Переворот

 
      Лето 1991 года выдалось в Москве тревожным. С самого начала года страну трясло и лихорадило. Митинги, разборки политиков и бандитов, шахтеры, стучащие касками по асфальту, переворот в Литве и постоянная грызня в Думе, держали в напряжении всю страну. И только взбесившиеся экстрасенсы тянули одну песню:
   - России станет легче после перехода ее в знак Водолея, лет эдак примерно через двадцать!
      Каждый раз, уезжая в рейс, Вика нервничала. Дочка в этом году оканчивала школу, экзамены на носу, а что она будет делать после школы совсем не ясно. Девятнадцатого августа Вика должна была уезжать с бригадой в Румынию, а восемнадцатого в Москве началась заваруха. Тревожные передачи по телевизору шестнадцатого и семнадцатого числа, необыкновенно фантастические слухи, полупустые полки магазинов, все держало в напряжении. А тут еще примерно за неделю до этого приятель ее дочери попал с травмой в больницу. И все бы ничего, но лежать ему оставалось еще не менее месяца, как вдруг родственникам объявили, что больница закрывается на ремонт! И больных начали в срочном порядке выписывать по домам. У Вики в голове тогда мелькнуло:
  - Для раненых что ли готовят? Надо ждать кровопролития? Что будет?
      А девятнадцатого августа, в день ее отъезда, дочь с утра ходила гулять с собакой и вернулась с известием, что у них за домом стоят танки. Дом Вики стоял через дорогу напротив Шаболовского телецентра, прямо под Шуховской башней. Вика быстро вышла из дому и повернула на улицу. Четыре настоящих танка стояли, развернувшись задом к башне, а дулами своих орудий прямо на Викин дом. Еще два танка стояли на двух ближних перекрестках, Вот она беда! Когда ты ничего не можешь сделать, и ничего не можешь изменить! Ехать в рейс немыслимо, дома остаются мать, инвалид второй группы, да дочь, только что поступившая на компьютерные курсы после школы. И не ехать нельзя! Поезда без проводников не ходят, а кто ей даст замену на сегодня? Замены нет! Все блатные проводники сидят в отгулах, отпусках и на больничных! С трудом успокоив мать, и взяв с дочери слово, что она будет дома с бабушкой, Вика уехала на работу. Первое, что она сделала, это попыталась уговорить начальство отпустить ее домой. Она плакала, объясняла, где она живет, рассказывала про танки, но ее никто не хотел слушать.
   - Сегодня все хотят остаться дома! У всех дети, матери, отцы! Но поезда никто не отменял! Иди на инструктаж, смены не будет!
     И ей ничего не оставалось делать, как смахнув слезы выполнить все, что положено по работе перед рейсом. Уже приняв вагон у предыдущих проводников, она напилась валерьянки и пошла, звонить домой. К телефонам-автоматам, что находились на стене Моечного цеха, было не подойти. Очередь была, человек двести, и она пошла в канцелярию. Там она работала, когда после болезни ей не разрешили ездить проводником. Знакомые секретари разрешали ей звонить и раньше, позволили и сегодня. Дома было все относительно спокойно. Дочь еще раз пообещала ей, что не оставит бабулю одну, и Вика немного успокоилась. Ирина, ее напарница, тоже нервничала, но ее дочка была у матери в Малоярославце, и она старалась успокоить Вику. Уборка вагона и его экипировка, сами по себе занятия довольно трудоемкие, а безделье в тревожное время всегда хуже, чем работа, К тому же, слава Богу, было лето, и вагон не надо было топить, так что грязи меньше. Состав подали на вокзал и пассажиры садились в вагон тоже все на нервах - боялись, что поезда отменят. Уже ближе к полуночи напряжение начало спадать, люди напились чаю и улеглись спать.
      Вика с Ириной, закончив все дела, немного успокоились и сами, наконец поужинали, и Ирина ушла спать. Вика заполнила все ведомости и списки пассажиров. Она работала, писала, а в голове как гвоздь сидела мысль:
   - Как там дома?
     Не зная чем заняться, она принялась перемывать чистые подстаканники, а потом налила ведро горячей воды и новым веником промела коридор. Приходили проводники с соседнего вагона, приносили сведения для передачи начальнику поезда. Все были встревожены, домысливая слухи, они нервничали сами и заставляли психовать других. Прошел поездной электрик, проверил оборудование, потом прошел начальник поезда, подписал документы. Он немного успокоил Вику, сказав, что пока ничего сильно тревожного нет. Иначе ему бы сообщили. Наконец все дела переделаны, и в голову опять полезли тревожные мысли:
 - Что будет дальше?
      Она завернулась в шерстяную кофту, села и забилась в уголок коротенького диванчика. Закрывай, не закрывай глаза, а обычная в такие часы дрема, отступила далеко за Уральские горы - все равно на душе тревожно. Как на грех разболелась голова, и к утру, к концу смены Виктория устала так, словно гору свезла. К счастью рейс был спокойный, обычная работа: посадка-высадка, билеты, документы, белье, чай. И люди, веселые и грустные, добрые и злые, раздраженные и спокойные- обычные пассажиры. Только тревога все равно прорывалась в неожиданных вопросах:
   - Ну как там, в Москве?
      Людей интересовало все, но чувствовалось, что им не очень страшно. Танки, войска, все это было далеко от них и не задевало пока их собственных насущных нужд. От Киева до Кишинева Вика спала, если конечно можно назвать сном тревожную полудрему. И она поднялась совсем не отдохнувшей. Наконец проехали Кишинев, и они начали готовить вагон к пересечению границы. Уборка, сбор паспортов, заполнение таможенных документов, все по обычному порядку, а в голове одно:
- Как там дома? Скорее бы Унгены. Я позвоню оттуда в Москву и все узнаю!
     Но В Унгенах ничего не вышло. Связи с Москвой не было, или просто местное начальство поотключало телефоны, и в Румынию проводники уехали с тою - же тревогой, что и раньше. Ирина после границы ушла спать, а Вика сидела в темной служебке и смотрела в черную и очень темную от отсутствия фонарей, румынскую ночь. Мелькали тускло освещенные станции, ни фонаря, ни огня вдали. Темно и безысходно.
       И только редкие сполохи искр из под пантографа, высвечивали дальние дома, купы деревьев и бесконечные поля. Зарядивший дождь намочил стекла вагона, а прошедшие по составу румынские кондуктора натаскали в вагон грязи. Они что-то говорили Виктории, но она плохо понимала по-румынски и не уловила, ни одной, сколько нибудь знакомой фразы. Наконец-то рассвело. На плацу воинской части, промелькнувшей мимо, шагали солдатики. Около каменных казарм стояли танки и бронетранспортеры, все как всегда. Но сегодня их вид вызвал у Вики неприятный осадок, словно и от них исходила угроза. Потом поезд прогромыхал через переезд, и за окном осталась вереница крестьянских телег. Невысокие лошадки, смуглые мужики в стареньких шляпах и шапчонках, и молодой мужчина в каракулевой шапке-качуле, явно начальник.
      На повороте издали краем показалась тюрьма - большое, мрачное здание песочного цвета, с тяжелыми решетками на окнах, потом пошли поля, поля, поля. Потом пристанционные постройки, вокзальчики с деревянными решетками заборов, увитых плетистыми розами. А потом опять пустые поля, с сухими стеблями кукурузы и круглыми башнями из сетки, забитые той же кукурузой на просушку. Встала Ирина, женщины попили чаю сами и напоили пассажиров. Вот наконец-то Бухарест, вокзал Гара де Норд. К поезду заспешили встречающие, и вдруг Вика вздрогнула, по вокзальной трансляции раздалось:
 - Граждане Советского Союза! У вас в стране государственный переворот! Те из вас, кто не желает возвращаться на Родину, могут обратиться к полиции или к железнодорожникам, Вам обязательно помогут! Всем, кто останется, будет оформлено Румынское гражданство!
     И, пока поезд находился на вокзале, это объявление звучало каждые пятнадцать минут. Как только состав потянули в экипировочный парк, начальник поезда вызвал к себе всех проводников за получением валюты, командировочных. Проводники подходили по одному с вагона и расписывались в ведомости, получали деньги. Начальник спрашивал, кто из них желает выйти в город, но желающих не оказалось. Бланк списка был пустой. Вся бригада осталась на составе, женщины устроили себе постирушки, и по коридорам вагонов, на поручнях появилось мокрое женское белье. Поездной электрик, проходя по вагонам, ворчал:
    - Ну, поразвесили свои парашюты!...
      Сразу после его ухода в тамбурах загремели чистые ведра, народ устроил себе банный день. Проводники заклеивали газетками окна в тамбуре, брали ведро кипятка из кипятильника и холодную воду из системы отопления, и купайся себе на здоровье, благо на дворе лето. Заодно и тамбур промоется! Люди смывали с себя усталость вместе с потом и грязью, и только тревогу смыть не удалось никому. Начальник поезда врубил по радиосвязи записи Шуфутинского и Розенбаума и из динамиков понеслось:

  Опс-стос-перевертос, бабушка здорова!
  Опс-стос- перевертос, кушает компот!
  Опс-стос-перевертос и мечтает снова,
  Опс-стос-перевертос пережить налет!
      
     До самого отхода поезда проводники отсыпались, играли в шашки и домино, готовили, ели, кто-то читал. А вокруг состава тщетно бродили менялы - никто ничего менять не хотел. Окна вагонов были закрыты на замки, и румынским жуликам в этот день не удалось украсть из вагонов ни одного подстаканника. Все проводники старательно обходили разговоры на тему:
   - Как там в Москве? Но все же нет-нет, да и проскакивало:
   - Ельцин, Горбачев, переворот. Пока кто-нибудь не прерывал:
   - Да замолчите вы! И так у всех нервы на пределе!
      Виктория стоя на посадке, на плохо освященной платформе, машинально проверяла билеты и документы, голова у нее болела все сильнее, и она успокаивала себя периодически повторяя:
  - Спаси и сохрани, Господи, рабу твою Екатерину и рабу твою Елену! и еще: - Ну все уже, сейчас поедем, сейчас уже поезд пойдет, скоро буду дома!
     Пассажиров из Бухареста было немного, видимо те, кто заранее брал билеты. Туристических групп не было тоже, так что в Яссы, на румынскую пограничную станцию состав прибыл полупустой. По вагонам пошли румынские таможенники, переводчики и пограничники, И по поезду пронеслось:
   - Слава Богу! В Москве все нормально! Войска выведены! Все и всё работают в обычном режиме!
      Напряжение, в котором Вика была последние дни, схлынуло, и она облегченно расплакалась, и до самой Москвы ехала спокойная и веселая. Но только дома, увидев маму и дочку живыми и здоровыми, она успокоилась окончательно. Нервотрепка последних пяти суток вылилась в гипертонический криз и ей пришлось просидеть на больничном больше трех недель. Практически вся бригада также побывала на больничных. А сколько народу слегло с кризами, инфарктами, обострениями язвы желудка, инсультами и иными болезнями после переворота по всей стране никто не считал.
     Но, это не интересовало людей устроивших переворот. Те, кому нужны перевороты, революции и потрясения о народе не думают. У них иные цели!