда где-то на шаг впереди, она попытается сменить номер автобуса, увозя в свои искривленные районы. Эта тварь, словно плющом, обовьет толстыми трубами дома, заставит идти вглубь, а не наружу. Эта тварь будет пытаться скрывать все ориентиры. Она начнет вырывать прямо из головы те части мест, которые вели бы в районы, где её нет. Словно паранойя, эта тварь будет скрестись своими гнилыми ногтями по каждому человеку, что я встречаю, по звукам речи, по топоту ног и шелесту пакетов. И когда эта тварь загудит своими стенами у моей кровати, она скажет, наклонившись потолком к уху, проскрипя костями у меня под спиной: "Я везде".
Но есть отдельные места, про которые мне не стоит говорить и люди, про которых не стоит думать... Я каждый раз оглядываюсь и перехожу на шепот, даже вспоминая их. Но там идет снег хлопьями, там частые автобусы, давящие, словно арбузы, кашу на дорогах. Там через сумрак вечерней зимы пробивается тускло цвет светофора. Там всегда есть один маршрут вдоль дороги, по которому всегда есть один возврат. Там стоит здание, что очень давно снесли. В давно проданной квартире стоят свежие коробки. А в ванной, куда просочился ржавой водой мой дом, стоит кружка, чтобы ее вычерпать.