«Дивная ночь», - однажды сама себе сказала Умка, запрокинув голову и глядя на серебристый диск полной луны, окутанный полупрозрачным туманом молочных облаков. Вокруг было тихо, морозно и казалось, что даже воздух стал ломким и хрустящим, как молодой лед: тронь его – и зазвенит. В такие ночи хочется просто сидеть и смотреть на небо, наслаждаясь красотой мира и словно впитывая ее в себя, отрекаясь от суеты и мелочности повседневной жизни. Что-то сладкое, неумолимо первобытное сжимало горло нашей героини, и она улыбалась, думая, как же она изменилась за этот прошедший год... Она сидела, купаясь в лунном свете, и даже сама не заметила, как откуда-то издали до нее донесся чей-то одинокий вой – так он соответствовал всему вокруг, настолько слился с диким очарованием ночи, что казалось, это сами звезды звенят в вышине. И не осознала, что, сама того не ведая, откликнулась на него таким же самозабвенным, властным зовом, зовом отчаянной страсти и слепящей ярости, что воспарил выше окутанных искрящимися снегами деревьев и крылатым духом помчался прочь, потрясая тишину леса. А когда раздался шорох шагов, и на поляну, раздвинув еловые ветки, не то вышел, не то выплыл огромный черный волк, то она, ничуть не испугавшись, посмотрела на него сияющими глазами – и, взмахнув хвостом, легкими прыжками помчалась по глубоким сугробам, сливаясь с ними всей душой и чувствуя себя как никогда прежде свободной. Сумрак, казалось, сперва медлил, но потом она, лишь у самой опушки леса приостановившись на мгновение, вновь посмотрела на него – и, словно сломав некую невидимую стену, он устремился вслед за ней. Засмеявшись, Умка игриво отпрянула в сторону, когда он оказался уж очень близко и, игриво, весело куснув его в плечо, чуть только коснувшись клыками шкуры, побежала дальше, но не успела сделать и нескольких шагов, как он прыгнул прямо на нее, и они вместе покатились по снегу, точно расшалившиеся щенята. И казалось им, что даже сама луна с улыбкой глядит на них со своего небесного престола – такая уж эта ночь, и ей ли, Старейшей среди них, не знать, что случается в эту удивительную пору... А уже на следующий день весть о том, что Черный Сумрак, волк-одиночка, предводитель стаи, гуляет с одичавшей собакой, пронеслась по всему лесу. Об этом, наверное, каждая птица чирикала, но сам Сумрак отличался удивительной невосприимчивостью к слухам, и сплетникам не к чему было прицепиться, хотя даже многие из его товарищей-волков были недовольны его, мягко говоря, странным выбором. Впрочем, вслух это мало кто высказывал... особенно если сам вожак находился поблизости.
Как бы то ни было, а вот где-то через месяц Умка не пришла к нему на встречу, и на следующую тоже. Он смутно понимал, в чем дело, но все равно волновался за нее. Да и недаром – так всегда ведут себя те, кому предстоит в очередной, а иногда – и в самый первый раз стать отцом. Так что, когда одной прекрасной весенней ночью раздался тоненький и слабый писк, то никто, кроме самой матери, его не услышал, и ее ласковый язык тут же принялся вылизывать крошечное дрожащее тельце. У Умки родился малыш. Один, что уже удивительно, ведь обычно собаки приносят не меньше трех щенят. Впрочем, ей было совершенно все равно, почему Мать-Природа решила наградить ее столь малочисленным потомством, это был её первый малыш и она с невероятной, неиссякаемой нежностью ласкала своего щеночка, а тот уткнулся слепой мордочкой в ее пушистый живот и тихо сопел, сытый и довольный, чувствующий себя в абсолютной безопасности рядом с таким добрым, сильным существом. Он родился весьма крупным, и с каждым днем становился все сильнее – благо, мама постоянно была рядом, лишь изредка выскакивая наружу, чтобы попить воды из ближайшего ручья, и ему ничего не оставалось делать, как спать, есть и расти. На седьмой день у малыша открылись глазки, а на десятый он уже предпринял героическую попытку подняться на ноги и последовать за матерью, когда она собралась вновь уходить. Умка ласково ворчала и отодвигала его лапой – еще не время. Теперь ему требовалось куда больше молока, и она с радостью обнаружила, что Сумрак, по-видимому, не забыл о ней и время от времени приносил на поляну еду. Сам он, впрочем, на глаза не показывался, словно зная, что к логову Умка его не подпустит, как бы ни велика была их привязанность друг к другу. Глухой голос инстинкта, руководящий всеми матерями, подсказывал ей, что отца первое время к детям лучше не подпускать, так что она с благодарностью съедала то, что он приносил, но не пыталась его разыскать и тут же возвращалась в свою нору. Только еще через целую неделю она наконец-то позволила своему сыну в первый раз выйти наружу и увидеть солнечный свет. Стоял чудный весенний денек, в воздухе пахло теплом, а маленький щенок все стоял и стоял на пороге этого удивительного нового мира и щурил слезящиеся, привыкшие к сумраку родного логова глаза. До этого он знал только один, свой собственный мир – полутемный, тесный и безопасный, где был только он и его мама, но он даже не подозревал, что где-то еще есть что-то настолько яркое, светлое, полное всевозможной жизни. Маленькая лягушка резво скакнула прямо у него из-под лап, и от неожиданности он так и сел, не успев даже испугаться. Умка же смотрела на него и улыбалась, нежась под теплыми лучами солнца. Как хорошо... Когда-то, давным-давно, она вот точно так же смотрела на окружающее ее разнообразие жизни, да и теперь, повзрослев, не знала ничего лучше тех удивительных красок, запахов и звуков, что может подарить любому из нас дикий девственный лес. Она и не представляла, что с этого дня стремление ее сына выйти наружу превратится в какую-то одержимость, и он всеми силами будет пытаться проскользнуть мимо ее бока, чтобы еще раз увидеть все это великолепие. Он был просто очарован, околдован этим новым миром, и полутьма его собственного дома, где он провел всю свою недолгую жизнь, казалась ему странно неестественной и пугающей. Он словно спрашивал себя: «Зачем жить в этом мраке, если совсем рядом светит солнце и ключом кипит жизнь?» Впрочем, Умка уже не столь непоколебимо стояла у него на пути, и все чаще позволяла ему до самого заката играть на поляне, пока сама она охотилась в лесу, ведь у малыша начали резаться зубы, и его нужно было начинать приучать к мясу. И когда на поляну, словно угадав свершившиеся перемены, средь бела дня заявился Черный Сумрак, она встретила его весьма приветливо. Щенок же, заметив рядом с мамой огромного незнакомого зверя, тут же вздыбил пушистую шерстку и, неуклюже переваливаясь, пошел прямо на него. Сумрак стоял, не шевелясь, и только смотрел, а малыш пристально обнюхал отцовские лапы, и все фыркал – видно, они его не очень восхитили. Улыбнувшись, отец сунул нос ему под теплый животик и одним махом перевернул его на спину. Умка засмеялась, а щенок, до глубины души оскорбленный, оскалил крошечные, но все равно острые белые клыки.
- А он храбрый, - заметил Сумрак, поерошив тяжелой лапой нежную шерстку на его животе, пока тот пытался ее поймать зубами. В конце концов ему это все же удалось, и волк тоже засмеялся, пытаясь ее высвободить.
- Весь в папу, - заметила Умка, то ли намекая на характер сына, то ли подчеркивая, что шерстка у малыша и впрямь была отцовская – что уголь, такая же черная и блестящая. Только светлая отметина на лбу и необычные для волчьей породы холодные голубые глаза выдавали в нем собачью кровь, в остальном же он был вылитый Сумрак.
- Да уж... такой же упрямый. И острозубый! Ты уже придумала, как его назвать?
- Нет. А ты как думаешь, какое имя ему подойдет?
- Ну... – Сумрак так и эдак смотрел на черный клубок шерсти, катающийся у его лап, - Я тут думал об одном... Как тебе – Буран?
- Буран. Да, мне нравится это имя. Но ты не меня спрашивай, а его, ему ведь его носить.
Черный волк внимательно посмотрел на сына, - Ну что, сынок? Будешь зваться Бураном? А? ОЙ! Ну ладно, посчитаем это за утвердительный ответ... Умка, сними его, он же меня покалечит!
Вот так маленький волчонок получил собственное имя. И, по-моему, оно ему очень шло. Правда, изрядно укушенный Сумрак все шутил, что надо было его Колючкой назвать или Росомахой – зубы у малыша росли не просто так! К тому же, кроме зубов он уже мог похвастать широкой грудью, крепкими лапами и лобастой головой, вооруженной совсем не хилыми челюстями. Теперь он ел одно мясо, уже не воротя нос от непривычного запаха, а когда с добычей в пасти приходил отец – первым бросался навстречу и все скакал рядом, пока не получал свою законную долю, а уж потом, когда наедался, то с удовольствием начинал лазать по отцовской спине, исследуя ее во всех направлениях и приглашая поиграть. Сумрак ему обычно не отказывал, и они вовсю скакали по полянке, шутливо рыча и шлепая друг друга лапами – правда, под присмотром Умки отец старался делать это не слишком сильно. Казалось, что их счастью ну никак невозможно помешать. Но – судьба всех диких зверей ходит странными и опасными дорогами, а потому кто знает что ждет тебя за следующим поворотом..?