МакМанусов было семеро. Старшие — сёстры-погодки Элизабет и Агнес, а за ними, с разрывом в полтора-два года, пятеро братьев, один к одному — Алистер, Донован, Крейг, Фрейзер и Гленн. Семья их жила в небольшом шотландском городке на берегу реки Клайд.
Каждый из братьев, как было принято тогда во многих британских семьях, в 15-16 лет поступал на военную службу Её Величества и навсегда покидал родительский дом. Это давало возможность заработать денег, посмотреть мир, получить профессию и, главное, жить независимо. Алистер, Донован и Крейг пошли во флот, Фрейзер — в армию, а Гленн стал вертолетчиком. Отслужив по 20-25 лет и побывав в самых экзотических уголках Земли, женившись, кто единожды, а кто и дважды, братья, один за другим, вышли на гражданку и осели в центральной и южной Англии. Работали они — кто инженером, кто менеджером, а Фрейзер стал машинистом поезда, в Англии эта профессия уважаемая и хорошо оплачиваемая.
Красавица Элизабет, как и все ее подружки, вышла замуж к двадцати годам и переехала в Глазго. Брак был не очень удачный, но, к счастью, и недолгий. Второй брак был несколько удачнее, а третий и того лучше, так что свое тридцатилетие она уже встретила в новеньком, с иголочки, доме в престижном районе Винчестера, что в полутора часах езды от Лондона.
Но, как говорится, в каждой избушке свои погремушки. И в семействе МакМанусов было событие, о котором старались не вспоминать. Дело в том, что Агнес — тихая, спокойная Агнес, красивая, как Элизабет, но без её железной воли и желания покорить мир — в восемнадцать лет, сразу после школы, вышла замуж. За Католика. Мало того — за Рыжего Католика! Звали его Николас О’Брайен, он был на пару лет старше Агнес, и его семья жила на соседней улице. Католики, потомки ирландских переселенцев, составляли треть населения города. У них был свой мир, который никак не пересекался с миром шотландцев-протестантов. Дети никогда не играли вместе, школы и церкви, даже продуктовые лавки у них были разные. Если ребенок плохо себя вел, мать грозилась отдать его рыжему нищему католику, и это было даже страшнее, чем перспектива гореть в аду, потому как ад далеко, а католики — вот они, рядом, на соседней улице. Много лет спустя, услышав от Крейга, что его дочь Фиона выходит замуж за нигерийца, мать первым делом спросила Крейга: «А он не рыжий? И не католик?» — и, узнав, что он черный и атеист, искренне обрадовалась. Кстати, к тому времени и она сама, и её дети уже давно перестали ходить в церковь. Вера ушла, а вот нелюбовь к рыжим католикам осталась в крови на всю жизнь.
Конечно, тогда вышел скандал. И какой! Хью МакМанус (бешеный Хью, как его звали соседи) орал, как безумный, проклял Агнес, которая не дочь ему теперь, и поклялся не разговаривать с ней до конца своей жизни. Мать — Кёрстин — услышав новость, с враз окаменевшим лицом ушла в спальню и заперлась там на весь вечер. Элизабет в бешенстве рыдала, так уронить престиж их семьи! Да еще накануне ежегодного городского фестиваля, где выбирают королеву красоты! И ради кого? Ради этого тщедушного толстоносого рыжего католика, у которого за душой ничего нет! Если бы Агнес принесла в подоле или вышла бы замуж за местного дурачка алкоголика Джеффа, что гудел в волынку возле вокзала, это и то не стало бы таким ударом для всей семьи.
Николас и Агнес расписались в местном отделе регистрации браков и быстренько исчезли из города, с глаз долой, куда-то в Англию. Через пару недель оба старших брата Алистер и Донован уехали в Плимут, порт их приписки, и вскоре уже плыли на большом, как остров, военном корабле учениками механика в сторону Австралии. Младших братьев какое-то время дразнили на улице, но недолго — у Крейга были тяжелые кулаки и бурный, в папашу, темперамент, и его побаивались даже мальчики постарше. Элизабет таки стала в то лето местной королевой красоты, и ее фотография появилась в городской газете.
Конечно, с годами все немного успокоились. Хью и Кёрстин даже пару раз заезжали в город, где жила Агнес, и встречались с ней и с внуками в кафе, а потом гуляли все вместе в местном парке. Николас присылал им свои извинения, его в те дни срочно вызывали на работу. Внуки — рыжая, серьезная и толстоносая, в папу, Фредерика и высокий, общительный, синеглазый — ну вылитый Хью! — Колин, им понравились. Но, все-таки, родственной близости уже не чувствовалось. Вот Элизабет и сыновья — другое дело! Они постоянно общались, перезванивались, ездили друг к другу в гости и всегда были в курсе, что у кого происходит. Женитьбы, разводы, рождение детей, болезни, проблемы на работе — все эти важные события бурно обсуждались кланом МакМанусов. А с Агнес общение, в основном, сводилось к обмену рождественскими открытками. Нет, конечно, её и Николаса приглашали на все свадьбы и похороны, и они приезжали, но всегда уходили рано, первыми, ссылаясь на то, что им далеко ехать. Так что пообщаться от души и посплетничать не получалось.
В холодный и дождливый февральский вечер, в понедельник около девяти, в доме Донована зазвонил телефон. Донован терпеть не мог, когда его беспокоили после восьми вечера, и потому не стал снимать трубку, а ждал, когда включится автоответчик, чтобы услышать, кто звонит и по какому делу. Звонил Гленн. Взахлеб, с подвываниями, просил срочно перезвонить, это очень важно. Гленн всегда был излишне впечатлительный, а после ухода второй жены стал просто невыносим — вечерами частенько напивался, звонил братьям и Элизабет и жаловался на жизнь.
Донаван с некоторым раздражением набрал номер Гленна. «Ну, что на этот раз?» «Агнес», — рыдающе забулькал Гленн, — «она очень больна. Очень. Рак. Ей осталось совсем недолго. Она и Николас не хотели нам говорить, чтобы не огорчать». Донован опешил. В их семье все жили долго, родители, дедушки, бабушки, тети и дяди — никто раньше 75 не умирал. А Агнес всего-то 57. Не может быть. Набрал номер домашнего телефона Агнес. Подошел Николас. «Да, она очень больна. Врач сказал, осталось две-три недели, но ЭТО может случиться в любой день. Сейчас она спит. Если можешь, позвони ей завтра часов в 11 утра, к тому времени медсестра уже уйдет. Да, не хотели вас беспокоить. Все равно, помочь ничем нельзя». Обстоятельно и спокойно объяснил, какой у нее вид рака легких, почему он неизлечим и какие виды лечения она прошла.
Ранним утром следующего дня Донован ехал в Синдертон, где жила Агнес. По дороге позвонил на работу и взял выходной. Ехать было часа четыре. Он смотрел на серый мокрый асфальт и вспоминал — когда же в последний раз он видел Агнес? Наверное, восемь лет назад, на похоронах Маргарет, сестры отца. А вообще, сколько раз он встречался с Агнес с того времени, как они уехали из Шотландии? За эти сорок лет в семействе МакМанусов было девять свадеб, но Агнес с Николасом были, кажется, на пяти или шести, да еще трое похорон — отец, мать, Маргарет. Кажется, всё.
В начале одиннадцатого он был в Синдертоне. Зашел в МакДональдс, посидел, позавтракал не спеша. В одиннадцать подъехал к дому Агнес. Увидел, как вышла медсестра. Позвонил по телефону. Ответил Николас, который нисколько не удивился и сразу же вышел навстречу Доновану с большим черным зонтом. Зашли в дом. В гостиной сидела Агнес — то, что от неё осталось, плоти в лице и теле уже почти не было, волос, бровей, ресниц — тоже. Глаза — прозрачно-голубые, огромные, как у всех тяжелобольных, — смотрели прямо и напряженно, в них стояла боль. Увидев Донована, Агнес заулыбалась и тут же закашлялась. Николас принес чай. Он тоже был вымученно-бледен, очень спокоен, говорил тихим севшим голосом, и в глазах его была такая же боль, как в глазах Агнес.
Поговорили о семьях, детях, внуках — у Агнес их было четверо. Затем о болезни, как её обнаружили, как лечили, какие дозы морфия ей сейчас дают. Потом пришла Фредерика — высокая суровая женщина под сорок — принесла родителям ланч. Фредерика жила неподалеку и работала дома, бухгалтером, поэтому дважды на день — в 12 дня и в 7 вечера — заходила к родителям и приносила им горячую еду.
Поговорили о погоде, о том, что зима здесь, хоть и холодная, но не сравнить с Шотландией. Агнес сказала: «Жаль, что я так и не съездила домой, в Шотландию. Мы с Николасом всё собирались поехать, но не вышло». Донован начал было говорить, что давайте, дескать, подождем до апреля-мая, и, как только в Шотландии потеплеет, все вместе туда обязательно съездим, но Агнес возразила просто и спокойно: «Через две-три недели меня уже здесь не будет». У Фредерики дернулось лицо. Наступило молчание. Взгляд Агнес стал еще напряженнее.
И тогда Донован взял Агнес за руку, засмеялся и сказал, глядя ей в глаза, как само собой разумеется: «Значит, мы поедем в Шотландию на этой неделе. Сегодня вторник, мы поедем в пятницу. Поедем мы все — я, Элизабет, братья, ты с Николасом и Фредерика и Колин с детьми». Николас и Фредерика опешили. А Агнес сразу поверила и обрадовалась, заулыбалась.
И не успели Николас и Фредерика возразить, а Донован уже звонил медсестре. Та очень удивилась, но согласилась, что в положении Агнес бояться уже нечего. Конечно, есть вероятность, что она скончается в дороге. Но в данной ситуации это может в любое время произойти и дома. Лекарства можно получить на пять дней вперед. Значит, едем на пять дней — с пятницы по вторник включительно. Для этого каждому из нас надо взять на работе всего-то три дня отпуска, зимой договориться о трех днях отпуска не проблема. Дети Фредерики — Лоран и Арчи — отпросятся в колледже. Колин договорится с учителями в школе, где учится его старший сын Деклан, а его дочь Николь ходит в детский сад, там все просто. Ошарашенная Фредерика позвонила Колину на работу, и он, на удивление быстро и легко согласился. Донован подытожил: «В пятницу в 11 утра я приезжаю за вами на автобусе. Назад я вас привезу во вторник вечером. Расходы мы берем на себя. Все остальные детали обговорим по телефону».
По дороге домой Донован послал сообщение Элизабет и каждому из братьев. «У Агнес рак, ей осталось жить две недели. Она хочет съездить в Шотландию всей семьей. Едем в эту пятницу, вернемся во вторник. Автобус я заказал. Позвони мне сегодня вечером».
В обычной жизни все МакМанусы были очень разные, и окружающим казалось, что между ними вообще мало общего. Манерная и несколько высокомерная Элизабет, у которой всё — одежда, прическа, походка, жесты, интонации — недвусмысленно подчеркивало её высокое социальное положение (её муж сделал карьеру в юриспруденции в качестве специалиста по разводам и был весьма востребован в среде лондонских финансистов). Элизабет с мужем каждую зиму проводили на своей вилле в Южной Франции. Высокий, худощавый, молчаливый, осторожный — недаром он работал инженером по технике безопасности — Алистер. Толстый, лысый как колено, живчик-весельчак Донован, душа любой компании и любитель хорошо поесть, а также выпить. Здоровенный качок и фитнес-фанатик Крейг, всю жизнь считающий калории и проводящий свободное время на тренажерах в спортивных залах. Спокойный, добродушный и практичный Фрейзер, обожающий жену, детей и рыбалку. И младший — худой, нервный, вечно обиженный на что-то Гленн, поклонник Гринписа и Мориссея, искренне болеющий за всемирное братство и социальное равенство. Но, стоило беде прийти в их мир, как все разногласия в клане МакМанусов исчезали, и они начинали действовать, как один — слаженно, спокойно, уверенно. Проявлялась удивительная черта шотландцев — умение смеяться и шутить перед лицом опасности и горя.
Так было и сейчас. Ни у кого не возникло сомнений, надо ли везти смертельно больную Агнес через всю страну в Шотландию, зимой, в дождь и снег. Последнее желание умирающей сестры должно быть исполнено — и точка. Было много телефонных переговоров — проговаривали каждую деталь поездки, договаривались, кто за что отвечает и где встречаться. Каждый день звонили Агнес, Николасуи их детям.
Накануне поездки к Доновану приехали братья Гленн и Алистер, переночевали у него, и в пятницу утром все втроем — Донован за рулем — выехали на арендованном автобусе. По пути заехали в Солсбери и забрали приехавших туда на поезде Крейга и Фрейзера. В 10 утра были у Колина, через полчаса — у Фредерики, где их ждала прилетевшая накануне из Франции Элизабет.
В 11 утра, минута в минуту, к дому Агнес подъехал авотбус. Колин с Фредерикой зашли в дом и принесли оттуда сумки и пакеты, собранные в дорогу. Потом появился Николас с инвалидным креслом, в котором сидела закутанная в несколько одеял Агнес. Шел мелкий холодный дождь. Из автобуса неслась музыка — Элвис Пресли. Братья и Элизабет стояли перед автобусом, в одежде под Элвиса — клеши, яркие рубашки в цветочек, кудрявые парики и огромные нелепые солнечные очки. В окне автобуса виднелась табличка «Семейные каникулы МакМанусов и О’Брайенов». Все по очереди подошли к Агнес и поцеловали её. Завезли кресло в автобус. Там висел большой яркий баннер — «Агнес, мы тебя любим», — с сердечками и цветочками, а вокруг него воздушные шары, серпантин, флажки, гирлянды.
Автобус тронулся. Перед Агнес положили несколько париков и она, сняв платок с безволосой головы, примеряла их все по очереди перед зеркалом, которое держала Элизабет. Выбрала один парик, остальные надели дети. Смеялись все, включая Агнес. Музыка играла — Пресли, Битлз, Клифф Ричард, Роллинг Стоунз — и все дружно подпевали. Алистер снимал все происходящее на видео.
Потом, когда Агнес устала, Фрейзер, отвечавший за музыку, включил рождественские хоралы в исполнении детского хора, и в автобусе наступила тишина.
На ланч становились на большой заправке, шумной смеющейся толпой, в Элвисовских париках пошли там в кафе. Алистер, Донован, Николас и Крейг все вместе подошли к стойке, продавщица спросила: «Что празднуете, свадьбу?», на что Алистер ответил: «Нет, отмечаем юбилей сестры» и обнял Николаса за плечи. Продавщица, глянув на них, сказала: «Сразу видно, что вы братья — так похожи, прямо одно лицо».
Потом, в автобусе, каждый по очереди садился возле Агнес, брал её за руку и рассказывал историю из их детства, связанную с Агнес, а все остальные слушали, даже дети не шумели. Первая была Элизабет. Она рассказала, как у них с Агнес в детстве вся одежда была общая, и как однажды Агнес подарили на день рождения красивый обруч для волос, а Элизабет заплакала, потому что у нее не было такого обруча, и Агнес дала ей его поносить. Затем Алистер вспомнил историю, как он воровал яблоки в саду соседа и оторвал рукав, и, если бы мама или папа это увидели, то мало ему бы не было, но, к счастью, дома была Агнес, которая быстренько пришила рукав да так, что никто ничего не заметил. Потом говорили Крейг, Фрейзер, Гленн. Вспоминали детство, дружную большую семью, как каждое воскресенье, все дети, взявшись за руки, шли в церковь — девочки в одинаковых выходных платьях, мальчики в одинаковых белых рубашках, черных штанах и белых носках — все аккуратно причесанные, смирные (с таким отцом, как был у них, не пошкодничаешь!), в идеально начищенных ботинках. Каждое лето отец отвозил всех детей, от пяти лет и старше, на небольшой необитаемый остров и оставлял их там одних на неделю. Остров был посередине озера Лох Катерин, в горах. У детей была палатка, куча консервов, спички, фонарики, одеяла. Была там и лодка, но плавать на ней им одним не разрешалось. Днем дети ловили рыбу, а потом разжигали костер и жарили рыбу на углях. Вспоминали школу, походы на танцы, бабушек и дедушек, летние поездки в Грецию, папину большую машину, в которой удивительным образом помещалось всё семейство.
Когда Агнес уставала, останавливали автобус, на руках выносили её на улицу подышать. И шутили, шутили, шутили.
К вечеру приехали в город их детства. Подъехали к дому, где когда-то жил Николас. Сейчас там осталась одна только Фелисия, его тетка, которая на время их приезда перебралась к другим родственникам. Фелисия открыла им дверь, помогла расположиться, посидела с ними немного и ушла. Дом был небольшой, две спальни и гостиная, но зато очень родной. Уложили Агнес в постель, помогли Николасу распаковаться, и, оставив его с Агнес, поехали в гостиницу.
На следующее утро, в субботу, все вместе пошли гулять по городу. Вот здесь стоял наш дом. Вот наша школа, вот церковь. Парк. Кафе, где Элизабет и Агнес подрабатывали, учась в школе. Паб, где любил посидеть с приятелями отец. Шел дождь, было холодно и хорошо.
Вернулись в дом Фелисии, отправили Агнес отдыхать. Когда она проснулась, в гостиной было полно народу. МакМанусы и О’Брайены, местные родственники, одноклассники, подруги детства. На стене висели плакаты — «С Днем Рождения, крошка Агнес! Тебе сегодня 57 лет 9 месяцев и 4 дня!!!» и еще один — «Поздравляем Агнес и Николаса с почти сорокалетним юбилеем свадьбы! С любовью — от всех нас!». Музыка, день-рожденный торт, юбилейный торт, свечи, много смеха и веселья. Даже танцы. Оказывется, Элизабет привезла из своей Южной Франции несколько бутылок вина и необыкновенно вкусные закуски. Агнес давно не была так счастлива. Она ужасно устала, ей было плохо, и, в то же время, весело.
В воскресенье с утра поехали в Домбартонский Замок. Там они играли в детстве. Шел снег. Замок стоял на огромной базальтовой скале, и от парковки надо было идти еще метров триста вверх по скользкой дорожке. Братья дружно толкали кресло с Агнес. Вот и замок. Он был закрыт на зиму на ремонт, но Донован заранее договорился со смотрителем, и их пропустили. Дети, визжа, носились по узким дорожкам, кидались снежками. Все подошли к самому краю, где гладкая черная каменная стена уходила далеко вниз в пропасть. Вид на реку и город был потрясающий.
Потом поехали в Баллох, на озере Лох Ломонд. Там когда-то жили бабушка Кэйтлин и дедушка Билл. Опять прогулки, воспоминания, снег, холод и смех.
Ночью Агнес было плохо. Так плохо, что Николас позвонил Донавану в гостиницу, и тот примчался вместе с Элизабет. Думали было отвезти Агнес в местную больницу, но потом её потихоньку отпустило, и она заснула.
В понедельник поехали в горы, в район Троссахс. Совершенно неожиданно, и вопреки прогнозу, вышло солнце. Было холодно и ясно. Вот озеро их детства Лох Катерин, а вон там, на озере, по-прежнему необитаемый остров, на котором они бывали детьми. Здесь ничего не изменилось — леса, горы и абсолютное безмолвие. В холодном небе кружил орел. На душе у всех было удивительно спокойно. Агнес не говорила, только улыбалась. Вечером заходили гости — родные, друзья детства. Попрощаться.
Во вторник ехали назад. За этот день отвечал Алистер. Он взял с собой в поездку компьютер с большим монитором и теперь повесил его в авотбусе, так чтобы всем было видно. И стал показывать фильм, который снимал все эти дни. А потом — семейные фотографии, которые он сосканировал у родственников и друзей. Фрейзер включил шотландские баллады, и под эту тихую печальную музыку опять пошли рассказы и воспоминания о прошлом клана МакМанусов, о семье О’Брайенов и об Агнес.
В Синдертон приехали к вечеру. Обнимались, целовались на прощание. Шутили, смеялись.Свой компьютер Алистер отдал Агнес, чтобы она могла смотреть фильм и фотографии, когда захочется, а то её с Николасом компьютер был старенький и то и дело глючил.Прощаясь с Николасом, Донован незаметно для других сунул ему в карман толстый конверт с деньгами: «Это от всех нас. Держись».
Потом, на обратном пути, Гленн вдруг сказал: «А помните, как мы в детстве ненавидели рыжих католиков? Как же это глупо!», на что рассудительный Алистер ответил: «Это все от того, что мы мало знали о жизни. Малообразованные люди верят в любые предрассудки».
Агнес, на удивление всем, прожила еще почти четыре недели. До самого последнего дня она смотрела фильм про семейную поездку в Шотландию.