Из поэмы Молчание Камчатки
Решает царь. Горит свеча.
Пред государем рапорт краткий.
Стекает аксельбант с плеча
На донесение с Камчатки.
Ждёт нападения она.
Хотят британцы новой схватки.
— Рискнуть бы можно, но цена…
Здесь нужно действовать с оглядкой.
И малый бой ведёт к войне,
Английские узлы морские
Сумеет развязать Россия,
Потом… не выдержать казне.
Крейсирует на Тихом уж не год
Британских кораблей орава.
Перелетит орёл двуглавый,
Уйдет с Камчатки русский флот.
Без жертв останется общественный алтарь,
Ведь на Востоке важен каждый русский…
Подумав, что мундир пошили узкий,
В покои удалился государь.
Сквозь долгую Сибирь указ
Везёт безусый уроженец Вятки:
«Сражения не будет в этот раз.
Должны уйти военные с Камчатки».
***
Своей рукой разрушить батареи…
Завойко спал с лица и почернел.
Здесь каждый камень славою овеян
И памятью недавних ратных дел.
Ломать — не строить. Главная забота —
Как обеспечить правильный отход.
Эскадра вражья топчется в воротах.
Апрель, но холод, и не тает лёд.
Замёрзла бухта, гладкая, как скатерть.
Но прорубает льдины русский взвод
И топорами делает фарватер,
С водой морскою смешивая пот.
Пролив Татарский не учтён французом, —
Там есть в Амуре для судов канал.
В него Завойко — русский адмирал
Уводит флот проливом Лаперуза.
Исчезли корабли, лишь снег да горы.
Топорщится английский флаг.
Враг в изумлении глядит на город.
В бессильной злобе занесён кулак.
Дома пусты, военных не осталось.
И непонятно, с кем идёт война?
Враг в ярости терзает Петропавловск,
Чужая речь на улицах слышна.
Кругом грабёж. Французы в авангарде,
Но Генри Брюс перчаток не марал —
Ему равно, — судьба стоит на карте.
Переживает старый адмирал.
Глядит на горы обречённым взором,
Как сыплет серый пепел злой вулкан.
И несмываемо пятно позора.
И безразличен хмурый океан.
Другим покорная земля ему — чужая,
Но в ней — убитый страхом Дэвид Прайс*
Нашёл приют. Страна родная
Не приняла,— не выполнил приказ.
И сердце бьётся в рёбра жёсткой птицей.
Брюс будет также брошен на редут
Чужих желаний и пустых амбиций,
Под спуд людского мненья и под суд.
Спит равнодушный Лондон. Дождик сеет.
Никто не пожалеет старика.
О трудностях камчатской Одиссеи
Не слышны откровенья моряка.
О том, как педантично и упорно
Он корабли пропавшие искал,
Как мыс Лопатка новым мысом Горна
За ураганы и шторма назвал.
Что караван почти что обескровлен…
Но покривился нервно тонкий рот:
Не выполнено главное условье —
Остался на Востоке русский флот.
***
Забытая старуха у воды.
У домика пустые грядки,
На кладбище, в цветенье лебеды,
Упавшие от времени оградки.
И вороньё, гасающее ввысь.
Неяркие лучи заката.
Когда-то к мёртвым приходила жизнь
И поминала их когда-то.
Несла усопшим яркие цветы,
Истории листала главы.
Чернеют над могилами кресты –
Здесь похоронена Камчатки слава.
Почившие герои здесь лежат,
Лишь облачко всплакнёт украдкой.
Не вспоминает Родина солдат,
России не нужна Камчатка.
Другая цель и новый интерес:
Любуется Нева Амуром.
И над Хабаровском восходит благовест.
Камчатка – в отдаленье хмуром,
Когда-то славная, но нищая теперь,
Голодная, в глухом отчаянье,
В неверии стучит в родную дверь,
Но отвечает ей молчанье.
***
Под сенью православного креста
Неубранная церковь, детский гробик.
Невозмутимы тишина и пустота.
И – в бухте – одинокий пароходик!
Бьёт в сердце колокольный стон,
Ведь не было судов почти полгода.
Всё население явилось на поклон –
Встречает шхуну русским крестным ходом.
Торговый флаг на корабле,
И капитан – горластый и усатый.
Американец, явно шельмоватый.
Хозяин на чужой земле.
И мистер для коряка лучший друг.
Он нужды камчадала «понимает».
Всё бегает и носится вокруг,
На спирт и порох соболей меняет.
Абориген в душевной простоте
И благодушии своём не замечает,
Что всё отдал в торговой суете,
И род его редеет и нищает.
А мистер Джон гоняет жирных мух.
Ему – меха, туземцу – чай и гвозди.
…Витает над Камчаткой хлебный дух,
Голодные ласкает ноздри.
***
У матери нет молока.
Ребёнок третий день, как не кричит.
Не ищет грудь его рука,
Кухлянки старой мех не теребит.
И нет еды: маняла да кедрач.
Кормилец сгинул, умерли соседи.
Над тундрой ветра погребальный плач.
Друг друга жрут от голода медведи.
И рыбы не испросишь у реки –
Дух вод не принимает подношенья.
Зверь не идет на петли и силки –
Всё погубило наводненье.
Ребёнок угасает и молчит.
И нет креста на материнском теле.
Пустой глазницей сквозь века глядит
У юрты на колу олений череп.