- Стойте же! – ухватил меня за плечо Мэртон, когда между нами и пабом оказалось добрых тридцать ярдов. – Никто не гонится? Вроде нет. Похоже, мы добились своего, и нашего ухода никто не заметил.
- Что такое вы сделали с кошкой? – спросил я, невольно посмеиваясь воспоминанию о прыжках и кульбитах несчастного животного.
- А, это забава ещё с моей школярской юности, - ухмыльнулся Мэртон. – Я просто пропустил упругую шёлковую нитку в отверстия пуговицы и хорошенько закрутил, а потом прижал. Освободившись, она стала раскручиваться, а со стороны это выглядело, как бьющееся насекомое неизвестного вида. А кошки – особы осторожные – вот она и задала стрекоча от греха, - и, больше не сдерживаясь, он раскаркался своим скрипучим смехом с самым превесёлым видом.
- Да уж, отвлекли, так отвлекли, - согласился я. – Бедная кошка!
- Да, бедная кошка, - повторил, успокаиваясь, Мэртон. – Но, однако, информации мы получили куда меньше, чем хотелось бы.
- Ну, я бы не сказал, что вовсе не получили. Теперь мы точно знаем, что Клуни Мак-Лу в какой-то степени зависит от профессора, а кроме того, знаем, что уверенности в том, что обугленный труп – именно отец Ози – у наших противников нет. Они допускают, что это – Магон, и хоть и ищут его, но без чрезмерного рвения. Знаем и что в укрывательстве Магона склонны подозревать Идэма, а не нас, ну, а поскольку Идэма сейчас здесь нет…
- Это егеря нас несклонны подозревать, - серьёзно возразил Мэртон. – А этот профессор, если он хотя бы догадывается, кем вы приходитесь Холмсу, а он вам, подозревать вас станет в первую очередь. А он, будьте покойны, очень даже догадывается.
- Думаю, нам нужно обсудить это с самим Холмсом, - сказал я. – В памяти или без памяти, но лучшего ума я пока не знал, разве что его старший брат, но тот склад ума, рациональный и ледяной в своём бесстрастии, мне чужд, а Холмс – Шерлок Холмс – при всей своей холодности, всё-таки человек. Соответственно, и мышление, и поступки его тоже человеческие.
Холмс выслушал наш рассказ о посещении паба очень внимательно, и, конечно, сумел извлечь из него больше, чем мы.
- Значит, егеря Клуни через него служат профессору, а сам Клуни в какой-то степени зависим. И ваш Готье, похоже, сумел эту зависимость вычислить, раз завёл переговоры не с Клуни, а со ставленниками профессора. Этот бритоголовый, полагаю, вы уже не сомневаетесь, да и ваш, доктор, мёртвый латинос – подданные профессора, а не Клуни. И то, что они зачастили сюда, говорит, скорее всего, о том, что после пожара доверие к Клуни у профессора пошатнулось. Сам Клуни, наверное. В этом доверии заинтересован, не то давно бы всё плюнул и бросил, но его молодчики по-прежнему аккуратно прочёсывают лес. Значит, в мою смерть в огне они не верят. Вернер своим выступлением и угрозами, пожалуй, подпитал их сомнения, но успокаиваться нам рано. Тем более, не хотелось бы подставлять под удар старика – из страха или человеколюбия, но он был ко мне добр, а я не так много в последнее время видел доброты, чтобы отплачивать за неё злом.
Остаётся пока непонятным, что они замыслили делать дальше, и кто те люди в чёрном, но в целом всё несложно. Профессор продолжает эксперименты, начатые Крамолем. Его лаборатория, скорее всего, в Инвернессе, если не прямо на корабле. Кроме химической отравы пользует он своих подопытных, если можно так выразиться, ещё и душевной отравой, лишая здравого рассудка. Притом, он не гнушается прибегать к помощи довольно отвратительных союзников – того же отца Ози. Проблема в том, что как бы понятно и просто всё это ни было, доказательств у нас никаких. Я могу многое додумать, но ровно ничего не помню. Так что, полагаю, доктор, нам придётся ещё задержаться здесь и что-то придумать.
- А вот доктору Мэртону задерживаться уже больше не стоит, - заметил Вернер. – Нужно связаться с Майкрофтом, не доверяя информацию почте, и как можно скорее, потому что если на одном конце этой запутанной верёвки наши личные амбиции, то на другом химическое оружие массового поражения, если, скажем, добавить эту дрянь в водопровод или в пищу в местах дислокации военных частей.
- Вы говорите, как государственный муж, - заметил Мэртон, и, как всегда, по интонации его не было понятно, похвалил он Вернера или посмеялся над ним.
- Скажем завтра утром, - предложил Вернер, по-видимому, тоже не сообразив, как реагировать на слова Мэртона.
- Мне кажется, слишком рано, - вмешался я. – Холмс ещё не сможет ходить , не хромая.
- Смогу, - возразил Холмс. – Вернер прав. Завтра на рассвете я скрытно выберусь из дома и отправлюсь верхом к станции, где мы договоримся встретиться в условном месте. Вы подъедете, мы с доктором Мэртоном обменяемся костюмами, и он отдаст мне свои очки. А потом он уедет на поезде, а мы вернёмся сюда, уже не таясь.
- Верхом? – вмешалась Рона. – На Чёрте? Да проще сразу повесить на шею табличку с именем и ближайшими планами. Чёрта опознает за милю любой из егерей.
- Он же перекрашен, - напомнил я.
Рона закатила глаза, как будто поражена моей умственной несостоятельностью.
- Егеря сызмальства в седле, Джон, - наставительно проговорила она. - Думаешь, они не опознают жеребца из своих конюшен даже если он будет крашеным?
- В мои планы не входит, чтобы меня кто-то видел, - сказал Холмс. – И вернусь я на лошади доктора Мэртона. А Чёрт… Что ж, Чёрта придётся отпустить, - и он тяжело вздохнул, словно прощался с кем-то очень ему дорогим.
«Что-то мне не кажется, что этого жеребца получится отпустить, - подумал я про себя. – Боюсь, его и прогнать-то не выйдет»
-Хорошо, - сказал Вернер. – Планы на утро более-менее понятны, но хотелось бы представлять себе планы компании более глобально.
- Нужно проникнуть на этот корабль, - заявила Рона. – В конечном итоге нужно всё равно проникнуть на этот корабль. Потому что только там могут найтись и улики, и свидетели.
Я увидел, что Холмс при этих словах вздрогнул и побледнел.
- Это безумие, - сказал я. – Если всё так, как мы предполагаем, на корабле нас будет ждать осиный рой, защищающий свою матку. Мы шагу ступить на борт не успеем, пусть даже вооружённые до зубов, как уже станем трупами.
Рона беззвучно рассмеялась.
- Не думала, что у тебя пиратские замашки, Джон. Под «проникнуть на корабль» ты уже себе вообразил абордаж, не иначе…
Меня смутила эта насмешка, тем более, что и Вернер усмехнулся, да и угол рта Холмса дрогнул, намечая улыбку.
- Ну что ты, какой абордаж! – огрызнулся я в свою очередь тоже насмешкой. – Ты просто превратишься в мышь, и под покровом ночи шмыгнёшь на борт, а потом…
- В мышь превращусь я, - сказал Холмс, - если до этого дойдёт.
Каюсь, я тогда не понял, о чём он, и не спросил разъяснения, опасаясь вызвать новые насмешки.
- Дело к вечеру, - проговорил Вернер, взглянув на часы. – Плодотворным был этот день или мог быть лучше, но он подходит к концу. Сегодня мы больше ничего путного сделать не успеем. Доктор Уотсон, увы, для вас труды ещё не закончены – Шерлок, думаю, всё ещё нуждается в ваших заботах, да и моё плечо, пожалуй, требует осмотра и перевязки. Я согрею воды, и мы развернём тут небольшой полевой госпиталь, если вы не против.
- Как я могу быть против, - вздохнул я, - будучи врачом? Надо, кстати, завтра на станции прикупить ещё медикаментов – в прошлый раз, делая запасы, я не рассчитывал на такую бурную активность. Но они хоть извинились перед вами, Вернер?
- Скорее да, чем нет, - усмехнулся Кларк Теодор. – Не в слишком привычных для уха джентльмена выражениях, но сожаление выразили. Посетовав на моё сходство с ичадием ада – ты же горд, Шерлок, такой репутацией, правда?
Я заметил, что он начал-таки называть Холмса по имени и стал к нему фамильярней – очевидно, какой-то разговор произошёл между ними, пока мы с Мэртоном собирали информацию и пугали кошек.
- Пойдём, Айрони, поможешь мне приготовить инструменты, - позвал я Рону с собой. – Брокхилл – прекрасная школа, но без практики ты всё забудешь.
Я отправился на кухню, где удобнее всего было разложить перевязочные материалы на кухонном столе, но, едва приступив, повернулся и посмотрел ей в глаза:
- Ни за что не поверю, что ты хотя бы не подслушивала, если не участвовала. – О чём они говорили, пока нас не было?
МАК-МАРЕЛЬ
Едва Джон и Мэртон ушли, Кларк разложил на кухонном столе свои записи и принялся составлять письмо Майкрофту Холмсу. Честно говоря, я сама уже хотела прежде полюбопытствовать, отправит ли он дяде всю исписанную кипу бумаги – отчёт, похоже, был составлен самым подробным образом, но теперь я поняла, что он всё это переписывает шифром, причём куда компактнее, чем сам текст.
- Ты не доверяешь Мэртону? – спросила я, заглядывая через его плечо – он не препятствовал мне это сделать.
- Я не доверяю тем, кто может на него напасть по дороге, как уже было с одним моим курьером, - не отрываясь от работы, сказал он.
- А скажи-ка, братец-дядюшка, ты точно всего лишь студент медицинского факультета Эдинбурга? – спросила я, усаживаясь напротив. – Все эти тайны, шифры, сношения с дядюшкой. Ты слишком в курсе тех дел, в курсе которых, вообще-то, быть не должен.
- Как и ты, - усмехнулся он.
- Я многое узнала от Джона. Он – наивный и открытый человек. И от тебя – уж не знаю, почему, но ты делишься со мной.
- Ну, а я – от Майкрофта. Это старая история, попортившая ему много крови, и коль скоро я собираюсь… - он осёкся, но не как человек, сказавший лишнее, а как человек, сперва решивший это сказать, а потом передумавший.
- Собираешься… что?
Он не отвечал долго, но, наконец, не выдержав повисшей паузы, поднял голову и посмотрел мне в глаза:
- Ну, допустим, собираюсь довершить дело, начатое Крамолем.
- Получить лекарство, превращающее людей в идеальных солдат? И презентовать его дяде? В обмен на что?
- А просто из родственных чувств – нет? – спросил он, не поднимая головы.
- Просто из родственных чувств такие дьявольские вещи не делают. Что тебе обещал дядюшка? Место в кабинете министров? Место личного врача королевы?
Вернер не удержался – фыркнул:
- Думаешь, он в состоянии такое предложить? Тогда я поспешил – мог с запросом просить.
- Хорошо, сдаюсь. Что?
Он снова поднял голову и снова пристально поглядел мне в глаза:
- Майкрофт боится, - медленно и веско проговорил он, - что препарат попадёт в руки военной верхушки в обход него, и он тогда ни на что не сможет повлиять. Майкрофт – политик и комбинатор, некоторые могут считать, что у него, как полагается таким людям, нет ни стыда, ни каких-либо иных моральных устоев. И ещё, что он всегда поступает рационально и не подвержен страстям.
- А между тем? – подтолкнула его к дальнейшим откровениям я.
- А между тем, ничто человеческое ему не чуждо, даже если он это прячет под спуд. Когда Шерлок расследовал дело Крамоля, когда он действовал на благо Британии, Майкрофт пытался вмешаться сначала сам, а потом заручась поддержкой более высокопоставленных лиц. Но работа Крамоля была востребована, расследование угодно, и Шерлока никто не ограничил и никто не защитил. В итоге Крамоль вместе с его работой всё равно что пропал. И Шерлок всё равно, что пропал, а теперь Майкрофт может вернуть и то, и другое, но делиться он ни с кем не намерен.
- Ты странно говоришь, - заметила я. – Как будто от имени Майкрофта, а тебя словно вообще нет. Ты-то сам что обо всём этом думаешь?
Он покачал головой:
- Ничего. Я – эмиссар Майкрофта.
- Я тебе не верю!
- Ну и не верь – ты имеешь на это полное право, - сказал Вернер, снова возвращаясь к шифрованию. Мне захотелось чем-нибудь ударить его или хорошенько встряхнуть, моё раздражение его невозмутимостью и скрытностью быстро доросло до бешенства. Но тут он снова заговорил, не отводя взгляда от своей работы:
- Майкрофт не настолько наивен, чтобы предполагать, что получив эликсир Крамоля, Шерлока оставили бы в живых. Он не знает, на чьей стороне сейчас его преемник. Может быть, и на той, на которой находится сам Майкрофт. Но только ничто в таком случае не помешает Майкрофту поменять сторону.
У меня на миг перехватило дыхание – и от этих слов, и от сознания того, что Вернер говорит об этом со мной – по сути, ребёнком.
- Ты же не хочешь сказать, - проговорила я, гипнотизируя вглядом его щёку и висок, - что Майкрофт Холмс ради жизни брата готов предать британское правительство?
- А я что-то другое сказал? – невозмутимо осведомился он.
- И ты… говоришь такое мне? Первому встречному, фактически, человеку?
На этот раз он положил ручку и снова посмотрел на меня прямо. Его голос стал резче:
- Девочка, не учи меня, кому и что я могу говорить – я в миллион раз лучше тебя разбираюсь в этом. Майкрофта я ничем не подведу – я не его слова передаю, а свои соображения, и я прекрасно понимаю, что ещё до полуночи этот разговор будет пересказан драгоценному Джону – ну, вот и хорошо; повторять одно и то же по нескольку раз утомительно. А сейчас, сделай милость, дай мне возможность закончить донесение, - он так и сказал «донесение».