Пурпурный а... Часть 2. Гл. 3. Мария Тереза
Перед началом этой главы стоит отметить, что к вышеупомянутой весне в доме на Лесной ожидалось событие, весьма и весьма необычное, непосредственно связанное с бабушкой Марией, она же супруга и спутница жизни деда Василия.
Мария Тереза Родригес-Наварро увидела свет в год провозглашения Второй Испанской Республики, в жаркий июльский день. Родилась и росла она в Монкаде, в самой середине западных берегов завсегда хваленной Mare Nostrum, чуть севернее Валенсии.
Отец её, Рикардо Родригес-Ферреро, наследуя сорок с лишним га. земли, апельсины да мандарины выращивал, в собственной кузнице железо ковал... Мать, Ампаро Наварро-Кано (по девичьей регистрации) ухаживала за домом, за детьми, и в поле работала, не всегда, при строгой необходимости. Кроме Майте (Мария Тереза), в семье рос сын Рикардо, на 10 лет старше её.
Жили они в добротном доме, не бедно и неплохо, подобно среднему классу эпохи. Рикардо старший, с малых лет восхищаясь принципами широкой среды ярых республиканцев, каковыми являлись отец, дед и прадед, при рождении дочери уже состоял в пролетарской партии и активно учавствовал в реализации её высоких идеалов. Той же дорогой следовал Рикардо младший, на уровне подросткового ума придерживаясь старых фамильных убеждений.
Всё было хорошо, но противники социализма -- карлисты, традиционалисты...-- сплотились и вступили в вооружённый конфликт на всю страну. В 1936-ом году началась гражданская война. На войну пошёл не только Рикардо-отец, но и Рикардо-сын, которому едва исполнилось 16.
На войне отец сдружился с русским артиллеристом, с которым он однажды приходил домой. Перед семьёй представился невысокий мужчина, голубоглазый, добрым лицом всё подшучивая, будто не воевал, а в какую-то игру играл. На ломаном кастельянском, и на грамотном французском, частенько повторяя "Ольга, Ольга; Волга, Волга...", широко размахивал он руками, старательно пытаясь довести изображение хозяйки и детей дома до каких-то необъятных просторов в виде лесов, полей, гор, пустыней...
На третий год войны, на главных фронтах, республиканцев стали вытеснять из траншей. Погиб Рикардо старший, Рикардо младший, упал и советский камарад. Войска генерала Франко занимали страну. За ними традиционная цивильная гвардия приводила в исполнение карательные прочёсывания, вследствие чего пропадали семьи социалистов, документы, подтверждающие их имущества..
Слухи о чёрных деяниях гвардейцев дошли до Монкады. Боясь потерять дочь, Ампаро отвезла её в Валенсию и посадила на советский корабль, перед самым его отплытием.
С середины просторной палубы, битком заваленной техникой, грузами всякими... и детьми Второй Республики, казалось невозможным приблизиться к борту, хоть глазом попрощаться... Но Майте повезло. Она пробила себе путь к борту, выделила свою маму из бурлящей толпы причала и сильно помахала ей платком.
Потом, целый год угрызалась и каялась Ампаро, за то, что на тысячи вёрст отдалила последнюю родную ветку. Но в один вечер за ней пришли, и она убедилась в правильности последнего материнского решения.
На день отплытия, Марии Терезе шёл девятый год. Она уже быстро читала и писала, пела, танцевала... и немало понимала. То длинное, неожиданное и нежеланное путешествие запомнилось ей надолго и до мелочей.
На борту было много-много детей, от двенадцати до трёх лет, с чемоданчиками, саквояжами, игрушками..., по-разному реагируя на отдаление от берега. Одни молча слёзы пускали, другие тихо рыдали... Самые маленькие, оглядываясь по сторонам, повторяли то, что делал ближайший к ним старший по годам. Были и другие, которые с интересом изучали поверхность корабля (не то военного, не то гражданского), смело двигаясь к самой проре. А некоторые шустро спускались по лестницам... Трипуляция всё замечала и, честно улыбаясь, пускала внутрь любопытных союзников. К вечеру младшие дети, под присмотром старших девочек, были размещены в каютах, накормлены и уложены спать. Остальные ночевали на палубе, рядом с матросами,танкистами, артиллеристами...
Причалил корабль в Одессе -- первый советский город на пути детей Республики. Под громким фанфарным " Интернационалом" их встретили тысячи горожан с детьми на плечах, цветами, панкартами, красными флажками... Им это нравилось, тоска по родине на время забывалась.
Местный спецдетдом, уже год укомплектованный ранее прибывшими, принял всего лишь несколько беженцев. Остальные, почти двести мальчиков и девочек, были отправлены в другие города.
Майте плохо переносила холод, и её оставили в Одессе. Там и началась чуждая ей жизнь, со временем ставшая родной.
В детдоме дети разговаривали на языке басков и на испанском, с диалектами. Взрослые, кроме одной республиканской учительницы, строго-настрого общались на русском, громко и отчётливо произнося каждое слово... Жили они дружно, в достатке, учились, часто на экскурсии выходили. Тоска по земле родной уходила, приходила, опять уходила.., пока вблизи не загремела война, грозная и беспощадная.
Волна эвакуаций занесла Майте сначала на Волгу широкую, а потом в Среднюю Азию, из-за обострения пневмонии. Солнечный Самарканд встретил её добрыми улыбками, фруктами сладкими, овощами хрустящими... мечетями, дворцами старыми... и толстенными неподвижными стенами Тимура Великого. Там она провела годы войны.
После изгнания фашистов из Союза, Мария Тереза в Одессу не вернулась. Осталась она в полюбившемся ей Самарканде, по собственной воле, но больше всего по просьбе секретаря города. К тому времени она успешно заканчивала седьмой класс, грамотно владела русским, на лету хватала узбекский... Но причиной высокой просьбы однозначно являлся её мелодичный испанский, от которого добрели и стены Тамерлана. Короче, на базе оригинального наречия и письма, юной республиканке предстояло всячески поддержать и развивать в школе освоение своего материнского языка.
В свои восемнадцать, со слезами на глазах, Майте покинула столицу Тимура. Случилось это потому, что она поступила в Туркестанский Народный Университет, на ф-т романо-германской филологии.
Прожила и училась она в Ташкенте около трёх лет, усердно осваивая английский, фарси... и мировые литературы. Ещё пафоснее надеялась она закончить последние два курса, вернуться в неповторимый Самарканд, и там демонстрировать приобретённые знания, с великой надеждой, что придёт день великого возвращения. Будучи глубоко воспитана в духе Коминтерна и лозунгов второй родины, она терпеливо ожидала падения Франко, тоскливо вспоминая Монкаду, дом отчий, берег незабываемой Mare Nostrum...
Так и шагала она по корридорам Alma Mater, по улицам и площадям молодой шумливой столицы, надежды малые и великие грея юный дух её неугомонный.
В один июньский день, Мария Тереза, с подружкой славянкой, прогуливалась по центральному рынку. Это был самый-самый Азиатский Базар, в самом центре, на самой старой площади, в Самом Сердце Ташкента.
Народу там -- море. Торг весело кипит, базар во всю бурлит... Подружки не покупали, а всего лишь лицезрели картину в собственном понимании, воспользуясь вниманием щедрых продавцов, бескорыстно предлагающих на пробу кусочки фруктов.., и сладости всякие.
Девушки, одна -- улыбчивая брюнетка, другая -- весёленькая шатенка, обе стройные, красивые и уже довольно импозантные, брали все подряд, только вид делая, что не всё им было по вкусу. Окромя того, на Базаре, мужчины разных рас и годов восторженно и непрестанно разглядывали их со всех сторон. Им (девушкам) это нравилось. Сытые, довольные и совсем неусталые, забавно бродили они между рядами, теряя почву под ногами, летая над земными облаками...
В самой середине Базара, за прилавком с грудой белой черешни, жирноватый торгаш цену держал, даже красивым девушкам на пробу товар не предлагал. Сама Майте утихомирилась, а подружка -- нет. Всё шевелилась и лизала она губы возле того прилавка, а хозяин -- ноль внимания, хоть и не стар, не беззубый... Но девчонка не так поняла... Продавец скупым не был, и не собирался он портить лицо Восточного Базара... На тот момент у весов стоял потенциальный покупатель, ежеминутно посматривая свои ручные часы. Это был молодой человек с кожаным портмоне в левой руке, не из местной знати, хоть и не блондин, совсем незагорелый... хоть и строгий, серьёзный... -- симпатичный и очень-очень привлекательный.
Заметив девушек, бескорыстно искушённых горкой золотистых фруктов, купил он не пол килограмма черешни, как задумал ранее, а целых два, в одном бумажном кульке.
Минуты спустя, оказались они все трое в при базарном сквере, на скамейке, под тенистым деревом Черешня действительно была вкусная, очень-очень сладкая.., и молодой человек уже не поглядывал на часы. Познакомился он с обеими гражданками, и обе они ему понравились, и он обеим одинаково улыбался, обеим доказывая, что строгость мужчины -- всего лишь первое обманчивое впечатление. Но почему-то, неделю спустя, в центральном кинотеатре, на самом последнем сеансе, рядом с ним оказалась только одна Мария Тереза.
Морозов Василий Александрович (именно так звали кавалера испанской республиканки), коренной москвич, недавний выпускник юр.фака МГУ, в той южной столице находился временно, в качестве следователя по уголовному делу. Расследование усложнялось, затягивалось..., а искренняя влюблённость набирала очки. В одну тёплую лунную ночь произошло то, что Природа велит, и любовь восторжествовала. В конце лета дело было раскрыто. Василий был готов исполнить любое другое расследование, вплоть до изменения места жительства, но ему приказали срочно вернуться в главную столицу.
Расстались они красиво: по улицам широким, на плебейский лад блуждая; в центральном парке, под половинчатой луной, целуясь и гуляя, цветочный аромат сполна в себя вдыхая... Клятвенных обещаний они друг другу, и себе, не оглашали, но в их глазах и сердцах бурлила Любовь, Надежда, и Вера тоже.
Пассажирский Москва - Ташкент строго уводил счастливого Василия от счастливой Марии Терезы, всё расширяя расстояние между телами, и никак между сердцами и душами.
После расставания, они друг другу письма писали, в трубках телефонных голоса свои озвучивали, новыми чувствами и желаниями себя наполняли... А увиделись они только в конце календарного года. Василий опять приехал в Ташкент, не по работе.
Неделю спустя, в центральном ЗАГСе города состоялась регистрация поспешного брака, в присутствии отделения молодых следаков и дюжины студенток старшекурсниц.
Второй семестр учебного года Майте окончила в университете главной столицы. Там же она получила диплом филолога, педагога и переводчика. Там же осталась она работать, в качестве лаборанта кафедры романского языкознания и преподавателя испанского.
Потом у Майте и Василия родился сын, названный Рикардо, в честь отца и брата матери, погибших смертью храбрых в траншеях Второй Республики.
Рос Рикардо быстро и правильно, в среде порядочной и гуманной советской семьи. После окончания школы, он, как и отец в своё время, поступил на тот же юрфак, чтобы потом идти по его стопам.
Так и было. Рикардо стал следователем, женился, и стал отцом. И сына его звали тоже Рикардо, в честь тех же испанских героев.
В конце 80-х, когда в столице забурлила страсть к богатой жизни, Рикардо (старший) -- "честный мент" в звании капитана, временно переведённый в оперативный отдел -- работал на износ, вопреки тревожных переживаний матери и жены. За него беспокоился и отец, в то время ещё работающем в следствии. Однажды, при выполнении ночной операции, бандитская пуля лишила Рикардо жизни, в его неполных 40 лет. Похоронили его со всеми милицейскими почестями и наградили званием Героя, посмертно.
Прошли годы. Жена покойного Рикардо, Татьяна, замуж вторично не вышла. Жила она на улице Лесной, в 3- комнатной квартире, с сыном Рикардо, свекровью Марией Терезой и свёкром Василием Александровичем. Жили они скромно, мирно, единой семьёй.
Итак, ожидаемое в квартире на Лесной любопытнейшее событие (отмеченное в самом начале главы) вскоре вступило в силу.
В свете политических течений последних лет, семье Рикардо представился случай посетить Испанию, не без визовой поддержки посольства оного государства, и не без скромных донаций верных друзей.
Многие "дети Второй Республики", уже взрослевшие в СССР, одни -- давно, другие -- не очень, вернулись на родину. Первая волна репатриации состоялась года за три после смерти Сталина, вторая -- лет на 20 позже, после смерти Франко. Уехали не все. Многие осели в стране советов, обзавелись семьями и не пожелали возвращаться в Испанию.
Майте, будучи замужем, при первой волне и не думала о возвращении. Она могла уехать на месяц-два... и вернуться к мужу и сыну. Она даже этого не сделала. Кроме двух стареющих тётек, с которыми она изредка переписывалась, на родине у неё никого не осталось. В самой Монкаде, кроме вредных соседей традиционалистов -- никого! И ничего! После исчезновения матери, отцовский дом, хозяйство цитрусовые сады... -- всё перешло к неизвестным людям, нотариально. Уже взрослая женщина, стойкая, с характером.., она продолжала ненавидеть врагов отца, брата, матери, миллионов побеждённых, живущих в преследовании, страхе, унижении... При второй волне репатриации, она опять имела возможность побывать на родине. Она не поспешила ответить себе "да" или "нет". Муж решительно вступился "за", больше всего ссылаясь на падение диктатуры. Она призадумалась.
Время спустя, Майте всё-таки решилась на зарубежную экскурсию, только в сопровождении мужа. Он обрадовался... и сразу же огорчился, про себя. Пол года прошло, чтобы огорчение майора Морозова подтвердилось, даже при родственной мотивации выезда. Ему просто составили не ту характеристику... Он синел, краснел, чернел... Семья ему соболезновала, всячески его успокаивала... Месяц-два спустя, дом на Лесной вовсе забыл о неудачной попытке.
Только после Развала, при распахивании ворот к миру капитала, дед Василий, уже в качестве майора в отставке, получил зелёный сигнал. Настраиваясь на жданную искушающую экскурсию, он и вовсе позабыл о своём негласном расследовании. Законник -- последний " хозяин" пурпурного адаманта -- уже месяц как улетел на Запад... И всё!