МОРЕ ТЕБЯ НЕ ЛЮБИТ
Ханс опаздывал. Это вошло у него в привычку с тех самых пор, как он стал управляющим причала. Должность была не ахти, но заметно изменила его. Когда то он, как и я был поджарым просоленным моряком и мы с ним исходили всю Балтику. Нас так и называли Балтийские братья. Конечно мы по молодости лет сходили и в Индию и в Африку, но для всех мы были Ханс и Олав с Балтики.
Наконец-то в дверь таверны шумно ступая вошел Ханс. Он снова поправился с последней нашей встречи. Все таки жизнь на берегу ему не на пользу. Но зато на нем был новый костюм и лаковые туфли. Все относительно в этом мире.
- «Здравствуй, Олав», - шумно выдыхая сказал Ханс и с трудом втиснулся между лавкой и длинным столом.
Тут же откуда не возьмись возник сын трактирщика и поставил перед Хансом большую кружку пива, немного поколебавшись он сбегал к стойке и принес мне тоже, но поменьше.
- «Здравствуй, брат», - сказал я и жадно приник к стакану. Пиво было свежим и холодным. Я не пил такого уже давно.
Ханс тоже выпил пива. Но у него получилось это степенно, даже с каким-то достоинством. Все таки быть начальником это его стезя.
- «Зачем звал, брат?», - опустив полупустую кружку спросил Ханс.
- «Ты же знаешь, мне нужна работа. Грета совсем плоха».
- «Знаю и я уже не один раз предлагал тебе уехать на заработки в Копенгаген. Там в бумажной артели брат моей жены управляющим работает».
Ханс допил свое пиво и тут же перед ним возник новый стакан, мне второй не принесли.
- «Ты же знаешь, брат, я не могу без моря. Грета не может без моря».
- «Море тебя не любит, Олав», - сказал Ханс и добавил: «Даже трактирщик тебя не любит».
- «Он деньги любит. А у мня их нет», - в ответ буркнул я и допил свое пиво.
- «Ты же знаешь, после того случая, тебя ни кто не любит в нашем городке. И дочку твою побаиваются. Уезжай и все наладится».
- «Нет. Возьми меня на причал».
- «Я уже брал тебя и мне же пришлось тебя выгнать», -глотая пиво прогнусавил Ханс и отлипнув от кружки продолжил: «На пирсе ты словно сам не свой, все у тебя из рук валится. И я тебя понимаю. Думаешь мне легко смотреть на море с берега? Думаешь мне не хочется хотя бы с рыбаками уйти на пару дней?»
- «Устрой меня в команду, в любую».
- «Чтобы тебя опять побили? Нет, ни одна команда не потерпит тебя на борту. Даже если капитан готов взять за тебя мзду».
- «Ты же знаешь я больше ничего не умею. Я моряк».
- «Кое что еще умеешь…», - начал говорить Ханс, но увидев, как я меняюсь в лице замолчал.
Мы не много помолчали. Сын трактирщика, как акула мягко вышагивал где то на границе сумрака ожидая, когда брату нужно будет принести свежую порцию хмельного.
- «Может тебе в Марсель, там фортовые ребята и им все равно на твое прошлое. Работка грязноватая, но пара лет и ты, если повезет, на пенсии».
- «А Грета?»
- «Что Грета? Ты знаешь, что я про все это думаю», - сказал Ханс и инстинктивно отодвинулся от меня.
Раньше за такие слова я побивал его. Но время сглаживает все и в этот раз я просто сказал: «Дай мне работу, на пирсе».
Сказал, встал и ушел. До дома было не близко и порывистый ветер быстро выхолодил тепло таверны из моего старого бушлата. Старые суставы тут же напомнили мне, что я давно не мальчик. И в такую погоду мне лучше сидеть дома у камина. Но я не торопился, я люблю гулять у моря. Терпкий соленый запах, редкие брызги моря залетают за поднятый воротник. Что может быть лучше.
Лучше может быть только когда ты все это ощущаешь на палубе старого брига, гадая где сейчас за покрывалом низкого балтийского неба скрывается полярная звезда. Когда твоя жизнь делится на вахты и ты становишься частью большой своенравной стихии. Когда ты в море, а море в тебе.
И моя жизнь была бы такой. Я бы так и закончил свой земной путь где-нибудь у берегов Норвегии зашитый в парусину со шлюпочным якорем привязанным к ногам. Но я встретил ее. Я человек всю жизнь любивший море влюбился в женщину, которую видел всего один раз. Влюбился на всегда, да так что теперь море перестало любить меня.
Ариэль появилась однажды у борта моего баркаса, я тогда только пришел с Португалии и отдыхал рыбача на рейде нашего городка. Ханс уехал в Копенгаген свататься к своей невесте и я целыми днями сидел в лодке под серым балтийским небом.
Ариэль запуталась в моих снастях и ей пришлось всплыть и обратиться ко мне за помощью. Ариэль была русалкой. Конечно, я как каждый матерый морской волк рассказывал про то, что встретил их за свои годы не меньше сотни. Но это все были байки и хвастовство. В тот день я увидел настоящую русалку. Увидел и влюбился.
Любой другой тут же схватился бы за весло и стал бы знаменитым добытчиком морской твари. Но я влюбился. Мы весь день провели вместе. Мы разговаривали и смеялись. Она приносила мне рыбу, а я угощал ее хлебом. Нам было хорошо. А потом случилось это. Конечно у меня в жизни было много женщин. Но все они были портовыми проститутками и соитие с ними всегда пахло грязью и фальшью. А с Ариэль мы любили друг друга.
Меня потом все донимали, как это с русалкой, но я не мог объяснить людям, что их ночные забавы ни что по сравнению с любовью русалки. Это не просто удовлетворение животной страсти, это соитие душ, любовь мыслей. Но рассказывать это грубым морякам и портовым грузчикам я не решился. Поэтому я всегда говорил, что был пьян и ничего не помнил.
Потом спустя девять месяцев возвращаясь домой услышал детский плач в темноте, где то у самого обреза воды. Моя девочка лежала у борта старой шлюпки завернутая в обрывки старых рыбачьих сетей и перевязанная лентой, которую я снял со своей фуражки и подарил Ариэль в тот волшебный день. Под лентой лежала записка нацарапанная на куске кожи: «Грета Олавсен».
Это была наша дочь. Я целый месяц приходил на это место в надежде снова увидеть любимую, но увы. Я больше ее никогда не видел.
С тех самых пор я больше не был в море. И дело не в том, что у меня оказалась малышка на руках. Стоило мне только собраться в море, как на бухту налетал шторм, а рыба уходила из наших мест. И если ни я и ни кто другой не замечал этой закономерности, то старая Эльма, которой было сто двадцать лет рассказала всем, что это я виноват. Когда она была маленькой она слышала, как один матрос с военного корабля полюбил русалку и с тех самых пор его род был проклят. Стоило ему выйти в море, как корабль на котором он был погибал в шторме, а матроса всегда выносило на берег. Все близкие того матроса утонули, а он так и остался жить где то на скалистом берегу.
Так я стал изгоем, а моя дочь чудовищем для пуганья непослушных малышей. Меня не любило море, мою дочь не любили все. От расправы на Гретой нас спасла все та же старая Эльма. Она предупредила всех в нашем городке, что будет большое горе если кто-то навредит моей дочурке. Поэтому нас все еще терпели. Ненавидели, но терпели.
Я открыл скрипучую дверь своего покосившегося домика. Ему давно стоило дать хороший ремонт, но денег ни на что не хватало. Благо мы с Гретой были не прихотливы в еде и ржаной булки нам хватало на пару дней. Я прошел пустым коридором мимо своей пустой комнаты. Мне пришлось продать все, ну или почти все. Спал я на куче сена в сарае, а приготовить похлебку можно и на костре.
Я аккуратно открыл дверь в детскую. У Греты была светлая ухоженная комната. Небольшая кровать, побеленный комод и большое зеркало. Моя девочка сидела ко мне спиной в громоздком деревянном кресле с большими колесами. Сидела так близко к окну на сколько позволяли уткнувшиеся в стену коленки. На Грете было плотное темное платье с небольшими кружевами на оторочке воротника и длинных рукавов. Длинные полы платья спадали на пол словно волны.
Моя девочка неотрывно смотрела в окно, на море. Оно было так близко и так далеко для нее. Он мельком повернула головку и посмотрев на меня грустными зелёными глазами кивнула мне в знак приветствия. Я хотел что-нибудь сказать, но она снова смотрела на море. Он всегда молчала и смотрела в окно.
У меня навернулись слезы, но я быстро их вытер рукавом и поспешил к дочурке. Я аккуратно приподнял подол ее платья и выдвинул из под него большой медный таз. В нем лежал хвост моей Греты, у нее как у мамы не было ножек. Был красивый переливистый перламутровый хвост.
Если меня не любит только море, то Грету не любила и суша. Я аккуратно положил хвост на пол и поспешил поменять воду. Вода нужна свежая и только морская. Без воды моя девочка чахнет. Она как мама не может жить без моря. Но жить в море Грета тоже не может, у нее нет жабр, как у русалок. Она дышит, как человек и жить в море не может.
Меня не любит только море. Мою девочку люблю только я. И где то там в море нас любит наша Ариэль.