Люблю по утрам гулять по тихим спокойным и ещё пустынным улицам. Машин мало. Редкий бегун попадается. Да несколько счастливых собак, радостно виляя хвостами, ведут на поводках своих хозяев.
Обожаю безветренность, когда тихо, и не дрожит ни один листочек. Когда небо чистое, голубое, солнышко восходит, поют птички.
Бодро скачут по веткам жизнерадостные воробьи, чиркают и громогласно вещают о хорошей поре. И попадаются среди них молоденькие, несмышлёные ещё в наследственном стиле, и тоненькими голосками пытаются подражать синичкам.
А те - главные музыканты зелёных аллей: с липами, вязами акациями, абрикосами и тополями и ещё цветущим жасмином - тринькают, дзинькают, посвистывают - соло и хором.
В отдалении поухивают горлицы. Стрекочут и скрипуче потрескивают напористо и шумновато проворные и неутомимые вороньи родичи - сороки.
И вдруг слышу - нежный грудной голосок оперный дивы птичьего народа - дрозда.
Если такими обвораживающими голосами пели сирены, то понятно, почему Одиссей не мог устоять перед их зовом и просил привязать его к мачте.
Пожалел, что не взял телефон. Бегу за ним. Мой дом неподалеку. А вдруг успею!
Возвращаюсь - вижу: скачет по ветке дроздик. Заметил меня, махнул крылышками и шасть через дорогу. Я следом. Потоптался, потоптался. Но что разглядишь в густой зелени больших деревьев.
И вдруг - фить-фить. Огляделся, а на верхушке раскидистого тополя сидят две птички, две дроздички. Прыг да прыг по сучочку.
Остановились на миг, пёрышки пораспустили, крылышками затрепетали и стремительно взмыли на восток к восходящему за домами солнцу.
Дроздик тот, видно, распевал свои арии для подружки, звал её, ждал, когда появится. И она прилетела. Не зря старался.
Услышала. Любовь штука серьёзная. Сильная.