ГЛАВА 18
О ТОМ, ЧТО СВОБОДА ВЫБОРА НЕ ОЗНАЧАЕТ ЕГО НАЛИЧИЕ
«Пространство выбора» выглядело несколько иначе, чем в моё первое посещение. Хотя светящиеся прямоугольники дверей всё так же мерцали вдалеке, образуя правильную окружность - пунктир их сильно поредел. Не нужно было специально пересчитывать, чтобы понять: из сотни с четвертью их осталось едва ли два-три десятка. Они словно бы стянулись к центру залы, из-за чего стало заметно светлее, чем было раньше, а на фоне некоторых из них отчётливо различались замершие фигурки «следопытов» ещё не определившихся с выбором.
Я попробовал сориентироваться и понять, в какой стороне находится луковкина дверь. Там мы с ней собирались проститься. Но сначала Сашка. Мы крепко сцепились ладонями, а потом, не удержавшись, неловко обнялись свободными руками. В глазах предательски защипало, и я, пока Луковка, не стесняясь рыданий, висела у него на шее, смахнул рукавом толстовки набежавшие слёзы.
Профессора с нами не было: он ушёл раньше - в ту же ночь, а мы решили ещё ненадолго задержаться в Щели. Договорившись с Очкарём, где встретимся через несколько дней, мы с Луковкой отправились бродить по насквозь опостылевшим, но уже бесконечно родным просторам приютившего нас беспросветного мира-призрака. Многие «пространства», где мы любили проводить время вместе, или уже отсохли, или находились в стадии полуразрушения, но нам с лихвой хватило и тех, что остались.
Отлипнув от Сашки, Луковка схватила меня за руку и, не оглядываясь, потащила в сторону ближайшей светящейся двери, возле которой никого не было. Очкарь, нелепо ссутулившись, медленно побрёл в противоположную сторону. Глядя через плечо на его удаляющуюся фигуру, я вдруг с полной отчётливостью осознал: между ним и Луковкой что-то было – давно, ещё до меня. В этот момент одна из дальних дверей пошла светящейся рябью, ярко вспыхнула и стала медленно гаснуть, пока не слилась с окружающим полумраком.
Направление было выбрано правильно. Едва мы подошли к тускло мерцающей двери, как её поверхность засияла светом вечернего солнца, и я увидел знакомую обочину загородной дороги. Луковка развернула меня лицом к себе и принялась жадно целовать. Я закрыл глаза, чтобы не видеть её слёз, но всё равно чувствовал их на своих губах.
- Уходи! - она решительно освободилась из моих объятий и быстро шагнула вперёд. – Не нужно смотреть, как это будет.
Но я всё-таки обернулся: тоненькая девичья фигурка с подпрыгивающей луковкой волос на затылке, помахивая корзинкой, легко бежала по грунтовой обочине, а сзади, погромыхивая рессорами, её уже настигало уродливое ржавое чудовище. Зная, чтО сейчас должно произойти, не отдавая себе отчёта, я громко закричал:
- Луковка! Вика! Оглянись!! Сзади!! Стой!!!
Она как будто услышала - замедлила шаг, обернулась, растерянно поискав глазами, - но тут грузовик с песком скрыл её от меня. Я зажмурился, не в силах на это смотреть, но воображение, не жалея красок, живо дорисовало картину: худенькое тело, тряпичной куклой отлетающее в придорожный кустарник, розовая кроссовка на пыльной обочине, грибы из раздавленной корзинки, рассыпанные по асфальту…
Когда я решился открыть глаза, самосвал пылил уже совсем вдалеке, мать Луковки, наклонив голову, вытряхивала из волос песок, отец яростно тёр запорошённые глаза, а сама Луковка спешила к ним, оставляя на мягкой обочине рубчатые отпечатки своих кроссовок.
Три маленькие фигурки уходили всё дальше, а вместе с ними постепенно удалялась и сама дверь, которая вскоре сократилась до размеров газетного разворота, затем книги, сигаретной пачки, спичечного коробка, пока, наконец, полностью не растворилась в окружающей тьме.
Я не сразу понял, что произошло, а когда понял – не поверил: Щель отпустила добычу. Своим криком я сумел исказить реальность и изменить предназначенное. Теперь Луковка вернётся к прежней жизни: окончит школу, поступит в институт, выйдет замуж, родит детей.
Стало немного грустно, что в той жизни не будет меня.
Интересно, вспомнит ли она когда-нибудь о странном и страшном мире, населённом безобразными сущностями и удивительными людьми. Что если однажды он явится ей во сне, и тогда, проснувшись среди ночи, с бешено колотящимся сердцем, она вдруг заплачет – может быть от страха, может от радости, а может и от грусти.
Я вспомнил о Сашке. Вдруг его тоже можно спасти - вернуть в привычный мир, обманув старуху с косой. Стоило попробовать. Если он не сразу шагнул за порог, а предпочёл хотя бы немного «собраться с мыслями», как остальные, то у меня ещё есть шансы догнать его.
- Сашка! – кричал я, огромными скачками несясь по пружинистой поверхности. – Очкарь! Подожди меня! Не уходи!
Впереди подёрнулись рябью, вспыхнули, и стали поочерёдно угасать сразу несколько дверей. Покрутив головой, я больше не обнаружил затемнений на фоне светящихся прямоугольников, и понял, что остался в «пространстве выбора» совершенно один.
Свой выбор я сделал уже давно - когда побывал здесь впервые. Тогда я выбрал Луковку, и неважно было, какой мир окружает нас – лишь бы находиться с нею рядом. Щель оказалась не самым плохим местом, но без Луковки она сразу сделалась чужой и незнакомой.
Мне не оставалось ничего другого, кроме как идти к своей двери и завершить начатое. Вдруг да удастся как-нибудь обхитрить судьбу и вернуться в исходную точку своего путешествия. Может быть, даже, повезёт сохранить память об этом месте, память о моей Луковке. Тогда я сделаю всё возможное, чтобы отыскать её и вновь завоевать её сердце.
Мысль эта настолько воодушевила меня, что я сразу же бросился отыскивать свою дверь. Найти её было нетрудно, но ещё легче оказалось, переступив порог, шагнуть в промозглую серость мартовского вечера. А дальше: стон автомобильного сигнала, визгливый лай тормозов, резкая боль в бедре, удар об асфальт и уютные объятья забвения.
«Небеса» оказались совсем не такими, как я ожидал. Здесь было твёрдо и сыро. Я приподнялся с грязного асфальта и понял, что нахожусь на знакомом участке проезжей части недалеко от пересечения улиц Мира и Солнечной.
Неужели получилось? – подумалось мне. – Неужели я всё-таки вернулся?
Но почти сразу стало ясно, что чуда не произошло – я по-прежнему находился в Щели.
Это было, как в страшном сне, когда никак не можешь проснуться. Впервые в жизни я ощутил такое ужасное отчаяние. Даже когда казалось, что мне на всю жизнь суждено остаться девственником, даже попав в Щель, даже навеки прощаясь со своей Луковкой, я не чувствовал себя таким безнадёжно одиноким, как сейчас. Наверное, так и становятся «этими».
Я вспомнил фотографию, увиденную мною в «пространстве», где мы с Луковкой наблюдали фееричное падение башенного крана. Очевидно, виной тому, что я не могу выбраться из Щели, послужило раздвоение, случившееся со мной во время переноса. По странной прихоти судьбы, человек, подаривший обитателям Щели долгожданную свободу выбора, единственный из всех, оказался этого выбора лишён.
Конечно, можно вернуться в залу со светящимися дверями и попробовать ещё разок, но очевидно, что это ничего не изменит: я снова окажусь здесь. Тем не менее, никаких других идей у меня не было, и я побрёл к магазинчику «Пингвин», в котором находился ближайший «туннель», ведущий в «пространство выбора».
А потом я долго сидел на прохладном упругом полу перед своей дверью, раз за разом, наблюдая за тем, как щуплый подросток в болоньевой куртке неопределённого цвета, с торчащими их под вязаной шапочки-«петушка» нестриженными лохмами, подлетает над серым асфальтом и снова шлёпается на него кучей неопрятного тряпья.
Через несколько десятков просмотров этого нехитрого сюжета, герой дорожно-транспортного происшествия перестал вызывать у меня не только жалость, но даже элементарное сочувствие. По сравнению со мной – сидящим по другую сторону экрана – он казался бесспорным счастливчиком, и я, не задумываясь, поменялся бы с ним местами.
Кто-то неслышно подошёл сзади и уселся на пол рядом со мной, спиной к экрану. Я даже не стал поворачивать голову, чтобы узнать, кто это: мне было всё равно.
Что-то твёрдое ткнулось мне в руку. Не оборачиваясь, я поднял этот предмет и поднёс к лицу, чтобы рассмотреть. Это оказался пистолет со следами засохшего ила и налипшими травинками осоки. Я автоматически выщелкнул обойму – на мою ладонь вытекла грязная жижа. В обойме не хватало двух патронов.
- Это твоё, - скрипучим голосом сообщил сидевший рядом.
Я загнал обойму на место и засунул пистолет в карман толстовки.
- Зачем ты пришёл?
- Поговорить.
- Тебе есть, что мне предложить?
- Да.
- Хочешь, чтобы я стал одним из «этих»?
Он закашлялся. Я не сразу понял, что это его смех.
- «Эти». Кхе-кхе-кхе! Так нас называете вы. А ещё: «чёрными следопытами». Но сами мы предпочитаем называться «хранителями». Я предлагаю тебе стать одним из нас - одним их «хранителей Щели».
- И много их таких - "хранителей"?
- Меньше, чем все думают.
- А какой график работы? Льготы? Доплата за вредность? Премия за выслугу лет?
Он снова закашлялся, и я решил больше не шутить, чтобы не слышать, в очередной раз, его замогильного хохота.
- Володька, а как это случилось с тобой?
- Мотоцикл, - немного помедлив, ответил он. – Слегка не вписался в поворот.
- Сочувствую.
- Ерунда. Можно сказать, что мне ещё повезло. Через два года я бы вернулся домой из горячей точки в цинковом гробу. По частям.
- Откуда ты знаешь?
- От верблюда. Думаешь, ты один такой, кто раздвоился при переносе в Щель?
- А что, много вас… нас таких?
- Без тебя всего трое - я, Лика и Гошан. Ты можешь стать нашим д’Артаньяном.
- А у меня есть выбор?
- Честно говоря: нет. Но будет лучше, если ты всё-таки сам этого захочешь.
- Один за всех... - я протянул Володьке растопыренную пятерню.
- И все за одного! – три руки поочерёдно опустились в мою ладонь.
Продолжение здесь: http://proza.ru/2020/06/13/1656