Сначала я был маленький и думал, что чего-то не понимаю. Меня учили, что социализм – самый справедливый и лучший в мире общественный строй, и я не понимал, почему тогда этот строй заставляет меня врать, зачем он заставляет меня зевать на школьных уроках, почему не дает мне Кафку и Библию, и для чего надо послать призывников в Афганистан и скрывать правду о ГУЛАГе... Но на мои робкие замечания мне несомненно сказали бы, что я никто, и ничего не понимаю, и что великий и гениальный Ленин с не менее великим и гениальным Марксом обо всем додумались куда лучше... Так что я и не высовывался. Потом социализм, как я это всегда и предполагал, оказался диктатурой с ГУЛАГом, а мне сказали, что теперь вместо марксизма у нас будет закон Божий, и гнобить будут не за религию, а за атеизм; что разгонять демонстрации протеста отныне будет не милиция, а полиция; что вместо потомственной номенклатуры будет потомственная олигархия, и что я должен быть благодарен обществу за то, что оно так обо мне заботится. Мне сказали, что я теперь смогу получить излишние для меня деньги, отобрав их у тех, кому не хватает на хлеб или лекарства, и жить во дворце, предоставив менее удачливым комнату в коммуналке или станцию метрополитена.
На мои мягкие заявления о том, что подобное устройство тоже не кажется мне оптимальным, и в конце концов приведет к тому, к чему сто раз уже приводило в истории – к революциям, кризисам, войне – мне, само собой, говорят, что я – никто и ничего не понимаю...
**
Недавно у штатовского интеллектуала Хомского (да, он левак) мне попалась мысль о том, что целью реформ глубокоуважаемого Бориса Николаевича Ельцина было вернуть Россию к уровню страны третьего мира, каковой она и являлась 500 лет до большевистского переворота. Глядя на происходящее, мне трудно не согласиться с тем, что цель в значительной мере достигнута. Любой желающий может почитать о том, во сколько миллионов жизней обошлась стадия первоначального накопления капитала и его перекачки за рубеж, ваучеров и талонов на сахар, приватизации природных ресурсов и их последующего возвращения под контроль сросшихся с государством олигархических структур... Не будет преувеличением сказать, что яхты первых лиц государства оплачены по их водоизмещению трупами умерших раньше времени старух - тех, кому общество отказало в куске хлеба и бесплатном лечении потому, что средства пошли на то, чтобы достойные, члены их семей, а также друзья достойных и их подруги, не отказывали себе в полезном и активном отдыхе на морских просторах... Любой желающий может полюбоваться во что превратилась некогда вторая в мире советская наука... Чем стала аэрокосмическая, где начали забивать акселерометры в ракету кувалдой в обратном направлении. Куда ухнули вполне приличные по мировым меркам образование и здравоохранение. Во сколько раз увеличилось число наркоманов... Сколько стало больных новомодным СПИДом и старым добрым почти истребленным в Совке туберкулезом, алкоголиков и самоубийц. Но желающих ознакомиться и сделать выводы ничтожно мало – все слишком заняты: кто борьбой за выживание, кто - желанием сохранить и приумножить …
**
Говорят, одна дама сделала британскому драматургу Бернарду Шоу интересное предложение: «Почему бы вам не жениться на мне. Представляете, какой будет у нас ребенок, если он унаследует ваш ум и мою красоту?». Шоу не полез за словом в карман: «А если он унаследует ВАШ ум и МОЮ красоту?». На заре перестройки ходили разговоры о том, что скрестив капитализм с социализмом можно получить социализм с человеческим лицом. Однако, действительный результат скрещивания все отчетливее напоминает капитализм, дополненный ГУЛАГом.
***
После тридцати лет торжества демократии почти всему населению стало жить реально труднее, чем в годы брежневского застоя (в этом легко убедиться, пересчитав на хлеб и мясо тогдашние и теперешние зарплаты и учтя, что образование и жилье при кровавой гебне доставалось индивидууму на порядок дешевле, чем сейчас ). Жизнь радикально улучшилась лишь для кучки счастливцев, и эти немногие – цвет и сливки во вполне особенном стиле... Они - не ученые, не поэты, не художники и не изобретатели и вообще не какие-нибудь благодетели человечества – те, если не продались с потрохами режиму, по-прежнему не слишком шикуют; нынешние хозяева жизни лишь оказались достаточно ловкими для того, чтобы перехватить что плохо легло по глупости предыдущих правителей – чтобы объявить своими недра, леса, здания, чужой труд... Само собой, большинство из них работает, и даже в поте лица – они договариваются, подкупают, кому надо льстят и посылают кого надо подальше, устраивают нужные им законы и содержат журналистов, попов и полицию... Однако, ничего особенно конкретного не создают – в основном подгребают под себя. Их труд состоит в том, чтобы дать одним делать работу, а другим позволить за нее платить – за эту руководительную деятельность они забирают себе изрядную часть произведенного и способны коренным образом влиять на судьбы остальных – обычно не в лучшую сторону. Трудно поверить, что интеллектуально труд банкира, считающего проценты, куда сложнее труда математика, доказывающего гипотезу Пуанкаре; более того, когда банкиру нужен математик, финансист его просто нанимает... Столь же трудно поверить, что труд Ротшильда, накопившего для своей дружной семьи горы денег, в конечном итоге приносит обществу больше пользы, нежели работа какого-нибудь Максвелла, благодаря которой стали возможны рентген, радиосвязь и компьютеры...
Это само по себе не плохо, и не хорошо – так всегда было, плюс-минус... Недавно я обнаружил цитату из Талейрана: «Чтобы нажить состояние не нужно много ума, но нужно просто не иметь совести…» (Князь, бывший одним из самых богатых и в определенном роде одним из умнейших людей своей эпохи, (он « продал всех, кто его купил»), несомненно знал, о чем говорит... ) Но когда интересуешься, к чему подобный плюс-минус приводил раньше, ответ вполне неутешителен. В конце концов те, кто действительно работает, начнут спрашивать, с чего они, собственно, должны терпеть полицию, Ротшильдов с Талейранами и их любовниц, законников, журналистов, попов и яхты с дворцами? И результат вопрошания в таких случаях немного предсказуем – см. в еще не совсем запрещенной Википедии “Робеспьер” , “Франциско Вилья”, “Троцкий”, “Че Гевара” или “Комитет общественного спасения” .
**
О том, что грядет очередная пора цензуры, тотального оболванивания населения, мыслепреступлений и прочего оруэлла я талдычу уже лет пятнадцать. Поначалу, мне отвечали: “Да ну, не раздувай... Ничего такого подобного... У нас демократия, плюрализм и свобода совести.” Теперь мне говорят: “Да ты, дружок, похоже враг народа или ихний подголосок, если не просто оболванен...” Это несложное наблюдение само по себе ясно указывает на тенденцию – общий климат все сильнее и сильнее клонится (не от слова ли “клон”?) на сторону до боли знакомого прошлого. Общество все охотнее выпалывает то, что не похоже на дозволенный кактус; любая оппозиция нейтрализуется и выжимается – в лучшем случае ей оставляют возможность быть шутом на государевом содержании. Что меня лично на сайте, где меня читает два десятка человек в день, пока не трогают? Так я же – никто... Но это запросто может измениться со дня на день. Глядя на то, как цензурят и кошмарят моих сайтовских знакомых, как отказываются печатать в России их книги, выпускаемые тиражом в тысячу-другую экземпляров, как удаляют мои достаточно безобидные комментарии, я вполне допускаю, что вскоре может наступить и моя очередь. Хотя интернет в конце концов большой, и не все его адреса оканчиваются на “ру”...
Сначала сажали девочек, задорно станцевавших в храме, теперь дошли до левацкой профессуры. Кто на очереди?
**
Для управления массами, кроме неприкрытого и малоэффективного в перспективе террора, существуют две стратегии, точнее одна, двуглавая как орел. Одна голова – пытаться активно привлечь маленького человека на сторону управляющих, заставить на них работать в надежде когда-нибудь войти в ряды управленцев. Вторая - забыдлить, превратить в мясо, озабоченное лишь едой, размножением и развлечениями. Эта двуединая стратегия, следуя западным образцам, и проводится ныне в жизнь. Потребительство, невежество и эгоизм не просто одобряются, но агрессивно и последовательно внедряются сверху.
Нынешняя школа целенаправленно отучает людей думать. При СССР соображающие индивидуумы были еще (в ограниченных количествах и областях) нужны; сейчас от рядового члена требуется исключительно четкое выполнение распоряжений и инструкций и бодрый стук наверх. Председатель Сбербанка господин Греф высказывается по этому поводу предельно ясно, в духе воспитательной политики, предложенной некогда для России почившим в бозе господином Гиммлером: образование нужно господам, остальным – счет до ста и немного немецкого, чтобы понимать приказы… Рецепт для изготовления конформиста достаточно прост – надо загрузить его мозг тоннами ненужной и противоречивой информации и отучить его эту информацию анализировать. Человек должен удостовериться, что “правда” сама по себе не существует – что это продукт согласия начальства. Когда-то я видел в кино психологический опыт над детишками. Пятку невинных созданий, вытирающих кулачками сопли, дают с ложки манную кашу из одной тарелки (достаточно антисанитарно, но речь не о том). У каждого спрашивают: “Сладкая ли кашка?”. Детишки согласно кивают головами. Пятому дают кашу с того места, куда предварительно насыпали пол-ложки соли. И тот тоже, глотая слезы, говорит, что она сладкая... На самом деле, лишь очень небольшой процент населения способен открыто пойти против постправды, сконструированной обществом. Но смешно говорить, что пересоленная каша годится на что-либо иное, нежели обеспечивать воспитателям зарплату.
При социализме искусство временами еще пыталось внедрять позитивные ценности – хотя бы так, как эти позитивные ценности понимало начальство. При демократии изящная словесность, кино и музыка откровенно и незатейливо служат эскапизму и камуфляжу реальности. Голоса тех немногих, кто имеет сказать что-либо полезное, глохнут под хором покемонов. Читательские мозги, привыкшие к ананасной водичке фэнтези, дамских романов и детективов, отказываются принимать хоть что-то, не приводящее в итоге к диабету. У значительной части электората думательный орган атрофирован настолько, что его счастливый обладатель просто не воспринимает информацию в виде текста, ибо лишен способности относиться к ней критически. К удару в печень нельзя относиться критически – он не может быть неправдой. Он либо есть, либо его нет. Он воспринимается непосредственно. Но прочтение текста обязательно должно включать в себя момент неверия, как и момент обработки, не сводящейся к простому запоминанию и получению впечатлений. Такой обработке надо учиться. Если человека сознательно и целенаправленно от ступени анализа отучать (как это ныне повсеместно делается), требуя от него лишь самого поверхностного – получил /не получил удовольствие , запомнил / пересказал, если его с раннего детства поощрять за следование подобной методике и наказывать за отклонение от нее, то его мозг имеет превосходные шансы навсегда остаться на ступени рептилии. Что повсеместно (не только в России) наблюдается. И – подальше от греха - индивидуума надо вообще держать на расстоянии от абстрактного текста и поближе к чувственно -визуальному – что также легко наблюдаемо. Не столько запрещая текст — это способно вызвать нездоровое любопытство, сколько обесценивая его и отучая критически воспринимать. Хороня действительно нужные и полезные вещи под грудой хлама. Телевидение имеет возможность конструировать не мысли о реальности, но ее саму - виртуальную. Десять человек любой грамотный оператор и редактор могут показать толпой, а толпу – десятком человек. Толпу могут просто не показывать вообще, если знание о ее существовании нежелательно.
Сократа оракул назвал мудрейшим из людей, ибо тот знал, что ничего не знает. Цель общественной дрессуры – убедить гражданина, что тот знает все необходимое.
**
В 1997 году вышел фильм «Люди в черном». Под видом рассказа о громадном космическом таракане, он бодро ехал по ушам штатовским стереотипам про нелегальную эмиграцию, тупых вояк, деревенщину-реднеков, расовые проблемы и гендерные отношения… В целом, это был неплохой сатирический фильм, замаскированный под бадягу о космических пришельцах. Вторую серию того же я досмотрел с трудом. Третья была откровенно скучна. Недавно я случайно увидел кусок четвертой (2019 г)… Это оказалась не просто бадяга о космических пришельцах, но еще и предельно политкорректная бадяга: хорошая чернокожая женщина, которую сопровождает глуповатый типчик с явно гомосексуальными замашками мочит бластером плохую представительницу кавказской расы, снабженную тремя верхними конечностями вместо двух… Эволюция MiB, как мне кажется, демонстрирует глобальный вектор развития массового коммерческого искусства (а массовое коммерческое искусство всегда в первую очередь идеология) – от «и нашим и вашим» -- смеси, в которой можно увидеть при желании и нечто полезное, до откровенно эскапистской поделки о борьбе сказочного добра со столь же сказочным злом, внедряющей в общественное подсознание лозунги момента.
**
Недавно я заметил одному автору сайта, что ее рассказ абсолютно лишен метафизической составляющей. К некоторому моему удивлению (хотя пора бы привыкать), выяснилось, что автор не понимает значения самого слова “метафизический”. Ей просто никогда не приходило в голову, что для обозначения некой озабоченности происходящим “по ту сторону” еды, секса и телевизора люди пару тысяч лет тому назад выдумали специальный термин...
**
Тридцать лет относительной свободы не породили в России ничего, хотя бы отдаленно похожего на значительную литературу. Даже при социализме жили и писали — пусть и в стол - люди вроде Шукшина, Шаламова, Бабеля, Цветаевой или Пастернака - ландшафт современной прозы смахивает на обработанные напалмом и дефолиантом вьетнамские джунгли.
Для оправдания тезиса, мне проще всего сослаться на критика Кузьменкова, который, в отличие от меня, большинство заметных над уровнем плинтуса современных книг просматривает.. Его подталкивает профессиональная этика и гонорар, у меня же нет ни того, ни другого — если книжка мне не нравится, я ее закрываю на пятидесятой странице и больше не открываю. Иногда на двадцатой. Кузьменков вполне основательно и последовательно утверждает, что современники по большей части не владеют азами писательского ремесла; что они гонят халтуру; что существует отрицательная селекция, а литературные премии призваны главным образом продвигать «своих». Я пытался получить удовольствие от чтения модных и премированных — и хронически не мог это сделать. При этом я вполне способен читать зарубежных современников — Уэльбека и Уоллеса, Рота и Фуэнтеса, Мураками или Диккера...
Мне нравился Пелевин ранних рассказов. «Чапаев и пустота» уже обозначали отсутствие внятного посыла; дальнейшее стало абсолютно нечитабельным. «Интелелктуалка» Элтанг раздражает меня невероятным количеством тривиальных ошибок — почти в любом месте, насчет которого я точно знаю, откуда она его взяла, я обнаруживаю очередную глупость; ее цитаты с иностранного обличают крайне поверхностное знакомство — она с одинаковой легкостью пишет чушь про минералогию (шестигранный кристалл кварца ) и электротехнику (металлический кабель... ). При этом критики почти единогласно приписывают ей редкостную глубину (Кузьменков — исключение). «Библиотекарь» Елизарова еще показался мне забавным, но насчет остального — неужели он всерьез — но вроде и не похоже, что балагурит? Иванов с его страшилкой про пионеров - вампиров «Пищеблок» и пропившим глобус географом редкостно уныл и многословен — я не одолел ни того, ни другого. Глуховский с сотовым и «Метро» , «Каменный мост» Терехова, какие-то профессорские байки про людей в голом не помню фамилию... «Петровы в чем-то там...» Все это безнадежно затянуто, неопрятно и тоскливо — все в топку. Веллер, начавший порнографией тела и кончающий «порнографией духа»... Акунин, который обменял стилистические способности на чечевичную похлебку беллетриста... Кабаков, написавший несколько неплохих рассказов и нечитабельного «Невозвращенца»... Унылый и респектабельный порнограф Сорокин... Буйда, утонувший в морях спермы и кала... Ловкий стихоплет Быков... Простой как правда Прилепин... Какие-то дамы с их проблемой отыскать качественного спутника жизни и общее удовлетворение...
Откуда взялся этот феномен пустыни? Вероятно, приличная литература состоит из двух компонент — желания что-то сказать и умения делать это так, как не делали раньше. Советская литература развивалась фактически на острове и в условиях жесткой идеологической селекции. С конца 20-х Россия варилась в собственном соку — ее насильственно вытолкали из остального мира, фильтруя, запрещая, отрезая пластами. Фактическую недоступность для населения Союза Библии, Ницше или Сартра трудно назвать иным словом, нежели «позорище». При этом все равно время от времени появлялись личности вроде Бродского, Ерофеева, Шукшина или эмигрантов Саши Соколова либо Лимонова, могущие из ничего слепить нечто оригинальное, малознакомое и в целом интересное — наподобие «Москва-Петушки», «Школы для дураков» либо «Это я , Эдичка». Но в 90-е, с открытием шлюзов, российскую словесность захлестнуло потоком накопленного остальным миром за все 70 лет советского цирка. И она захлебнулась.
Возникло желание просто взять все это новое, необычное, яркое и цветастое — отбросить осточертевшую всем борьбу положительного с совсем положительным, разломать колодки «литературной речи», «правдивых характеров» и «социальной значимости». Захотелось приемчика, треша и содомии... В доме Облонских все смешалось... Свобода писать как хочется, а не как положено, обернулась свободой заново изобретать велосипеды; скорее, копировать чужие, и делать их на коленке в домашних условиях. Семьдесят лет развесистый дуб соцреализма глушил вокруг всю растительность кроме нескольких чахлых кустиков, пока не загнил окончательно. Он упал. Но прежде, чем вырастет в массовом порядке что-то новое и большое, видимо, нужно время... Надо подождать, пока «старая школа» окончательно сгниет; нужно как-то освоить уже достигнутый другими стилистический и технический уровень, прежде чем двигаться дальше.
Параллельно писательскому кризису развился и кризис читательский. Если постоянно кормить человека фастфудом и поить газировкой, то его вкусовые рецепторы забиваются настолько, что он оказывается неприспособленным к более здоровой пище. Ареал квалифицированного читателя, способного адекватно оценить новую литературу, катастрофически сократился. Многим стало просто не до чтения, а юное поколение изо всех сил приобщают к визуально — эмоциональному, «античитательскому» отношению к миру. Смысловая и стилистическая убогость молодежного «контента» поразительны. Попытки прочесть что-либо из их диеты обыкновенно кончаются для меня рвотными позывами на третьем абзаце... Если меня не рвет на третьем, я засыпаю на пятом... К счастью, второе пока еще ни разу не случилось раньше первого...
Другой фактор — многие серьезные читатели предпочитают не искать в большой и неопрятной куче современного, где нет никаких четких ориентиров, и относительно качества которого особенно некому верить на слово, а обратиться к тому, что долгие годы находилось под замком. Пока толком не прочитаны Селин, Уэльбек, Музиль, или Томас Манн к чему открывать Улицкую или Снегирева?
Если А хорошо пишет сам и рекомендует Б, то с Б имеет смысл познакомиться ближе. Но если неизвестно кто рекомендует непонятно кого... Пару раз обжегшись, становишься осторожнее — начинаешь верить Кузьменкову, даже когда тот откровенно преувеличивает.