В полупустой комнате всегда есть место, чтобы ходить и думать. Сложить руки за спиной и важно разгуливать от письменного стола до кресла-качалки у камина, потом сесть, набить трубку, раскурить и погрузиться в размышления.
Образы, которые заполонили голову, пришли как будто во сне. Подкрались призраками к подушке и проникли в сознание. Целыми днями мучали, мешали есть, спать – и тогда он решил всё передать на бумаге.
Огня в камине не было – на дворе летнее утро, а тратить запасы дров одной поэзии ради он не хотел. Хватит и трубки. Да соловья за окном, что восхищался мимолётностью красоты и пламенно выражал эмоции в заливистой песне. Да бликов рассветного солнца, преображавших комнату из серого склепа в дворец.
Всего этого достаточно, чтобы вернуться в мрачный мир начатой рукописи. Настолько безысходный, что самому непонятно, для чего нужно дарить ему жизнь.
____________________________________________________
Это был предпраздничный день.
В такие дни у Игоря не было никакого настроения.
На сами праздники оно появлялось. Но отвратительное такое, приносило с собой кислую маску для лица и кучу сарказма для души.
В дни будние Игорь просто скучал, осознавая тщету существования и любых попыток поиска вечного наслаждения.
Умирать он тоже не хотел. Боялся, что окажется прав в спорах с сестрой и мамой о загробном мире, и тогда набору песен, книг и фильмов, который все привыкли называть Игорем, придётся раствориться в бездушном пространстве, а телу - истлевать в земле.
Его сестра Настя прихорашивалась перед зеркалом. Для неё предпраздничный день был ожиданием чуда. Она не знала даже примерно, какое чудо должно произойти, но чего-то всё ждала и ждала, и оттого душа пела. И сама Настя тоже пела, чем ужасно раздражала Игоря.
- Что за тупизм?
- Чё тебе опять там?
- Ты слова хоть выучи полностью, потом пой. Задолбала.
- Хочу и пою, что хочу. Наушники одень.
- Надень.
- Заткнись.
- Сама заткнись. Уши вянут. Пятьсот раз спеть про чужие губы, которые кого-то ласкают… Чё за бред?! Ты так молишься, что ль? Я не пойму: зачем это петь вообще?
- У меня настроение есть. А ты своим нытьём портишь его только.
- Моё нытьё хотя бы смысл имеет.
- Достал уже. Стариком родился.
- Мудрым значит.
- Ворчишь много значит. Все, все вокруг довольны, один ты, не знаю, чего хочешь. Иди к друзьям, оттянись, отдохни. Кайф слови.
- Это не моё. В этом нет смысла.
- А сидеть и ворчать, конечно, смысл есть.
- Тоже нет. Но я ближе к нему, чем ты и твои дружки.
- Ага, знаешь ты их. Как же!
- Они всё те же.
- Ну да… Пашок, кстати, увлекся потусторонним миром, читает книги всякие, мрачные там. Денис верит в Будду или Будде, в храм ходит, мясо не ест…
- Тогда они лучше, чем ты. Явно. Ты вообще не думаешь. Они себе лёгкий путь избрали, проторенный – чужой башкой думать, которая скажет, в чём суть.
- Типа твоя башка только самая клёвая, да?
- Нет. Я просто на месте стою. Не закрываюсь, не тону в делах или вечеринках.
- Ты пессимист.
- Ок. А все оптимисты - недалёкие люди. Спрятались за чужими идеями и улыбаются.
- А то ты жизнь знаешь. Дома сидит целыми днями, в телик пялится. Зато очень важный, выше Христа. Перестань настроение портить.
- Что же надо знать о жизни? С кем спят твои подруги? Сколько тёлок на вечеринке у Кабана? Как Толян проломил башку ботану? Это жизнь, что ли?
- Тебе друг нужен. И девушка. Вот влюбишься – сразу вкус к жизни почувствуешь. А друг, он тебя поймёт. Будешь ему всё рассказывать.
- Ага. Конечно… «Друзья». Им рассказываешь, а они думают: «Давай быстрей, моя история в сто раз круче сейчас будет». «Любовь». Красивые слова только. Выдумали её. Надо же похоть прикрыть. Скотскую. Мы же люди, чё, у нас любоф. Маска одна. Стесняемся. Культура – пшик. Жизнь – пшик. Вечность – всё. И мы оправдываем ничтожество как можем. Откуда здесь взяться оптимизму? Тупо фальшь прошаренных пиарщиков.
- Всё, ты меня достал. Я пошла. Мама вернётся, скажешь: приду завтра после двух. Сиди дома, страдай от безысходности и кисни. Тебе так больше нравится. Только помни: пессимисты умирают раньше. С наступающим тебя, братишка.
Если мы оставим бедного Игоря в его любимом покое, то уж точно найдём знакомого нам Александра. Разве нет? Вы и его не знаете?
Этот тот самый Александр, чья мама, учитель русского языка и литературы, с детства приучала сына к прекрасному. Литература – это тонны неупорядоченной информации, которую выливают на детей в школах. Начиная от периодов жизни некоего, допустим, писателя Бла-бларова (количество писателей переваливало за сотни тысяч, но знать периоды жизни нужно было всего каких-то пятидесяти кем-то и когда-то отобранных) и заканчивая умением орать стихи, пафосно вскидывая руку к потолку.
Александр ещё с раннего детства усвоил эти уроки. И не особо понимая смысла, уже в одиннадцать лет писал доклад на тему «Космос в поэзии Блока». Вроде и Блок его об этом не просил, так как умер за сто лет до рождения Александра, и народ особо не страдал без понимания, как космос отразился в поэзии Блока, но… Саша писал.
И вот он уже студент филологического, первокурсник. Филология – это наука такая, где многие учёные тратят жизнь на поиски того, о чём простой народ шёпотом, стыдясь своего варварства, спросит: «А на фига?»
- Значит, по-твоему, слово «родители» содержит коннотативное значение?
- Да, положительную коннотацию.
- То есть, я не могу сказать: «они были плохие родители»?
- Можешь, но сам посмотри: ты ввёл пояснительное слово «плохие». Оно снизило позитивную коннотацию.
- Я могу слово «плохие» употребить рядом с любым существительным, что доказывает: это слово не связано с коннотацией. Тебе просто охота поспорить. В споре не рождается истина, спор – это почва для самолюбия.
- Конечно, что спорить, ведь ты всегда прав. Все-гда.
- В прошлый раз, помнишь, тоже зашёлся из-за Перумова. Какой из него постмодернист? Типичное чтивище, фэнтезятина голимая.
- Ладно, не начинай.
- Почему, говоришь, он не вошёл даже в сотню лучших писателей России? А ты бы его ещё в Энциклопедию поместил, да? Рядом с Донцовой.
- Нашёл, кого сравнивать.
- Да какая разница?
- Как бы детектив – это самый китч, самая попса. А фэнтези - для ценителей, для посвящённых.
- «Самый китч»? Ничего, что «Имя розы» - тоже детектив? И «Преступление и наказание»...
- Блин, ну проще же раскрутиться, если писать детектив. Это всё равно что выбор: тяжеляк играть или слюни о любви.
- Я надеюсь, ты в курсе, что и тяжеляк, и слюни – одно и то же. Слюни - для всех кретинов, тяжеляк - для кретинов с претензиями.
- А кто же не кретин?
- Кто имеет вкус.
- И этот вкус измеряется тобой?
- Зря, что ли, я столько всего в себя вобрал? Филфак – это школа жизни, мальчик.
- Лучше останусь кретином. Буду наслаждаться тем, что люблю.
- Счастье в невежестве…
Иван тоже неплохой парень. И тоже студент. И тоже неплохой.
Учится он новой специальности – хочет стать программистом. Это люди, связанные с компьютерами, эдакими машинами для облечения труда. Компьютеры умеют делать всё, нужен только программист, который бы давал им правильные команды. Только кто кем в итоге командует, остаётся тайной веков: без компьютера средний программист, по статистике, сможет протянуть чуть дольше, чем без воды.
Стать программистом – давняя мечта Ивана. Он любит играть в компьютерные игры. Ещё подростком он настолько увлекался играми, что уходил в них надолго и только сильный голод мог вернуть его обратно. Иван вырос, закончил школу, выучился наукам и языкам. И вот теперь хочет сам делать игры. До конца дней своих.
Чтобы дети играли в новые игры, вырастали и тоже бы потом захотели сами их делать.
- Кстати, Герои-то пошли у тебя?
- С десятого раза. Диск с децл запоротый. Сидюк не читал.
- Графика нештяк там?
- Да так уж, стрём. Но для своего времени сойдёт. Мне нравится, что сказочная такая она. Волшебство там…
- И охота тебе время на эти игры тратить.
- А чё нет-то? Лучше уж, чем бухать, как ты.
- Я не просто бухаю, я о жизни думаю.
- А я весело время провожу и не загоняюсь. Играть надо, пока шанс есть. Будешь вон стариком, не до игр будет. Да и не захочется ничё.
- Хочешь до старости дожить?
- Я ж не ты, не бухаю.
- На фиг. Я про типо вдруг война, или там с экологией проблемы.
- Ай, на меня и на детей хватит, чтоб прожить. Земля ж она не вечная, береги – не береги, всё равно когда-нибудь исчезнет.
- Как и здоровье.
- Ладно, хорош. Чё подгрузился-то? Живём, где живём и как живём. Новый год сегодня. Давай вечерком во двор выйдем, как с предками посидишь, дань отдашь.
- Пиво заныкаем в сугроб?
- Айда уж лимонад, ну его, твоё пиво. Как в детстве выйдем, бомбочки повзрываем. В водосточной трубе, помню, зачётное эхо получается.
- Это ещё, прикольно было бенгальские огни зажигать и в гараж Михал Иваныча бросать… Меж досок втыкались они и горели…
- А горку из сугроба сделаем?
- Тогда по-любому пивчанского вынести придётся. Работа тяжёлая - требует подпитки.
- Ладно, как соберёшься, стучись.
- Сам уж стучи.
- Чё дикий, что ли? Боишься?
- Не хочу я твоих родственников видеть: говорить что-то надо, поздравлять, придумывать. Сам заходи.
- Хорошо, зайду. Так, до встречи, чувак.
Виктория. Викуля. Вика. Как? И её не знаете? Тоже познакомить?
Только Вике не до нас. Она всё время занята делами-разговорами. Разносит информацию, и чем неправдоподобнее, тем выше скорость. Вика тоже студентка, только информацию, которую дают на лекциях, она и разносит, и вообще переносит плохо.
В будущем она мечтает стать парикмахером. Конечно, в школе она хотела стать известной певицей. Слово «певица» никак не связано со словом «петь», зато в тесной связи с демонстрацией прелестей тела простому люду. Плюс деньги и слава, что бы позволило вести себя высокомерно по отношению к бывшим подругам, когда-то задиравшим нос.
Но после школы она поняла: проще стать известным парикмахером. А учиться поступила на экономиста: родители заставляли. Да и несолидно жить без диплома в мире, где у всех есть диплом - бумажка такая.
Да, именно так: просто бумажка такая.
- Алё, Свет, ты всё купила? Точно? Пацанам уж прилично водяры надо. А позвала всех, нет? Диману надо ещё раз перезвонить, напомнить. Он три дня уж квасит. Может спит, конечно. Или вылетело из башки уж, он и налево куда пойдёт, к бабам своим с Луча отмечать. Позвони ему ещё раз, ладно, Свет? Да, и тебя с наступающим. Ты просто супер. Да-да, именно ты. Нет, Ленка не такая, это ты супер. Ага. Короче, прикинь, чё вчера было: Диман такой мне звонит и голос у него такой ещё… Да по фигу, что звонит, ты ботан, что ль, Свет. Говорю, как привыкла уж. Так вот голос у него такой ещё, сразу видно, с бодуна. Мол, давай, жду тебя, все дела. Приезжай, садись в такси. Я говорю, у меня денег нет на такси, а он – я тебе дам денег, как приедешь, заплачу таксисту или договорюсь, пацан пацана поймёт. А у меня мамка дома ещё была, он же по городскому звонил. У него мобилы нет. Друзья как-то на днюху ему подарили, а он в такси её оставил. Потом звонят на этот номер, хотят выцепить, где мобила, а там говорят: «Номер недоступен», и всё, ничего не сделать. Вот, короче, прикол такой. Да ла-а-а-адно. Да хорош. Не, ну хватит уже, я иду по улице, ржу, тут люди ж смотрят, Свет. Давай встретимся через часа два. Надо начать на стол накрывать. Потом пацаны придут, уж некогда будет. Надеюсь, в этот раз нормально Новый год встретим. Ведь как встретишь Новый год, так его и проведёшь. Я бы с Диманом его хотела встретить. В смысле? Какая Танюха? Ты чё вот говоришь сейчас вообще? Какая Танюха, блин? Свет, ты чё? Не, Свет, извини, но тупой прикол. Заколебала… Да сама дура. Пошла ты! Да вали вообще. Да ты сама за базаром следи. Я скажу Диману, чё ты творишь, как братишке его давала сиськи лапать. Да, да, знаю, конечно. Чё ты сказала? Да я… Да у меня… Сука, связь тупая... Ладно, вечером поговорим ещё.
____________________________________________________
Овальная дверь распахнулась, и на пороге, вместе с тучей пыли, подгоняемой лёгким ветром, появился подросток. Глаза его, зелёные, искристые, задорно отыскивали в просторной комнате силуэт отца. Поиск продолжался недолго: конечно, отец сидел за письменным столом, где его юноша и оставил утром.
- Как успехи, пап? – поинтересовался сын, снимая обувь.
- Несколько страниц. Можешь почитать, если хочешь.
- Почитай ты, - лукаво попросил подросток, во-первых, понимая, что чтение - потеря часа свободного времени (скорость восприятия букв ещё неизмеримо мала), во-вторых, отец читал очень выразительно.
Прочистив горло, автор начал знакомить сына с персонажами, с паузами и отчётливо проговаривая слова резонёра. Когда дошёл до диалогов, постарался менять голос, чтобы стало понятно, где парень, а где девушка, где хороший герой, а где пустышка.
Сын слушал и одновременно обедал – за обе щеки уплетал холодный мясной пирог, запивая квасом. Времени нельзя терять ни секунды – на улице ждало ещё столько важных дел: друзья отправлялись за реку искать в Старом лесу лазурные камни. Вчера Странный Тоб как раз нашёл один. И теперь божится, что там нашёл и, мол, разбросаны они в изобилии.
- Ну как тебе? – Отец уже дочитал и с вызовом глядел на первого слушателя.
- Скучновато, пап, если честно. Действия нет. Говорят и говорят. Ты действие добавь. Пускай, например, к этому твоему Игорю вдруг волшебник в гости придёт, пока мальчик праздника дожидается. И скажет волшебник: «Игорь, надо спасти мир. У тебя дома есть кольцо. Оно на самом деле не твоё, а Чёрного Владыки. Если его уничтожишь в жерле вулкана…»
- Действия, говоришь, добавить. Знаешь, иногда автору нельзя просто так взять и добавить в произведение действия. Иногда придуманный мир сам по себе этому противоречит. В нём нет места экшну. Он медленный, скучный, но я вижу его, словно он существует в самом деле. И всё-таки я постараюсь. Как могу.
Отец провёл цепкими пальцами по колючим волоскам тощей бородки. Вдохновение уже охватило его. Не глядя, как сын расправляется с остатками пирога, автор вернулся к заветному столу и перевернул страницу рукописи.
____________________________________________________
Димана вы уже знаете. Правда, понаслышке. Это друг Вики. Суженый. Возлюбленный. Парень.
Хотя Диман давно уже не парень. В свои тридцать пять он пробовал работать матросом, и грузчиком, и охранником, и сторожем. Нигде не платили больше, чем на три вечера «посидеть с друзьями», а работать ради этих вечеров приходилось месяц с восьми до четырёх.
Правда, в его тридцать пять таких вечеров стало меньше: появилось желание бабу найти, не на ночь, а чтоб и готовила что-то солиднее «Доширака» (такое гастрономическое искушение для людей, которым не хватает времени и денег) и дома ждала после работы. И говорила, что муж её – добытчик, хоть кроме одежды для стирки домой ничего и не приносит.
Но бабы не было. Была Танюха-шлюха, Вика-стерва и Алла-недотрога.
Зато всегда рядом вечные Михан и Лимон. Вечные, как похмелье.
- Пацаны, бабы ждут, можно к ним уже завалиться.
- Ща, пошли, где там их хата?
- На Водниках.
- Тащиться в лом.
- Такси щас вызовем, ребята поймут.
- Никто тя не поймёт, опять заяву напишут, как тогда.
- Ну так найдём пацана и заставим её забрать, чё, ё моё, как не люди.
- А там на Водниках кто старший? Докопаются, кого называть?
- Женька скажем, его везде знают.
- Рыжего, что ль?
- Децла лучше уж.
- А бухло бабы купят?
- Чё там они купят? По-любому не в догон будет.
- Надо докупить. Где бабульки взять?
- Ща тормознём кого-нибудь. Вон два лоха идут, ботаники, твою мать. Уже с вида бесят, не от мира сего уроды, чмыри какие-то. Айда, тормози.
- Э, стоять! Ребят, айда отойдём.
- Чё такое ещё? Вам сказали пацаны: отойти надо. Поговорить надо. Дело есть. Чё те некогда? Щас в…бу, будет когда. Ты чёрт, что ль?
- Айда, пацаны, отойдём. Как звать? Санёк? Я тя знаю откуда-то. Помню лицо твоё. Айда, Санёк, бухнуть надо, есть рублей тридцать? Давай не ломайся, Санёк. Какой Бродский, на хер? Чё несёшь?
- Слышь, брат, хорош затирать. Полтинник отваливай, и шли, куда шли. Чё нет? А есь найду?
- Время сколь, Санёк? Часы есть? Дай-ка посмотрю. Нормальные часы. Сними, дай поносить. Дай сюда, говорю! Чё ты сказал? За базаром следи, чмо четырёхглазое! Михан, часы возьми. Короче, через час чтоб тут были оба. Оба, понял? С каждого по сотне, Александр. Усёк? Не придёте, найдём потом, молиться будете.
- А мобила есть, нет? Чё нет-то? А это чё торчит из кармана? Книга, нах?
- Диман! Диман, мусор вон идёт, айда потише. Ладно, ребят, поняли, короче.
- Без обид, пацаны. Бабло нужно срочно, короч. Праздник же.
И про Пашка вы уже слышали. Не отнекивайтесь. Слышали-слышали.
Он как раз встретил Настю у ворот её дома, чтобы прийти на вечеринку вместе. А заодно погулять по заснеженным улицам в канун Нового года. Настя верила в чудеса, такие, как бывают в мультиках Диснея. Так называли рисованные сказки, герои которых были счастливы, когда пели вместе с животными, ели сладости или торжествовали над злодеями.
Пашок в чудеса не верил, но слушал музыку о том, как по земле разгуливали зомби, в подвалах прятались вампиры, а Спасителем Земли оказывался Антихрист. Слушал и сам сочинял немного, репетировал с группой в гараже.
Навязчивым желанием Пашка было приучить Настю к «хорошей музыке». Девушка слушала, кивала головой в такт, даже напевала иногда эти песни в его присутствии, но дома почему-то привычно ставила кассету «Дискотека Руки Вверх - 15» во время уборки.
- Паш, чего ты ждёшь от Нового года?
- Да ничего.
- И всё-таки?
- Ни-че-го.
- Как скучно.
- Как есть. Почему следующий год должен быть другим?
- А мне вот хочется так потому что! Хочу, чтоб он стал необычным. Чудесным. Как вот… как снег! Белый, пушистый. А ты просто не веришь в чудо. Как можно смотреть на снежинку, ни одна из которых не повторяется, и не верить в чудо?
- День поменялся, год поменялся. Всего лишь цифры и даты. Люди не меняются вместе с цифрами. И дела сами по себе не делаются.
- А ты бы хотел поменять людей? Хотел бы вершить дела?
- Конечно, хотел б. Вокруг же не люди, а гоблины. Шапка на затылке, уши торчат, а меж ушей пустая банка под кожей.
- Паш, ну ты посмотри наверх. Что ты видишь?
- Звёзды.
- Звёзды… Они так далеко от нас. Наверное, им вообще всё равно, какие мы здесь, на Земле, люди. Злые или добрые, думаем друг о друге или думаем только о себе. Звёздам до нас нет никакого дела. Год пройдёт, век пройдёт... Они всё так же будут молча сиять. И люди будут на них смотреть, задавать вопросы и получать в ответ лишь мерцание.
- Насть, а в стихах сможешь записать? Получился б неплохой текстик…
- С другой стороны, и нам дела нет до звёзд. Я их не пересчитываю, не узнаю, сколько их там, как их называть. У нас такое обоюдное равнодушие.
- А ты хочешь стать звездой, да?
- При чём тут стать звездой? Просто для меня это важно, Паш. Мой брат вечно ноет, что ни в чём нет смысла. Он всё отрицает. А я всё принимаю и жду. Я жду ответа… Хотя бы от звёзд. Они для меня как бог, как далёкая Вселенная. Мне так хочется почувствовать себя не просто «кучкой праха», как любит называть нас Игорь, а вечной душой.
- У группы «Чёрный траур» хит есть «Вечная душа». Не слышала?
- Я просто верю: в основе всего - доброе начало, сказочное, чудесное… И всё неслучайно, и всё не зря. И мы будем всегда-всегда, и нет никакой смерти.
- Будем вместе?
- Да. Вместе... Что души кому-то да нужны, и вечное счастье тоже есть. Я хочу, чтобы взаправду были и Дружба, и Любовь. Понимаешь? Без них какой смысл?
- Кстати, о любви... Ты меня поцелуешь сегодня под бой курантов?
К сожалению, мы не успели. Всего каких-то несколько часов…
Вам не суждено познакомиться с Олегом Владимировичем. И никогда не узнать вам, каким человеком был Олег Владимирович, потому что был человек – и нет. Были близкие люди, любимые занятия, дорогие вещи – но нет уже того, кто их ценил.
А ценил он в начале пути историю. История – это такая наука, которая собирает факты прошлого. За тысячи лет столько накопилось у каждого народа этого «прошлого», что пока человек хотя бы поверхностно стал бы знакомиться с основными мировыми событиями, как ему уже пятьдесят. А вот если глубже копать…
В общем, спился Олег Владимирович, и в последнее время ценил одну только водку. Это такой яд, который заставляет человека потерять границы, чтобы наутро было стыдно. Потом потерять стыд, чтобы требовать яда каждый день, а в итоге предать идеалы юности, заменив их новыми - «нажраться и спать».
Именно такой смысл и привёл Олега Владимировича к тому состоянию, о котором мы и говорим. Олега Владимировича не стало в ночь на 31-е декабря, так как он крепко спал, пока его организм обильно выталкивал наружу съеденное недавно.
И в утро кануна Нового года его супругу ждал подарок Судьбы, какой выдержит не каждый.
- Ира, дочь, держись, ты сильная.
- Хватит, мам. Ну… Хватит. Никак уже.
- Я тоже одна детей воспитывала. А ты уж вырастила двоих. Бог поможет. Всё пройдёт. Ты, главное, сейчас…
- Иван с Сашей не знают ещё.
- Бедные…
- Ваня у друга ночевал. Придёт, а тут отец… такой. А Саша только на первом автобусе вернуться должен, его встретят.
- Я созвонюсь с бюро, всё сама заплачу, Ира, ты только успокойся, сядь, посиди. Ира, дети у тебя. Ты помни. Дети они, хоть и большие, но ты им нужна, Ира. Крепись давай.
- У нас планы были. Ему ж через два года на пенсию бы. Хотели путешествовать. И дети выросли, и деньги есть. Ну как вот так, а? За что ж?
- Бог поможет, Ира. Ты Бога не гневи. Прибрал он Олежку, видно, нужен Ему…
- Кому, кроме нас, этот алкаш нужен?
- Ира, не надо так. Во сне Олежа умер. С сердцем плохо. Так и будем говорить.
- Это у меня с сердцем плохо, мама. У меня. Всю жизнь болит. Гляжу, что пьёт, а сделать ничего не могу. Запрещать пробовала. Без толку. Ворчит, злой ходит. Говорит, деньги он зарабатывает. А что мне теперь от денег? За что ж так, а?
- Хороший он человек-то был. Даже пьяненький. Редкость это. За что прибрал Господь? Нужен, значит, он Ему стал.
- А нам не нужен, мам? О нас Господь подумал?
- Не надо, Ира так. Роптать - грех большой. На всё воля божья.
- Этим разве что спасаться. Значит, надо так. Надо. Буду, значит, жить. Поставлю Ваню на ноги, устрою работать, пускай свои компьютеры чинит. А Саша непутёвый. Не знаю, как жить будет: он ведь как отец. Не знает ничего, кроме книг своих. В газету не пойдёт, да там и зарплата – копейки.
- Надо, Ира, надо о детях думать. Смирись. И подумай, как ты им нужна.
- Я-то нужна. А сама как живу? Бок о бок тридцать лет... Это ж срок. Мне кажется, я его буду ночью видеть, как он встаёт, телевизор смотреть идёт от бессонницы. Мам, ты у меня поночуешь немного? Дети-то у себя там, как чужие живут, не говорят со мной почти. Кому я нужна теперь? Сами умные стали.
- Конечно, доча, конечно. Месяц-другой у тебя поживу. Ты привыкнешь, а потом и сама поймёшь, что жить надо. Тяжело, но надо. Время лечит. Мудрости учит.
- Такое пережить...
- Дети скоро придут, Ира, ты держись. Я им сама скажу.
- Вот и Новый год… Вот и праздники…
____________________________________________________
- Экшн вам, экшн. Только такой экшн и может здесь быть. Для другого ресурсов нет… - вырвалось у него, когда последняя строчка уже легла на пожелтевшую страницу. Говорить с собой с недавних пор вошло в привычку. И вроде это не совсем с собой, а как продолжение недавнего спора, вот только оппонент давно ушёл.
Комната наполнялась прохладой предвечернего времени суток. Всё становится проще, проблемы кажутся куда меньше, чем с утра, даже если ты ни раз за день к ним не возвращался. Для света, тепла и красок можно затопить камин. А ещё хорошо бы наконец поесть.
Он тщетно искал любимое лакомство – холодный мясной пирог. Наткнулся лишь на пару кренделей и засахаренный сухарь. Что ж, добавить сюда полжбана кваса – и ужин на скорую руку готов. Что ужин, когда за день – вот такое дело большое начато. Столько ещё впереди… За неделю ещё напишет, а за год может и к прошлому героев вернуться, и в будущее заглянуть.
Он был доволен. Сейчас-сейчас, ещё пару страниц, и можно прогуляться, подышать вечерним воздухом, понаблюдать звёздное небо.
Только закончить надо как-то, до точки дойти, чтоб завтра захотелось вернуться.
Надо закончить…
____________________________________________________
Возможно, со Степанидой Петровной вы всё-таки успели познакомиться? Нет? Тоже не встречали? А ведь живёт она уже восьмой десяток лет, пенсионерка «со стажем». Пенсионеры – это люди, которые отработали своё и прекратили порочный круг: работа-дом-сон.
Не все, кстати, справляются, не зная, чем заменить первое звено цепи. Кто начинает активно лезть в семейные дела, кто присматривает за «малой родиной» - двором, подъездом, улицей; кто-то решает заняться спортом или собирать грибы, посвятить себя рыбалке…
А вот Степанида Петровна не справилась. Она ушла в прошлое, в молодость. Ей стало казаться, будто без работы она не нужна. Как старая кукла, которая пылится в заброшенном сарае, потому что ребёнку купили новые игрушки.
Главное развлечение Степаниды Петровны - смотреть советские фильмы. Она выискивает их в ТВ-программе еженедельной газеты. Советские фильмы – это как мультики Диснея, только вместо принцессы там колхозница, вместо принца – рабочий.
Иногда её навещали дети. Ради них она оживала, готовила вторые блюда, рассказывала внукам о своей жизни, пела советские песни.
И сегодня она ждала детей в гости, чтобы они до отвала наелись её сытнейшим новогодним ужином. Но вместо них вдруг зашла соседка, тётя Нюра. Степанида Петровна натянуто улыбнулась, но пустила её в дом, однако праздничных блюд не предложила.
- Степанидочка, как дела? Как детишки? Придут?
- Да, обещали. Вот жду. Посидят до девяти да уйдут. Они потом по своим делам. Чего им со старухой-то сидеть?
- Так не будь старухой.
- Судьба у меня такая. Были годы молодые, а теперь мы все седые, как говорится.
- Степанида, я что хотела сказать, одолжишь тысячу рублей? В январе надо кредит оплачивать, а пенсия ещё не скоро.
- Что ты, Лена, нет ничего у меня. Вот последнее на ужин потратила. Сама как бомжик буду в январе.
- Ну ладно, Степанинда, нет так нет. А я бы вернула с пенсии-то сразу.
- Нет, Лен, гол как сокол.
- Детки как твои поживают? Внучата как? Не болеют?
- Как уж не болеют? Слабенькие: всё у них то сопли, то кашель. Говорю-говорю, а ведь молодёжь нынче не слушаются ничего, детей не одевают делом: в лёгкой куртчонке отправляют в мороз в садик. Им без толку говорить…
- Ладно, Степанида, сами уж такие были, пусть теперь они своей головой думают.
- Ну мы молодые всё равно слушались. Я вот до сих пор, мне если мама скажет по телефону, так я прислушиваюсь к совету, а они своебышные такие. Сноха вон назло наоборот всё делает. А про Диму уж вообще молчу. И вроде бы вежливый, обходительный, но судьба у него невезучая. Устроился в судоремонтный, месяц поработал – не нравится, говорит, зарплата маленькая, потом в охране полгода держался, но с начальником поссорился – опять сидит без работы. Я уж ему квартиру выделила однокомнатную, может, девушку б себе нашёл, на путь встал. Но нет, с друзьями всё, с алкашами. Это Борька его испортил. Дима ведь у меня умница рос. Математику решал, задачки любил. Он добрый у меня всё-таки, хоть и непутёвый. Люблю я его, больше всех люблю.
- А мой Дениска странный что-то. Увлёкся верой какой-то не нашей, всё ходит, бормочет. Я уж и не вмешиваюсь, пускай его, перебесится и пройдёт. Надо им чем-то увлечься по юности. Это мы с тобой, Степанидочка, уж молодость пережили, а им предстоит ещё.
- Да, а как Димка придёт, спросит денег, ну как не дать. От себя оторвёшь, лишний кусок хлеба не съешь, был бы счастлив сын. А ведь не понимают этого.
- Такие они. Не ценят родителей. Думают, их любовь как данность.
- Вот-вот. Не ценят они нас, а умрём, так локти кусать будут. Никто, кроме мамы, так любить не будет. Я ж старшему и снохе каждый день то колбаски, то ветчинки, то тушёнки ношу, лишь бы сыты были.
- Ветчину-то где покупаешь?
- На рынке беру. Там Рыжий у меня есть знакомый, в соседнем доме около Димы живёт. Он мне со скидкой продаёт.
- В Первом магазине, говорят, хорошая ветчина тоже дешёвая. Ты почём брала?
- Сорок пять за килограмм.
- А там сорок два.
- Просроченная, наверное.
- Нет, вкусная, мы всей семьёй ели.
- А ты, Лен, мне рецепт не напишешь в прошлый раз губадью приносила, я Диме хочу испечь.
- Напишу, Степанида, там продуктов немного надо. Ты их в «Оптовике» купи, это на Хлебной магазинчик, там всё дешево.
- Ладно, Лен. Ой, вроде ко мне идут, вон голоса в подъезде. Давай, с Наступающим!
А это Егор Андреевич. Он тоже пенсионер, только боевой. Как вышел на пенсию, сразу машину поменял, ремонт в квартире начал делать, сел мемуары писать и о душе задумался. Есть она или нет? Стал вспоминать жизнь. А ведь много чего плохого в ней было. Только сейчас понимать стал: как рабочим хамил, когда настроения не было, как увольнял без понимания человека, как жене изменял, как детей в строгости держал, даже бил иногда. Подчинённых нет теперь, жена с другим, дети выросли.
А память обжигает ударом хлыста по обнажённой старой спине. Раньше думал: можно закрыть глаза – и забыть. Сейчас почувствовал, что есть она, душа-то. И покоя не даёт, несмотря на ремонт в квартире и машину новую.
Вспоминались удручённые лица, заячьи, кроткие, с безнадёжно молящим взглядом. Вспоминались дети, удивлённые, не понимающие, почему папа уходит, если дома всё хорошо. Дети скоро привыкли к новому папе, а старому - равнодушие, несмотря на дорогие игрушки, которые Егор привозил. Вспоминались друзья, вечно весёлые, но уходящие куда-то вдаль, когда он во сне умирал. Уходили они такие же весёлые.
И Егор Андреевич задумался о душе. С ней надо что-то делать. В обряды и молитвы он не верил. Но каждое утро смотрел на себя в зеркало и говорил: «Ты самый недостойный из всех, кто так долго живёт».
Сегодня Егор Андреевич решил отправиться на рынок за хурмой. Очень любил хурму и без неё праздника не видел.
- Гиви, с Наступающим тебя.
- Спасибо, дядя Иго;р. И тебя поздравляю от душа.
- Как торговля сегодня?
- Неплохой торговель. Мандарин хорош идёт. Мандарин всегда в Новый год хорош идёт.
- Значит, купишь жене серёжки на праздник. Как её здоровьице, кстати?
- Поправляется, слава Аллаху. Заходи, дядя Иго;р, гость будешь. Хороший вин достану, настоящий, наш.
- Зайду, Гиви, зайду на днях. Всё равно, наверное, в праздники ты дома? Выходить не будешь?
- Нэт, с семья буду. Денег сколько ни работай – всегда мало, а семья он есть, один семья. Стоит всех деньги на свете.
- Правильно это, Гиви. Дурак я был, не понимал раньше. А теперь и поздно уж понимать. Дети без меня растут. Заходишь к ним – и не рады вроде. Сын, Игорёк, хмурый всё время, не разговаривает со мной. Дочка, Настюшка, весёлая, но далёкая такая, не делится ничем. Как чужой я им, как чужой.
- Понимаю тебя, дядя Иго;р, я такой же тут. Семья есть, дети есть, друзья есть, но всё равно чужой. Земля здесь чужой, не греет. А знаешь, что греет? Мечта греет. Как домой поеду, в родной аул, папа с мамой увижу, брат увижу. Мечта должен быть у человека, а без мечта что человек? Как мандарин без праздника. У тебя вот есть мечта?
- Нет. Одна пустота.
- Нехорошо это. Найди себе новый жена. Заботиться будет. Недавно же вот приходил ты ко мне, был у тебя мечта – машину покупать.
- Купил машину.
- Новый мечта ищи.
- А знаешь, какая у меня новая мечта?
- Нет, ты сам скажи.
- Ну и скажу. На своей машине тебя взять и отвезти в родной аул, чтоб увиделся ты и с родными.
- Вах, дядя Иго;р, шутишь так, наверное. Я ведь перед тобой как истина говорю, а ты так шутишь.
- Прокатимся, Гиви, прокатимся. И мне весело, и тебя порадую. Ты скажи только, когда удобно тебе. Хоть завтра. Машину мою опробуем на крепость.
- Ну, дядя Иго;р, королевский подарок. Возьми хурма бесплатно, сколько хочешь, бери. Пойду домой, к праздник готовиться. А в январь давай и поедем с самый начало.
- Давай, Гиви. С Наступающим.
- Добра тебе, дядя Иго;р! Счастья. И мечты найти. Только свой.
____________________________________________________
- Так жалко, что я и в самом деле не знаю никого из этих людей.
- А я знаю. Они живут внутри меня.
Всё случилось так, как он и хотел: вечерняя прогулка, волнительные разговоры, сияние звёзд и где-то вдали еле уловимый звук свирели.
- У эльфов сегодня праздник, - пояснил сын. – Мы в Старом лесу были, видели, как они собирались, деревья украшали, готовили сушняк для костра. Зато смотри, сколько камней мы нашли. И все лазурные. Даже светятся в темноте. Странный Тоб не солгал.
- Я никогда не лгу, - с ноткой обиды в голосе отозвался шедший следом вперевалочку коренастый хоббит. – Скажите, Профессор, а чем закончится ваша книга. Что произойдёт с героями?
- Что-что? – Он остановился и глубокомысленно уставился на чёрную с яркой полосой отражения Луны поверхность ручья, положил руки локтями на резные поручни деревянного мостика. – Они все умрут. Однажды на Землю или метеорит упадёт, или сами они себя перебьют.
- Тогда зачем же всё, дядюшка? Зачем эти разговоры, филологии, пенсии, игры, мечты? Зачем они всё это делали?
- А как же иначе? Куда им деться-то? Грустно, конечно. Но меня сейчас другое занимает… Я сочиню полную историю этого мира, Земли, со всеми датами, придумаю их языки, разделю на королевства. В целом, у меня планы на несколько романов. Если что, продолжишь?
- Продолжу… - усмехнулся сын. – И в финале последней книги, где будет конец света, добавлю фразу «Вы случайно не знаете Землю?» Так эффектно зазвучит, если вспомнить твои первые страницы.
Профессор улыбнулся, сунул руку в карман в поисках щепотки табака. Но там пусто. Хотя… Какая-то бумажка. Он вытащил её и развернул. Даже при свете луны узнал.
Это начало.
С него и покатился снежный ком. Нацарапал на клочке и сунул в карман. Конечно, Профессор потом немного исправит текст.
Но этот он помнил наизусть.
«Вы случайно не знаете Игоря?
Как же так? Почему вы прожили столько дней и ночей и даже не почувствовали неполноты бытия оттого, что не знакомы с таким интересным молодым человеком. С личностью…
Хотя он не звезда. Звёздами в этом мире назывались честолюбивые люди, которых за деньги делали почти святыми, пустыми идолами для молитв.
Этот мир называется Земля. Трудно нарисовать её карту, так как Земля круглая, как шар. Но люди, несмотря ни на что, не падают и не ходят там вниз головой. Их держит притяжение.
История Земли, с тех пор как на ней появилась единственная из рас – люди, - насчитывает несколько тысяч лет, поделённых на две эры.
Мы познакомимся с Игорем, когда он жил ещё во втором тысячелетии второй эры. Совсем немного оставалось до начала третьего тысячелетия. Всего один день…»