Просто ветер

Коля Сибиряк
Подмосковье. Дачный поселок. Март.
Я пять лет, как  завязал с флотом. Теперь у меня небольшой бар - чём ещё заняться, если ты любишь ром и тёмное пиво?
На пару дней я уехал из города, чтобы отдохнуть от всего: метро, работа, отношения и огромное количество людей. Я не имею ничего против всего, что перечислил выше, но иногда от этого можно устать. Главное понять, что усталость уже рядом и успеть что-то сделать до того  момента, пока усталость не отравит жизнь. Как вариант снять домик в области и уехать туда, максимально вежливо объяснив жене, что хочешь побыть один (надо, чтобы она не накрутила в этот момент ничего лишнего: наша любовь ещё не умерла, я не завёл любовницу с более эффектным бюстом, мне просто хочется побыть одному).
Затопить баню, пожарить мясо и отварить картошку, открыть пиво. Просто проводить время без важных дел: бизнес, семья и все прочее подождёт.
Подождёт, так же как ждали девушки из рейса, как правило, от этого ожидания у них появлялись новые половые партнёры, а у меня росли рога. Скорее всего, бизнес и семья тоже сделает что-то подобное, но думать об этом сейчас не хочется.
Я дышу горячим паром, бью себя веником и поддаю кипятком на камни в печке, с меня течёт пот, с ним вместе уходят проблемы и усталость от города. Мне хорошо.
Непривычный ритм дня пьянит так же сильно, как стопка за каждый разведённый мост на Неве. Меня, кадета на танкере, эта традиция в первую практику полностью увела из реальности. Тогда всё было отвратно: рвота в гальюне и выговор от старпома.
Сейчас, после двух бутылок пива, вкусного ужина с костра и бани, меня немного шатает, но мне хорошо: нет старпома и рвоты.
Я застилаю кровать свежими простынями, что вкусно пахнут отдушкой или что там добавляют в стиральный порошок? Я не хочу думать, я хочу спать. Тем более на улице начинает задувать ветер.
К десяти я уже ложусь в кровать, улыбаюсь отсутствию СМС и пропущенных звонков на айфоне - просто потому, что не ловит связь. Сегодня это радует, так же как и едва пробивающаяся связь в Азовском море, когда на траверзе появляется Должанская коса. Можно было отправить смс, о том, что скоро мы придём в Ростов и после карантинного рейда, комиссии и вахты я приеду в гости.
На этих мыслях я укутываю себя огромным теплым одеялом и засыпаю.
Я сплю крепко и без снов, а ветер всё сильней воет за окном. Я его не слышу, но он долетает куда-то в подсознание.
Моё тело сползает вниз по кровати, со следующим порывом ветра меня наоборот тянет вверх. Я ощущаю, что меня качает вверх-вниз, и до трёх баллов такая качка не мешает спать, даже наоборот приятно убаюкивает. С усилением порывов, растёт волна,  от горизонта до горизонта поверхность моря пенится, а значит, это уже пять-шесть баллов. Внутрисудовая связь хрипит, и усталый голос капитана просит подняться боцмана и  палубную команду в рубку. Пробуждение через два часа после отбоя даётся с трудом, едва продирая глаза, покачиваясь вместе с судном, мы поднимаемся в ходовую рубку.
"Разрешите войти" - слова, которые не имеют практического смысла и говорятся исключительно субординации ради.
Старпом стоит за штурвалом, второй штурман стоит у карты, третий штурман перебирает документацию, а капитан с погасшим взглядом слушает, как  стармех объясняет, что оба балластных насоса работают и вода  практически не прибывает в трюм, но моторы насосов уже на пределе. Стармех рапортует исключительно в матерных выражениях.
Даже в сонном состоянии до нас доходит, что всё не очень хорошо.
Капитан даёт указание отнести документы, провизию, аварийную рацию, воду и одеяла в спасательные шлюпки.
Мы расходимся по каютам, одеваемся и выносим документацию, провизию, аварийную рацию, воду и одеяла на шлюпочную палубу. От качки и сонливости  все происходит очень медленно. Ноги скользят, соленые брызги волн противно падают на лицо. Ноги едва переступают по трапу к шлюпке, рабочие перчатки мокрые и мерзко прилипают к рукам, я чувствую холод трапа всем телом, мне хочется спать и ничего больше. Люк шлюпки не поддается, я не могу открыть его рукой, остервенело, бью ногой, она скользит, колено врезается в планширь шлюпки. Мне больно, мокро, холодно, сонно, а я продолжаю бить по ручке люка шлюпки.
Вещи погружены, боцман идёт в рубку доложить об этом капитану, матросы идут в каюты.
Собрать минимум личных вещей, упаковать деньги и документы в непромокаемый пакет, достать из шкафа гидрокостюм, распаковать его на полу каюты, положить рядом спасжилет и не раздеваясь лечь на шконарь, листать наставление об оставлении судна, ждать, зазвучат или нет шесть коротких звонков - "шлюпочная тревога", вспоминать маму, девушку, шашлыки на природе с друзьями, сладкий попкорн в кинотеатре, молиться Богу, в которого никогда не верил и не знал молитв.
Подмосковье. Дачный поселок. Март.
Я просыпаюсь под теплым и огромным одеялом, кутаясь в него, иду курить на крыльцо дома.
Всё уже давно прошло, а это просто ветер.