Светлый дух

Ольга Сокова
               

   Я влюбилась. Этот человек не раз спасал в трудных ситуациях расторопней МЧС. Но что это? Во мне огонёк  — часть адского костра, загадка происшедшего. Вопрос, не дающий ответа. Ловушка муха-слон, увеличивающая мелкие негативные слова до уровня глобальных катастроф. Внутренних катастроф, потому, что всё происходит внутри, и я никак не могу выразить это на бумаге, чтобы понять, где пустое, а где глубина. При всей музыке внутри, обилии разрозненных деталей, ощущении значительности происходящего, я косноязычна, когда дело касается осознания целого. а время идёт, разлагая на атомы события. И вот уже прошлое бледнеет, остывает от накала чувств, да и стоит ли тогда писать? Так создаётся тина болота жизни.
    Светлый дух появился осенью. Сказал: давно меня знает и мечтает сфотографировать. Добродушное лицо персонажа советских мультиков, похожее на моё, только постарше, за семьдесят, с огромной улыбкой во весь рот... Мы бродили по роще — два Дон-Кихота, готовые бороться с местными мельницами или спасать селян. Он мог  огромными шагами ускакать вперёд и  вернуться с уловом берёзовых снимков. Любил фотографировать людей в движении. Даже в, казалось бы, статичном портрете во взлёте волос угадывалось движение духа. В те дни меня тряс  озноб надуманых неурядиц. Надёжный друг, сын доярки, напившийся с детства парного молока, согревал добрыми лучами. Светился  мягким белым солнцем. Когда же становился под майскую  яблоню, его белая борода маскировалась под цветы, а  долговязое  тело напоминало ветку. Вот она — лучшая таблетка от телесных и душевных невзгод, шутливо расставляющая  руки на лесной  дорожке! Я бежала  в этот солнечный  "капкан", возродившегося солнечного папу, в эту бесконечную улыбку на всю жизнь.
    В чистоте помыслов запаха сосен, травы, это движение выглядело частью движения  рощи, что-то вроде полёта счастливого листа. Он тоже был листом. Листовые Адам и Ева, мы вдруг оказались в городе, где он чуть не попал под машину, не заметив светофор. Однажды, гуляя по заданному кругу, между равнодушными девятиэтажками, примостился на бетонной тумбе.  Устроил ультиматум. Я должна была сесть к нему на колени или он обидится всеми своими жёсткими костями, привыкшими к бетону. Даже солнечный поцелуй не смог бы исправить ситуацию. Вязкое, ненасытное облако затянуло бы его, объявив малым, недостаточным в побеге за недостижимым городским совершенством, полнотой, за которой не угнаться, ибо она требует всё большего и большего.
   Я снова затащила этого симпатичного дедушку в рощу. Взяла под ручку, ощущая близость творческих душ. Наклоны деревьев, создающие уютные ниши, невинный чистотел в этих необитаемых "пещерках" — всё было за то, чтоб я вымолвила: "Жаль мы раньше не встретились —  родила б от тебя" — что означало высшую степень приятия. Словно ребёнок, лепечущий о виденных в витрине недотрогах-игрушках, я описывала ему романтические мечты нет, не интима, а прединтима до того самого табу, которое живёт у каждого и навешивает замки на самые интимные места. Мой друг неожиданно посмотрел на меня и неуверенно выкрикнул: " Может не надо? Оставим всё как есть?!" Но вдруг завёл в одну из зелёных "пещер". Красавицей Евой, крестьяночкой, живущей среди природы, я стояла около дышащего спокойствием поваленного дерева. Лианы вьющихся, жизнерадостно-ярких трав наблюдали за нами, становясь поддержкой и защитой. Он цепко схватил меня в охапку. Огромные клещевые пальцы лязгнули, отвлекая от древесного рая. Я дёрнулась, с трудом вырвалась.  На мгновение в его глазах мелькнуло множество вопросительных знаков. Так продолжалось три раза. Три раза я попадалась в ловушку и спасалась из неё. И с каждым разом его взгляд становился жёстче и жёстче, а моё недоумение всё больше. "Подводила, подводила и подвела..."— грустно произнёс он  каламбур на обратном пути. Я не могла понять, в чём я подвела этого неугомонного силача, пробующего силу на хрупкости и  лишаюшего свободы. Я ему ничего не обещала. Просто высказывала мечты, как проявление любви. Почему он не радовался?
На следующий день пришёл без приглашения. Согнувшись вдвое, будто грешник на молебне, до блеска начистил ванну. За всю жизнь ему приснились пять женщин. с каждой из которых после вещего сна расставался в реальности. Я оказалась шестой. Объявил: "Мои сны сбываются" — расставанье нежелательно, но неизбежно, поэтому так грустит. В его взгляде и движениях сквозило что-то механистичное. Как будто какой-то мастер собрал  замечательный механизм, но винтики ослабли и покачивающиеся  детали обрели непредсказуемую свободу.
   Мы вышли во двор. "Вот бы шкафчик найти, а то кот этюды уделал" — обратилась я к его находчивости. Мой Дон Кихот одним большим шагом достиг мусорки, выхватив картонную коробку. "Не подойдёт, краска размажется"..— по деловому скривила я рот. У моего друга почти незаметно задрожали руки. В мгновенье ока коробка превратилась в смятый шар, астероид, запульнутый в космическое пространство контейнера, вмятый вглубь него ударом ноги — и как эта нога поднялась до такой выси? Он придирался по пустякам, как небо, стяжав в себе вязкое облако, клубящееся, трагично и томно парящее внутри, затмевающее всё, что происходит снаружи. Оно незаметно перекочевало в меня, всё же позволяя, как сквозь прутья решётки разглядеть майский  двор.  Яркая, весёлая трава выпустила  румянец одуванчиков... Только человек может понуро сидеть на скамейке средь этой красоты во власти глупой хмари."Ты убиваешь, убиваешь..." — грустно прошептала я, получив кадр с кислой миной — он любил фотографировать движение чувств... Накрапывал дождь. Не первый раз на коне гордости ускакивал он с поля боя, теряя друзей. Так ускакал и от меня на полпути. "У него уже был инсульт. А что если из-за переживаний опять станет плохо? Он умрёт, умрёт, так и не..."" Ноги несли к его дому: "Нужно во что бы то ни стало успокоить, спасти! Но вдруг этот потревоженый в берлоге медведь будет недоволен?"   Около его подъезда, словно из окна поезда, озеро  незабудок. Рядом — аккорд  неизвестных "Кобальтов" — есть такая краска  "Кобальт фиолетовый светлый", близкая к лиловому. Я нагнулась понюхать незнакомый цветок, он пах сказками и феями, и я заплакала. "Всё пройдёт, — неожиданно раздался голос, — думайте, что всё пройдёт...» " И любовь?" — быстро спросила я. "И любовь, хотя настоящая вряд ли, может только видоизмениться, эээ, как там по библии? — Долготерпит, не бесчинствует, всё переносит..." Сзади стоял космический философ в чёрном вселенском пальто. "Это Лунарии, — произнёс он, — их семена — прозрачные шарики-луны". Лиловая стена полыхала вечностью, мелкие человеческие страсти и даже человеческие жизни купались в этом полыхании, но не сгорали. В каждом цветке ощущался стержень, близость, неуничтожимая годами и всякими хмурями.
Мой Дон Кихот вышел с улыбкой, как ни в чём ни бывало, по первому звонку.

Май 2020г.