Шекспир. Сонет 107. Перевод

Ирина Раевская
Not mine own fears, nor the prophetic soul
Of the wide world, dreaming on things to come,
Can yet the lease of my true love control,
Supposed as forfeit to a confined doom.
The mortal moon hath her eclipse endured
And the sad augurs mock their own pres ge,
Incertainties now crown themselves assured,
And peace proclaims olives of endless age.
Now with the drops of this most balmy time
My love looks fresh, and Death to me subscribes,
Since spite of him I'll live in this poor rhyme,
While he insults o'er dull and speechless tribes.
And thou in this shalt find thy monument,
When tyrants' crests and tombs of brass are spent.

      Ни мои собственные страхи, ни пророческая душа
всего мира, воображая грядущее,
все же не могут определить срок моей истинной любви,
полагая ее ограниченной роковым пределом*.
Смертная луна пережила [испытала] свое затмение**,
и мрачные авгуры смеются над собственным пророчеством;
то, что было неопределенным, теперь торжествует [венчается короной], став надеждым,
и мир провозглашает оливы на вечное время.
Теперь, с каплями этого целительнейшего времени,
моя любовь выглядит свежей, и Смерть мне подчиняется,
так как вопреки ей я буду жить в этих бедных стихах,
пока она злобно торжествует над тупыми и безъязыкими племенами.
И ты в этом моем творчестве обретешь себе памятник,
когда гербы и гробницы тиранов истлеют.

* По единодушному мнению исследователей, сонет 107 содержит ряд намеков на важные внешние обстоятельства, возможно, исторического характера. Однако в том, что это за обстоятельства, исследователи расходятся, предлагая широкий выбор возможных толкований. Так, строки 3-4, возможно, содержат намек на освобождение из тюрьмы адресата сонетов, которым считается либо лорд Саутгемптона, либо лорд Пембрук (оба были в разное время подвергнуты тюремному заключению по политическим причинам). Отсюда следуют разные выводы относительно датировки сонета, поскольку Пембрук был освобожден в марте или апреле 1601 г., а Саутгемптон -- в апреле 1603 г.
** Под "смертной луной" обычно понимают королеву Елизавету, но на роль "затмения" выдвигают различные события. Дело осложняется тем, что глагол "endure", помимо основных в современном языке значений "пережить", "перенести", "выстоять", в 16 в. мог употребляться в значении "испытать", "претерпеть (без сопротивления)". С учетом этого, комментаторы истолковывают это место либо как указание на какую-то победу Елизаветы (разгром испанской Армады, подавление заговора, выздоровление от болезни), либо на ее смерть в 1603 г.
*** В зависимости от истолкования (см. предыдущую сноску), в строках 7-8 речь может идти либо о победоносном избавлении Елизаветы от какой-то угрозы, либо о последовавшем за ее смертью восшествии на престол короля Якова I, которое, вопреки опасениям, произошло мирно, без гражданской смуты. В чем бы ни заключалось это событие, автор сонета говорит о нем в самом радостном и возвышенном духе, очевидно, считая его важным не только для монархии и Англии, но связывая с ним и свои личные надежды.

Ни страхи постоянные мои,
Ни мира вездесущее чутьё,
Мне не предскажут срок моей любви,
Считая ограниченной её.
Луне пришлось затменье испытать,
Но мрачность мин жрецам не задалась...
Венчается короной благодать,
И мир провозглашает эту власть.
А с каплями целительных вестей
Моя любовь свежее всех времён,
Стихи мои сильнее всех смертей,
Ведь смерть - удел неразвитых племён.
Не вечны ни гробницы, ни кресты,
В моих стихах бессмертным станешь ты.