Россияночка. Кн. 2 Казанские университеты. Часть2

Часть  2
Родной и долгожданный…университет

                Родники мои серебряные
                Золотые мои россыпи…
               
                В.С.Высоцкий




Глава 1

1.

Первый курс 
Осень. Сентябрь стоял сухой и теплый.
Как ни странно, но в тот год нас, первокурсников, не послали  на сельхозработы. Мы учились. И мы готовились к Т П Г – традиционному посвящению в географы и в студенты.  Оно проводилось ежегодно в лесу на Высокой Горе. Наша группа готовилась серьезно. Выпускали  стенгазету «Пилигримы» на конкурс. Ну, для меня это работа привычная. Наша газета получила первое место. Склеили её из шести ватманских листов. Красочная, содержательная наша газета красовалась на стене факультета около деканата и была лучшей. Пока мы выпускали газету, готовили художественную самодеятельность, нам помогали старшекурсники, согласно нашим специализациям. Физикогеографам и геоморфологам, помогали тоже физикогеографы старших курсов. Экономистам и метеорологам помогали студенты с  их кафедры. Прошёл слух, что на первый курс поступила сестра  Коли Евстафьева, Ленинского стипендиата. Я чувствовала на себе взгляды старшекурсников. Потом ко мне подошёл невысокий кудрявый парень, Коля Евстафьев. Мы посмеялись тому, что стали названными кем-то родственниками. Он сказал, что теперь будет опекать меня. Еще оказалось, что в меня влюбился один из активистов опергруппы Гена.
Вот и наступило первая суббота октября. И весь географический  факультет  оделся в штормовки и рюкзаки. Мне повезло поехать на место Т П Г с опергруппой. По причине того, что сердечница, и, конечно же, оттого, что Гена стал меня опекать и уговорил опергруппу взять с собой. Надо отметить, что и в дальнейшем, благодаря Гене, студенческие многие двери открывались с легкостью. Мы прибыли поутру электричкой на станцию Высокая Гора. А все наши первокурсники сошли  на предыдущей станции и бегом, преодолевая препятствия в виде леса, оврагов, по туркарте по азимутам, устремились  на  центральную  поляну. Они сдавали и нормы Г Т О, и спешили получить место за прибытие первыми.
Я ждала свою группу на отведенном месте. Опергруппа встречала первокурсников во всеоружии. Здесь же были и преподаватели. Группы стали прибывать. Они занимали отведенные им места. Разбивали и благоустраивали бивуак. Репетировали театрализованный сценарий. Но  группа поваров готовила конкурсный полевой обед. В жюри были преподаватели, выпускники, старшекурсники.
Я была шеф-поваром нашей группы. Продукты доверили нести Раису. Он самый высокий и крепкий парень в нашей группе. После десятикилометровой пробежки, в его рюкзаке смешались рис и мясной фарш, превратившись в сплошное месиво. Ну, что теперь делать? Меню пришлось менять. Суп получился капустный с рисово-мясными фрикадельками. Написали в меню «Суп полевой географический». Судьи удивились названию, но наш обед признали лучшим. И наш бивуак занял первое место. Вечером мы показали сценарий и заняли первое место. Для постановки его пришлось рискнуть своим длинным париком, в котором, после инсценировки,  фотографировались все. После посвящения его осталось только выбросить. Вечером мне стало плохо. Я лежала в палатке. Ко мне привели медсестру. Она дала лекарства и сказала, что надо выбраться из палатки и тихонько походить по палаточному лагерю. А до этого,  преподаватель из метеорологов, одетая в цыганский костюм, зашла погадать. Посмотрев на мои ладони, она воскликнула:
-Никогда не видела таких ладоней идеального человека. И судьба и жизнь, все здесь отражено и идеально. Об этом приятном моменте вспоминаю всегда, ерунда, но греет струны души.
А у костра звучали гитары, бардовские песни. Пел баян и Рамис Нагуманов подпевал своему баяну.
Наутро приехали декан факультета, преподавательский корпус. Нас, первокурсников посвящали в туристы и географы. Нам  предстояло пройти « медные трубы, огонь и воду». После обеда было торжественное построение. Яркие флаги факультета, Т П Г , спортивные флаги. Дым костров поднимающихся сквозь лапы вековых пихт и сосен в солнечное, чуть морозное небо! Восторг!
Торжественные речи декана факультета, преподавателей, старшекурсников, выпускников! После этого нам вручают  синенькие студенческие билеты и грамоты за  турэстафету.  Студенческое «братство неразменно на тысячи житейских перемен»! Мы студенты! Мы географы!
К вечеру лагерь свернул паруса, убирал бивуаки и длинная предлинная вереница в штормовках и с рюкзаками спешила  по лесным тропинкам и шоссе на электричку.

2.

После посвящения первокурсников в студенты, был объявлен бал в Доме Ученых. Девочки из группы пришли ко мне с ночевкой. Я их стригла, завивала и сама себе накрутила бигуди на длинные волосы. Девушки перед сном раскладывали пасьянс на картах и смеялись. Мне выпало «через час - король». Со смехом легли спать. Ровно через час в дверь постучали. Накинув, не застегивая, халатик, повязала атласный платок на бигуди, я вышла. Темный коридор, ничего не видно… Скорее  почувствовала, чем увидела,  руки крепко обхватили вокруг талии. Стан жарко говорил тихо на ушко:
- Не могу без тебя ни минуты, я ее всю ночь Олей зову и во сне тоже, а она плачет.
- Да как ты попал сюда в такое время?- было уже около трех ночи.
- Стан, ты бы хоть свадебную фотографию принес на память,- я видела это фото. Показывала Анна Петровна. Я на фото,  выглядела очень эффектно, и  хотелось иметь фото.
- А, Валентина их порвала все, где есть ты,- грустно ответил он.
Минут через пятнадцать он исчез также незаметно, как и появился.
Бал в Доме учёных, что на Бутлерова, был полон нарядно одетыми  студентами и преподавателями. Вначале был концерт силами студентов. Мы с Лилией Кученковой вышли исполнить две песни. Пели мы дуэтом «Вечер бродит», Лиля играла на фортепьяно.  Конечно, для исполнения бардовских песен, нужно  было не фортепьяно, а гитара. Но вот на сцену выходит кто-то из старшекурсников с гитарой, и  уже под гитару и фано исполняю  «Я расскажу тебе много хорошего». Мы занимаем первое место за художественный номер. Потом были награждения. Наша группа заняла почти все первые места. Мне вручили именную ложку с гравировкой «Шеф повар географака» и за что-то нам дали и утешительный приз-веник.
Потом был настоящий танцевальный бал.

3.

Не только занятия и практики интересовали нас, первокурсниц.
Я училась. Успевала и работать. На первом курсе мы проходили общие дисциплины: математику, физику,  астрономию, химию, биологию, иностранные языки. В начале года мы прошли тестирование по иностранным языкам. И мы, стажисты,  окончившие  школу несколько лет тому назад, и забыли все, чему учили в школе, всех зачислили в начинающую группу французского языка.
 Французский у нас преподавала прекрасная Минна Яковлевна. Французский язык нам давался нелегко.  Минна Яковлевна с легким огорчением поправляла нас,  но никогда не распекала студентов за нерадивое отношение. В университете мне нравилось абсолютно всё. Свободное посещение лекций. Тактичность и этичность преподавателей. Уважение и простота в общении со студентами. Профессор мог остановиться в перемену у стайки студентов и несколько минут пообщаться, называя по имени.
- Как там ваши карсты, Оля Эстафьева?- Так обращался  ко мне завкафедрой А.В.Ступишин.
- Шиханы ваши великие стоят?- В другой раз спрашивал он.
После первой зимней сессии отсеялись сразу несколько девочек, не сдавшие  экзамены. Мы учили, мы старались. Были очень трудные предметы, - геодезия с решением задач с точностью до десятитысячных после запятой. Практическая картография была сложна  отмывкой и построением карт.

С первых же дней поступления в университет меня окружили туристы. Это были ребята с третьего курса. Конечно же, этому способствовал Гена. Я ему нравилась, и он стал всюду меня звать с собой.
Помнится первый мой турслет. Он был чисто географаковский. На седьмое ноября ребята выехали на географаковскую поляну.  Ту, где проходило ТПГ. Погода была для ноября сухая и теплая. Безветренный лес стоял молчаливый и величавый. На кустах еще висели редкие желтоватые листочки. Зато на земле лежал густой гобеленовый ковер из осенних красно желтых листьев. У подножья пней, покрытых мхом, выглядывали шляпки грибов. Ребята были все заняты. Здесь царила, сплоченная дружбой, иерархия. Никто не командовал, кому что делать. Как в хорошем театре на премьере, каждый знал свою роль. Только я, неприкаянная, смотрела, как одни устанавливают палатки, другие заняты у костра. И не знала чем себя занять, поэтому спросила Гену, чем заняться. Он подошёл к костру и на полном серьёзе сказал:
- Девочки, дайте Ольге макароны, пусть продувает.
Мне объяснили, как это делается. И я села с мешком макарон и начала продувать каждую макаронину. При этом размышляя, что дома мы этого никогда не делали. А раз гречку с пшеном перебирают, возможно, и макароны продувать надо.
- Ты, это, хорошо продувай, а то попадет в тарелку  кому-нибудь  таракан,- сказал кто-то.
А я и старалась. Но вот палатки стоят. Дрова напилены, наколоты, прикрыта поленница брезентом. Начали ужин, придвинув ближе к костру брёвна. На ужин макароны с тушенкой. Со смехом, с настроением принялись за макароны. Вдруг кто-то как закричит:
-Таракан! В макаронах таракан!
-И у меня!
-А у меня целых два…
-А кто сегодня продувал макароны?
-Оля продувала…
-Я, да я продувала, честное слово я хорошо продувала, смотрела каждую макаронину, тараканов не было…
-Тогда откуда ж они? - пробасил строго Саша.
Гена сидел рядом. Видя, что я вот сейчас расплачусь, миролюбиво произнёс:
-Ладно уж, ребята, хватит не до слёз же…
А мне стал объяснять, что это одна из шуток из посвящения в туристы.
Ночь была холодная. Гена на костре согрел мой спальник, утеплил. В теплой пуховой маминой шали под утро стало холодно. Да ещё и прихватило сердце. Гена беспокоился. Принёс от костра воды из чайника, выпила сердечного. Уснуть всё равно не могла. Ребята дежурили у костра по два часа, сменяя друг друга. Уже светало. На дежурство пошёл Гена. Они у костра резвились. Взяли чью-то деревянную ложку, закрепили на дереве и стали по ней стрелять из воздушки.
За завтраком Серёжа Горбатов не обнаружив своей ложки, выяснил, что её расстрелял в щепки Гена. После завтрака, все собрались у костра греться. Да и трава  в инее, турэстафету еще не  подготовишь. Стояли по кругу, спиной к костру, подставляя лицо к солнцу.
- Оё-ё-ё-оёй, - Закричал Гена, и подняв руку, стал бегать вокруг нас. Когда он, наконец-то остановился, все поняли, что случилось. Обиженный Серёга, скатал, разжевав, предварительно хлебную корку в катыш, заправил его в ружьё и прицелившись в ладонь Гены, выстрелил. Гене дали водки, водкой залили ладонь и под громкие вопли, девочки вычистили мякиш. Руку перевязали.  Перед обедом провели ориентирование на местности по карте. Вначале провели инструктаж. Готовились серьёзно к зимнему унивеситетскому ориентированию.
Обед прошёл спокойно. Мы сидели на брёвнышке втроем. Выпускник юрфака Дима Сахаров с сестрёнкой Мариной, поступившей на следующий год на географак, а пока еще выпускницей школы. Мы сдружились сразу. Девочки туристки старушки меня не восприняли сразу, не одобрив выбор Гены, считая, что, я, кисейная барышня, не для него. Они были чуть грубоваты, делили с парнями работу пополам, без скидок. Парни меня приняли хорошо, если бралась за тяжелую работу, один из них подходил и делал её сам. Что ещё более отдаляло от меня девочек.
Через час после обеда началась комплексная туристическая эстафета. Она длилась более трёх часов. Участникам надо было пройти десятикилометровую трассу, отмечая по азимуту «Взятые КП» ( контрольные пункты), вязать туристские узлы, на карабинах, сделав седло, спускаться на пропастью и т.д.
После того, как все собрались и отдохнули, переодевшись, в сухую одежду. Предстоял конкурс по распилу бревна. На время. Три пары пилили бревна. Одну из них потом включат в факультетскую команду . В то время я ещё не всех знала по именам. И последним был конкурс на лучшего кострового. Надо было с одной спички разжечь костер и постараться, чтоб вода закипела раньше, чем у других, до секунд. Пока опергруппа подводила итоги, подписывала грамоты, дежурные готовили ужин. Надо отметить, сто спиртное не приветствовалось в этой тургруппе.  Парни-старшие брали поллитровую или литровую флягу водки или спирта. Употребляли только по делу, в лечебных или поздравительных целях. Если кто заболевал, температурил или искупался, сорвавшись в ледяную воду. Если выпадал день рождения, готовили праздничный ужин и пускали медную кружку со спиртным по кругу. Тостующий если хотел, делал глоток ( «по буле»), девушки не пили, в большинстве своём.
Вот и подписаны Грамоты. Поздравляли, вручали грамоты. Начался ужин. И снова ребята начали «прививать туристский иммунитет».  Одни объявляли, что в тарелке «нашёл мышиный хвост», другой «обнаруживал мышиные уши». Я убегала за дерево, меня рвало. Так было до третьего курса. Постепенно я привыкла. А по - первости, возила с собой сухари или галеты, нельзя же в холоде быть и голодным.
Когда на лагерь опускался синий полог неба, затихал ветер, развешивались куртки, свитера, ставили ботинки для просушки. Все садились ближе к костру, который источал жар красных углей. Искры стремились в небо, небольшие языки пламени, красные и синие ласково лизали смолистые поленья. Девочки тихонько запели, задумчиво глядя в ночное небо, туда, где среди звёзд гасли искры костра…

Вот эти десять звёзд над головой
И топор, чтоб нарубить дрова,
Ты пойми, ведь это не впервой
Слышать нам подобные слова.

О том, что в душных комнатах тесней
И что лес вблизи не голубой,
Но нам дороже тусклых фонарей
Вот эти десять звёзд над головой.

Закончив дела, ребята тихо присаживались на брёвна, подкладывая спальники для просушки, и к девичьим голосам присоединялись  красивые мужские баритоны:

Вот эти десять звёзд, как маяки,
На путях неведомых дорог,
И нам нельзя, чтоб наши рюкзаки,
Где-то дома прятались в пыли./

И нам нельзя привычкой обрастать,
И тешить полуправдами себя,
Умей без сожаленья оставлять,
Всё, что держит у дверей тебя.

Как я любила вот эти ночные костры. Чай с дымком. Редкие затяжки сигарет и огоньки на их кончиках то тут, то там. Ребята, никогда не курившие в городе, брали сигарету и закуривали, задумчиво отрешенно уносясь мыслями и затуманенным взглядом в неведомую даль. Эти мгновения ни с чем не сравнимы, их надо хоть однажды испытать, пережить, пропустить через свое сердце. И описать их трудно, ибо они понятны только тем, кто не раз вот также сидел у костра.
Да и люди эти совершенно особого рода. Спокойные, многозначительные, наполненные своей земной мудростью, романтики. С душой чуткой и ранимой.
 …Коля Чингаев брал гитару, перебрав струны настраивая,  пел песни Высоцкого. Голос его соответствовал, густой и глубокий.
О Высоцком  уже знали. Его песни пели. Это были песни из кинофильма «Вертикаль». А я смотрела на костер и вспоминала…


  Первая «встреча» с Высоцким…произошла в детстве. Фильм «Вертикаль» ходили смотреть по нескольку раз. Почему бы? Играл незнакомый актер Высоцкий. Владимир. Мужественный красивый голос с хрипотцой западал в душу. И песни эти мы их потом пели всюду:

   Здесь вам не равнина, здесь климат иной,
   Идут лавины одна, за одной…

Слова печатались в душах, звучали в подворотнях гитары:

   Другие придут, сменив уют
   На риск и  непомерный труд,
   Пройдут тобой не пройденный маршрут…

И вот теперь, в 70-е годы. В оттепель…
Из тесных уютных квартир, молодежь устремилась в осенние леса с рюкзаками.  Молодые девчата и ребята, стремились к романтике.  В эти годы  совершались восхождения на  снежные высокогорники - Домбай и Баксаны на Кавказе, покорялись вершины на Полярном Урале и Алтае. С  палатками, штормовками, ледорубами и шиповками - атрибутами походной жизни,  молодежь бежала от скуки, рутины пыльных городов и черпала романтику полной грудью, вдыхая дым костров под звон серебряных струн гитар. И неизменно у костра, после трудного перевала или перекатов на бурной реке, звучала бардовская песня. Бородатые сильные мужчины пели под ночным небом песни первых бардов - Окуджавы, молодого еще Высоцкого. Он был кумиром.

И вот я, студентка университета сижу у туристического костра и слушаю песни Владимира Высоцкого. Это же так похоже на сказку! Лесную сказку. Потом пел баян Рамиса и все пели песни бардов -  Городницкого, Визбора, Никитина, Кима…Какое чудесное было время, какое чудесное росло племя…
Я слушала песни и у меня рождалась, пока еще только в голове, статья в газету. Я тихо спросила у Гены, можно ли в университетскую газету написать статейку. Он передал ребятам о моём желании написать о слёте в «Ленинец». Они окружили меня и даже стали убеждать, что статью обязательно надо написать.

Наутро, позавтракав, согревшись, просушив спальники у костра, принялись за уборку бивуака и разборку палаток. Это был первый мой турпоход. Это же было мое посвящение в туристы. Сколько их потом будет за четыре года учёбы. И потом, где бы я не находилась и сама ходила, и с собой водила в леса молодежь.
Высадились с электрички на вокзале Казани. Девочки все были из студенческого общежития, Анисов, Рамис и Коля тоже. Многие парни и Сахаровы были казанцами. Я уезжала одна в общежитие «Радиоприбора». Сюда я возвращалась с походов полтора года, пока работала.
За ночь статья «Вспомни, как горят костры в лесах» в газету была написана. Учились во вторую смену, занятия начинались в час двадцать минут. До занятий я заскочила в редакцию университетской газеты « Ленинец». Редакция находилась в главном здании, за лестницами, рядом с отделом кадров. Это было так удобно. Статью приняли. Так я стала корреспондентом «Ленинца»

4.

Приглашаю в святая святых географической науки Казанского государственного университета. Ну, хоть вот пройтись по коридорам этой священной alma mater, к которой так стремятся одержимые абитуриенты и учатся студенты.
Кафедра физической географии и кафедра экономической географии находились в учебном корпусе со странным названием  «бегемот». Своим главным фасадом там, где вход в Историко -  краеведческий музей Татарстана, оно смотрело на главную Спасскую башню Кремля и на памятник Мусе Джалилю. И вот от этого счастливого соседства у нас была возможность чаще посещать музей. Например, «просолить» (пропустить ) пару лекций  или семинаров было удобно, потому мы и шли в музей «за знаниями». Пробыв там с часок, было удобно, выйдя из музея, обогнув угол здания, войдя в просторные дубовые двери, поднявшись по широкой массивной лестнице на второй этаж, очутиться на факультете. Слева и справа были аудитории, тут же секретариат. В конце находилась кафедра физической географии и деканат слева, а против нее кафедра экономической географии.
Нашу кафедру возглавлял «бог географии» Ступишин А.В. Память подсказывает много славных имен преподавателей,  посвящавших нас в геогафические и жизненные науки, каждое слово которых мы благоговейно впитывали.трудились профессор Дедков, доценты, кандидаты наук Лаптева Н.И., Торсуев Н. П., Колесов….Зав кафедрой у экономов была Бойко..кандидаты наук Зорин Н.. Трофимов
Кафедра метеорологии и климатологии находилась в главном корпусе университета.
Занятия проходили в основном, в бегемоте. Все «удобные учебные здания»  были на нашей чётной стороне улицы Ленина: геофак, физфак, главный корпус. На этой же стороне был Главпочтамт. Так что за двадцать минут перемены мы успевали стремительно перемещаться по Ленина и не опаздывать на «пару». Пара, это спаренных два урока лекции по сорок минут, итого пара длилась час и двадцать минут, это академический час. Если лекции были в одном здании, то перемены были по десять минут, а большая перемена в полчаса, за которую мы успевали пообедать в студенческой столовой, что наискосок от факультета, на противоположной стороне. Но здесь были длинные очереди. Кстати сказать,  в общей очереди часто можно было встретить не только преподавателей, но и ректора Нужина.
С вводом нового шестнадцатиэтажного здания физфака мы приспособились успевать обедать в комплексной столовой физфака на первом этаже. Талон стоил пятьдесят копеек, на разносах стояли готовые комплексы, обычно трех видов, на выбор. Особенно сюда мы бегали по средам, в рыбный день в столовой.
На факультете были и общественные организации: комитет комсомола, (секретарь Галеев Рафаэль), старостат, профком.
В комитете комсомола мы познакомились с Вероникой. Она была комсоргом группы экономгеографов группы 222 нашего потока, а я отвечала за работу шефского сектора факультета. Её брат Владимир учился в нашей группе. Когда я поселилась в студенческое общежитие, в холл по ректорскому фонду, мы с Вероникой стали общаться чаще. Её комната была напротив холла. С ней жили наши девочки Нурия, Гуля и Света, которая училась курсом ниже. Нас в холле было девять, восемь с факультета разных курсов и Галина с биофака. С Галиной мы сдружились, она от  биофака стала участвовать в шефской работе по школам. В выходные  праздничные дни с Галей я ездила в Чистополь на её родину. К нам на втором курсе в группу перевёлся из КАИ ее брат, Женя Минеев.
С Вероникой мы привязались друг к другу, часто возвращались домой с занятий в общежитие, и посещали заседания комскомитета. Впоследствии, Вероника и Галя стали ходить с нами в походы и землянку. Ведь все девочки из холла были туристками, а Люба Молодцова мастер спорта по стрельбе.
Студенческая дружба с Вероникой нас связала на всю оставшуюся жизнь. Порой нас называли сестрёнками.
Летом после первого курса и после второго курса я с Вероникой ездила к её родителям в Беловолжск. Помню, как тяжело добирались до её деревни. С автовокзала ехали на Чебоксарском автобусе до какой-то остановки. Время было к обеду, солнце стояло в зените и припекало нещадно. А вот до деревни было идти километров восемь. В первый раз Вероника, почему-то сказала, что лучше сократить путь и идти напрямую.  Мы шли какими -то тропами через травяные поля, через крутые глинистые овраги. А когда добрались  до дома ближе к вечеру, мне казалось, что я по уши в грязи и пыли. 
В большом просторном дворе нас встретили с квохтанием куры. Кот большой, вальяжный лежал на завалинке дома.  Просторные сенцы встретили прохладой. Оставили здесь дорожные пыльные сумки. Приветливые родители встретили в прихожей, показалось с яркого солнца, сумеречной. Не успели опомнится, как пошли в баню. Теплая баня, теплая вода, это такое счастье в жару, да после дороги. Вышли, как заново рожденные и сели прямо в саду на скамеечке.
Вот это был сад так сад, не что родительский в четыре с половиной сотки. За домом была зона отдыха, колодец, росли цветы. От столба до столба в несколько рядов висели огромные лещи, вялились, блестели, искрились  на солнце. Вот что значит жить на Волге! Увидав нас в окно, вышел отец, дядя Толя.
-С лёгким паром, пара там, конечно мало, баню топили вчера, но тепла достаточно. Отдохнули с дороги? Пойдемте в дом. Тамара Константиновна уже накрыла на стол.
Он подошел к столбу, внимательно просмотрел несколько рыбин, взял одну:
-Как раз хороша,- сказал он, снимая рыбку.
Зашли домой. Так вкусно пахло едой. Наши вещи с Вероникой стояли в спальне. Причесавшись и переодевшись, я подошла к зеркалу и не узнала себя. Думала, что без туши и косметики буду страшная. А на меня смотрела милая симпатяшка, такая свеженькая, волосы вились вокруг лица ореолом. Я всегда, и потом, поражалась, что здесь в деревне свежий воздух, родниковая вода превращали лицо без всякой косметики в красивое.
За столом сидели мы и Галя, младшая сестренка Вероники. Володя все лето был на практике. Они, геологи, все копали, плавали на факультетском теплоходе, практически всё лето.
Спали мы с Вероникой на просторной кровати, на перине с большими пушистыми подушками. Мне было уютно. Я с детства спала на двух подушках, наверное, потому что сердечница.
Почувствовала, будто кто-то надо мной тяжело дышит, пыхтит, вот стало тяжело дышать, он через одеяло давит на грудь. Охватил, не то что страх, а просто ужас! Боюсь открыть глаза…Кто же это? Дядя Толя? В доме больше никого нет…Сквозь закрытые глаза чувствую, что в спальне светло, окно рядом с изголовьем…раннее утро… Глаза открыть  боюсь и не могу…А он всё давит …и стыдно, и плакать хочется…, и совсем нету сил…Сколько это длилось? Наконец-то смогла открыть глаза. Комната залита ранним солнцем. В доме тишина. Вероника рядом тихонько спит. Что это за наваждение? Спросонья не могла понять. Видимо приходил домовой - хозяин дома проверить гостью… Никогда я им этого не рассказывала, даже Веронике, вдруг обидятся или подумают, что придумала.
Два дня собирали вишни, черешню, которые росли за баней, и столько их было, что и глазом не ухватить. Собирали в странные, но очень удобные круглые корзины из лозы. В таких корзинах хранили и лук, и картофель носили. Я с детства была не равнодушна к плетёным вещам. А тут эти игрушечные корзины! Оказывается, их плели в какой-то артели. Вот ведь - опять Волга, откуда ж столько лозы? Объедались ягодами. Красный язык. Красные губы и щёки.
Обратно в Казань  мы добирались комфортно. На мотоцикле нас довезли до трассы. И тут мы ждали автобуса до Казани. Нас нагрузили сумками. Они были слишком тяжелы для молодых девичьих рук.
Все девочки приезжая из деревень, возвращаясь из дома, везли такие полные сумки. Деньгами родители помочь не могли, поэтому везли продукты. Времена были жесткие. Даже для поступления в институт деревенская молодежь не могла уехать. Паспорта сельчан находились в сельсовете, а не на руках. Чтобы отправить дочь учиться и взять паспорт, надо было ещё умудриться. Или давали взятки, или искали родных, которые могли помочь.

5.

На факультет мне надо было пройти с Университетской по Ленина. Минуя главный корпус. Минуя новый физфак. Частенько забегала на Главпочтамт, где получала письма. А здесь в киоске работали такие прекрасные женщины. Я заказывала здесь подписку на газеты и журналы. Это были «За рубежом», «Литературная газета», «Студенческий меридиан, «Наука и жизнь» и другие. На другой стороне  была студенческая столовая. Хоть ректор университета и стоял часто в общей снами очереди, мне она не нравилась. Особенно по средам, когда был рыбный день. С той же стороны был Пассаж. В то время работающий. Там можно было приобрести много эксклюзивных вещиц. Мне нравилось гулять по Пассажу. А рядом было самое часто посещаемое заведение. И любимое. Это кафе мороженое «Ял»( «Отдых»). Тут продавали самое вкусное в городе мороженное, особенно с айвой и сиропом. Тут же продавали в узких коробочках конфетные  ореховые шары и  полусферические огромные грильяж - конфеты, необыкновенно вкусные. Сколько же часов проведено в этом кафе? Тут я просиживала, когда были окна в расписании, когда не посещала физкультуру. В то время деньги у меня водились, и я часто приглашала подружек.
На первом курсе занятия проходили в своём корпусе или главном здании.
Активную работу мы вели в комсомольском факбюро. При закреплении обязанностей, учитывая, что я уже работала  учителем, мне доверили шефский сектор. Дали список школ на выбор. Выбрала я школу, то через дорогу от моего общежития, в котором я работала и жила. Я уже познакомилась  с зам директора школы,  и мы предварительно утвердили план работы. Но тут случился страшный случай. Через трамвайную линию от нашего общежития стояло два деревянных двухэтажных жилых здания, со времен войны. В одном из этих домов жили десятиклассники, у них по иностранному языку были двойки. Учительницей по иностранному у них была модная, молодая красивая женщина. Ученики попросили учительницу заниматься с ними на дому у одного из них. Тут и случилась трагедия. Они издевались над ней и нанесли несколько ножевых ударов,  от чего учительница скончалась. Весь район был встревожен как пчелиный улей. После этого случая, я выбрала другую школу, ближе к Гвардейской, уже планируя переселиться в пятое общежитие, уволившись с работы..
В подшефной школе мы вели серьёзную работу. Геоморфологи четвёртого курса вели кружок геологии. Проводили вечера, лектории на географические темы. Обо всем этом я писала статьи в газету:  «Шефская работа на географаке», « Вожатые детства». В университетском комитете комсомола мне доверили возглавить также -  шефский сектор. Потом работала и в Вахитовском райкоме комсомола.
Запомнилась  конференция в Вахитовском райкоме комсомола. Обсуждали разные вопросы. Среди  вопросов был вопрос о досуге студентов и молодежи, о танцплощадках и новом кафе мороженое для студентов «Ёлочка» на Баумана. Выступающие говорили, что для студентов должно быть обслуживание по талонам, оттого, что пятьдесят копеек за коктейль, это дорого. Да, было такое, через комитет комсомола студенты получали талоны  в «Ёлочку» дешевле. На кафе « Ял» это не распространялось. После конференции всем представили молодого «казанского Муслима Магомаева» - Рената Ибрагимова. Впоследствии мы не пропускали даже его татарские программы.
И ёще об одном страшном случае,  наверное, уместнее рассказать тут. Чтобы уж больше не было такого негатива в книге. После сданного экзамена, мы с девочками в добром расположении духа, посидели в «Ёлочке» и шли по Баумана. Стоял теплый июньский денек. Все мы были в легких летних платьях. Баумана была просто запружена народом. Мы,  трое шли,  взявшись под ручку. Перед нами  так же шли девушки, тоже взявшись под руку. Они шли перед нами, спиной к нам. Навстречу им и нам, получается, шли парни. Мы сразу и не поняли, что же случилось. Шедшие перед нами девушки упали все, обогнув их, парни шли нам на встречу, мы всполошенные расцепили руки, а парни прошли между нами, не останавливаясь. Мы сделали несколько шагов, как увидели, что девушки лежат в крови. Схватив друг друга за руки, мы обезумевшие подбежали к темно серому зданию Политиздата. Это было очень страшно!


Вот и окончен первый курс; мы проходили летние полевые практики по геодезии, землеведению в окрестностях Казани.  После напряженной сессии настроение у всех было приподнятым. Мы были молоды, в группе было десять парней геоморфологов и три наших физикогеографа и нас двадцать девушек. Тяжелые теодолиты и приборы носили парни. Июньское солнце светило ярко. Погода стояла прекрасная в помощь нам. Работали группами. Мы стояли с тетрадями в ожидании показаний  с теодолита. Глядя в теодолит, Костя напевал:
- Вижу в дали, там, где пихта  растёт, девушка в комбинезоне идет… к верху ногами …
-Костя, ну давай, же цифру!- Кричала со смехом группа.
Шутили. Смеялись,  тренировали,  оттачивали практику по французскому. Вот скажет девчонка по-французски ...тут же Костя парирует:
-
-О, madam, вы говорите по-французски?
-А, фик-ли?


6.
Практика сдана. Зачеты получены. Взяла отпуск. После практики я  поехала домой.  Почти год я не была дома. Я скучала по дому, по городу, по школьным подружкам..
 Ехала я поездом. Во время учебы я любила поезда. Заберешься на вторую полку и до Уфы выспишься, после бессонных ночей.
Чтобы скорее оказаться дома, я вышла на станции Косяковка. До дома идти километра два. Это быстрее, чем ехать до города, потом ждать автобус и ехать около часа, хоть и остановка не далеко от дома.
Я очень любила эту дорогу. Сначала шоссе шло вдоль железнодорожной линии, скрытой кустами  старых развесистых  кленов, растущих в лесопосадке.
И вот когда повернешь налево от остановки двенадцатого автобуса, открывается взору, совершенно родной пейзаж, называемый родимым местом. От этого места, от блестящих рельсов дорога полого идет вниз. И мне предстоит по ней идти домой. Сколько же раз за свою жизнь я ходила этой дорожкой, ведущей домой. Сколько же раз меня восхищали эти синие горы в лучах уходящего солнца вдали. Изумрудно-зелёное поле ржи в июне. Оно в августе становилось золотистым от стерни. Я смотрела на горизонт у подножья Шиханов и на лесок у реки Белой, и хлебные поля, любимые с юности родные места. И всё моё детство оживало. Мне было двадцать три. Я так давно не была дома. Я шла домой.
Может быть,  дорога хранит тепло моих ног. Этой дорогой я ходила несчетное количество раз. После долгой разлуки с родными местами,  от волнения и нахлынувших чувств наворачивались слёзы.
Вот и родной переулок. Качая смолистыми душистыми ветвями приветливо встречают тополя. Крепкие воротца чуть скрипнули, приветствуя.
На голубое крылечко вышла мама. Синевой полыхнули ясные родные глаза. Затуманились навернувшимися слезами. Легкими руками она обнимала меня за шею. На наши радостные возгласы из сада вышел папа.
- Приехала, дочка,- подавая руку для приветствия, сказал папа.
- Пойдем в сад.
В саду уже лежали тени от деревьев. На них висели небольшие яблочки. Грядки были ровненькие, высоко окученные без травы.  После экскурса папы по саду, зашли в дом, прихватив, сумки с крыльца.
Мама накрывала на стол. Папа стал расспрашивать о Казани, об учёбе с пристрастием.
Теперь уже  я честно смотрела родителям в глаза. Обо всём рассказала честно. И достала зачетную студенческую книжку с оценками, после чего, все вопросы отпали сами собой. И папа сидел довольный и улыбающийся.
Теперь вот, я могла со спокойной душой, доставать из сумки подарки.
На другой день пришли соседушки, которым тоже достались подарочки- казанские платки, полотенца, фартучки. К обеду пришли тётя Дуся и дядя Ваня Сошенко. За обедом разговаривали о разном. И о том, что у Иры теперь есть и сын Дима.
Вечером топили баню. На другой день я поехала в Вере Сомовой. Смотрели фильм в новом кинотеатре «Искра». Гостила у них. Анна Сергеевна  напекла пирогов. В выходные побывали у них в саду.
Несколько дней я ходила по магазинам. Папа с друзьями снова ездили  на подработку строить гостиницы, разные строения в село. У его друга сын работал председателем  сельсовета в селе, он и приглашал отца с друзьями поработать. Платили им хорошо. Пока я училась на первых курсах, пока родители были здоровы, они полностью одевали меня.
С Ирой мы виделись лишь однажды в саду. Поговорили немного.
Я вышла собирать китайскую вишню. Тут и увидела  за забором у Сошенко Ириных ребятишек и гостей. Перемолвились словами каждый о своей жизни. Ира рассмеялась:
-Видишь, у нас гость из Москвы, он окончил Тимирязевскую академию. Отцовский родственник. Он приехал два дня назад, видел тебя в огороде, ты ему очень понравилась, он хочет на тебе жениться. Купил синий болоневый плащ и белые туфли лодочки.
-А вдруг туфли с плащом не подойдут, тогда и не предложит,- рассмеялась я.
-Смотри сама, Москва, ты же мечтала о Тимирязевке,- улыбнулась Ира.
И мы разошлись. Я сразу ушла в дом и больше не выходила в сад. Не хватало еще, чтобы там меня рассматривали.
Выходные закончились, и в понедельник зашла тетя Дуся. Мы отобедали и пили уже чай.
-Пришла к вам поговорить о сватовстве, у нас вот Вадим гостит из Москвы, закончил Тимирязевский институт. Ему тридцать пять лет, надо уже жениться. Вот ему понравилась Оля. Он для неё купил болоневый плащ и белые туфли лодочки. Соглашайтесь, человек солидный,- говорила и говорила тетя Дуся.
Я фыркнула и рассмеялась. Мама улыбалась, ей, видимо, предложение польстило. А папа вдруг соскочил с места и возмущенно замахал руками и чуть не закричал:
-Да вы что, какое там замуж! Ей образование надо получать! Чтоб я больше об этом не слышал, - и он вышел,  громко хлопнув дверью.
Тетя Дуся еще что-то говорила нам с мамой. Мама сказала:
- Раз Арсентий сказал, он не передумает. А помнишь те два раза, когда к Оле сватались до этого, и мне от него досталось, ругал меня.
Тётя Дуся ушла, поджав губы, подернув плечиком, всем видом показывая, что обижена.
Мы с мамой посмеялись и вспомнили, как приходила тётя Оля с разговором о сватовстве своего Толи, а папа так же рассердился. Еще и маму отчитал, чтобы не поваживала тётушек. А когда прихлдил свататься брат Веры, Петя, так папа прямо по столу кулаком   стукнул, со словами:
-Этому не бывать. Ей учиться надо. Идите и больше не приходите, - сказал резко и Мы с мамой посмеялись и вспомнили, как приходила тётя Оля с разговором о сватовстве своего Толи, а папа так же рассердился. грубо.
Петя с братом, чуть не бегом за калитку выбежали.

Приезжала к родителям Лида с двумя детьми. Вера Сомова работала на заводе начальником КБ.
Погостила дома. Пора и собираться обратно в Казань.



Глава 2.

1.
Второй курс. Учеба. Работаю всё ещё воспитателем. Сентябрь. От комскомитета еду к первокурсникам в Куйбышевский район с преподавателем кафедры, посмотреть, как устроились и работают на уборке картофеля. Помочь в подготовке к ТПГ. Плыли долго по Волге на небольшом пассажирском судне, курсировавшем от Казани до Камского Устья.

Я еще работала. И слышала от Галиночки, что Станислав развелся, он  продолжал заниматься наукой. Жил он теперь на съемной квартире. Галинка сказала, что видит его нечасто на заводе.
Он и раньше любил забегать на кафедру мехмата и физфака в университет и университетскую библиотеку.
 Золотом листьев кружил по улицам и дворикам октябрь. Поздним осенним вечером, после занятий во вторую смену, я шла по университетской улице одна, любуясь падающими золотыми листьями в свете фонарей. И, чуть не столкнувшись, увидала перед собой Стана. Паника, смятение в душе. Испугалась, что, как и прежде, он будет непредсказуем. Но общение было мирным. Оказалось, он просто гуляет, а забегал на кафедру. Сообщил, что свободен, свободен и еще раз свободен.
Что-то неуловимо изменило облик Стана. Такой же стремительный и порывистый, такой же гламурный. Шарм сквозил во всем его облике.
Ах, да!- поглядывая сбоку, ставила в памяти своей отметины я - волосы… Где же соломенная волна волос, так безукоризненно всегда уложенная? Коротко стриженные, « под ежик», волосы, добавляли лет и мужественности облику. А выражению лица - смятение и неприкаянность. Ворот рубашки, как всегда, не застегнут на одну пуговицу. Изысканная небрежность и сейчас была ему присуща, впрочем, как и всегда. Колоритный облик, единственность и индивидуальность, всегда выделяли Станислава в любой толпе. Во всем облике цельность и целеустремленность. Образчик для обожания, но не для простого общения со смертными. Не для семьи. Не для обывательского уюта…
- Девушки как перчатки и впечатления новые и новые?- подхватив разговор, говорю я шутливо …
- Как-то так! ... да, как-то так,- рассеяно повторил Стан.
-А сын?
- Да, знаешь, подрастает, уже интересно играть и общаться… да…
Он проводил  до трамвая. Ибо темнело. И нам было в разные стороны. Мы еще раза два, или три, так же нечаянно, встречались на той же улице, около университетского корпуса физфака.
А нечаянно ли?
 И прощались на трамвайной остановке. Прощаясь, в последнюю нашу встречу, я оглянулась. Взгляд выделил из толпы чуть ссутулившуюся спину, высокую фигуру Станислава, запрыгивающего на ступеньку трамвая.
Почему-то подумалось:
- А когда у него день рождения?- я и забыла дату его рождения!
– Наверное, как и я – Стрелец неприкаянный!
 И тоже ступила на подножку подошедшего трамвая.

2.

И летом, после второго курса, я ещё раз гостила у Вероники. Но в этот раз мы от большой дороги шли в деревню по шоссе, хоть и дольше, зато дорога удобная, ровная. Снова собирали вишни и черешни в плетёные корзины. Сельчане ездили их продавать в Казань на крытой машине.
После окончания университета Вероника по распределению уехала работать в Свердловск. Галина, её сестричка подросла и приехала учиться в КХТИ. Год она жила у меня, пока ждала место в общежитии и шла летняя практика.

3.

     Погода в последние дни октябрябыла солнечная, и по-осеннему одета в золотое убранство, а листва деревьев сухо шуршала под ногами.  Неделю назад на факультете было посвящение в первокурсники. А на следующей неделе в ветреный субботний день мы были приглашены на день рождения. Юбиляром был Славик. Так его звали потому, что все любили этого спокойного симпатичного городского паренька. На день рождения собрались, в общем-то, все друзья, туристы из универа. Встречал нас в прихожей стройный черноглазый  паренек. Глаза его из-под бровей смотрели несколько иронично, за этим взглядом угадывалось смущение. Возможно, при виде веселого туристского братства, задержавшегося в прихожей. А юноша с усиками помогал девушкам раздеваться и вешал плащи, косынки и шарфы на свободные места вешалки.
- Разрешите, сударыня, Вам помочь,- обратился незнакомец ко мне,  видя, как я  смущенно посматривала на высокую вешалку, до которой  явно не дотянуться.
- Благодарю,- позволила  я,- доверив одежду незнакомцу,  прошла за стол, который был накрыт в зале.

Торжество уже шумно и весело приближалось к завершению. Девочки заварили чай. Занесли пироги с антоновскими яблоками с добавлением лимона.
- Пирог должен быть вкуснейшим, это мамин фирменный,- сказал Славик.
- Впрочем, как и чай, по маминому рецепту,- продолжал он.
- Все, все к столу,- позвал к чаю виновник торжества.
- Оля, разливай-ка заварку.
Кто-то стал подавать заварочный чайник… И вдруг чайник, с густой ароматной заваркой, опрокинулся мне на колени. Я не успела почувствовать ожога, потому что первой мыслью было:
- Как же неудобно!
Краска залила лицо, заварка коричневым пятном заливала  прекрасный из буклированой ткани, бело-кремовый костюм, сшитый специально к этому юбилею друга. Девочки засуетились. Я, превозмогая стыд и неудобство, поспешила застирать юбку. Но нет, ни соль, ни мыло не отстирывали.
 Я нашлась: свой яркий, в сиреневых цветах платок, повязала вокруг талии, обернув дважды. Получилась довольно пикантная красивая юбочка-фартук. Постепенно суета улеглась, и по одному, гости стали устраиваться, кто у пианино, кто в креслах. Коля взял гитару. Тихо и душевно пели бардовские песни. Гитара пошла по кругу.
Как оказалось, незнакомца звали Антоном. Он перебирал струны, настраивая на свой тембр. Голос Антона был просто завораживающим. Пел он не совсем знакомые песни, которые точнее можно было назвать как  городской шансон. Туристы такие песни не пели, но слушали с удовольствием.
За окнами давно светили фонари. Часы показывали последние минуты этого дня. Надо было спешить, чтоб не опоздать на последний трамвай. Да успеть к закрытию общежития. Его вахтеры закрывали в двадцать три часа и тридцать минут.
Юбиляр, Гена, Ринат, Виктор и Антон пошли  нас провожать, тех, кто из студенческого общежития. Гена претендовал на моё внимание, но постепенно, в суете, был отодвинут Антоном. Подошел трамвай. Шумно попрощавшись, мы  быстро занимали места в пустом трамвае. Гена взял меня за руку:
- Пока-пока, Оля, до завтра,- прощался Гена.
- Я провожу,- крикнул провожающим парням Антон, запрыгивая в уходящий трамвай.
- Можно ли Вас, сударыня проводить?- с улыбкой говорил он мне. Удивление и смущение окрасили мои щёки,  румянец выдавали волнение. Но девчата окружили и возбужденно галдели:
- Ты с нами?
- Девочки, у нас появился джентльмен,- шумели девчонки.
- А Гена остался с носом!- всё смеялись подружки.
- Девочки, уймитесь. Как провожу эту сударыню, потом провожу всех, не расходитесь только,- со смехом отвечал Антон.
- А мы все живем в соседних комнатах,- смеялись девчонки.
- Заходи на чаек, Антон!- выскакивая из трамвая, кричали девочки, оставляя нас одних.
Не привыкшая к такому обращению, я стеснялась все больше, ведь ребята – туристы, и парни и девушки  «бесполые», то есть понятие «свой парень» было определяющим и уважаемым. Было не принято выказывать свои симпатии, их скрывали от чужих глаз. Негласно, влюбленные хранили в тайне свои чувства, а девчонки, по ночам, плакали в подушку или по большому секрету доверяли свои чувства, какой-нибудь единственной подруге, чтоб не причинять боль другим. Ибо, дружба превыше всего! А у того секрета обожания был свой любимый объект и тоже тайный чей -то любимый. Хотя, честно говоря, все тайное было явным, но все берегли дружбу как зеницу ока. Это было свято в данной группе.
И вдруг появился возмутитель покоя и устоев туристского братства. Это внесло заметное волнение в среду девушек, и волну протеста и бойкота, в мужском сообществе.
Единственный лишь человек, казалось, не замечал ничего. Сам возмутитель этих устоев. Он оказался самым близким другом детства Славы, они и росли вместе, и жили в одном подъезде, но Антон жил этажом ниже, а Руст - в соседнем подъезде. Рустик был выпускником университета, а Славик вместе с ним, как друг детства, прибился к студентам. Однажды он был в походе с другом,  пришелся «ко двору», прикипел к туристам, и полюбился...  а впоследствии  стал  и своим. Славик соблюдал не писаные законы ребят  туристов. Был добр и со своим уставом не лез «в монастырь студенческий».
Инородным и неугодным оказался Антон.
Славик, а затем и другие парни, ему усиленно давили на сознание, что «Оля неприкасаема», потому, что на ее сердце претендует верный друг Гена. Антон был парень с характером, и стал появляться чуть не ежедневно в студенческом общежитии. Все чаще мы гуляли уже по зимнему городу, он провожал  до дверей общежития, уже когда оно закрывалось. А сам уезжал на такси. Даже тогда, когда все туристское братство собиралось в холле у девушек, Антон, поиграв на гитаре, уводил меня, оставив парней в недоумении. Девочкам же он нравился своим обходительным поведением, учтивостью, подарками. И прекрасной игрой на гитаре.
А я хранила первую детскую любовь к однокласснику Мише глубоко в сердце, и с ребятами тет-а-тет не общалась, отказывая в более близких, чем дружба, отношениях.  И более  резко относилась к притязаниям очень влюбленного Гены, которого все откровенно жалели. Он в прямом смысле не давал  прохода. Перед лекциями он встречал  на лестничной площадке факультета, с любимыми моими гвоздиками. Часто Гена один приходил в общагу с тортами, а  я сердилась,  не желая давать надежду пареньку на более теплые, чем дружба, отношения. Но девочки заигрывали с ним, обещая, что сегодня вечером-то я  уж точно буду дома. Просто им, общежитским, хотелось домашних пирогов и тортов, которые всегда приносил Гена к чаю. Я сердилась, а если приходил Антон, то  демонстративно уходила с ним гулять в парк Горького, на качели.
Гуляя с Антоном, я  все чаще стала изливать ему, единственному, кому рассказать можно было все о появившихся, вдруг, моих симпатиях  к Славику. Все разговоры о нем, да о нем. Антон приходил, очаровывал девчат игрой на гитаре. Он носил с собой серебряные струны и сердца девушек от таких звуков таяли. Антон стал ходить с нами в походы. Зимой на лыжах в землянку в марийские леса, на сплавы и турслеты, по моему приглашению. При всем том, что ребята с ним общались сквозь зубы. Но этот гуттаперчевый парень, казалось, не замечал ничего, обворожительно улыбаясь. Я была строгой поборницей справедливости, и меня коробило отношение ребят к Антону, их глупые бойкоты. А мне позволялось много. Гена старался и оберегал меня, а друзья оберегали Гену.
Праздник 8 Марта, по обычаю, отмечали походом в землянку. Антону на этот поход парни  наложили запрет. Но он пошел со мной. И уже не отходил ни на шаг.
Гена настойчиво продолжал ухаживания. А я ждала какого-то необычного подарка, это ведь был мой, девчачий, праздник. Восьмого марта  у землянки стояла снежная скульптурка девушки во весь рост, с длинной косой на груди. Парни суетились около белоснежной девушки, усаживаясь для фото на память. Антон стоял за  скульптуркой.  Фотография запечатлела его благородную, довольную улыбку во все лицо и улыбающиеся глаза.
Пейзаж был  романтический. Огромные вековые ели свешивали лапы над землянкой. Стояли густой стеной вокруг костра. Дым от костра рассеивался в еловых лапах и поднимался ввысь к голубому солнечному небу! На полянке, вокруг костра, лежали толстые бревна для сидения. Паренек перебирал струны гитары. Дежурные парни кашеварили у костра. Костровые дежурные  кололи, пилили, складывали поленья. Под елями стояли на отдыхе лыжи, с висевшими на них рукавичками, шапками, шарфами.
Одного взгляда  на изящную белоснежную фею было достаточно, чтобы щеки мои окрасил румянец, а под сердцем  заплескались горячие волны тепла и восхищения. Я уже держала такую же, но миниатюрную лаковую фигурку в руках. После  каникул, меня встречала из дома вся туристская студенческая братва на вокзале; разбирая сумки с фаршем, тестом для пельменей, солеными огурцами и помидорами и, что не менее важно, всей толпой. И как только эти поклажи уместились в одном купе? И вся эта шумная братия двинулась по азимуту общежития на Гвардейскую. В общежитии в тот памятный день был пир горой - отмечали окончание каникул. И встречу после походов. Потому как  ребята ходили в Кунгур по пятой-А категории туристической сложности, и все вернулись из Снежного Десанта живы и здоровы. Варили тазами пельмени; уплетали сделанные мамой  охотничьи копченые колбаски. Пели песни под гитару, и пили дымящийся в кружках шиповниковый чай. Танцы, как всегда заканчивали такие встречи. И вот, пригласив меня на танец, Антон положил  в ладошку что -то теплое, гладкое со словами:
- Я ждал, я скучал.
Приоткрыла прозрачные пальчики, и в полумраке студенческой комнаты я увидела точеную девичью лаковую фигурку, вытаченную    умело, наверное, из липы.
Вместе с теплом рук, горячего взгляда и его дыхания зарождалось чувство доверия, влюбленности и благодарности.
- Да, он особенный, -  все чаще думала я.
Мысли о Славике посещали все реже. Было приятно, что серебряные струны Антоновой гитары звучали только для меня. Его бархатный голос звучал в  сердце, когда  я, напрасно стараясь заснуть, видела его глаза и слышала его песни. Даже, когда подмигнув девчонкам лукаво, он говорил:
- А эта песня посвящается вам, девушки.
 Глаза  Антона, украдкой взглянув на меня, как бы говорили:
- Тебе одной я посвящаю все свои песни, для тебя звучит моя гитара, для тебя пою я.
В день восьмое марта каждой девушке мечтается о чем-то таком...
Волной нахлынули воспоминания о том вечере. Невольно память напомнила о той лаковой фигурке, когда я в это мартовское праздничное утро вышла из землянки. Я смотрела на снежную королеву, и одетых в походные штаны и штормовки, но в белых рубашках и галстуках (по традиции), друзей. Вековые сосны и ели с огромными шишками, искрящийся на утреннем весеннем солнце снег, и этот самый дорогой в мире человек. Это и есть - его величество счастье, зарождающееся под густыми елями, у костра, под звуки серебряных струн гитары.
- А я ему все о Славике душу бережу,- вдруг подумалось, а вот оно - любящее сердце, глаза, поступки… Ну, что еще лучше может быть? Я не могла вспомнить другого, столь любящего человека рядом с собой ранее.
- Антону о Славике, больше не слова,- подумалось вдруг. Вдруг стало пронзительно больно за этого, чуждого в группе паренька, ведь это ради меня он испытывал бойкот лучших друзей детства.
Кто-то стал уезжать раньше, надо было сдавать зачеты. Парни звали Антона, стараясь оставить меня с  Геной.
Гена ничего не подарил, а на словах сказал, по-мужицки, что назавтра, после зачета его мама приглашает меня на вечер с тортом и подарит подарок, что подарок уже куплен. Как же фыркнула душа моя на такое предложение!!!
Нет, эта обыденность и скука житейская не для меня. Я хотела все здесь и сейчас - звезды с ночного неба, искры костра, улетающие в небо, песню и гитару, звучавшую только для меня одной! И быть любимой здесь и сейчас и ни минутой позже! И эта сверкающая снежная (всем же ясно, что это я вылеплена снежной королевой) королева для любящего сердца и вылепленная любящими руками бессонной ночью. Антон, - вот кого я буду любить! Его одного! И только его! Лишь он только теперь занимал все мысли и жил в горячем сердце! Я присела на бревно у костра, удивляясь, задумчиво, своим новым чувствам и мыслям. Словно прочитав мои мысли, Антон посмотрел   пристально и серьезно, без обычной улыбки. Что-то неуловимо близкое и родное, как лучик первого весеннего солнца, как тоненькая паутинка зарождающейся в природе весны промелькнуло во взгляде карих глаз из-под мохнатых ресниц и исчезло, остановив притяжение взглядов.
 Ух, ты! Ресницы как еловые иголочки! Горячий комочек покатил к горлу…
Остальные два дня прошли как во сне. Новые чувства, новые ощущения на острие восприятия.

 Когда электричка подошла к платформе вокзала Казани, ребята стали, прощаясь, разбегаться по подходящим трамваям, троллейбусам. Был поздний вечер.
- А что, ребята, поехали все ко мне! У меня квартира пустая, маман уехала, оставила пельменей полный холодильник, и если я не уничтожу их, мне попадет. Помогите! Соглашайтесь, ребята! Чистые постели, ванная - отдохнете, а утром, как белые люди, поедете на занятия,- шутливо звал Антон друзей.
Девчонки шумно поспешили за Антоном, радостно предвкушая домашний ужин и забытое блаженство от ванной, привыкшие к общественному студенческому душу в подвале общаги, с еле теплой водой. Но подходя к трамваю я, оглянувшись, обнаружила, что мы с Антоном одни, а к нам спешит Гена со словами:
- А, ты куда на ночь к парню? Иди со всеми девочками в общежитие.
 Оказывается, таким же образом парни усовестили своих пассий и они решили ехать домой, в общагу. Я дернула плечами: «Вот еще! Пусть сказка живет».
- Нет! А я поеду!- громко сказала я, одернув руку Гены.
Антон подал руку и помог  войти в трамвай. Сказка исчезала - девчонки предали, и я осталась наедине с парнем и ехала одна! В ночь! К парню, порицаемая друзьями, и сопровождаемая возгласами:
- Оля, Антон доброй ночи!
- Ну почему же так? Сказка не исчезай!- думала я, пряча глаза от Антона.

Сначала мы пили чай,  потом он  приготовил ванную. Зайдя в ванную комнату, я была в панике, когда увидела, что защелки нет. Погружаясь в пену, истерически подумала:
- Пусть только войдет,- оболью водой, исцарапаю всего.
Одевшись, услышала голос Антона из кухни:
- С легким паром, смелая моя сударыня, извольте отведать чаю верного Антошки, чай с корицей и имбирем.
- А теперь милая сударыня спать,- взяв за руку, вывел меня в зал, и я увидала приготовленную софу.
- Располагайтесь, если не дождетесь меня, то добрых снов, хочу присниться. Я залезу в ванную, чтобы смыть дым костров.
Последними моими мыслями были: «если залезет в постель - за себя постою».
То ли сон, то ли на самом деле им был оставлен поцелуй на щеке:
- Спи, любимая.

Проснулась я от яркого солнца:
- Сколько ж времени!?
Надо было к десяти на зачет. Пришел на ум поцелуй:
- То ли правда, то ли во сне,- пронеслось в мозгу.
Подушка одна, я  в квартире одна. Значит, он не нахал,- первая разумная мысль пришла в просыпающейся мозг.
- Который же сейчас час? Похоже, я проспала зачет. Фу, какая же ты, Оля! Столько мостов сожгла за собой, да еще и зачет будешь пересдавать!- корила я себя вслух.
- Слышу, что моя туристочка проснулась. Скорее за стол для поглощения пельменей, маман их готовит отменно, ты таких не едала! Давай, пока горяченькие, с пылу. Быстрее умывайся,- продолжал из кухни Антон,- Я позвонил на работу и предупредил, что не смогу сегодня. А потом отработаю - мне все можно.
Приходя в себя, я опустила ноги в стоящие тапочки и чуть не опрокинула изящную вазочку с единственной алой розочкой. Ахнула, поднося вазочку к лицу, вдыхая терпкий аромат летней свежести. Накинула легкий халатик, лежащий на постели, и подумала:
- Веры Павловны, наверное.
Так звали маму Антона, я это знала из его слов.
Так, с вазочкой в руках и  вошла на кухню.
- Неумытую замарашку ждут пельмени, садись уже скорее - видишь, как они ждут. Умывание подождет,- говорил Антон.
Я поставила вазочку, смущенно защебетала:
- Спасибо… почему не разбудил?... проспала зачет…, что там ребята теперь обо мне подумают.
Но, он шутливо приставил палец к моим губам со словами:
 -Вкусим, что нам послано маман, а все остальное преходяще.
 Ели молча. Вместе с тем как пельменей становилось все меньше, настроение становилось все лучше.
Пришло успокоение, на смену смятению и истерии последних суток. Мы смеялись взахлеб, перебивая друг друга, общались как самые близкие и родные люди. Откуда-то пришла легкость, улетучивались скованность и недоверие.
Насытившись пищей и общением, оба решили посвятить себе этот день, если уж не вернуть того, чего вернуть нельзя, надо попробовать получать радость. Устроившись на заправленную софу, мы стали рассказывать о себе, смотреть семейные альбомы. Антон взял гитару, подтянув серебряные струны, запел. Он пел и пел для меня одной. Его гитара с синим бантом, его голос, его глаза - всё в этот день было лишь для меня одной. И никого лишнего рядом! Как хорошо! Я запомню навсегда этот праздник!
 Незаметно спускались за окнами сумерки. Антон проводил  до дверей общежития, но заходить не стал.
Поднявшись к себе на этаж, перед дверью комнаты, заслышав громкие голоса, я  поняла, что у нас полно гостей. Набрав больше воздуха, и затаив дыхание,  шагнула через порог комнаты. В наступившей тишине подошла к кровати, поставила рюкзак, не глядя ни на кого, вешая штормовку, весело сказала:
- Всем привет, и добрый вечер!
Комната взорвалась голосами, кучей малой. Девчонки налетели, закружили. Повалили на кровать, тискали, целовали. Возбужденно рассказывали, как доехали, как их ругали ребята, за то, что меня  вчера не увели с собой, как Гена бегал между остановками вслед за мной и уходящим трамваем и смешно махал руками. Как не сдали зачёт по причине неявки препода. Новая сказка оживала внутри. Согревала и окрыляла.
Казалось бы, ничего не изменилось. Все продолжалось так же. Антон приходил,  и мы уходили гулять. Но теперь все было по иному, нас связывали не просто дружеские отношения, нечто большее. И это заметили все.

4.

В мае в Казанском государственном университете должна была состояться Всесоюзная студенческая научно-практическая конференция. Готовились основательно. От деканата и комсомольского бюро меня назначили ответственной за проживание делегатов, культурную программу и досуг.
Как же смочь передать тот дух единения студенчества?..Тот мандраж и восторг, от  общения с самыми умными представителями студенческого братства Союзных Республик, которые царили все десять дней… Лучше уж по порядку…

Мы выпустили большую факультетскую стенгазету о работе факультета и научных студенческих обществах, лучших степендиатах, конечно же, в ней была и статья Коли Евстафьева, Марксистского стипендиата. Много места было выделено гостям для «горячих сообщений».
И вот первый день работы конференции. Прибыли научные делегации из Латвии, Белоруссии, Воронежа, Москвы...всего около тридцати человек участников на кафедрах географического факультета. После регистрации, открытия конференции, прошли первые научные чтения. Пресс-штаб работал оперативно: все свежие срочные новости сразу же оформлялись и отражались в газете.
Прошли  первые чтения. Подведены итоги первого дня. Утвердили программу второго дня. И все делегаты поступили в мое ведение. После обеда мы поехали устраиваться с жильём в наше пятое общежитие. Вечером наш холл принимал гостей, приехали и наши туристы, и участники конференции. Выступали Петер и Лола из Риги из Латвийского университета, Вадим из Минска из МГУ, Минского университета, Валентина и Полина из Воронежа, Воронежского Пединститута. Выпускник Московского Пединститута Андрей Мрост покорил всех своим обаянием, широким кругозором и темой научной работы об экологии Северной Африки. За чаем, знакомились, делились научными интересами. Затем мы провели туристический вечер условного «Костра Дружбы».
Звучали песни Б.Ш.Окуджавы:

По дороге смоленской лесе, леса, леса,
По дороге смоленской столбы гудят, гудят,
На дорогу смоленскую, как твои глаза,
Две звезды голубых глядят, глядят…

Звучали песни В.С.Высоцкого:

Другие придут, сменив уют, на риск и непомерный труд,
Пройдут тобой не пройденный маршрут…

Сменялись разговоры, смех, песнями Визбора:

Всем нашим встречам разлуки, увы, суждены…

И все дружно пели:

Милая моя, солнышко лесное.
Где, в каких краях, встретимся с тобою…

Все смешались, хозяева и гости в непринуждённом общении. Но пора и расходиться. Среди гостей выделился актив, вышеперечисленных ребят.
В фойе первого этажа была вывешена стенгазета, работала фотолаборатория оперативно, вечером и утром в ней уже были статейки и фотографии.

По утрам собирались и ехали в университет. После работы конференции и обеда мы отправлялись на прогулку по вечерней Казани. В другие дни были посещения Оперного театра и Качалова, национального театра Г. Камала с переводом на разные языки. А несколько дней мы с Андреем бродили по памятным историческим и архитектурным местам, он много фотографировал. Но вот и закончились эти яркие дни…Но все хорошее так быстро кончается…
Прощальное «бардовское» чаепитие устроили снова в нашем холле. Поехали большущей группой на вокзал, провожая гостей на поезд «Татарстан», уходивший около восьми часов вечера. Все решили ехать поездом до Москвы, чтобы еще сутки побыть вместе и продлить общение. Пересаживались на трамвай на парке Горького. Андрей где-то сломил несколько веточек сирени, вручил мне.
Расставаться всегда грустно, ведь:

Но всё кончается, кончается, кончается,
Когда качаются перрон и фонари.
Глаза прощаются, надолго разлучаются,
Прощальных слов, не говори, не говори…

Потом были письма в конвертах «авиа» в сине-красную полоску на
« До востребования. Главпочтамт». Письма заполняли пустоту дней и грусть воспоминаний. Воронежские девочки писали часто, как и письма из Минска приходили графически постоянно. Петер и Лола писали реже. Но от них пришла маленькая посылочка, в которой были любимые  мною духи «Рижская сирень» и «Вец Рига», которые я очень берегла. Потом посылочка пришла от девочек из Воронежа. Андрей писал письма чуть не ежедневно. Его резковатый красивый размашистый почерк был особенно мил сердцу – из самой столицы, от умнейшего неординарного человека. Но начались сессии. Потом мы уехали на практику в Заполярье. Андрей проходил преддипломную практику в Кенийском заповеднике. Но писали мы так же часто. После практики получила на почте пачку писем, Да и домой в Башкирию они приходили с постоянством.
Всё это привело к кривотолкам. Ревности казанских ребят. Даже пустили слух, что у нас с Андреем свадьба на носу. О, эти досужие люди. Не перестают удивлять и смешить меня. Я не с их поля ягодка. Им не понять меня. Да, я очень влюбчивая в прекрасных, необычных людей, богатых внутренним миром, будь то женщина, бабушка, девочка, парень, не важно. Важно одно - с таким человеком обогащаешься внутренне, очищаешься от житейской коросты.


Глава 3.

1.

На курсе четвертом.Студенческая жизнь пульсировала. Лекции. Комсомольская работа. Шефская работа в школе. Работа корреспондентом в редакции студенческой газеты «Ленинец».
  Приближался Новый год. Сданы досрочно зачёты. В общежитии подготовка шла своим чередом. В красном уголке лежала на полу душистая пихта, в ожидании своего торжества. Студсовет репетировал сценарий карнавала. Настроение у всех было приподнятое, праздничное. Ничто не предвещало беды.

Вот вечерком в нашу комнату, постучав в дверь, заходит Фанис. Это сын тёти Розы и дяди Миши, которые живут через улицу от моих родителей. От его родителей я слышала восторги о том, какой их сын умный. То, что он служил в армии, я слышала, когда на каникулах была дома.

 Не успел парень переступить порог, в комнату   ворвались комендант, члены студсовета общежития, которых  привела по тревоге комендант. Комендант Роза из смешливой дуроковатой женщины, какой мы её знали, превратилась в фурию. В руках она держала конверт, и не замедлила прояснить ситуацию.

 - Улица Красной Позиции, дом 2, комната №., Евстафьева Ольга,- читала Роза адрес с конверта, - это кто тут из вас, - грозно вопрошала она, проходя в средину комнаты. Мы сидели на своих кроватях.
  -Ну, Оля, от тебя я такого не ожидала!- возмущалась Роза,- а я ему говорю, что у нас таких нет, принесла списки, проверили, а он твердит вот её письмо к родителям с вашим адресом…и правда, адрес наш… а у нас тут нелегальщики живут!- все больше распалялась комендант.
  -А вы, куда смотрели?- обрушила свой гнев на актив…
  -Так. Оля, собирайся, и чтоб  тебя сегодня же не было!
Роза Ахметовна, оставьте хоть до завтра, на улице ведь ночь, зима, - стали упрашивать Маша со Светой…
  -Ни-ка-ких завтра, я всё сказала, приду и проверю.
Круто развернувшись, она вышла.

  - А это что за парень, Оля? - хором вопрошали девочки.
  -А где же он? А парень испарился, как будто его и не было.  Даже верилось с трудом, что вот несколько минут тут была вселенская круговерть…
 Ну как им объяснить, «кто это» и как он оказался тут на мою беду. Мои мысли кружились в холодном мозгу, что собрать…куда идти…что подвела девочек… что взять с собой,- завтра зачет… Хладнокровно, быстро собралась и попрощалась с девочками. Попросила на завтра принести что-то из вещей в университет, стала спускаться вниз. Девочки на вахте плача провожали меня в неизвестность.

Во - первых, надо дойти до остановки трамвая, в кромешной темноте. Улица  Красной Позиции была односторонняя, плохо освещалась.  Одна ее сторона резко обрывалась к железнодорожным путям, по которым шли поезда на Москву, на север. Перейдя мост, предстояло идти долго до остановки, что на Парке Горького.
  Я шла не чувствуя декабрьского мороза. Хладнокровно рассуждая, не думая, что это было. Собрала всю волю в кулак, я думала, как теперь быть. Надо придумать два-три варианта из сложившейся ситуации. О том, что бросить учёбу и мыслей не было. Не для того я столько лет стремилась к университету, чтобы какой-то недоумок, который, и по  русски-то еле говорит, испортил мне жизнь.

2.

  - Ах, мои родители! Что же вы наделали. И вправду, это тот случай, когда простота, хуже воровства.  Эта обида  на родителей не раз крутилась беспомощно в моём мозгу. Ради какого-то пацана с соседней улицы, столько горя принесли кому?- мне, дочери своей. То-ли из милосердия, то-ли из тщеславия, что их Оля в Казани, и она ПОМОЖЕТ!??  Как они не увидели, умудренные жизнью, что этому «му-му» никогда не поступить никуда?


В этот поздний час трамваи и троллейбусы ходили редко. Вот, громыхая, остановился трамвай №5 , «до железнодорожного вокзала»,- промелькнуло в воспаленном мозгу. Вокзалы я любила, сколько жизни они вмещают, сколько встреч, прощаний, сколько путей жизненных убегали отсюда,  и возвращалось сюда.

  На вокзальной площади, присев на скамейку, стала думать, в какой же идти. В пригородном вокзале ночью людей нет. С часу ночи до пяти утра электрички не ходят и он холодный, из стекла и железа. Пошла в красный, пассажирский. Зал ожидания хоть и на первом этаже, но все же там, в дальнем уголке, теплее.
  Вошла в зал ожидания, прошла в самый дальний угол. Огляделась, народу было ещё много. Лишь после часа ночи люд рассеется, до утра мало поездов. Тянула время, сходила в туалетную комнату,  умылась.

Это вам, не Уфа. Ни одного буфета. Как же в нашей Уфе все хорошо: и зал ожидания теплый, на втором этаже, можно раздеться и комнату можно снять, чтобы передохнуть, и буфетов, киосков на каждом этаже не по одному. Там можно и газетку купить и какие-то вещи в дорогу, сувениры.

Покопавшись в сумке, достала лекции, стала повторять, чтобы сдать завтрашний отчет. Нашла газетный сверток: кто-то из девочек положил бутерброды с колбасой, конфеты. Перекусила, благодаря  девочкам. Мыслями вернулась к ним. Наверное,  не спят и тоже думают обо мне.

Этот уголок у теплой батареи  станет моим пристанищем на добрую неделю. Надо сдать как можно больше экзаменов и зачетов. Что ждёт в дальнейшем, я не загадывала. После занятий я старалась, как можно дольше, болтаться по городу, вставая, намерено в длинные очереди в столовой, посещала музеи или ходила в кино, чтобы позже вернуться на вокзал. Ужинала в ресторане вокзала. Готовили тут вкусно. Ждать было долго. И то, и другое меня устраивало.

  Писала заявление в ректорат о предоставлении места в общежитии. Отказали. Видимо, давали для поддержки только младшекурсникам.
  И домой ехать нельзя. Что подумают родители о раннем приезде, разволнуются.

 В один из дней. После лекций, девочки пошли со мной. Вышли с факультета и спустились по Чернышевского, пришли на вокзал. Посидели на платформе, провожая поезда. Романтика. Кабы, не было так грустно. Потом они, раз или два приезжали вечером пообщаться, скоротать время, привозили вещи, пельмени горяченькие. А лишние мои вещи я оставляла в камере хранения.

  Дежурившие милиционеры, подходили, проверяли студенческий билет и зачетку. Они ведь тоже люди. Видели, что девушка в хорошей шубе, меховой шляпке, с хорошими оценками, понимали, что от меня нет ни какой угрозы. Может, сочувствовали. Но не выгоняли.

  А где же были Гены и казанские друзья? Они-то могли помочь в этой ситуации, у всех много родных, можно же было приютить девчонку на время?
  В Новый Год девочки увели меня в общежитие, обступили вахтера, и я со стайкой студентов прошла. Больше находилась в комнате. После боя курантов, в коридоре шум да крики. Прибежали из холла девочки и стали рассказывать, что Григорий из ревности откусил Сашке губу и выплюнул. Приехала « скорая помощь», пострадавшего увезли вместе с губой, которую нашли под елкой.
  На другой день, забрав вещи из камеры хранения, я уже ехала домой «на каникулы». Осталось два  не сданных экзамена, остальные сдала досрочно.

Дома я пробыла около месяца, до окончания сессии.  Понимала, что будет два хвоста. Но стояли трескучие морозы, а мне очень не хотелось жить и дальше на вокзале. Деньги были на исходе, стипендия будет только двенадцатого числа. Пока я выхода не видела. Родители видели, что со мной что-то не то. Да и Фанис, приехав, не знаю, что им порассказал. На их вопросы, я коротко спросила:
- Вы зачем дали моё письмо ему и зачем направили ко мне?
- Меня выперли из общаги,- горько сказала я им.
Они чувствовали, видимо, свою вину.
  - Что же теперь дочка будет, - спросил папа?
  - Буду искать квартиру, - ответила я.

В конце января  я покинула дом родной, уезжая в неизвестность и оставляя родителей в неведении. Что же они могли сделать, эти пожилые люди, которым под семьдесят? Ждать и надеяться на мой холодный рассудок. Дали денег сто  рублей, это в три раза больше, чем они присылали ежемесячно все эти годы.
  - Пригодятся, - сказал папа, отвечая на мой вопросительный взгляд.
Мы с отцом попусту слов не бросали, понимая друг друга с полуслова. У мамы  красные заплаканные глаза.

3.

И вот я снова на  Казанском перроне. Положив вещи в камеру хранения, я поехала к тёте Лизе. Сначала в общежитие Радиоприбора. Но она в тот день не работала. Я поднялась в гору, без труда нашла её дом. Охая и ахая, она усадила меня за стол, угощала пирогами, будто знала о моём приезде. Наговорились. И я робко спросила:
  -Тётя Лиза, мне негде жить, мне нужна квартира, для проживания. Не поможете ли? Я прямо с вокзала.
  - Может быть, Вы знаете, кто сдает квартиру. Буду Вам благодарна.
И рассказала ей свою не весёлую историю.
  - Посиди-ка, позвоню свахе.

Телефоны у них были. Старшая дочь Елизаветы Петровны работала в Кремле бухгалтером. А мать её мужа жила с ними. У Марии  Кирилловны, как оказалось, была квартира в Юдино. Её она сдавала девушке Ане.

Долго рассказывать, как я туда заселялась. Но мы стали жить с прекрасной Аней, студенткой техникума. Я отдала хозяйке деньги за два месяца проживания вперед.

 Стали известны графики пересдачи хвостов. Один я сдала.
На лекции теперь ездила из Юдино, автобусом или электричкой. Электричкой можно было и зайцем проскочить. А потом вверх по Чернышевского подняться до учебного корпуса «бегемота», и вот оно, длинное массивное серое здание нашего факультета.


4.

Я всё писала статьи в газету. О комсомольской работе, о турслетах университетских и факультетских, о работе научных студенческих обществ. Теперь статьи выходили иногда по две в номере, одна под моей фамилией, другая под псевдонимом, который мне дали в редакции газеты.
 Был добрый солнечный денёк. Я, по обычаю, забежала в «Блинную» на Баумана, затем заглянула в редакцию с новой заметкой. Мне вручили свежий номер газеты, посвященный предстоящей Комсомольской Конференции университета. Редактор Кира, бегло посмотрев новую статейку, кивнула головой.  Подавая газеты, сказала:
-В номере две твои статьи, передовица « Вожатые детства» и о турслёте.
-Поэтому мы тебе дали тут псевдоним «Ева Олина», не возражаешь?
Нет, я не возражала. Мне он понравился. Так и сказала.

И вот этой весной в редакции, не отпуская свежую газету из моих рук, Кира добавила:
-Есть для тебя доброе предложение. Есть время поговорить? Задержись. Присядь,- предложила стул.
-У нас есть решение направить тебя с осени на рабфак, который открывается на факультете «Журналистика». Ты же выходишь на преддипломную на следующий год. Времени свободного будет больше, по лесам будешь ходить меньше, но вечерами надо будет посещать занятия на рабфаке. Защитишь диплом, и одновременно окончишь летом рабфак. От нас  получишь назначение и зачисление на первый курс Журфака. С осени перейдешь учиться на Журфак на дневное. Хорошо подумай. Но на этой неделе дай ответ.
Летела на лекции на крыльях, которые закружили голову. Занятия прошли как в тумане. Ехала в своё Юдино и отрешенно смотрела в окно, не веря, что судьба дарит такой подарок. Я конечно же поднапрягусь, я смогу, я буду стараться…В таком вот возвышенном настроении ждала Анюту, чтобы поделиться нахлынувшей радостью.
Через два дня зашла в редакцию и дала своё согласие для поступления на рабфак факультета журналистики.


5.

Рея с Ринатом решили пожениться. Они заканчивали учебу. Конечно, свадьбу  на первое Мая  было удобно провести. Потом не до свадьбы. Подготовка и защита дипломов.

  В общежитии знали, что я шила хорошо. Занятия закончились. У деканата меня ждали Рея с Зина, подружкой по группе. Зина была казанской. Зину пригласили свидетельницей на свадьбу. Вот они обе, Рея и Зина, стали просить пошить свадебное платье для Реи. Мне, конечно же, было не до шитья. Да и неудобно это было, я жила за городом в противоположном конце от Гвардейской, где жила Рея. Где шить? Как шить? В общежитии? А потом ночью ухать на последней электричке в Юдино? Я отказалась.
Девочки вскоре снова подошли и стали упрашивать согласиться. Они обдумали вариант, чтобы я на время шитья поселилась жить у Зины в Ленинском районе Казани что, в общем-то, было далеко от факультета. После уговоров, я сдалась. У Зины мне отвели её спальню. Тут же стояла машинка. И я приступила к работе.
Свадебное платье из тончайшего нарядного кримплена, должно быть красивым. Ткань хорошо кроилась и шилась. После занятий я шила, сметывала, приезжала Рея на примерки. Вот и платье готово.
А мой «хвост» так и висит на мне, он не сдан. Собралась сдавать, как Рея стала канючить пошить ей платье из красного кримплена на второй день свадьбы, аргументируя:
-Ну не пойду же я на второй день, когда соберется вся его родня в ношеном платье, ну пожалуйста, пошей, Оля. Привели Рината, и он стал уговаривать, сшить еще одно платье.
Мои подружки, группа, стали меня дергать, уговаривать, бросить шитье, а идти сдавать экзамен. Рая Липатова, стала меня увещевать:
- Оля, а Рея тебе заплатит?
- Да ну, как-то неудобно,- отвечала я.
-  Как это неудобно, ты только на дорогу столько денег истратила.
  -Знаешь, Рая, мне так понравился креповый большой платок, синий синий, а по краям белые сирени. Если бы она, Рея, мне за работу подарила, я была бы рада и без оплаты.
  -Знаю, ты ведь не скажешь, я ей покажу, только скажи, в каком магазине видела,- согласилась со мной Рая.

Рея все же упросила шить и красное платье. По готовым выкройкам, чуть сменив фасон, дело пошло быстрее. Я собралась сделать перерыв дня на три и сдать экзамен. Рея мне закатила истерику со слезами, вот,  взялась, а шить не хочешь, осталось так мало дней. Я же была уверена, что успею, работы оставалось дня на три. Настроение испорчено. На экзамен я не иду. А Рея, пришли с Ринатом, и стали уговаривать сшить новый шикарный халат, да ночную брачную сорочку из батиста и кружев. Да. Вот теперь я уж точно не успею всё это пошить. На переменах между лекций, Рая отвела меня к стене:
-Ну что, подарила она тебе платок? Я её водила в магазин и показала.
-Да нет, конечно.
 Я уже поняла, за что её, Рею, так не любили девочки в комнате. Не только за то, что ночами, украдкой ела орехи и изюм, доставая из коробок из-под кровати. Родители ей постоянно присылали восточные сладости из Узбекистана. Рея, бывало, достанет по горсточке на тарелочку, угостит, а коробку под кровать прячет, потом одна ест. Мы же никогда ничего не таили, все, что везли из дома, все было общее.
   Настроение было испорчено напрочь, когда, приехав с занятий к Зине, я не обнаружила своего любимого серебряного кольца с глубоким большим александритом. Кольцо я любила очень. Оно было красиво особой изящной красотой. При шитье я его надевала на нижнюю палочку на машинке для шпулек. А перед сном забыла надеть, убежав без кольца на учебу. Меня уже и свадьба не радовала, и Рея раздражала, и бессильные слезы текли от жалости по кольцу и по себе. Какая уж тут мне радость от чужой свадьбы. Они готовятся к дипломным, к свадьбе. А я, горемычная… Скоро весенняя сессия, а у меня хвост, а это значит, я буду не допущена к экзаменам.

   С остервенением дошиваю Реины наряды, абы скорее закончить, не слышать её нытье и сбежать от такой подруги.
Свадьбу отгуляли. На второй день - дома. В квартире у Рината собрали родственников. Пригласили и меня, оказав видимо мне честь. Мама Реи все восхваляла меня, радовалась, что у дочки такая подруга. Меня же ничто не радовало. И меня в этом вряд ли можно упрекнуть.
 Добравшись до своего гнездышка, я вволю  отдалась  слезам и своему горю.

6.


  А за окнами цвел  Первомай. Полыхали сирени. Анютка моя на праздники уехала  в деревню к родителям. Я утешала себя, что хвост сдам перед экзаменами, и войду в график экзаменов, до июня время еще было.
На другой день приехал мой утешитель  Антон.

На 9-ое мая все отправились на майский университетский  турслет
Вернулись 11-го мая.

  Антон приехал и сказал, что приглашает на юбилей. Что Вере Павловне не здоровится, и что она просила приехать за два дня до дня рождения, чтобы помочь.
   Двенадцатого мая сразу после занятий я поехала к Антону помогать. Четырнадцатого мая, в субботу, Антону будет двадцать пять.


Решили отметить его двадцатипятилетие пышно, как-никак, а юбилей! А Вера Павловна была на инвалидности с операбельным позвоночником. Поэтому нужна была помощь. Я этот год и так часто оставалась у них с ночевкой - после походов или, если засиживались допоздна за ужином.  Меня поселили в спальню к маман.
За столом я сидела между Славиком и Антоном. Конечно же, сидеть  приходилось мало, я больше бегала с подносами. Вечер был хлопотный,  мало того, что на мне лежала ответственность за сервировку стола. За столом сидела его мама, а это накладывало дополнительные нагрузки на психику. А главное неудобство было в том, что я сидела между двумя парнями, Слава то и дело обращался: «Оля  то, Оля  это». Под зоркими взглядами маман, я краснела и бледнела. А потом Слава стал приглашать и приглашать меня на танцы.
Да, со времени  влюбленности в Славика прошло года два-три. Но не прошел бесследно разговор в самом начале нашего знакомства. Он приезжал с другими ребятами в общежитие, и мы просто гуляли холодными осенними вечерами по аллеям вечернего города все вместе.  Но однажды он мне сказал, что очень неравнодушен, но на пути у друга Гены он не встанет, хотя всем было ясно, что Гене ничего не светит, но все сочувствовали ему. Все это забыто временем.
Теперь у меня есть первая большая взрослая любовь,  свет, счастье, самый лучший и родной - Антоша. Так к чему же эти знаки внимания Слава оказывает  за столом и в  Антошин день рождения? Или это в дань уважения?
 Какой был чудесный вечер, день рождения удался. Но я отчего-то была внутренне натянута как струна, под улыбчивым взглядом маман. Пошли провожать гостей. А потом гуляли по благоухающему сиренями городу. Я, чтобы как-то рассеять неловкость, поднялась на своих шпильках на бордюр и шла, балансируя, что б хоть как-то отвлечься. Славик поспешил подать руку и повел, Антон сначала задумчиво рассеянно шел рядом, потом взял другую руку  и так они перетягивали невольно меня в разные стороны. Я спрыгнула, чтоб выйти из этой щепетильной ситуации. Славик же сломал три сиреневые веточки и подал  мне, досада нарастала со все большей силой. За себя, за Антона. Лишь Слава, казалось, ничего не замечал и был беспечно весел.
Дома нас ждал ужин, Вера Павловна накрыла стол. Они со Славой ударились в воспоминания о далёком детстве. А мы с  Антоном хоть и старались поддерживать настроение за столом, были рассеянно  притихшие. Мама попросила Антона взять гитару. Серебряные струны грустно выводили ритм песни, теперь уже все притихли.
Спать улеглись глубоко за полночь. Я же не могла уснуть, напряжение схлынуло, и слезы потекли потоком. Стараясь не разбудить Веру Павловну,   проплакала в подушку до самого утра, ни на минуту не сомкнув глаз.
После обеда мы с Антоном, простившись с Верой Павловной, вышли из дома. И пешком, взявшись за руки, гуляли по набережной Казанки. К дому  добрались, когда небо стемнело.
- Ой, Оля не входи, Антон зайди один,- крикнула от двери Аня.
 В недоумении я стояла за дверью. Что за сюрпризы? Меня не было дома три дня и что же произошло? Потом вышла Аня и сказала:
- Оля садись.
Только войдя в комнату, я увидела протянутую  Антоном телеграмму.  Как во сне  я читала:
- Срочно выезжай, Мама умирает. Папа.
Я заморожено сидела, не в силах осознать нахлынувшее горе. Антон спокойно сказал:
- Собери сумку, Аня помоги.
Затем взял мою  руку со словами:
 -Если поспешить, то можно успеть на поезд, уходящий на Уфу в час тридцать ночи. Поезд стоял на перроне, уже объявили отправление, когда мы бежали по перрону, Антон потерял очки. Забежав в вагон, он сказал, что  надо быть спокойной, достал деньги, много денег, сунул  в мою ледяную ладошку и со словами:
- Они тебе сейчас пригодятся. Жду телеграмму,- чмокнул в щеку и выбежал из вагона мимо машущей руками проводницы.

7.

Так закончилось беспечное время, наступили тяжелые времена для окруженной до этого любовью и добротой беззаботной девушки.
Переступив порог дома, я поспешила в спальню мамы, мимо плачущего отца.
- Оля, дочка, приехала,- прошелестели губы мамы.
До этого она была все дни без сознания. С этого же дня мама стала разговаривать.
 Оказалось, что  врач и не приходил, а была медсестра. Я побежала в больницу, устроила главврачу ураган, пригрозив, что приедет брат, работающий вторым секретарем Башкирского Обкома Партии, вот тогда полетят с должности все врачи. Как только у меня хватило на это смелости?
Были такие времена, что даже морфия было не достать, никаких лекарств от давления не было.
Я послала телеграмму Антону. Вскоре пришло от него письмо, а потом посылка с лекарствами. Прислал посылку с лекарствами и дядя Тимоша из Москвы. Маме становилось немного лучше.  Мы с папой  стали ее выводить в сад и сажали в кресло или перекладывали в кровать под яблоней Антоновкой.
Наступил август. Об учебе не могло быть и речи. Сессия прошла, и я её не сдала. «Наверное, отчислили»,- все чаще приходили такие мысли.
В последние дни августа подъехала почтовая машина. Женщина выглянула из нее:
- Вам телеграмма, завалялась на телеграфе. Собирайтесь, мы довезем до поезда.
- «Встречай 21-го, вагон 8. Антон»,- я читала дрожащими руками телеграмму.
- Да скорее же, девушка, опоздаете к поезду.

Я бежала навстречу останавливающемуся поезду, к восьмому вагону.
Выйдя из вагона, Антон пристально всматривался в моё лицо  и, обнимая за талию, пошутил:
- А теперь, сударыня, ведите меня в ресторан, - буду вас откармливать, стала похожа на одуванчик, того и гляди ветром унесет и не поймаю.
Домой не спешили, гуляли по городу, сидели с мороженным на скамеечках. Я должна была подготовить этого холеного горожанина к тому, что он увидит: в  доме тяжело больная женщина. Туалетная утка под кроватью, пеленки на веревках…
Антон ни движением глаз, ни мимикой не подал вида удивления, и неприятного высказывания не слетело с его губ. Ему предоставили зал для проживания. Он прожил  у нас в доме неделю. Через день топили баню, сначала мылись, парились Антон с отцом. Потом на носилках заносили маму, Я мыла сначала ее, одевала, накидывала халатик и сидела в предбаннике, пока маму уносили. Вымывшись сама,  обессиленная проходила в свою спаленку и плюхалась в постель. Антон приносил чай. Антон  с отцом, по - обычаю, после бани чаевничали.
Ночами Антон приходил в мою спальню и  зацеловывал, отогревал любовью и ласками, и, конечно же, не касался  невинности.
Пролетела неделя. После бани, вечером, проходя в спальню, слышала, что разговор идет обо мне. Антон принес чай, нежно поцеловал:
- Отдыхай пока, - и вернулся к отцу.
- Подумайте о ее будущем, здесь она просто пропадет. Ей надо уехать и закончить университет.  Я знаю, как вам тяжело одному, но вы уже свою жизнь прожили, дайте ей возможность получить образование, - говорил отцу Антон.
- Я ее не держу, и говорю ей тоже самое, да она меня разве послушает, попробуй ты сам с ней поговорить,- отвечал отец.
Я пила чай со слезами пополам.
День на сборы. Меня  никто не спрашивал,  все вместе собирали  мои чемоданы. Все вещи собраны, билеты куплены. С родителями попрощавшись,  я  вышла и присела на скамеечку, пока Антон прощался с отцом, и вдруг услышала шепот соседки Зои:
- Антон, ты женись на  Оле, она очень хорошая, не обижай ее, она и нам как дочь, своих  детей у нас нет, для нее и живем, - шептала тетя Зоя.
- Обязательно женюсь, обещаю.
- Вот и спасибо, сынок,- сказал папа.
Антон вышел, взял вещи в одну руку, подхватив  меня другой рукой.
Я снова уезжала в Казань. Что же там меня ждет?
- Полная неизвестность,- беспокойно стучало в ответ сердечко.

8.

Вера Павловна встретила теплом и заботой. Вечером состоялся серьезный разговор, мать настаивала, чтобы я осталась жить у них. Рассказала про историю своего брата Василия. У того была сильная любовь с Любочкой, но одна женщина старше него, не давала прохода ему, добиваясь брата. А когда молодые хотели уехать тайно, она прибежала на теплоход и с криками, что им жить все равно не даст и утопится, бросилась в Волгу за борт. И ее мягкотелый братик так и женился на нелюбимой, что не живет, а мается.
- А Антон характером точно такой же, очень мягкий. И на работе  столько лет вокруг него ходит контролер Таня. А та не упустит своего. Оставайся,- говорила и говорила добрая женщина, сердцем чувствуя тревогу в душе.

Но беда одна не приходит. Как я и предполагала,  за несданную сессию, отчислили. Антон предусмотрительно посоветовал собрать все медицинские справки по болезни матери и уходу за ней. Как же они пригодились мне сейчас! Ректорат предложил, устроиться на работу, а пока оформили  академотпуск по семейным обстоятельствам.
Да, беды не приходят по одной. Паспортистка, выписывая из общежития, потеряла мой паспорт. Одна западня за другой.  Сентябрь пролетел. Ни паспорта, ни работы, ни стипендии. На помощь папы не стоило и рассчитывать, но он, как и раньше высылал по 45 рублей. В паспортном столе не сознавались в своей вине, и не собирались выдавать  паспорт.

Антон взял меня за руку и отвел в Министерство Внутренних Дел на Черное Озеро. Он подошел к окошку, вышел солдат и проводил меня в кабинет Министра ВД. Министр встал, протянул руку:
- Так вот ты какая! Проходи. Садись и рассказывай,- сказал он, придвигая стул  к столу.
Я все рассказала про историю с паспортом..
- Скажи адрес где живешь,- и быстро написал на листе с печатью: «срочно выдать и прописать по адресу… и в течении семи дней дать ответ».
Затем проводил меня до двери, ничего не понимающую. Дежурный провел снова на первый этаж, где ожидал Антон.
- Ну, что, струсила?- спросил он, - Это друг отца. Мы стараемся к нему обращаться только в самых крайних случаях.
Я просто выживала, набивая жизненные шишки, вдруг посыпавшиеся на мою бедную голову, на мою судьбу, как из рога изобилия. Антон приезжал на новую квартиру ежедневно, привозил угощения и продукты питания. Он привозил  сумки, полные продуктами: огромные помидоры, беляши, кексы и пироги, напечённые заботливой маман. В авоськах после его ухода я находила фрукты и сладости.
- Нет, нет, при мне не смотреть - я уйду, а ты чтобы до завтра все это съела, не то пожалуюсь Вер Палне, - шутливо, пряча пакет, говорил Антон.
К Антону я ходила теперь реже, да и матери о моих проблемах не говорили. Маман была серьезно больна, и беспокоить ее было нельзя. Отец его был штурманом испытателем на авиационном заводе, и однажды не вернулся с полета. Вера Павловна осталась вдовой с двумя малышами на руках. Сама врач, она лечила себя сама. На две-три недели зал превращался в лазарет - она лечила позвоночник, подвешивая гири для вытяжки. Антон ухаживал за ней по полной программе. Кормил, подставлял туалетное судно, стирал полотенца после женских месячных. Бросил дневной авиационный и учился заочно в строительном. Младший Сережа служил три года в морфлоте, и должен был весной вернуться. Вера Павловна в те редкие мои посещения  все чаще  заговаривала о женитьбе. А потом Антон доводил до моего ума и сердца свои поправки.
- Я теперь за отца и старший мужчина, матери нужна изолированная спальня, Серега женится и ему в зале отгородят нишу, а ему, Антону достанется проходная зала, в которой часто проходит процедуры мама,- вечерами объяснялся со мной  друг.
 Вот и получалось, что он не мог позволить себе женитьбу по причине отсутствия комфортного жилья.
В преддверии зимы до холодов, маман уехала к братику Василию в Самару. Теперь появилась возможность  мне пожить у Антона.  Я готовила обеды и встречала его с работы. Наконец-то был получен паспорт, с пропиской растянули на месяц, ну не ехать же снова к министру. И я ждала.
Я продолжала жить на квартире с Анной. Анна училась в техникуме. Все чаще на выходные мы ездили с Анюткой в деревню, которая стояла вплотную к большой станции. Было удобно ездить. Там родители были молодые. Анна была старшей - остальных еще шестеро кишащих мал мала меньше мальчиков и девочек. Мама Тоня всегда пекла пироги да шанежки. Даже малыши помогали,  чем могли, в дружной семье все у дел, кто смазывал булочки маслом, кто убирал со стола. Мне  доставалось кашеварить, освобождая тетю Тоню хоть на выходные от плиты. Заготавливали мясо кур, резали гусей и овец, чесали шерсть. Пряли. Лишние руки были нужны. И мы  как-то втянулись в деревенскую жизнь, уезжая в пятницу и приезжая утренним поездом в понедельник, привозя полные сумки с деревенскими продуктами. Кормились тем, что привозили из деревни. Антон открыто обижался - после рабочей недели ему хотелось отдых проводить со мной. А меня, все чаще не было, и предупредить об отъезде я не могла.
Анечка везла из деревни от родителей сметану, мясо, жаренную и вяленую рыбу.
Вот и декабрь. Я тщетно искала работу.

9.


Приближался мой день рождения. Собирать друзей не было средств. Я залезла в долги, купила зимние сапоги, старые совсем развалились. Антон приезжал реже. В деревню тоже стали ездить редко. Но мы с Аней стали со страхом замечать, что чуть не каждый вечер под окнами кто-то стал ходить. Сквозь тюль проглядывала зимняя шапка и мужское лицо. А ближе к одиннадцати ночи гость исчезал. Он ни разу не проявил себя никак. Мы завесили окна темными шторами.
Настал мой день рождения. Я пошла за фруктами на рынок. Девчонки сообщили, что придут на день рождения - не отказывать же. Поэтому, не смотря на то, что мы с Антоном хотели провести вечер вдвоем, гости похоже хоть и не званные, но близкие и дорогие, придут.
Я пришла с продуктами, прошла на кухню.  Вышла соседка тетя Зина и сказала, что очень долго ждал Антон, но, не дождавшись, ушел. Тетя Зина ему объяснила, что вечером молодежь собирается на день рождения. Он удивился, оставил букет и уехал, вставив записку в цветы. Я увидела цветы на кухонном столе - мои любимые белые. Огромные шапки  хризантем благоухали терпкостью осени, поставленные в трехлитровую банку заботливой тетей Зиной. Я поднесла обеими руками к лицу хризантемы, которые так любила и загрустила, вдыхая их аромат.
- Моей сударыне в день рождения от верноподданного Алексашки, - прочла записку.
- Как же неудобно получилось!- сказала  я.
Я же ждала Антона только к вечеру после работы. И ведь, что он мог подумать, ведь я его официально  не приглашала? А почему же он не на работе? А может он хотел  преподнести сюрприз, и у него были планы на этот день? Столько вопросов осталось без ответа. Нет, я  не знала ни одного ответа!
Наплакавшись. Я стала готовиться к приему девчонок. Вот и накрыт стол. Девочек еще нет. Я подошла к телефону. Ответила Вера Павловна:
- Что случилось Оля? Антон сегодня на работу не пошел, сказал, что у тебя день рождения, собирался к тебе, надел любимую рубашку, и убежал. А тут, смотрю, пришел один темнее тучи, переоделся и ушел, ничего не объяснив.
Я что-то лепетала в трубку, сама понимая, что это - просто глупый лепет. Но ничего более внятного в сложившейся ситуации  не могла сказать.
Настроение испорчено, день рождения тоже, Антона обидела, сама того не желая. Девчонки за столом верещали и верещали:
- Хотим увидеть Антона.
- Антон то где?
- А Антон когда придет?
- Сама хочу это знать,- ответила я грустно.
- Вы что, поссорились?- галдели девчонки.
Но увидев наполненные слезами расширенные глаза, засобирались домой и, вскоре, я осталась наедине с грустными мыслями.

Горел ночник, и я проводила остатки дня, дня своего рождения с тяжелым сердцем и заплаканными глазами. Я сидела у окна, всматриваясь в белоснежную круговерть за окном. И в надежде увидеть его профиль прислушивалась к шагам за окном.
Вдруг в веранде послышались громкие шаги.
- А гости где, а Антон где, а почему одна? Ой, а почему глазки в слезах, - тараторила и тараторила Аннушка, вся румяная с морозца, стряхивая снег с шубенки и поглядывая  на меня из под длиннющих ресниц.
- И кто же сегодня именинница? А давай пить шампанское, хватит грустить, об этом подумаешь потом. Подошла, взяла за руки закружила, завертела, добралась до ушей, стала смешливо дергать и приговаривать:
- Расти большая да счастливая, именинница!- все не унималась Анютка.  Мы свалились на кровать, я всё отбивалась от подруги. Видя, что я засмеялась, Анечка потащила  к столу.
Открыли шампанское, выпили по полному бокалу за меня. именинницу. Второй бокал пили, уже в приподнятом настроении за Анькинну пятерку за сегодняшний экзамен. Потом притихли в полумраке, доедая апельсины, попивая чай с лимоном.
Обе разом вздрогнули, заслышав шорох за окном и хрустящий снег. Притихли, вглядываясь в незашторенное окно. Через плотный тюль просматривалось заглядывающее в комнату лицо.
- Да кто же там, в конце концов, лазит под окнами!
С округлившимися глазами я наблюдала за Анечкой, которая схватив от двери швабру и наскоро набрасывая шубку, выскочила из дома. Анна была не робкого десятка,  сбитная, стройная, крупная, пышущая здоровьем и жизнерадостная девушка. Коса у нее была в обхват руки и длиной до пола, цвета спелой золотистой соломы, которую она укладывала вокруг головы шапочкой в два ряда. Лучистые серо-голубые глаза всегда, если не улыбались, то смеялось - столько жизни и задора было в этой девице. Она жаловалась на боль от бесчисленных шпилек и тяжести волос. Поэтому приходя домой прямо у порога, снимая одежду, наперво подходила к зеркалу, снимая шпильки. Освободив голову от тяжелой прически, она терла обеими руками виски и кожу головы, а потом уж проходила в комнату. И вот эта ведьмака с распущенными до пят волосами со шваброй в руках ринулась в декабрьскую темень с криками:
- Ух, поймаю же - уши надеру!
Через некоторое время так же шумно влетела, ставя швабру на место, так же возбужденно восклицая:
- Убежал, не догнала, забежал за угол, и не разглядела - кто…
Потом мы возбужденно шептались. Потом громко посмеявшись, отправились спать.
Антон не приходил. Домашний телефон не отвечал. Вот уж и через два дня Новый год. Я оставалась одна.
- Ну, уж нет, будешь тут лить слезы. Новый Год он для всех Новый Год. Собирайся - ка в деревню! Моя орава тебе скучать не даст,- вещала подруга.


10.


Однако одна да приятная новость для меня была уготована судьбой. Я нашла работу. И после Новогодних праздников  мне было предложено пройти полное оформление. А обида на Антона росла с каждым днем.
После Нового Года он появился. Казалось, все было как прежде. Но что-то настораживало в его разговорах. Суть сводилась к тому, что он не имеет права жениться (по известным уже причинам).
Но то, что двум любящим свято и нежно друг друга, жениться нельзя, для нее было открытием. А он же объяснял, что если расстаться вот так сейчас, то любовь, ее святость, останутся навсегда, и они будут греть человека всю оставшуюся жизнь. А семейная жизнь неминуемо ведет к ссорам, дрязгам и неурядицам, которые непременно приведут двух любящих к ненависти, в лучшем случае, к просто привычке. Так все чаще говорил ОН. Я слушала его, недоумевала, и не соглашалась. Но я, гордая с детства, не привыкшая унижаться, говорила лишь, что ему виднее…
 А, что еще она могла ответить, этому гордому, неуверенному в себе меланхолику? Ну не должен быть мужчина настолько идеальным и благовоспитанным?
После свиданий я все чаще грустила, холодок и онемение сердца подсказывали, что на счастье налетели тучки.

                ***