Перебирая в памяти прошлое, мне невольно вспоминаются наиболее "яркие" моменты из жизни, например школьные уроки пения, проходившие в более "раскованной" обстановке нежели остальные. Меня удивляло неожиданное перевоплощение одноклассников, ещё первоклассников, но уже почувствовавших «слабинку» преподавателя музыки, высокой и худощавой молодой женщины, со стрижкой белокурых завитых волос. Похоже, она даже особо и не пыталась угомонить класс, гудевший, как пчелиный улей.
Сменившая её во втором классе новая учительница, среднего роста, в элегантном бежевом костюме, облегающим её рельефные формы, аккуратным коконом русых волос на голове, она, в туфлях на высоких каблуках, уверенным шагом прошла к кафедре, положив на неё футляр со скрипкой. При виде её, от неожиданности, класс замер, а она, поздоровавшись и представившись, открыла футляр, и извлекши из него скрипку, обратилась к классу:
- дети, кто знает, как называется этот инструмент?
- Балалайка - после небольшой паузы произнёс один из шустрых одноклассников.
- кто это сказал ? - строгим голосом она обратилась к классу.
Виновник нехотя встал из-за парты, понуро потупив голову.
-Выйди из класса! - скомандовала она, и одноклассник покорно покинул класс.
В дальнейшем на её уроках была полнейшая тишина. К концу учебного года, когда потребовалось изучение очередной программой песни, одноклассники неожиданно обратились к ней с просьбой изучения другой, вместо программной песни, которую они слышали на уроках пения старших классов. Она удивилась, как удивился и я пожеланию одноклассников, так как в общении с ними я не замечал у них возвышенных идейных настроений.
- Это "Марш коммунистических бригад", песня в программе 7 класса, но если вы хотите, то я не возражаю - заключила она.
Мы стали разучивать песню и, несмотря на свой первоначальный скептицизм к ней, впоследствии, вместе со всеми, увлечённый общим порывом, я вдохновенно пел:
- Будет людям счастье, счастье на века!
В момент исполнения песни казалось, что так оно и будет. Это происходило в начале 60-х годов прошлого столетия, когда страна жила, как многим казалось, на пороге больших свершений, провозглашённых Первым секретарём партии, на её прошедшем съезде. Было ли это связано с воодушевлением масс, в связи амбициозными планами построения коммунистического общества в течение 20-ти последующих лет, или естественное осознанное стремление к созиданию, мне было непонятно, так как, несмотря на свой возраст, я с недоверием относился к такому качественному скачку, в результате которого реализовывался принцип: "От каждого по способности-каждому по потребности". Интуитивно мне, да и моим одноклассникам, он казался невыполнимым.
Однако, после смены руководителя страны, о принятом программном партийном документе более не упоминалось, а на следующем партийном форуме, он не вошёл в его программу, и общество постепенно стало забывать об этом амбициозном проекте. Тем не менее, идея построения коммунистического общества, как бы была перенесена на неопределенное время, с сохранением основных принципов в обществе, основанных на повышении его самосознания. Поэтому, накануне 50-летия первого коммунистического субботника в октябре 1918 года на станции Москва-сортировочная, было инициировано предложение о проведении Всесоюзного коммунистического субботника, ставшего впоследствии традиционным, к которому в последующем добавился субботник ко дню рождения Ленина. Планы на эти субботники разрабатывались заблаговременно, за пол-года, а то и за год до их проведения. Вскоре, «праздники» коммунистического труда «окрестили» всесоюзным шашлыком и воспринимали их как возможность коллективного времяпровождения в неформальной обстановке. Решилась ли задача повышения самосознания общества, история даёт неутешительный ответ.
Ещё накануне первого всесоюзного субботника я задумался над истоками энтузиазма, что побудило участников первого субботника выйти не него? Ответ мне виделся в сложившейся критической ситуации, для преодоления которой не было другого выхода.
Впоследствии, когда мне пришлось возглавить первичную комсомольскую организацию отдела, я столкнулся со многими проблемами в организации и исполнении различных мероприятий , "спускаемых" по цепочке: горком, райком, завком, комсомольцами отдела, не желавшими тратить личное время на общественные нужды. Мне было понятно их нежелание, ведь они ничего не получали взамен. Поэтому я попытался изложить свои мысли в отделовской стенгазете, как средству коммуникации администрации отдела с его коллективом, где в своей заметке указал, что участие в субботниках по строительству культурно-спортивного комплекса завода должно поощряться, например абонементами, дававшими право впоследствии беспрепятственно пользоваться его инфраструрой, а информация о строительстве дворца пионеров на Магадане, за счёт средств заработанных на субботниках, не стимулирует активность людей.
Однако, администрация отдела, привыкшая к командному стилю управления, относилась к стенгазете формально и, когда в перестроечное время, на профсоюзном собрании я задал вопрос:
- а, нужна ли вообще стенгазета?
Многие присутствующие были ошеломлены:
- как, без стенгазеты?
И, хотя редколлегия была избрана, стенгазета больше не выпускалась.
В постперестроечное время я оказался в Ленинграде, к тому времени уже Санкт-Петербурге,где поселился в заводской гостинице объединения "Светлана", в районе метро "Нарвская". Я был в нём впервые. Старинные особняки на Невском, требующие ремонта, представляли печальную картину. В Санкт-Петербурге у меня была запланирована встреча с мужем сестры, также находящимся в командировке по работе. Он к тому времени возглавил завод по ремонту мелиоративной техники.
Мы встретились с ним в гостинице "Ленинградская", где он снимал номер. Выйдя на Невский и немного пройдя по нему, он предложил спуститься в небольшое кафе в полуподвальном помещении одного из зданий проспекта, знакомого ему ещё со студенческих лет. Небольшой зал, на два или три столика со стульями и барная стойка, с "иконостасом" этикеток спиртных напитков, представляли его интерьер. Остановив свой выбор на "Чинзано", котлетах с картошкой фри и чае с пирожками, мы за трапезой поделились мнениями о жизни в сложившейся ситуации. Так я приехал в Санкт-Петербург за рентгеновскими трубками, для рентгеноскопической установки контроля багажа, разрабатываемой коллективом нашего предприятия в сложившихся новых экономических условиях. Он приехал по согласованию рынка троллейбусов, сборку которых освоило его предприятие. Он показал мне презентационные снимки троллейбуса с кузовом "Рено", двигателями "Динамо" и признался, что на презентации многих удивило, что стоимость первого троллейбуса превысила уставной фонд предприятия.
- Как это может быть, за счет каких резервов, удивлялись они - делился он их реакцией со мной.
- За счёт энтузиазма? - спросил я.
Он, с улыбкой, согласно кивнул головой.