ЖИЗНЬ,КАК ДЕНЬ
Книга первая.
Глава двадцать первая. ПОРУЧЕНИЕ
Элеонора Кузьминична лихорадочно думала о том: как же ей лучше ответить секретарю парткома? Но прежде всего она пыталась понять одно: чем же вызван такой его интерес к Сергею?! И ответить-то ей нужно было ему так, чтобы и не подставить Сергея и в тоже время показать, что он-то Сергей совсем пока что ничего не значит в работе редакции.
А вот её-то заслуги Элеоноры Кузьминичны в успехах газеты и в улучшении её работы весьма и весьма значительны. Но сделать это ей надо было так тонко, чтобы у Кравцова даже и в мыслях не зародилось подозрение о предвзятом её отношении к молодому сотруднику.
Хотя Сергей-то не так уже и молод-зелен и неопытен, а вот она-то Элеонора Кузьминична много лет в редакторах да ещё всю жизнь в журналистике. Так что знает она что к чему, а он-то Сергей совсем ещё новичок, в том числе и во всех редакционных делах.
Так это же она постоянно подчёркивает в любом общении с секретарём и при любом с кем-то разговоре. А это она умеет. Но разве этого сам-то Кравцов не знает или же не понимает?! Знает,конечно,же он всё знает,да понимает!Так,что же ему тогда надо? Почему же он её экзаменует?
Значит, есть какие-то здесь зацепки ей неведомые? Есть! Так что же это такое?! Может быть она где-то сама проштрафилась? Но где?! Или же это идёт от Сергея?
Элеонора Кузьминична, конечно, же недолюбливала Сергея Гончарова, молодого своего сотрудника, но всегда скрывала это. И даже стремилась наоборот показать на людях самое душевное к нему расположение. И это было в какой-то степени и правдой.
Ибо она, волей или же неволей, сама многому его учила в процессе работы, а он был прилежным учеником. Схватывая всё налету, что Элеоноре Кузьминичне нравилось.
Сергей был не без способностей к журналистике. Так что если бы он и проштрафился где-то, то она бы особенно и не радовалась. Может даже и огорчилась. Не любила она, конечно, Сергея. Ой, как даже не любила! За слишком его большую самоуверенность и безудержную его смелость в работе, за безоглядную активность, как в жизни редакции, так и всего комбината.
Но вот, именно, это-то она считала следствием его молодости и неопытности, скорее же всего глупого его желания переделать мир и излишнюю горячность, как результат стремления проявить себя на новом для него поприще.
И вот этого-то она несколько опасалась. Ей хотелось спокойной жизни. Когда-то и она сама была такой. Но ведь это же с годами проходит, приходит понимание жизни! А Сергей её ещё не понимал. И не внимал её советам.
Не любила она Сергея ещё и за то, что жила в нём какая-то жгучая потребность постоянно писать и работать на пределе своих сил и возможностей. А вот этого предела и возможностей своих он не знал, как этого не поняла и сама Элеонора Кузьминична.
Она же вот этакую его романтику давно уже прошла и не терпела в других подобного энтузиазма почти органически. Потому что с высоты своих лет она считала, что это все не вполне нормальным для обычного человека. Даже вредным, какой-то просто детской болезнью во взрослом человеке. А самого Сергея не столько больным этой болезнью, а сколько не очень искренним человеком в своих словах и поступках. И более того...показушником, желающим прославиться и вылезти вперёд по карьерной лестнице.
И потому она нисколько не верила ему, поскольку давно разуверилась в людях. Считая их всех карьеристами. И вот этого его карьеризма она терпеть не могла, потому и опасалась не желала роста его авторитета, а значит и потери части своей значимости. Незаменимости в глазах руководящих работников комбината.
А тут-то вот такой вопрос секретаря парткома? Как же ей быть?! Что ей сказать?
В тоже время она и понимала, что на сегодня лучшего литературного сотрудника для своей газеты или же корреспондента, как Сергей значился в должности, ей никак не найти.
Но без него в газете ей просто невозможно работать.Потому и приходилось ей его терпеть. И Элеонора Кузьминична будет терпеть до тех пор, пока не окажется рядом более подходящий для неё вариант корреспондента. Таких вариантов в ближайшем окружении её и в пределах комбината не было. На которых она могла бы полностью положиться не опасаться за своё будущее.
Сергея же она считала менее опасным, чем кто-либо. Со стороны же она никого брать не желала. Этот пусть зелен да молод, к тому же простодушен и доверчив, как она считала, потому и не способен на какую-то подлость. На своём веку она уже повидала многих и всяких, так что очень хорошо разбиралась в людях. Видела Сергея насквозь.
Ему-то ещё учиться да учиться, в том числе и тому, что она знает и понимает в людях, так что он никакой ей не соперник. Работа же ему в охотку, а это главное. Она так видела и чувствовала. Не многие бы смогли так пахать, как он.
Многих она уже пробовала на его должность, но у них-то совсем и никак не получалось. Не потянули они эту лямку, такова уж специфика журналистской работы, что и не всякий себя здесь найдёт-потянет. Определённые здесь способности нужны да склонности к литературе. И самое главное - трудолюбие.
Сергей же в какой-то степени ей очень даже здесь и подходил. Можно сказать, что он ей и нравился своей хваткой. Точнее сказать, просто был ей очень выгоден и удобен .Элеоноре Кузьминичне нужна была, если честно сказать, надёжная рабочая лошадка, как часто потом сам Сергей о себе говорил:
- Кому-то нужно было таскать каштаны из огня?!
Вот он и таскал. А точнее, кому-то надо было здесь пахать на бескрайних газетных полосах. Он же эту работу любил, что было сущей правдой. Работа была ему не в тягость.
Сергей просто наслаждался своей работой. Она давала ему радость, забирала его целиком и дарила удовлетворение жизнью. А главное-то - полную ему независимость от любого людского диктата. От начальства всех рангов. Он чувствовал себя в этой профессии свободным, как рыба в воде.
Он уходил в цеха за материалом для газеты и был свободен, сам себе начальником. Но Элеоноре Кузьминичне и в это тоже никак не верилось. Ей всё казалось, что он просто есть обыкновенный карьерист, а вовсе не трудоголик, которого и не следует опасаться. Помешанным на работе.
Но этого она никому и никогда не говорила. Даже своей личной секретарше-машинистке Жанне Моисеевне Ткачёвой, с которой они вместе отработали много лет в газете комбината. Это бы поколебало её авторитет даже перед машинисткой, а она им дорожила. А он-то был у неё довольно высоким.
Она же теперь не верила ни в какую дружбу, даже с самыми близкими ей людьми. К тому же, пока что она ничего плохого и не могла сказать о Сергее. Просто не верила она ему и всё!
Во-первых, он всю редакционную работу взвалил на себя, причём совсем-совсем добровольно. И волок он её так остервенело, с каким-то даже одержимым рвением и упорством, что она с большим удивлением, большими глазами, смотрела на него со стороны. Приговаривая про себя: "Давай-давай, работай, коли тебе в охотку...".
Лишь только иногда она лукаво переглядываясь с Жанной Моисеевной, украдкой подмигнув ей. И та вполне её понимала. Сам же Сергей этого совсем не замечал, он полностью уходил в свою работу.
Сергей сам себе искал, каждодневно и ежечасно, задания и темы, писал самые злободневные материалы из жизни комбината и Крутого Яра. Таким образом, он полностью отключался от всех его жизненных проблем и всяких личных неприятностей.
Он их просто не видел. Статус журналиста ему очень нравился, работа скрашивала ему жизнь. И это всё, конечно же, шло на пользу газете и её редактору тоже. Сергей намного облегчал жизнь Элеоноре Кузьминичне, позволяя ей работать без особого напряжения и нервов.
И это ей тоже нравилось. Даже не при своих проколах и ошибках в газете он всегда брал вину на себя, прикрывая собой редактора. И это ей тоже нравилось. Так ведь всегда виновен тот, кто работает, а кто не работает, тот никогда не ошибается.
Хорошая пословица. Это она давно крепко усвоила: кто ничего не делает с того какой же спрос? "Он же почти и не ошибается,- размышляла Элеонора Кузьминична глядя на Сергея,- а вдруг я ошиблась в нём? Может он только прикидывается простачком?".
А вот сейчас-то после звонка Кравцова она подумала: "А вдруг он где-то ошибся? А секретарь заметил? Так в чём?". Если это так, то это было бы для неё не так страшно. Можно сослаться не неопытность Сергея и дать поправку в газете. Пообещать, что накажет его. И тем сохранит его, защитит.В какой-то степени это ей даже какой-то плюс?
Его промашка ей на пользу. Но терять его, как работника, ей не хотелось. Отличался Сергей не только своим трудолюбием достойным удивления, но и ещё особой своей мягкостью-пластичностью в общении с людьми. Редкой коммуникабельностью и покладистостью характера, он ей подчинялся беспрекословно. Он понимал её с полуслова.
В то же время Сергей со своим спокойствием и хладнокровием, внутренней твёрдостью, а более того порядочностью, что в наши дни тоже редкость, Элеоноре Кузьминичне был нужен. Это ей в нём тоже нравилось. Он, как ей порой казалось, не может кого-то подставить или же подвести. В том числе и её.
Но она-то всё равно не доверяла ему полностью, постоянно сомневалась в его искренности. Внешне же Сергей никогда не показывал ни своей загруженности-усталости в работе, ни чрезмерной её напряжённости, всё делал, как бы играючи, легко и быстро.
Незаметно и радостно, бойко и живо, с большой даже охотой. Он входил всегда в редакцию с чуть приметной улыбкой на лице со смеющимися глазами. С ним было приятно общаться.
Другими же словами, Сергей почти полностью её удовлетворял. Как бы и освободил её от многих повседневных забот-хлопот по планированию газеты, по её вёрстке и добыванию материала, от многого чего другого в процессе работы. А также даже по выпуску газеты в типографии.
Элеонора Кузьминична приезжала только лишь окончательно её прочитать и завизировать в печать. Всё шло, как бы своим чередом, само собой и подписка на газету росла. Так что особенных нареканий в сторону редакции со стороны администрации комбината, парткома и типографии или же самих подписчиков не было.
Всё было бы хорошо, а тут вдруг такой вот вопрос со стороны секретаря? Что бы это значило, что за загадка? И как же её разгадать, как ему ответить?!
Но думать долго Элеоноре Кузьминичне совсем не было времени. Секретарь ждал. И нужно было ему как-то сразу отвечать? Но как! Она с удивлением смотрела на него ничего не понимая. И наконец-то она вдруг нашлась, как ей ему ответить в довольно обтекаемой форме:
– Ну как мне вам ответить,Григорий Иванович? Парень-то он, вроде бы неплохой, работящий. С огоньком и энергичный. Много пишет, в курсе всегда всех событий на комбинате. Кстати, его статьи и заметки довольно интересны и читаются народом. Работаем мы с ним,Григорий Иванович, учим его понемногу. Я чем могу всегда ему помогаю, да и подсказываю. Если надо. Во временем же из него должен получиться неплохой журналист.
Услышав это секретарь улыбнулся:
– Вот такое же мнение сложилось и у меня. Очень рад, что наши с вами оценки совпадают. Значит, не ошиблись мы в нём,не ошиблись. Так ведь?
И он зорко посмотрел в настороженные глаза собеседницы. А потом чуть помедлив добавил:
– Видите ли, Элеонора Кузьминична, в адрес директора комбината пришло письмо о недостойном его поведении в семье. Признаться, это письмо меня чрезвычайно удивило. Ведь никаким образом он не похож на того хулигана или же дебошира, описанного в том письме. Даже отдалённо не похож!
И он помедлил не дождавшись ответа:
- Ведь так? Мы же видим с вами человека, правда?
Элеонора только собралась что-то сказать, а он продолжил:
– Впрочем, всякое бывает в семьях-то. Не так ли? Кто тут прав, а кто виноват трудно разобраться. Не так ли? Вот потому-то я прошу вас, как женщину и как редактора, как человека с большим житейским опытом зайти к нему домой и там по-матерински и дружески во всём разобраться. Побеседовать с ними обоими. Да и помирить. Пусть живут мирно. Очень прошу постараться им помочь. Молодые же они и глупые совсем. А чего только по молодости не бывает? И у нас-то по молодости тоже немало всякого было. Ведь всякий развод - это же целая трагедия, поломанные судьбы! К тому же у них есть ребёнок, девочка?
И он вопросительно взглянул на Элеонору Кузьминичну. В ответ она только ему утвердительно кивнула.
Кравцов встал и прошёлся по кабинету. Затем сел опять за свой стол и продолжал:
–Вот видите и нам с вами тоже жаль терять такого парня. Да и ещё и работника неплохого. Как вы говорите, человек-то он тоже неплохой? И молодую его семью тоже жалко... Без семьи человек одинок.
Секретарь взволновался:
- Вы со мной согласны?
– Я вас поняла,Григорий Иванович,- ответила Элеонора Кузьминична с посветлевшим уже лицом. Беда вроде бы миновала. И у неё отлегло от сердца. Вызов в кабинет секретаря всегда мог грозить нагоняем или же закончиться какой-либо иной неприятностью.
Но сегодня-то он не коснулся её лично. К тому же теперь-то у неё появился ещё один ключик к обузданию своего строптивого, но умеющего работать корреспондента. И это её тоже радовало. Личная же семейная жизнь Сергея мало её волновала, разобраться бы только ей в своей. У каждого свои неприятности в семье и проблемы. Ведь копаться-то в чужих взаимоотношениях дело весьма и весьма неблагодарное.
Так что вот этакое поручение секретаря не доставляло ей особой радости. Тем более, что неполадки в семейной жизни Сергея могут сказаться самым негативным образом и на всей его трудоспособности. А значит и на работе всей их редакции.
Ведь без хорошего настроения, без полной самоотдачи делу в журналистике работать-то нелегко. И вот сейчас находясь на своих воинских сборах запасников, Сергей же был молодым офицером, он оставил ей приличную кипу рукописных материалов, написанных им и его рабкорами заблаговременно, что она и заботы не знала до сегодняшнего дня.
А тут-то вот этот вызов неожиданно её встревожил. Что-то тут неспроста?
Да, Сергей умел работать, добывать нужный и интересный материал для газеты. Умел и внешний вид делать её красивой.
А после своей свадьбы вообще он находился в такой эйфории, что словно летал на крыльях. Тут-то ему и цены не было! Кроме того Сергей всегда был лёгок на ногу, сметлив умом и обладал несомненно литературным даром, что и она отметила при первых же его публикациях.
Имел он ещё и один счастливый дар - это умение завязывать знакомства. Как-то так он умел психологически улавливать состояние души человека, тонко чувствовать людей. И тем самым быстро находить с ними общий язык, знакомиться и входить в дружеские отношения.
Да так, что вскоре он перезнакомился со всеми руководителями на комбинате. И не только в управлении, но и во всех цехах и отделах, начиная с рабочих-бригадиров и до начальников цехов и отделов. Находя для каждого их них интересные темы и задания, соблазняя престижностью публикаций своих материалов в местной газете.
И многим это нравилось. Умело Сергей хвалил-поощрял авторов, отмечая удачные те или иные их публикации, ненавязчиво обещал свою помощь в литературной их обработке, если это потребуется при подготовке к печати. Это у него очень даже неплохо получалось. Материалы цеховых авторов наиболее были ценны для читателя. Они отличались глубоким знанием самого предмета изложения как в производственной жизни предприятия, так и в общественной.
Не раз Элеонора Кузьминична в таких случаях, как бы со стороны, наблюдала за Сергеем. За тем, как он работал с авторами. Она была довольна его работой, дивясь его терпению и коммуникабельности, умению так подойти к автору, что загорался желанием написать. Умению находить с ним общий язык, что они становились друзьями и сотрудничать с газетой им было в радость. Они под его влиянием прикасались к творчеству и начинали писать не только заметки в газету, но и стихи, короткие рассказы, публикую их в газете на литературной странице которую завёл Сергей, выпуская еженедельно. Читатели её ждали.
Сергей же был всегда в любой теме, чего бы она не касалась в жизни комбината и Крутого Яра. Так что и в этом отношении он был для неё находкой и трудно даже заменимым. Он не только любил свою работу, но и жил жизнью самого комбината и Крутого Яра. Их проблемами, любил живущих и работающих здесь людей.И люди ему отвечали тем же.
Вот таким образом вскоре у Сергея и появилась в цехах и отделах комбината целая сеть рабкоров. С охватом всего предприятия и всех сторон его жизни. Которые начали с удовольствием писать в многотиражную газету самые различные публикации. В том числе выступать и с критикой по всевозможным имеющихся недостаткам на предприятии и в посёлке, часто посещать редакцию, дверь в которую почти что и не закрывалась.
У стола Сергея постоянно толпился народ. Элеонора Кузьминична удивлялась:"Когда же он сам-то успевает писать?". А Сергей писал много, без этого он не мог жить. Откликался на любое событие в посёлке и на комбинате.
И это Элеоноре Кузьминичне тоже нравилось. Однако же, в то же время, её многое в нём и раздражало. К примеру то, что приходя в редакцию рабкоры шли не к её редакторскому столу, а нему? Вот этакое своё раздражение она плохо скрывала, что и было написано у неё на лице. Она сразу мрачнела.
Что не укрывалось от глаз Жанны Моисеевны. И потому Элеонора Кузьминична старалась в присутствии людей показать себя его полным начальником. Разговаривала с Сергеем строго, почти грубо и менторским тоном, свысока. А то и забирала эти их материалы себе.
Сергей это чувствовал, но молчал не подавая вида. Безропотно подчиняясь её указаниям. Рабкоры не могли понять чем же вызвано её Этакое недовольство-раздражение. считая это своим появлением и старались, как можно быстрее, покинуть редакцию.
Но вот этакая покорность Сергея ей тоже начинала не нравится. она не доверяла его смирению. Сергей же по-прежнему делал газету такой, какая она ему нравилось, внося в неё своё личное отношение к событиям и людям. Однако же, одновременно и безукоризненно выполняя все её задания-указания и поручения, он находил темы, интересующие его.
Так что придраться было к нему не за что, а спрашивать-то она умела. Только и ждала его промаха. Но он этого на допускал. Кроме того Сергей, так его обычно все называли и никогда по отчеству, ибо он был молод, был номенклатурой парткома. Именно парткомам он и был рекомендован для работы в редакции. И в этом тоже таилась для неё какая-то определённая опасность. Она этого не знала, но чувствовала. С первого же дня его испытательного срока для работы в редакции у неё закралась мысль: "А не готовят ли из него Сергея взамен ей будущего редактора газеты?".
Всё было на то похоже. А вот этого-то ей совсем не хотелось. Тем более, что возраст-то у неё близился к пенсионному. Так что Сергей-то не просто с улицы пришёл, не с факультета журналистики, хотя и она его и сама не оканчивала, а по рекомендации парткома, прямо от рабочего станка, отработав на комбинате более двенадцати лет.
Так что он имел уже и достаточно большой производственный опыт, хорошо знал производственную жизнь комбината и его коллектива. И только лишь после окончания, причём заочно, исторического факультета тульского пединститута его пригласили в партком и предложили поработать в местной газете. И он дал согласие.
Однако же это совсем не факультет журналистики. Что и вызывало у неё в первое время большие сомнение в его способности. Но оказалось всё наоборот. Знание жизни ему помогало. Именно тогда он и попал неожиданно в поле зрения парткома и с тех пор оказался очень востребованным в жизни партийной организации комбината.
Одно время он даже привлекался к работе в парткоме, ещё работая в цехе, как внештатный инструктор по контролю за работой цеховых партийных, профсоюзных и комсомольских политических и экономических школ, писал о их работе заметки и репортажи во многотиражную эту газету комбината, рассказывая о жизни трудовых коллективов и его людях.
Такие материалы Элеоноре Кузьминичне были нужны и они ей нравились. Тем более, что в редакциях всегда газетный голод. Публикуясь же на страницах местной печати Сергей, как бы ещё более стал известен на комбинате. Привлекал тем самым к себе внимание.
Так что вскоре он был рекомендован парткомом для работы в газете комбината в связи с уходом на пенсию её литературного сотрудника Антонины Петровны Перчиковой. Рекомендован от был, прежде всего как молодой коммунист-рабочий, получивший историческое образование и умеющий неплохо писать в газету.
Вот это-то особенно и не правилось Элеоноре Кузьминичне, даже настораживало её сейчас: а не готовит ли тут партком Сергея для её замены? И в этом-то было ей трудно ошибиться. Всё было как бы и очевидно. Время её подходит.
Хотя она сама-то отличн о понимала, что всё видимо так и должно быть. Она же не вечная на этой должности. Время-то бежит вперёд. Не за горами и её уход на пенсию.
Но вот этого-то ей очень даже не хотелось! Не желала она уходить на пенсию, спешить-торопиться на покой. Хотелось бы ещё и поработать после своего ухода. Ей-то,нужно было ещё помочь и своим двум дочкам встать на ноги прочно, они-то ещё учились в институтах.
А муж-то её давно умер, поздно она вышла замуж, ох, как поздно! И потому надеяться ей было не на кого, только лишь на себя. И потому Элеонора Кузьминична всегда подчёркивала на комбинате свою незаменимость в журналистике, значимость, в том числе и в редакционных делах.
На комбинате, как утверждала она, таких специалистов как Элеонора Кузьминична больше не нет и будет. Но появление в редакции Сергея рушило все её планы и утверждения.
Особенно настораживала её необычайная активность Сергея с первых же его дней в редакции и быстрые его успехи в постижении этой профессии, осведомлённость в редакционных и типографских делах, что могло поколебать незыблемость и её авторитета.
А тут-то ещё вдруг на аппаратных совещаниях по понедельникам в парткоме новый секретарь парткома Кравцов стал собирать не только одних лишь работников аппарата парткома, а всех руководителей общественно-идеологических служб и организаций комбината, приглашая председателей профкома и ДОСААФ, секретаря комитета комсомола и работников редакции газеты, директоров спорткомплекса и Дома культуры, клуба юного техника, а также заведующих профсоюзных библиотек и всех комнат школьника по месту жительства.
И на этих самых совещаниях он почему-то стал заслушивать наряду со всеми не только одну её Элеонору Кузьминичну, как редактора газеты, но ещё и корреспондента газеты Сергея Гончарова? Интересоваться его планами работы на неделю, месяц, в перспективе и разными прочими деталями их редакционной жизни.
Это очень её тоже даже настораживало. Достаточно было бы и того чтобы здесь присутствовала лишь она одна, как редактор газеты. К чему же здесь заслушивать ещё и корреспондента?
И вот это-то её просто бесило. Тем более, что и сам-то Сергей при сообщении ей перед совещаниям о наличии у него добытых им материалов, а также и имеющимся в запасе, при докладе ей о своих задумках, темах да перспективах на будущее он почему-то всё-таки что-то от неё утаивал. Потому-то он всегда находил, чем можно было бы секретарю ответить.
И это его спасало. Получается, что он-то вовсе и не так прост? В его ответах было немало интересного, что всех заинтересовывало. И даже её! Она-то думала тем временем, пока Сергей докладывал, что это всё и она могла бы доложить секретарю. Как часть работы редакции.
А он-то всё это скрыл от неё? Она втайне очень злилась. Тем более, что это всё он докладывал в присутствии всех работников идеологии на совещании. Показывая, тем самым, свою незаурядность и работоспособность. Повышая, таким образом, свой авторитет.
Вот в такие моменты ей было совсем не по себе. Сергей же был полностью увлечён тем, что он докладывал. И все видели его самостоятельную роль в газете, равнозначность в редакции, становясь почти вровень с ней Элеонорой Кузьминичной.
Это нетерпимо било по её самолюбию, в большой степени по её престижу-авторитету. Хотя она и здесь отлично понимала, что это не по злому умыслу САМОГО Сергея, а по желанию Кравцова. Это результате сложного положения, в котором оказался Сергей.
Понимая всё это она стремилась при людях никогда не выказывать Сергею своего недовольства. Тем более, негативного отношения к нему, демонстрируя при этом, как бы и своё покровительство, почти что и материнское заботу, всегда внимательно его слушала и одобрительно кивала головой.
Но однако же она всей кожей своей чувствовала-понимала совершенно другое, что большинство-то из присутствующих здесь да и на других совещаниях-заседаниях, чувствуют эту скрытую её фальшь-игру и её подлинное отношение к Сергею. Как бы этого она не скрывала.
В тоже время, как ей казалось, вот этакие взаимоотношения существуют в каждом отделе Управления металлургического комбината, а не только лишь в одной редакции. Не являются для кого-то здесь новостью.
Элеонора Кузьминична совершенно справедливо считала, что большинство из всех здесь присутствующих на её стороне. И они это тоже хорошо понимали. Многие относились к ней с сочувствием, так как она и есть старый проверенный кадровый и заслуженный работник предприятия. Со многими она была здесь хорошо знакома и в давних дружеских отношениях.
Сергей же оказывался здесь потому не совсем в выгодном для себя положении. Но тут-то он ничего не мог поделать. Да и сам не понимал многого во всём здесь происходящем.
Но это было только в начале введения секретарём этого новшества, потом уже все к тому привыкли и доклады Сергея на этих совещаниях становились обыденными. К его присутствию тоже все привыкли.
А вот Элеонора Кузьминична не могла привыкнуть. Хотя она тоже старалась не предавать значения его докладам. Внутри-то у неё всё было в неприятном напряжении. Потому-то она все эти оперативки по понедельникам и ненавидела.
Еженедельные совещания выводили её из себя приводя не только в бешенство, но и к депрессии. Почти на неделю потом выбивая её из строя. "Оказывается,- думала она глядя на Сергея,- у него-то всегда есть что-то в запасе-заначке. Всегда он что-то от неё утаивает.".
Получается, что он и не вполне с ней откровенен? А это значит, что он не так он однозначен, как ей вначале показался... Но его-то ответы секретарю были всегда ей занятны и довольно интересны, планы работы хорошо продуманны, а озвученные им темы будущих публикаций занимали внимание не только её и самого секретаря, но и всех участников совещания.
А она-то, как редактор, о них ничего совершенно не знала! И это-то вызывало в ней его неприятие. Она тогда не могла спокойно смотреть на Сергея. Но сдерживалась. У неё был крепкий характер. Но вот такое её терпение было для неё новостью. Она сама удивлялась этому. Как и скрытности характера Сергея Гончарова, точно также, как и характеру самого секретаря парткома. Это поведение секретаря и Сергея заставляло её задуматься.
Однако же, наблюдая за всем происходящим по понедельникам в кабинете секретаря парткома, Элеонора Кузьминична каждый раз невольно заслушивалась и выступлениями своего корреспондента. Стала проникаться к нему невольным уважением. Можно сказать, симпатией.
И это чувство в ней смешивалось с его неприятием, что приносило её некую раздвоенность и растерянность, что было тоже ей не свойственно. Элеонора Кузьминична отмечая про себя, что Сергей не так уж и бесхитростен и прост, как могло показаться, что он-то может не только работать без устали, но и защищаться.
В том числе и от секретаря парткома,от его вопросов. Она понимала, что Кравцов прощупывает его на работоспособность и возможность возглавить редакцию. И не позавидовала Сергею. Он должен быть теперь всегда не чеку.
Она только злилась на него за то, что и сама она бы могла доложить секретарю не хуже его, если бы он поделился с ней имеющимся материалом и своими планами. Но тогда-то, чтобы он сам докладывал Кравцову? И она это тоже понимала,сочувствуя его положению.
Иначе Сергей поступить не мог. Однако же, вот этакая его скрытность по-прежнему чрезвычайно её раздражала. Она теперь не верила ему и едва его терпела его присутствия в редакции. Но сдерживалась. Особенно при людях. Стараясь не сорваться и оказаться в невыгодном для себя свете. Сказывался многолетний опыт её работы.
"Значит, всё-таки,- думала она,- он мне не всё выкладывает, всегда что-то оставляет себе про запас...Так что нужно теперь за ним пригляд да пригляд!.. ".
Но тут же она думала и иначе: "Правильно, что он страхуется не только от него, но и от меня. Иначе,как ему тогда работать?". Она проникалась к нему невольным уважением.
Однако же,получается, что и от него её тоже можно ждать любого подвоха?! Так как же ей быть? Ведь не зря же он так старается показать себя на оперативках, свою личную работу? Тем более, что это всё у него неплохо получается. К тому же, вот этот ещё нынешний вопрос секретаря о нём? Что же ей-то на него ответить?
Вот этого-то Элеонора Кузьминична никак не могла понять: к чему ему весь этот его спектакль на каждом аппаратном совещании идеологических работников? Что за сцены они вместе разыгрывают? К чему они! Но об этом она не решалась спросить ни у самого секретаря, ни у Сергея.
Но вот этакое непонимание её сильно настораживало. Особенно сейчас. И она не знала как с ним быть? Как относиться к своему корреспонденту?
Сергей же был ко всему, что происходило на еженедельных оперативках в парткоме, относился совершенно безучастно, он, кажется, даже и не замечал сложившейся там ситуации. Словно его это совершенно и не касалось. Ему хотелось только одного, чтобы она быстрее кончалась и убежать в цеха к людям, где билась живая жизнь коллектива.
Там ему работалось,как хотелось. Всё остальное не имело никакого значения. Всякие совещания-собрания, считал он, отнимают у него время для настоящей работы.
А ему-то хотелось сделать газету комбинату читаемой, чтобы люди относились к ней с уважением. Сделать нужной не только предприятию, но и всему Крутому Яру. К тому же он был ещё молод, полон сил и амбиций, это и было ещё одним дополнительным стимулом в его пользу.
"Да, совсем-совсем он не прост,- размышляла Элеонора Кузьминична,- ой, как даже не прост!". Ведь он-то Сергей постоянно высказывал и выказывал ей своё уважение, внимание и почтение, открыто преклонялся пред её талантом и опытным журналиста-руководителя. Прилежно и старательно учился у неё всему, чему она его обучала.
"Так что можно тут и ожидать от него в любой момент любой подставы?" - размышляла она. И тут же корила себя: "Сама и виновата. Как всё просто!". Однако же она понимала, что тут дело не в одном Сергее, а в секретаре: "Неужели же он чем-то мной недоволен?".
Вернувшись в редакцию, где её с нетерпением и беспокойством ожидала секретарь-машинистка редакции Жанна Моисеевна, находясь всё ещё была под впечатлением от разговора с Кравцовым, резко она открыла дверь и быстро прошла мимо её стола с машинописной машинкой, проскочив её крохотный "предбанник", и прямо к своему редакторскому большому столу. Где упала обессилено на свой стул, обхватив обеими руками голову.
От всего пережитого, от всех её невесёлых мыслей, голова у неё очень сильно разболелась. Видимо подскочило давление. Не только испытанное волнение в кабинете секретаря давало о себя знать, сказывались и годы работы в редакторской должности.
Много она чего испытала, много чего видела. В том числе, и секретарей парткома. Секретари менялись, а она оставалась на своём месте. И работу свою знала. Элеонора Кузьминична достала из ящика стола какую-то таблетку, подошла к старому журнальному столику, сделанному ещё в давние времена здесь же в ремонтно-строительном цехе, когда она ещё была молода и начинала здесь работать.
Взяла старый гранённый графин, налила в точно такой же гранённый стакан воду и запила таблетку. Провела пальцем поверху старого, круглой формы, радиоприёмником, возвышавшегося над современно радиолой, которую молодёжь называла "вертушкой". А по бокам её стояли две небольшие колонки.
Поверхность радиоприёмника была чистой и Элеонора Кузьминична воздержалась от того, чтобы сделать замечание Жанне Моисеевне. После чего она прошла к своему столу и вновь села за него. Радиолу она не любила и редко её включала. Она была , как и всё здесь,с инвентарным номером Управления комбинатом и получена по разнарядке. Однако же в редакции она прижилась, украшая интерьер и делая его уютнее и современнее.
Элеонора Кузьминична чаще включала радио в обеденный перерыв, когда не ходила обедать домой. Жила она на близлежащей улице и старалась обедать в доме, а не в местном буфете. Включала она радио и слушала новости заводского радиовещания. Сравнивая радиосообщения с материалами, публикуемыми в её газета. И редко находила здесь какое-то различие.
Большую же часть передач занимала музыка и песни по заявкам работников комбината. В обеденный перерыв им требовалась психологическая разгрузка. Она требовалась сейчас и для Элеоноре Кузьминичне. Она опять встала и включила приёмник. Полилась нежная музыка из кинофильма "Мужчина и женщина", музыка её успокаивала.
Потом также молча Элеонора Кузьминична вернулась за свой стол. Села и задумчиво перевела взгляд за окно. По небу плыли облака и сновали воробьи по ветвям берёзы под окном. Это тоже её успокаивало.
Только теперь из своей маленькой комнаты-приёмной вошла в большой редакторский кабинет Жанна Моисеевна Ткачёва. Это была женщина тех же лет, что и Элеонора Кузьминична. Может быть, только чуть моложе, но той же комплекции. Однако же, меньше ростом.
В этой большой редакционной комнате, у стены противоположной её стены, напротив большого редакторского её стола стоял небольшой стол корреспондента Сергея. За ним сейчас никого не было. Сергея в редакции не было. Да и вообще-то он чаще бывал в цехах предприятия, чем за этим столом.
Жанна Моисеевна хотела вначале за него сесть, но не передумала. И вместо того тихонько приблизилась к редакторскому столу и с тревогой уставилась на своего начальника. Во взгляде Жанны Моисеевны застыла тревога: «Ну что?».
Отняв руку от лица Эльвира Кузьминична слабо ею махнула:
– Да всё нормально! Не волнуйся. Ты же знаешь, что наш-то вежливый и скромный мальчик-умница Серёжа Гончаров что-то там натворил у себя дома? Слышала? Нет, не знаешь?!
Жанна Моисеевна отрицательно покачала головой.
- С женой он что-то там натворил. Не ладит. Что и следовало от него ожидать. Тихони все такие. Слишком уж он скромен. Девки таких редко любят. Пришло письмо к директору от её родителей, вот они там и жалуются на него, что он дома скандалит да дебоширит. Даже на жену свою руку поднял? Понимаешь! Вот такой наш Серёженька, вот он каким оказался поганцем на деле! В тихом озере, говорят, черти водятся. Так вот и дал мне теперь Григорий Иванович личное поручение: разобраться во всем этом и доложить ему. Что там у них да как? А разве там кому разобраться? В своей-то семье и то не всегда разберёшься. Ты же сама это знаешь!
Жанна Моисеевна, конечно же, знала. Она уже давно развелась со своим мужем, обвинив его в пьянстве.А с чего это он начал пить- никто этого не знает. "Алкоголики все одинаковы, они все только и ищут причину оправдания для своего пьянства. Жёны У них всегда виноваты",- говорила она. И с ней никто не спорил.
– Ну, слава Богу,– перекрестилась Жанна Моисеевна. Она хоть и была беспартийной, но сейчас-то, будучи очень близкой доверенной подругой своей редакторши, стремилась показала ей всю глубину своего переживания за неё.
Много лет они проработали вместе в этой вот редакции. Попривыкли они друг к другу, сжились так что и она тоже очень хорошо знала, чем кончаются порой вот такие вызовы в кабинет секретаря.
– А я-то думала, грешным делом, что у нас в газете что-то не так?– сказала Жанна Моисеевна тихо. И повернувшись, уже с лёгким сердцем, отправилась на своё рабочее место. Судьба же Сергея её особо-то тоже не волновала. Ей ведь тоже хотелось, как и Элеоноре Кузьминичне, хоть немного ещё поработать и после своего ухода на пенсию.
Ведь она-то была совсем и не намного моложе своей начальницы, и тоже не желала покидать своё привычное место. Так что вот эти слова Элеоноры Кузьминичны её тоже несколько успокаивали. Ведь вызов к секретарю парткома взволновал её не меньше. Она-то совсем и не желала расставаться с Элеонорой Кузьминичной, ведь новый редактор может и попросить уйти на пенсию. Возможно, что он и придёт сюда со своей секретаршей. Помоложе да красивей. Всё ведь может быть. А со старым-то редактором лучше. Они так хорошо сработались за многие годы.
Кроме того она Жанна Моисеевна тоже была вдовой. Без мужа. И точно также одна растила-учила единственную дочь. И это обстоятельство их тоже очень сближало. Жанна Моисеевна целиком и полностью принадлежала Эльвире Кузьминичне. Потому требовала такого же к ней отношения и от Сергея, от всех сюда входящих рабкоров.
Она очень тщательно и зорко оберегала её авторитет, как своего начальника-редактора и подруги. Любимой же её поговоркой была фраза:
- Не лай на своего начальника, останешься без куска хлеба.
И в какой-то мере она была права, всегда её повторяя при всяком удобном случае. Этому своему девизу она следовала безукоризненно, донося обо всём Элеоноре Кузьминичне, что слышала и видела в Управлении комбината или же за его пределами в посёлке.
Тем временем пока Эльвира Кузьминична размышляла над тем, как ей лучше выполнить столь деликатное поручение, а Жанна Моисеевна радовалась благополучному исходу её визита к секретарю парткома, Григорий Иванович Кравцов уже беседовал с двумя своими заместителями:по оргработе и идеологии. Секретарь поручил им тоже побеседовать с Сергеем. Причём лично наедине и не в столь строгой обстановке, как это бывает на заседаниях парткома.
По дружески и по-товарищески, как коммунисты с коммунистом, проще и по-мужски, приватно и откровенно. Может быть, даже и за чашкой чая? Попытаться понять все те причины и его не лада в семейной жизни.
А при необходимости и поделиться с ним своим личным семейным опытом. "Нужно спасать парня,- сказал он видя их согласие и явное желание помочь Сергею,- очень его жаль!".
Так что и после их ухода из его кабинета, видя их обеспокоенность, он ещё долго всё равно находился в состоянии какого-то неприятного ему беспокойства. Сергей же ему очень нравился и как человек, и как работник. С приходом Сергея в редакцию газета обрела как бы новое своё лицо, стала ему по душе.
Да и не только ему одному. С её страниц почти исчез официоз и равнодушие, канцелярщина. Она стала живее и интересней, её с нетерпением ждали в каждом доме, в каждой квартире, а не только лишь в цехах комбината. Она как бы стала теплее и более душевной, что-то было в ней такое, что притягивало людей.
Постоянно рос её тираж, подписка. Она интересно и правдиво, простым и доступным языком рассказывать о жизни предприятия и Крутого Яра. Публикуемые новости-материалы были не просто сухими строчками-перечислениями, краткой информации, а с интересными рассказами с мест событий. Тепло и сердечно рисовали они сегодняшнюю жизнь предприятия и его работников, рассказывала об их делах и стремлениях.
Сергей умел так всё передать, что он видел своими глазами словно читающий сам побывал на месте событий. Одним словом Сергей работал на совесть. Точно также, он повествовал и обо всех людях, живущих в Крутом Яре, а не только о работающих на комбинате. Секретарю парткома это тоже нравилось. Комбинат и посёлок, благодаря газете, становились единым целым.
Кравцов взял в руки последнего её номер и стал его внимательно просматривать. Тут-то неожиданно ему в глаза бросился жирный заголовок: «Ни одной жалобы без ответа!».
Секретарь быстро пробежал заметку глазами. Вот, что в ней сообщалось:
«Заводский комитет народного контроля ныне много внимания уделяет разбору жалоб, писем и заявлений трудящихся…». Невзначай он с удивлением отметил и то, что большинство из этих писем со всевозможной критикой приходят, именно, сначала в редакцию, а потом уже до или после их публикации направляются они в ту или иную инстанцию. Или же в комитет народного контроля. Эту особенность он подметил с большим для себя удовлетворением: " Значит, трудящиеся верят газете и в её действенность!".
Кравцов продолжил своё чтение. С ещё большим удовлетворением отметил эффективность работы газеты. И всё в той же заметке: «...В подавляющем большинстве писем поступивших в редакцию выражается глубокая забота работников комбината о сохранении общественной собственности. В них обращается внимание прежде всего на факты бесхозяйственного и нерадивого отношения к сохранности социалистической собственности, на злоупотребления отдельных работников своим служебным положением...".
Так, к примеру, говорилось в той заметке, что была рассмотрена и проверена жалоба водителей транспортного цеха, жалующихся на то, что они много своего рабочего времени тратят зря под погрузкой и разгрузкой автомобилей. Газета, совместно с комитетом народного контроля, провела рейд и эти факты подтвердились. Виновные наказаны. А ныне уже принятые меры и полностью исключены указанные потери.
Таким образом, после проведённого рейда положение на этом участке производства нормализовалось. Особенно много времени, как сообщала газета, заняла проверка писем о злоупотреблениях некоторыми руководящими работниками комбината (с указанием фамилий) своим служебным положением. И вот это-то секретарю особенно понравилось. То, что все нарушители наказаны.
Кравцов что-то вновь записал в свою записную книжку. В заметке уже дальше шла речь об использовании строительных материалов не по назначению. То есть, на строительство личных индивидуальных гаражей. Об этих вопиющих фактах приобретения на комбинате стройматериалов без предоплаты или же по заниженной их стоимости, секретарь ещё и не знал.
Он возмутился и несколько поморщился. Подобного он не терпел. И потому тут же решил: «Здесь наказание должно быть безоговорочным. Особенным и жёстким,по всей строгости закона. Без всякой жалости и поблажек. Обязательно лично укажу на это председателю народного контроля".
Хотя, может быть, и поздно... Виновные, как сообщала газета, уже наказаны и привлечены к административной ответственности. С них уже взыскали недоплаченные суммы в кассу предприятия. Возможно, это уход от головного наказания. И это потому его не успокоило. Он решил не откладывать своего разговора в комитете народного контроля и заслушать происшедшее на ближайшем парткоме с участием провинившихся.
Решив так, он что-то опять отметил в своей записной книжке. Затем продолжил чтение. В заметке же продолжалось и дальше рассказываться о безобразиях на комбинате. К примеру, говорилось о том, что много жалоб и заявлений подано в газету не только в письменной форме, но и в устной. Особенно на нарушения со стороны заведующих, как в заводских детских садах, так и в заводских столовых.
В том числе и на разбазаривание пищевых отходов, которые должны были бы идти в сельскохозяйственный цех комбината на откорм свиней, а не в частные владения этих заведующих.
И этот вопрос поднятый трудящимися в газете секретарь взял также под свой личный контроль, что и было отмечено в той же записной книжке. Хотя и здесь, как сообщала газета, руководство комбината уже принимает срочным меры.
Прочитав всё это Кравцов, отложив в сторону газету, мысленно представил, как Сергей Гончаров организовывает и проводит эти рейды совместно с председателем комитета народного контроля Алексеем Васильевичем Киселёвым.
Частенько он видел их вместе в цехах комбината и на территории посёлка во время таких рейдов. Или же ещё и с председателем жилищно-бытовой комиссии профкома Сергеем Михайловичем Костягиным. В принципиальности, честности и порядочности этих двух товарищей не только Кравцов, но и все работающие на комбинате нисколько не сомневались.
Не раз и он сам секретарь лично наблюдал, как бледнели лица у проверяемых начальников. Они умели находить недостатки. Да, конечно же, газета комбината стала намного острее и жёстче с приходом в редакцию Сергея Гончарова. Намного лучше. Это очевидно.
Жаль, конечно, терять такого работника. Даже отчитывать его на парткоме душа не лежит. Ведь ещё и неизвестно, кто бывает в семьях прав или виноват? И почему в них бывает такой разлад? Тем более в молодой семье, когда она только формируется.
Нет,никак нельзя рушить его судьбу в начале его пути. Семья может восстановиться, а авторитет человека - никогда! С партийным-то взысканием! Как же он будет тогда работать дальше? Как! Но что же можно сделать?
Ничего! Накажем, конечно, если виновен. Без строгого выговора никак не обойтись. Может быть даже и с занесением в личное дело. Это, как партком решит.
Нравится ему Сергей, не нравится, однако же, что заслужил, то и получит. А вот этого-то Кравцову никак не хотелось. "Терять-то его никак нельзя!",- думалось ему.
Это он решил твёрдо. Нравились секретарю публикации Сергея. Особенно, когда он их делал с больших и важных совещаний на комбинате или же с собраний общественности в Крутом Яру. Он ещё более заострял проблемы, поднятые на них. Доносит там всё происходящее до читателей, как будто бы они сами присутствовали на них или же сами участвовали. Ярко, живо и возбуждённо.
"Как же он быстро вошёл в работу предприятия и дирекции комбината, в проблемы парткома и профкома, комитета комсомола и народного контроля?",- с невольной симпатией подумал он вновь о Сергее. Да и многих организаций и предприятий Крутого Яра.
- Да жаль, конечно же, очень жаль терять такого работника,– повторял он почти вслух, - но если все эти его выкрутасы подтвердится, то щадить-то мы его не будем!..
Жёсткость и принципиальность секретаря, причём, ко всем без исключения на предприятии не взирая на лица и на общественное положение, всем была хорошо известна.
В это время, когда он вот так размышлял и думал по поводу судьбы Сергея, Элеонора Кузьминична шла уже по направлению к его жилью. Она эти места хорошо знала. Здесь она прожила всю свою жизнь. На самой старой улице Крутого Яра Калинина, совсем недалеко от трёх тех старых двухэтажных домов в одном из которых жил сейчас Сергей со своей семьёй.
Элеонора Кузьминична очень хорошо знала родителей Сергея и всю их семью, впрочем, как и многие в посёлке. Крутой Яр небольшой, а в дни её молодости был ещё меньше.
Идти же к тем старым домам ей совсем не хотелось. Она уже давно отвыкла от подобных поручений, всяких разборок и скандалов и грязных кляуз. С этим всем ныне разбирался в газете сам Сергей.
А вот теперь-то идёт она сама к нему с точно такой же кляузой-разборкой. Шла и не спешила, потому что вышла из редакции специально пораньше, чтобы немного прогуляться да и унять на воздухе головную боль.
Нервы у неё шалили. К тому же это был повод уйти с работы пораньше, как бы побеседовать с Сергеем и его женой, а затем уже и заняться своими домашними делами. Дел-то дома "пропасть-невпроворот. Дочкам-студенткам не до домашних хлопот. Все дела на маме. И ноги сами убыстряли шаг.
Вот уже Элеонора Кузьминична подошла к самым тем домам, похожим как близнецы, во дворе остановилась и присела на лавочку у подъезда. Подниматься в квартиру Гончаровых ей не хотелось: "Ну,что я им скажу?". Мало ли какие в семьях бывают неполадки, так они ей и рассказали.
И если бы ни поручение секретаря, то она ни за что не пошла. Но идти-то надо! Она сидела и долгое время не решалась встать и пойти. Лавочка была уютной и удобной, сделанная на их комбинате. Подобные были установлены по всему посёлку.
Элеонора Кузьминична невольно залюбовалась всеми тремя этими домами, красивыми крепкими, построенными ещё до революции. Она давно отметила необычность их архитектуры, напоминающую скандинавскую.
Но внутри-то она ни разу не была. И потому, когда она покинула лавочку и стала рассматривать с большим интересом его крепкую кладку из серого кирпича, старинные перила и лестничные пролёты необычной формы, то невольно им залюбовалась. "Неужели и в квартире Сергея также необычно?",- подумалось ей.
Поднявшись на второй этаж, где на двери был седьмой номер квартиры Сергея, Элеонора Кузьминична нажала на кнопку звонка. Однако ответа не последовало.
Повторив ещё несколько раз эту процедуру и так не получив ответа, она решила зайти попозже. И со спокойной совестью отправилась к себе домой. Часть задания секретаря она уже выполнила, хотя свидания так и не состоялось. И это её особенно не волновало. Она была даже рада этому.
Тем временем в самой редакции было многолюдно. Как нарочно все спрашивали Сергея. Рабкоры приносили свои рукописи, заказанные им материалы. Некоторые из них не желали их отдавать Жанне Моисеевне и разочарованные долго не уходили. Надеясь на что-то, хотя им всё секретарь-машинистка толково объяснила:
- Сергея сегодня не будет!
Они желали знать почему и когда он появится? Ссылаясь на то, что он им лично нужен и они хотели бы с ним побеседовать по поводу их же материалов. Но Жанна Моисеевна ничего на это не могла им сказать, пыталась как-то объяснить, что он ещё на сборах, так что неизвестно, когда он появится.
Возможно,что даже и завтра? И только вот тогда раздосадованные они уходили. Другие же просто передавали ей написанные заметки и просили, чтобы Сергей сам их доработал, если что-то не так. Обещая, что они сами с ним обязательно завтра созвонятся, если он появится.
И Жанна Моисеевна на это согласно кивала головой. Вот этакий их напор ей не очень нравилось, хотя она приветливо всем внимала и принимала, улыбаясь и обещая все просьбы выполнить. Она тоже ведь давно приметила каким бывает недовольным лицо Эльвиры Кузьминичны. В подобных случаях, когда рабкоры приходят к Сергею и считала тоже это неправильным.
Хотя ей, если честно сказать, даже нравилось, как рабкоры внимательно прислушиваются к замечаниям Сергея. Как они воспринимают его оценку их материалов. Она же понимала, что это на пользу редакции и самой же Элеоноре Кузьминичне.
Ей нравилось, что газета набирала популярность, что к ней со всё большим уважением относятся люди, не только на комбинате,но и в самом Крутом Яру. А это значит, что и к ней тоже Жанне Моисеевне. В то же время она внимательно выискивала в этой его работе с людьми проколы, чтобы о том доложить Элеоноре Кузьминичне. Но проколов особых не было.
Сергей сходу правил их материалы, спрашивая их с согласие на правку. Что-то одобрял, исправлял или добавлял, указывал на ошибки,и подсказывал- учил, непосредственно в процессе подготовки рабкоровских материалов к публикации.
При этом он совершенно не замечал того, какие бури бушуют в груди редактора, ни смены его настроения. Всё это было написано на лице у Элеоноры Кузьминичны. А это замечала Жанна Моисеевна своим опытным взглядом много пожившей женщины и проработавшей здесь в редакции даже поболее,чем и сама Элеонора Кузьминична. Она это всё видела-понимала и молчала. Она видела ещё многое другое, что не нравилось редактору в Сергее.
Жанна Моисеевна пыталась намекнуть на это всё Сергею, но тот или не понимал, или же не хотел этого понимать. Жанна Моисеевна видела, что недовольство у редакторши растёт и накапливается, что нужно ему ждать взрыва, но его пока не следовало. А Сергей оставался прежним.
Элеонора Кузьминична была слишком опытна и терпелива, не подавала пока вида,и не проявляла явно своего недовольства. Но секретарь-машинистка не первый год работала рядом с ней и слишком хорошо её знала. Понимала, что она только лишь ждёт подходящего момента.
И он оказался не за горами. Вот он и наступил тот момент-случай, когда Сергей оступился. Причём, на семейной почве. А это ведь самая благодатная почва. Но и Сергей, как это тоже неожиданно отметила Жанна Моисеевна, был не так уж глуп. Он работал всё также на износ, с полной отдачей сил и не замечая сгустившихся вокруг него грозовых туч.
И этакая его манера поведения, как считала Жанна Моисеевна, была самая правильная. Сергей был всегда при деле, занят работой и на всё остальное он просто не обращал внимания. Работа его спасала. Он становился просто незаменимым в редакции.
И Элеонора Кузьминична это ценила и одобряла. Да и вообще с первых же дней в редакции Сергей стал сразу же, а это Жанна Моисеевна тоже подметила, ставить под статьями своими и репортажами, прочим материалами, не фамилию, а различные псевдонимы, чтобы не раздражать редактора. Причём, не один-два, а множество. Так что создавалась впечатление о разнообразии авторов.
И это решение было правильным, как считала Жанна Моисеевна. Так как это его решение не только теперь создавало иллюзию широкого авторского актива газеты, но его фамилия сейчас не резала глаза редактору и не портило ей Элеоноре Кузьминичне настроение.
Так что вот этакое его решение не только отодвигало Сергея на задний план в редакции, но и вообще как бы полностью исключало роль его в выпуске любого номера газеты. А для читателя несущественно кто автор статьи, тем более с неизвестной фамилией. Лишь бы было только интересно и правильно написано в тех статьях и заметках. Автора читатель тут же забудет, ему важна сама статья, а не автор. Он подписи даже и не заметит, а вот для нормальной атмосферы в редакции не будет. А это слишком даже очень важно для работы и для всей редакции.
Частенько к Жанне Моисеевне заходят во время рабочего дня на пару слов её подруги из различных отделов заводоуправления да и из других и служб комбината. Чтобы обсудить с ней здесь на ходу какие-то важные и самые горячие новости. Как заводские, так и поселковые. Особенно когда Элеоноры Кузьминичны не бывает на рабочем месте.
Точно также, как именно сейчас это и было. Так что вскоре в тот же день уже добрая половина заводоуправления хорошо знала о том, что не всё хорошо в семье Сергея. Что всё в ней зыбко и непрочно, с определением правых и виноватых. И они-то его порой и жалели, но тут же и ругали. Судили-рядили долго: кто из них больше виноват? Но так и не пришли к единому выводу.
Тем временем сам же Сергей ещё ничего этого не знал. В том числе какие тучи сгущаются над его головой. Он шёл с двумя своими маленькими сёстрами-подружками по направлению к комбинату. Они шли прямо мимо того самого кафе «Искра», где он уже побывал сегодня утром с Виталиком Мешаковым. И нынешний его столь странный и печальный день казался ему теперь слишком даже длинным. Эскимо, что он купил девчонками по дороге из детского сада, было давно уже ими съедено. И они уже начали уставать, доставать его вопросами:
- Когда же мы придём к дедушке?
Но и проехать сюда в автобусе по посёлку, всего две-три остановки, было бы тоже не решением проблемы их усталости. Так как уж совсем не были частыми автобусные рейсы. Пришлось бы много времени ждать. Да и не факт, что они бы смогли в него влезть с двумя-то маленькими детьми. Это не всегда и было возможным. Так что пешком было для них самым надёжным и приятным путешествием по посёлку.
А.Бочаров.
2020.