Начало: http://proza.ru/2016/08/19/1344
Каждый год Адамов ждал от осени подвоха, неприятностей и начинал дышать свободнее только тогда, когда таковых не случалось. Пришедший в свой срок сентябрь упрочил это предубеждение. К счастью, они с Евой Львовной были здоровы – сестра жены сломала руку, неудачно оступившись, и звала его Евушку пожить у неё в райцентре.
- С огородом помогу, - неуверенно оправдывалась супруга. – Варений-солений привезу...
- А на что ей сын, кумушек улица? - кипятился Адамов.
- Не забывай, что я ещё и врач. Туда ты не поедешь, тут принимать Галю тем более не захочешь.
- Как же чижи твои? – шёл в ход последний аргумент. – В деревне наверняка полно кошек!
- Они не одни остаются...
«Не одни», - с тоской повторял Адамов, каждую секунду чувствуя себя покинутым. Его не радовали ни прогулки, ни книги, ни столь оберегаемое прежде уединение. Он жил по выработанному годами графику, но делал всё без удовольствия. Сам Еве Львовне не звонил. За чижами ухаживал нехотя, вроде разговаривал с ними, а думал о своём. «Чижик-Пыжик, где ты был? На Фонтанке водку пил, - мычал себе под нос, подливая воды в поилку пернатых. – И мне впору выпить, да?»
Однако до этого не доходило. Адамовым попеременно владели любовь и злость: первая не позволяла совсем выключить телефон, вторая говорить с женой позволяла, но как можно более сухим официальным тоном, первая упрашивала блюсти себя и дом, вторая приказывала плюнуть на всё и тем самым причинить боль дорогому человеку... К тому же у него издавна вошло в привычку делиться с Евой Львовной мыслями, наблюдениями, впечатлениями. Оттачивал ли таким образом остроту журналистского слова? Разве что иногда - увлекаясь, рисуясь. По-настоящему искренним точно был только наедине с нею! Вот и теперь, узнав из новостей о цикле бесплатных экскурсий по городу, Адамов первым делом предложил бы Евушке, будь она рядом, развеяться... А коли некому предлагать, решил записаться сам: будет потом что рассказать и чем похвастаться! Его выбор неожиданно пал на автобусную экскурсию по храмам Ставрополя. Это был ещё один вызов, на сей раз – себе любимому. Толчком же стала любопытная цитата из романа Петра Алешковского, посвящённого «фортуной и Петром в поэты» поставленному Василию Тредиаковскому. Читая книгу без должного внимания, он не принимал сторону Гедеона Вишневского или Феофана Прокоповича, правда, понравившееся место было в письме последнего:
«Что сказать о попах и монахах и о наших латынщиках? Если, по милости божией, в их головах найдется несколько богословских трактатов и отделов, выхваченных когда-то каким-нибудь славным иезуитом из каких-нибудь творений схоластических, епископских, языческих, плохо сшитых, попавших в их потешную кладовую, быть может, из сотого источника, неудовлетворительных и плохих, а хуже того искаженных, то наши латынщики воображают себя такими мудрецами, что для их знания ничего уже не осталось. Действительно, они всё знают, готовы отвечать на всякий вопрос и отвечают так самоуверенно, так бесстыдно, что ни на волос не хотят подумать о том, что говорят».
Утро субботы, дня экскурсии, выдалось пасмурное. Никто Адамову не перезванивал, значит, рассудил он, всё в силе. Побрился, оделся, снял с вешалки свой, не менее одинокий, чем сам хозяин, чёрный зонт и поспешил на остановку. Дождь уже накрапывал. «Бог мой, - думал Адамов, проживший всю жизнь по личному кодексу чести и считавший себя человеком неверующим, - не хочешь видеть меня там?» Ответа не было, и вскоре он ехал в троллейбусе к месту сбора неведомой группы, а по стёклам часто-часто бежали капли... Поэтому метаморфоза, вдруг произошедшая в погоде, удивила всех: выглянуло солнце и мокрая серость тотчас обернулась сверкающим великолепием! «Вот тебе и благословение, - съёрничал Адамов, но тут же одёрнул себя: тоже мне, толкователь божественной воли!» Впрочем, настроение, что ни говори, улучшилось, на месте не сиделось.
От сердца окончательно отлегло, когда познакомился с «рулевыми» своей группы, большую часть которой составляли немолодые, как на подбор тепло одетые женщины - про себя Адамов окрестил их «учительшами и библиотекаршами». Матушка Евдокия, экскурсовод, и Гарик, водитель автобуса, выделялись на общем фоне и вдобавок напомнили ему персонажей памятного фильма «Год Собаки». Её с героиней Инны Чуриковой сближали одухотворённое лицо и странная, выдающая подспудную застенчивость, привычка теребить перекинутую на грудь русую косу, его – интересно, фамилия не Скляр? – выдавали плутоватый взгляд и сильно, словно нарочно, обтрёпанные рукава джинсовой куртки. «Почему они тут?» - думал Адамов. Он не понимал, что должно случиться с человеком, чтобы он уверовал в Бога сам и захотел помогать другим, какие перемены в характере, образе жизни человека должны для этого произойти...
Они посетили оба кафедральных собора города: старый и новый, воздвигнутый на месте разрушенного. Как сказала матушка Евдокия, только что закончились праздничные службы по случаю Крестовоздвижения, отсюда и густой запах ладана. Адамов старался слушать внимательно, чтобы потом всё пересказать Еве Львовне, но постоянно отвлекался на переполнявшие голову мысли, сомнения, догадки. А кругом ахали, крестились, наперебой что-то говорили, желая показать свою осведомлённость. Ни одной молитвы он не знал, а подыскивать слова от себя для разговора с Богом сейчас попросту не мог: хотелось каким-то шестым чувством угадать Его присутствие здесь.
В епархиальном музее было интересно: матушка Евдокия показывала разные варианты облачения священника, поясняла назначение многочисленных церковнослужебных предметов... В соседнем зале были иконы. Адамов задержался у старинных, на которых Богородица или особо почитаемые святые изображались несоразмерно большими, как бы возвышающимися над толпой.
В автобус он вернулся одним из первых. Гарик, остававшийся на месте, что-то сказал ему о запасе времени, о погоде – увидел, наверное, пакет с растопырившим спицы зонтом - и снова повернулся к моложавой «учительше». Уткнувшись в окно, Адамов поневоле слушал трёп водилы о том, как благородно он обошёлся с двумя бывшими жёнами, и о том, что вполне мог встречать свою собеседницу в старом дворце пионеров, куда оба, оказывается, ходили на хор. «Ничто тебе не чуждо, послушничек», – начал раздражаться Адамов. Ещё больше он злился на женщину: она всё время хихикала, прикрывая при этом рот ладошкой, и явно получала удовольствие от такого неуместного флирта.
Неприятие достигло апогея, когда речь у них зашла о матушке Евдокии. «Голос ангельский, голова светлая, везде она успевает, всеми любима», - нахваливал Гарик. Адамов и сам затруднился бы объяснить, почему его покоробило от этих слов. Боялся услышать обратное или не понравилось, что ухарь лил елей за глаза в разговоре с другой женщиной? Всё-таки люди, которые возят и которые ездят по храмам, должны отличаться от других. Он сам не в счёт: хотел так побороть уныние, узнать что-то новое... Но не рассказывать же Евушке, что немцы во время оккупации города открыли Андреевский собор для своих союзников румын и всех желающих из числа местного населения, а наши, наоборот, взорвали колокольню Казанского собора, использовавшуюся как парашютная вышка и якобы служившую хорошим ориентиром для вражеской авиации! Он опишет ей свои ощущения и этих, далеко не идеальных, людей.
Наконец экскурсантам, и без того уже переполненным впечатлениями, было объявлено, что третьим и последним пунктом программы станет расположенный в окрестностях города мужской монастырь. Но сперва автобусу предстояло покинуть шумный центр, с чем Гарик блестяще справился, выбирая одному ему известные пути-дороги, не забывая паясничать и даже травить анекдоты про Розочку с Кларочкой, когда ехали по улице Розы Люксембург, ещё там про кого-то... Адамову хотелось домой, к чижам, к запаху духов Евы Львовны, хотелось тишины, в которой обязательно раздастся скрежет поворачивающегося ключа, а потом – голос... Тянуло выскочить – всего-то полквартала пройти надо! – или пересесть в другой автобус и самому поехать к ней, за ней! Порознь тоже можно любить, но тепло, порождаемое любовью, уходит в никуда, можно молиться Богу друг за друга, но благодарность придёт лишь после встречи.
Адамов сморгнул и выпал из задумчивости, услыхав, как его соседка просит водилу «прикрыть окошко». Дуло не ей одной, однако со сквозняком лучше дышалось, чем поначалу, в замкнутом пространстве протопленного салона. Адамов не без ехидства представил ухмылку Гарика, за спиной у которого потело и пыхтело с десяток экскурсанток, и тоже улыбнулся. Нежданное сентябрьское солнце провожало их до поворота на лесную дорогу.
Оно же встречало автобус на разровненной площадке у ворот монастыря! Адамову было чудно ехать по лесу, где справа и слева от грунтовки негромко царила золотая осень, а людей совсем не было. Поэтому он не знал, радоваться или досадовать, когда увидел несколько припаркованных машин... Как выяснилось, многие ехали сюда за целебной водой. Жизнь обители, названной в честь иконы Пресвятой Богородицы «всех скорбящих Радость», была неразрывно связана со святым источником. В купель и часовню, где «чернец» - так про себя назвал его Адамов – читал что-то вслух, он только заглянул, в церковную лавку вообще не пошёл и ограничился тем, что побрызгал на лицо водой, по поверью идущей из самого Иерусалима. Хотелось увидеть кельи, поговорить с настоятелем; матушка Евдокия загодя указала на худощавого мужчину в монашеском облачении, добавив, что он один пребывает здесь постоянно. Таким образом, толкаться в очереди туда-сюда Адамову не позволило врождённое чувство собственного достоинства, да и приготовить пластиковую бутылку он забыл, а поступать по велению души мешало воспитание. Он присел на лавочку и получил возможность разом, не сходя с места делать всё: подставлять лицо солнцу, слушать плеск воды и вдыхать горьковатый запах пышно цветущих бархатцев и сентябринок!
Он не мог не любить осень. В первую очередь потому, что её любит Ева Львовна. Наверняка там, в райцентре, тоже много цветов, можно даже представить, будто сейчас они сидят рядышком, и ничего, что сестра Галя, у которой скоро уже снимут гипс, без умолку говорит, говорит... Выведенный из раздумий, Адамов с испугом увидел развесёлую и неуместную здесь, как показалось ему, свадебную процессию. Белое платье невесты вдруг навело на мысль о зиме... Он зачем-то встряхнул давно высохший зонт и поспешил к автобусу. Отработавшие своё водитель и экскурсовод, давеча напомнившие странноватую парочку из фильма «Год собаки», о чём-то болтали – кажется, Гарик говорил о богатом нынче урожае боярышника, кусты которого видел по сторонам от лесной дороги. «Те приняли за оазис зону отчуждения, - лениво подумал Адамов, - эти думают, что нашли убежище в лоне церкви».
- Что, уже погуляли? – неожиданно обратился к нему Гарик.
- Да... Хорошо тут.
- А водички почему не набрали? – матушка Евдокия смотрела ласково, даже косу не теребила.
- Да вот, жена в отъезде, - засмущался Адамов, - а сам не сообразил...
- В следующий раз вдвоём запишитесь: как раз покажете ей всё и водички наберёте!