Арман

1.
В один "прекрасный" день мир вокруг стал без запаха. Это стало самым сильным потрясением для меня. И неожиданным.
Конечно нам внушали, что грядут большие изменения, что изменится всё осознанно и неосознанно. Что вирус способен изменить сознание, и что умные могут превратиться в глупых, а музыка преобразится в прозу. Что время станет короче не потому, что природа так изменится, а потому что вы в момент повзрослеете. Вот вам было до этого тридцать, а сейчас все 60! То есть, в завтрашний день рождения вам будут петь про вашу новую молодость, хотя в 40 лет жизнь только начинается, если конечно вам повезет, и вы не заболеете коронавирусом. Ведь эта противная штука забирает в свою коллекцию в первую очередь, как нам твердят, именно перешедших грань созревших и перезревших людей.
Самое противное, что со мной случилось, то что я потерял обоняние. Первое что мне пришло в голову — это Аль Пачино с его бессмертной ролью слепого старика, который чует запах женщины. Я любил этот фильм, и даже пересматривал. В моей жизни есть всего несколько фильмов, которые я периодически могу и хочу смотреть. Это, во-первых, родные отцовские, особенно фильм с моей мамой в главной роли. Но и "Запах Женщины" стал для меня неким “своим” фильмом, либо потому что это по-настоящему интересно сделано, либо потому, что в самом названии множество интриг. И вот теперь, по истечению многих лет и событий, мне самому понадобилась помощь по поводу одного из самых сокровенных мужских желаний — почувствовать запах Женщины!
Должен заметить, что это не самое болезненное испытание, которое пришлось пережить, после и во время  бессимптомного в этот раз заболевания. Это я теперь понимаю. Но то, что это осложнение станет для меня самым жутким потрясения за последние десятилетия — это факт.

2.
Кто из вас помнит вкус материнского молока? Да пожалуй никто. Так всё устроено, что вирусы в течение жизни стирают из памяти вкусовые ощущения. И прогресс с каждым разом предлагает всё более и более изощренные и "испорченные" ингредиенты, чтобы стереть память о сокровенном и на самом деле вкусном. Так устроена эволюция — только вперёд! И ей в помощь всякого рода вирусы. Но этот оказался не простым и по всем параметрам именно золотым и коронованным. Он пришёл чтоб утвердиться — "отныне я царь царей, царица морей и космоса, ваша мысль и душа и ваше всё!"
И все поверили! Ибо не поверить значит — смерть. Значит заражение и мучения. А поверившие воистину окажутся блаженны, ибо поверили они не видевшие его.
Таков он, явившийся нам в этот раз ради примирения и обновления.

3.
В лифте находилось много людей. А в трёх лифтах ещё больше. Но когда вирус, то обязательно два из них ломаются, и приходиться обходиться одним наполовину еле работающим. Итак, именно в этом лифте и собирается та огромная масса людей, которые должны быть все в масках. В лифте становится тесно. Ведь он рассчитан на 12 человек, а в вирус лифтёры увеличивают грузоподъёмность, чтобы справиться с людским потоком. И вот тогда и наступает момент истины.
Передо мной стояла прекрасная молодая женщина. Её сегодняшнее  преображение - высокие каблуки в красном лакированном обличии и только что нанесенный истинно французский макияж (он есть, но он не заметен)  Волосы не были прямыми, но и объёмными я их назвать не могу. Каштановый их цвет пленил. Немного по-искусственному худенькая, что сразу бросается в глаза. Она над собой "работает", ведь она должна нравиться всем — в этом цель каждого её выхода, каждого дня и каждой ночи.
И в этот момент меня осенило — я не чувствую её запаха! Как такое может быть?! Не может женщина с таким ухоженным видом не пахнуть никак. Неужели она забыла про духи?! Неужели аромат своего образа ей безразличен настолько, что она пренебрегает его существованием вообще? Неужели такое возможно? И неужели такая женщина вообще существует реально?
Понять всё это было настолько интересно, что независимо от меня на моём лице образовалась улыбка и глупо застыла, как бы просясь её заметить. Ответная улыбка не заставила себя ждать. “Интересно, о чём она подумала?” - подумал я, когда она улыбнулась в ответ. Неужели она прочитала мои мысли. О, Боже... Неужели она вообще из этих, новых, о которых пока никто ничего не знает, но все догадываются, что они уже здесь, что они уже рядом и с нами наравне. Они Новые, они ПРИШЛИ, чтобы заменить нас, чтобы делать всё не как попало, а потому что, так надо. Надо им, за нами следящими, ведь по их мнению так правильно и так нужно. А может это то, что должно случиться со мной?
Пока я об этом думал, двери лифта открылись, и мы в числе многих других  перешагнули через "арку" неизвестности в новый Мир. Перешагнула и моя новая, можно сказать — воображаемая знакомая. В том, что мир будет совершенно другим, думаю, не было никакого сомнения. И даже скажу больше — была какая то уверенность, что это чувство обоюдное. Вернее, я чувствовал точно, что мы друг другу понравились и что важно продолжить действие. Таковы были правила пока того мира, в котором мы находились. Деликатно открыв дверь выхода из здания и пропустив вперед свою незнакомку, я услышал волшебное слово "спасибо". И я решил - время действовать и задал свой совершенно неуместный даже к солнечной погоде, вопрос. Но он меня мучил больше всего.
— Неужели Вы забыли про духи?
В этот раз она улыбнулась в голос и удивлённо ответила:
— Я? Может это из-за вашего Коронавируса? Кстати, почему вы сняли маску. Ведь вы, я так понимаю, носитель?
Даааа... Подумал я. Вот так ответила! И что мне после этого говорить?
А вдруг она права, и я на самом деле носитель этого странного вируса. И все беды с обонянием именно из-за него. Получается, я сам не чувствую запахи. Я напрягся. Надо вспомнить последний запах … Не помню
— Простите, — воспрял я духом и натянув маску обратно, неуверенно отшутился, — вы надоумили меня, возможно, что я бесcимптомник, наверное… Извините, если я как-то вас обидел.
— Да перестаньте, в наше время обижаться на разговорные пустяки, когда все кругом молчат и боятся общаться, просто смешно. Так что, в этом плане вы герой. А героям прощается всё... Или почти всё! Представляю как вы будете после этого смущены, когда узнаете ещё моё настоящее имя, — и громкий приятный смех окутал наше с ней пространство.
Как бы специально предлагая свою дружбу, продолжила:
— Меня зовут Византия, а вас?
Она остановилась. Я остановился через шаг и обернувшись, посмотрел ей в глаза. Должен признаться, мне давно так в упор и так пристально не смотрели в глаза. Это интересно было прочувствовать вновь.
— Имя?! — перебила мои мысли она.
— Ну раз вы Византия, тогда я буду Арменией.
После секундной паузы, она сказала:
— Я не ошиблась.
В её уверенном тоне я услышал подтверждение самой себе, что она умнее, что у нее отменный вкус и она красива.
— Это не все мои таланты уверяю вас, — продолжила она с загадочной ухмылкой. — Я знала, что сегодня мой день. Что он точно мой. Он так и начался! Вы не против его продолжить вместе?
Я был настолько ошарашен и испуган от неожиданности, что в голове возник внезапный сумбур: не смог сообразить, что и как ответить. С одной стороны — день расписан, с другой стороны — женщина стала мне очень интересна.Так просто отказаться или банально попросить номер телефона... Я понял, что это не тот случай: отказаться, значит потерять её. Потерять всё то интересное, что случилось сегодня и возможно не случится больше никогда. И тем не менее я ответил не так, как хотелось бы:
— Вы знаете, я вышел по срочным делам… Они у меня конечно не так воодушевлены и прекрасны как ваше предложение... Но, тем не менее, они обязательны к исполнению, ибо от этого будет зависеть, чем я буду расплачиваться на ужине при свечах.
Византия опять широко улыбнулась, протянув своей маленькой и ухоженный ручонкой визитку, тихо и очень по-женски промолвила:
— Ничего страшного, я буду ждать тебя Армения !

4.
Начиналось лето. Начиналась мечта. Всё в это время становится прекрасным. Желание окунуться в море, поваляться на песке. Увидеть горизонт океана при рассвете. И попить самого любимого пивка в жару. Разве это не мечта?
Но этот странный коронавирус менял все планы. Он ударил ниже пояса. Ударил совершенно неожиданно исподтишка, повалил многих, испугал континенты, изменил мир. Он пришёл, чтобы многое ушло. Ушло в никуда. Чтобы почти все стало другим, хорошим или плохим, в данном случае не имеет значение. Другим — вот его цель! С ним меняются мысли, меняются желания, планы и созерцания. А в моём случае ещё и запахи. Вернее их отсутствие.
После того как я попрощался с Византией, я зациклился на одной мысли. Как такое могло приключится со мной, что я могу не ощущать запах? Неужели это навсегда? И тогда как я буду с этим жить? Мне не представлялось возможным осмыслить всю эту реальность в которой я оказался. Я чувствовал, как у меня учащается сердцебиение от этих мыслей. Странно что в любом другом случае сейчас я должен был думать только о ней, но я думал лишь о том, что хочу как прежде чувствовать запахи. Упорно ловил себя на мысли, что уже несколько дней я не чувствую запах свежего кофе, запах подогреваемого обеда. Да что там обеда, я же перед выходом обрызгал себя парфюмом... И что? От меня ничем не пахнет!!! Мне стало дурно, я вскочил в автобус. Там все люди сидели в масках. Так может это потому, что все мы ходим в масках, и на это время у нас притупилось обоняние?!
Достав из кармана смартфон быстро набрал в поиске —"Потеря обоняния”. Поисковик выдал — “Аносмия — распространенное явление, но примерно у каждого шестого человека причину аносмии установить невозможно.
Человек может распознавать примерно триллион запахов, но при аносмии утрачивает эту способность. Иногда к потере обоняния присоединяется и потеря вкуса, поскольку обе системы восприятия тесно связаны"
Мне стало страшно...

5.
"Мир сошёл с ума" — пожалуй, самое часто встречающееся выражение наших дней. Поначалу я думал, что это чрезмерно преувеличенное высказывание. Убеждал себя, что не стоит так драматизировать, ведь понятно, что дети никогда не бывают похожими на своих родителей, а всё хорошее рано или поздно должно закончиться... Но я не думал, что буквально на своей "коже" почувствую всю верность этого изречения и содрогнусь. Но вот я сам вижу этот автобус, это метро, эти улицы, закрытые торговые и культурные здания — всю эту пустоту я не придумал. Чтобы двери Налоговой были закрыты!? Чтобы и правительство боялось встречаться вживую между собой? Такое описано разве только в фантастике, хотя фантастика часто становилось нашим будущим.
После выхода на нужной остановке, я попал под дождь. Это было единственно верным ощущением, что я нахожусь пока в реальности. И что водичка, которая капает на голову, это и есть самый что ни на есть настоящий дождь. Чувство какого-то второстепенного счастья опять окутало мою душу. Про саму душу кажется я тоже в последнее время стал забывать.
А вдруг этот вирус способен убить и память. Ну нет! Вот это я точно не вынесу. Я подумал, что без запахов как-то ещё можно, но без памяти о них я точно стану «овощем». Если не чувствуешь запахи это пол беды, но если не помнишь как они пахли, то это уже больше чем беда. Это уже... Стоп! Нет, не может со мной такого случиться, уговаривал себя я, шагая к очередному бездушному деловому зданию, где мне нужно было просто передать документы.

6.
Устроился "курьером по документам пешком" из-за надобности прокормиться. Нет кое-какие сбережения были, но чем Бог не шутит. И потом человек должен уметь все! Подумал, что если я буду сидеть дома со всем домом, то у меня так атрофируются не только мышцы, но и мозги. А так буду ходить. Носить бумажки от одного к другому. Иногда приходится подождать пока другой поставит печать или просто распишется, или наоборот вежливо попросит присесть, пока он составит и распечатает ответное послание. Это считалось удачей по деньгам, когда сразу приходил второй заказ. Второй адрес. Он мог быть как обычно исходящим - обратным, а мог стать совершенно новым, неизведанным и интригующим. Именно в этих интригах и заключалась изюминка этой работы. Кого ты встретишь, кто будет твоим новым знакомым, как вы с ним поладите, и какие чаевые он тебе оставит? И оставит ли вообще?
Со временем я начал понимать, что я вхожу во вкус, и что эта работа приносит мне удовлетворение даже большее, чем та которой я занимался в последние семь лет. Хотя в финансовом плане, конечно курьерам не дотянуть до менеджеров хороших продаж. Но эти продажи когда ещё будут?!
Итак, на очередном адресе меня попросили подождать за дверью, пока клиент поставит какие-то важные печати, и вернёт мне документы с новым третьим адресом доставки.
 — Собака не злая, но с этим коронавирусом стала нервной. Поэтому подождите здесь пожалуйста. Так будет безопасней.
В подъезде же из-за дверей доносился грозный лай огромной серой немецкой овчарки. На вид хозяин был молодым и современным парнем. Внешне совершенно не похожим на любителя больших злых и лающих собак. Возможно он был кинологом, и на время коронавируса им всем было приказано забрать с собой своих питомцев на дом, пока всё не рассосется и не вернётся на круги своя. Вот и мой клиент был вынужден впредь жить с этой собакой в одной квартире, что кажется со стороны уже доставляло ему много хлопот.
Пока я ждал, овчарка возбуждалась всё больше и больше, а лай становился все страшнее и грознее. В какой-то момент я даже подумал, а сможет ли её удержать хозяин, когда откроет дверь для передачи документов. В этот момент по лестничной площадке тихо поднимался старичок. Он был весь промокший и уставший.
 — Ой, ой, ой, а что он лает? Не понравились значит вы ему. А значит обязательно что-то откусит. Бегите лучше. Нечего испытывать судьбу...
Я стал думать вдвое быстрее и отчетливее. После нескольких секунд я был уже во дворе. Чистый озоновый воздух мгновенно вонзился в мои испуганные легкие также жестко как и лай той овчарки продолжающийся звенеть в моих ушах. Я подумал, насколько правильно поступил послушавшись старика и в результате потерял как заказ в виде денег, так и в какой то мере репутацию надёжного и исполнительного курьера в лице компании, которая меня наняла. Но сомнения были развеяны криком с верхнего этажа.
 — Эй, я так и знал, что вы испугаетесь, но ничего, мы специально их такими готовим. Держите папку. Внутри всё написано.
На сырую и мягкую зелень приземлилась моя дальнейшая работа в виде маленькой полиэтиленовой папки с документами и наличкой. И я вновь стал счастливым, что жизнь продолжается и что все самое интересное ещё впереди…


7.
Солнце вышло сразу же. Ясное! Яркое! Большое! Смотря на него, хотелось объясниться ему в любви. Поблагодарить его за тепло, за веру и надежду, за свет такой великий и безграничный. За космос, за такое могучее понимание нас и наших желаний и исполнения их, самым тёплым и нежным способом. Солнце показало мне где юг, и в какую сторону мне нужно двигаться для следующего адреса.
Пока я ехал в метро, мне приснился удивительный сон. Снилось что-то очень красочное, долгое и очень сюжетное. Все участники этого сновидения были друг с другом знакомы и, в то же время, они не помнили ни свои ни чужие имена. Но среди них были необычные люди, которые этого и не скрывали. Само действие имело многозначительный характер. Оно происходило во времени без наличия самого понятия время, в каком-то непонятном его промежутке, под совершенно мне незнакомые звуки. В то же время, я отчетливо осознавал, что это звучат музыкальные инструменты будущего. Так будет звучать Музыка Штрауса в будущем, и так красиво будем выглядеть все мы. Самое главное, что я чувствовал как они все пахнут. Как изумительно веяло от одной дамы, которая всё время была ко мне спиной и разглядеть её лица, мне не удавалось. Она каждый раз отворачивалась от меня, и мне показалось, что это она делает нарочно. Собравшиеся были красочно одеты. Все говорило о чём-то грандиозном, что случается именно сейчас, именно в эти часы и именно с Нами.
В этом сне Мы — это самое ценное, что в том мире есть сейчас, и чем он так сильно дорожит и любит ради нас, ради того, что он этот мир есть, и ради того, что ему следует продолжать своё существование и свою приобретённую и свободную свежесть.
Вдруг к девушке, которая никак не давала мне рассмотреть своё лицо, обратился солидный мужчина:
 — Как я по вам соскучился, моя очаровательная Византия!
Естественно, я вмиг проснулся. Меня лихорадило. Я был весь в поту. В метро, в поту и в маске. Мне было тяжело дышать. Я рванул с себя маску и человек, который сидел в трёх метрах от меня на противоположном сиденье, встал и неспешным шагом стал удаляться в следующий вагон. Хорошо, что состав был новым и это ему удалось осуществить.
Минуты две-три я еще приходил в себя. Перематывал картинки из увиденного сна, мысленно рассматривал одеяния девушки, её фигурку, её ярко красные лакированные туфли на каблуках... И тут я ощутил холод. Это озноб, подумал я и понял что температура у меня уже высокая. Хуже всего то, что мне ещё два часа добираться до адресата, а затем уже домой. Выдержу ли я это испытание, смогу ли я исполнить свой рабочий долг перед клиентом, не опозорившись, не подведя?
Вспомнилось, что когда-то я был бравым солдатом. Я служил честно. Служил Родине почти так же, как и сейчас хотел послужить клиенту. И я подумал — как всё сильно в мире изменилось. Как понятие Родина и Клиент стали синонимами. И чем дальше я размышлял об этом, тем холоднее становилось вокруг. В глазах стало темнеть, голова закружилась и я потерял сознание. Я не помню, что было дальше...

8.
Помню только, что всё время было темно. Даже когда почти ничего не помню, всё время было темно. Возможно это было депо, куда заезжает состав, чтобы двигаться в обратном направлении. При этом выключается весь свет в вагонах. Было изнурительно тяжело ощущать. Интересно что меня всё таки заметили сидящим или лежащим на сиденье, или на полу... Наверное, вызвали бригаду. Обычно это бывает бригада по сопровождению алкоголиков, но в этот раз и в связи с объявленной пандемией, это были, наверное, врачи. Во всём этом чёрном они были единственно белыми. Один из них сказал:
— Без сознания, но дышит. Проверь температуру.
— Тридцать девять.
— Ух ты! Значит будет кома. Носилки и вперёд. На носилки кладите животом. Там явно будет пневмония. И вообще, поторапливайтесь.
 — Но куда его везти, ведь почти никто не принимает.
 — В принципе, можно сразу и в морг, но там тоже не примут, - отшутился главный из них. Придётся пробовать в область. Сегодня говорили, что там открыли новый модульный корпус на 400 мест.
 — Я туда не поеду, — отозвался водитель, по совместительству напарник носильщика, — мне нужно распоряжение от моего начальства. А то потом начнутся вопросы…
 — Да, но бензин нынче самый дешёвый, не бойся, — ответил напарник.
 — Это для вас врачей он может и стал дешёвым, вам же зарплату подняли, а для нас водителей он каким был таким и остался.
 — Ну ладно, ладно… Везём в область и на этом конец. А про приказ я позабочусь. Посмотрите пожалуйста, есть хоть какие-то документы при нём?
Один из совершенно до этого отстраненных товарищей стал смело обыскивать меня и через минуту-полторы докладывать:
 — Тут бумажник, телефон, чья-то визитка, ключи, а в папке документы. В бумажнике наличных семьсот рублей и сбербанковская карта. Если это его, то в принципе по ней можно установить личность. Паспорта не нашёл.
 — Ладно, поехали.

9.
Прошло, как мне потом сказали, ровно десять дней. Час в час и мне кажется, минута в минуту, когда я снова открыл глаза. Я был в новой реальности. Один среди белых стен с подключённым проводами тянущимися от разных частей тела к какому-то большому и грозному аппарату. Сам я лежал на животе, руки были вдоль тела, а само тело в области живота было приподнять подложенной подушкой. Сама кровать кажется тоже была приподнята с изголовья. Дышал я через трубку и первое, что увидел — это была прибежавшая в полном медицинско-космическом обмундировании медицинская сестра. Я заметил в голосе улыбку.
 — Вы проснулись, я вас поздравляю. Вы слышите меня?
Я попытался ответить, но у меня ничего не вышло и поэтому я просто кивнул ей и кажется даже чуть пошевелил головой.
 — Вам не следует напрягаться, главное и самое плохое, будем надеяться, уже позади.
Я кивнул еще раз и закрыл глаза. Стал мысленно осознавать, что выжил, что я снова буду жить, что мне снова повезло в этой жизни, что мне дали новый шанс оправдать своё существование.
При всей тяжести своего положения я почувствовал себя свободным, легким и счастливым. Спасибо! Произнёс я себе в уме, заверяя себя мыслью, что я отблагодарю Тебя сполна, моя милая добрая и всемогущая Медицинская Сестра, мой доктор, и моё спасение!

10.
Всё что было до сих пор, разделилось на прошлое и сейчас. Я начинал вспоминать, что было детство, была юность и молодость. Я был моментами счастлив и моментами несчастлив. В жизни было место и горю. Но сейчас было совершенно непонятное чувство бытия. Незнание себя и всего окружающего меня. Не умение разобраться в мелочах произошедшего и непонимания всего остального, кроме того, что я жив и что снова открыл глаза.
Я осознал, что предстоит длинный и трудный путь восстановления. Я почувствовал себя одиноким. Все заняты… Ни спросить… Не у кого получить ответа… Это, пожалуй, было непонятно. Было путешествие, но где я побывал я никак не мог вспомнить.
Интересно, подумал я, а кто в курсе про меня? Где я? Как я? Жив ли я или просто меня уже нет для них. А теперь я снова вернулся…
Мой интерес подогревался всё больше и больше возвращающимся сознанием. И вопросы, на которые не было ответов, начинали выпирать и давить на мозг. На первое место вышел вопрос — на самом ли деле всё это происходит со мной, и на самом ли деле это та же жизнь, из которой я так внезапно был отключён? Анализируя все это я начинал сам себе давать утвердительные ответы, подбадривая себя и готовясь к лучшему.
Я вспоминал свой последний день. Я вспомнил Солнце. Я вспомнил овчарку, я вспомнил и понял, что я не донёс документы. Это было очень жутко осознавать, ведь они могли быть очень важными для кого-то. Возможно кому-то от этого стало очень и очень нехорошо. Но как я мог предвидеть это? Никак. Значит я не виновен — успокаивал себя сам. Значит это была его судьба и возможно я даже таким вот образом предотвратил какую-то его беду. Но это возможно и есть самообман, а возможно и нет. Одним словом, каша в мозгу кипела.
Я вспоминал дальше и всё больше, но дверь открылась и в палату вошли два таких же космических доктора, как медсестра. По голосам я понял, что это были он и она. Первым заговорил он.
 — Вам сейчас не следует отвечать, но если можно попытайтесь ответить глазами. Вы чувствуете какую-то боль и где?
Я подумал, что ответ мой должен быть отрицательным, но решил для уверенности мысленно пройтись по частям своего тела. Боли я нигде не обнаружил. Нет, пошевелил я зрачками.
 — Отлично, продолжил доктор, сегодня мы вас подготовим, чтобы завтра вы смогли встать на ноги. Это будет тяжело, но такова в вашем случае необходимость.
Я кивнул, а он вполголоса стал давать врачебные указания своей "второй половине".

11.
Завтра был день моего нового начала. Четыре космические мамы, с истинно материнской нежностью и заботой стали поднимать меня с кровати и ставить на ноги. А я вместо слов благодарности, в силу своей испорченной человеческой природы, думал лишь об одном: "Интересно сколько и кто им за это всё заплатил?" Ни до, ни после не мог я поверить в бескорыстность всего того действия, что творилось вокруг меня и для меня. Как жаль, что жизнь учит нас такому. И как жалко осознавать насколько испорчена современность такими мыслями.
Походив несколько шагов я попросился обратно в кровать. Голова слегка кружилась, но это были уже понятные мне ощущения. Я понимал, что так и должно быть, после всего, что мне пришлось пережить, о чём я ничего не помнил и не знал.
 — Хорошо, полежите еще, отдохните, а вечером мы с вами побеседуем, — сказала главная из них медсестра на халате которой красным фломастером было написано Оля.
Вечер не заставил себя долго ждать. И беседа получилась до невозможности интересной.
 — Меня попросили спросить вас, а помните ли вы Византию?
Тут меня пронзило. Как же я мог всё это время не вспомнить её? Как я вообще про неё мог забыть?
 — Мы звонили ей, потому что у вас в кармане была эта визитка, и я должна отметить, что вы выжили исключительно благодаря тому, что у вас в кармане была именно эта визитка!
Я кажется растаял. Огромный комок подступил к моему горлу, я почувствовал себя сражённым чем-то или кем-то. Провидение?! Я не верил никогда в предзнаменования, я не верил, что всё в этом мире четко прописано для нас, но теперь, именно теперь, какой аргумент я могу привести для себя в оправдание, что не вспомнил про неё даже когда прокручивал в мелочах весь свой сонный бал.
 — Когда я смогу её увидеть, — выдавил я из себя.
 — Вот этого я не знаю, но то, что она сделала всё возможное, чтобы вы выжили я могу подтвердить хоть тысячу раз.
 — Скажите доктор, а где её визитка, и могу ли я ей позвонить.
 — Звонить мы вам пока не позволим. Вы не беспокойтесь, мы сообщили ей, что вы очнулись и идете на поправку. Скоро мы вас надеюсь выпишем и тогда звоните, дружите, встречайтесь, влюбляйтесь. Тогда уже вам всё будет можно.
 — Как скоро будет это “скоро”?
В ответ я снова услышал то, от чего больше всего получал наслаждение — искренний, нежный, женский смех.


12.
Византия. Как она была далека от меня исторически. И тем не менее всей своей сущностью я всегда чувствовал свою принадлежность к этой всемогущей империи. Я знал что мои истоки оттуда, что мои предки все до единого были подданными этой Великой империи. В каждом самом удачном фрагмент своего бытия я видел связь с ней. Я читал и знал про неё много. Я любил этот исторический отрезок. Наверно еще потому, что так много переплетений в этих двух пересекающихся между собой исторических империй Византийской и Армянской. Но никогда не мог предположить, что в наше время, в самый трудной отрезок моего существования именно Византийская царица протянет мне руку помощи, и вернёт меня к жизни. Возможно я перебарщиваю с эмоциями, но именно такими они были в тот день. И теперь у меня появилась лишь одно желание лишь одна цель — увидеть и поблагодарить свою Византию.
 
 
13.
Выписали меня помпезно. Подарили цветы. Аплодировали пока я шёл по коридору в сторону выхода. Я даже не мог понять, почему? Вроде должно же быть всё наоборот, ведь это я должен им, своим врачам дарить цветы и благодарить от всего сердца за труд. Но увы оказывается не всякая реальность нам понятна. Я даже подумал, что может какое-то чудо для них. Может я и вправду воскрес из мёртвых. Может они радуются именно тому факту, что стали сопричастны к этому чуду. А может я просто стал символом их самого удачного эксперимента. И они искренне делятся своими эмоциями. В общем, всё для меня было дико, непонятно, но интересно.
Хотя сама реальность за пределами больницы оказалась до слёз предсказуемой. Я вдохнул свежайший хвойный воздух. Перекрестился и пошёл в сторону дороги, где редко мелькали машины. Хорошо, что телефон был в рабочем состоянии, и я решил воспользоваться услугой яндекс такси. Приложение быстро нашло мое местоположение и показал маршрут до дома в 2,5 часа. Неужели пробки?, подумал я, да нет вроде, все в «зелени». Значит так далеко на самом деле меня занесло...
 
14.
Что я ей скажу? Какими должны быть мои первые слова. Да и вообще, может это всё какое-то кино, а на самом деле не было ни её ни меня. Ни нашей случайной встречи. Ни нашего знакомства. Ни визитки, ни метро, ни больницы, ни врачей. И такси всего лишь привычно везёт меня домой. Или просто продолжается то, что никогда и не заканчивалось.
Что я скажу ей в трубку, когда она ответит мне? Какими должны быть мои первые слова?
— Уважаемый мы доехали. Вам помочь? Вы кажетесь не очень здоровым?
— Нет, дорогой, спасибо! Как раз сейчас, по идее, я должен быть совершенно здоров.
Мы с таксистом посмеялись, я расплатился, он попросил "кое-что" рассказать об этой заразе. Я ответил, что я ничего не помню, он испугался. Потом мы распрощались и я вошёл в свою ипотечную квартиру и повалился на диван, который с того самого дня был не убран. А стакан с недопитым вином с грустным видом стоял на столике перед диваном и кажется даже улыбнулся увидев меня.
— Я очень устал. Мне нужно принять душ и лечь спать, - вполголоса ответил я ему.

15.
Небо было, как никогда лазурным, чистым — ни одного облака. Как давно я не видел такую нескончаемую красоту. Какая синева! Неужели такой тоже она бывает. Какая чистота. Наверное, из за того, что больше не летают самолёты, подумал я. Или это от того что на улице нет ни души. Даже зверей. Интересно, как поживает овчарка. А может её странный и нескончаемый лай был связан с тем, что она почуяла во мне этот вирус, и как-то хотела меня предупредить? И от того, что я не понимал ее языка — злилась.
Неужели всё настолько может быть взаимосвязано в нашей природе. Да, подумал я, всё на самом деле намного глубже, чем мы можем себе представить. Собака учуяла мою болезнь и пыталась защитить от нее своего хозяина, решил я. Это точно. Но об этом никто так и не узнает. А сейчас это всего лишь догадки. Фантазия или что-то в этом роде. Домыслы и предположения. Но никак не доказательства или истина. Кстати истина всё таки никогда не бывает одной. Их много. Они разные. Они разноцветные. Они секретны. Для того, чтобы их познать требуются новые уровни знаний... Новые формы их представления и понимания…
Небо всё таки слишком голубое… Я вряд ли видел когда либо такое небо…
Мне нужно позвонить. До сегодняшнего дня, мне никогда не составляло особого труда поднять трубку и позвонить, задать свои вопросы и получить на них ответы. Никогда раньше я и не мог предположить, что такое обычное действие может стать для меня таким сложным процессом. Я не мог никак собраться и решиться на этот звонок. Чего-то я очень сильно боюсь. Но чего же? Это всего лишь ни к чему не обязывающий звонок. А может всё наоборот, и это будет звонок, от которого возникнут новые обязательства. И тогда я сильно пожалею о совершенном… Боюсь, что я не то скажу, не в том тоне или же не тем тембром? Но я был уверен, что мне обязательно надо позвонить.
Визитка лежала на журнальном столике рядом с недопитым бокалом вина и мобильным телефоном. В одно мгновение я даже подумал, что и она может мне позвонить, ведь с моего телефона ей звонили, я проверял... Ну и что… Кто первый? Эти мысли были похожи на придумывание оправданий. С чего она должна сама мне первой позвонить? Но неужели ей не любопытно что и как сейчас со мной происходит, где в конце концов сейчас я нахожусь, и чем занимаюсь? Почему её должно это всё интересовать? Она уже сделала самое важное, что может сделать человек по отношению к другому человеку — спасла мою жизнь. Сделала бескорыстно. Даже будучи не уверенной в результате, но сделала. Сделала всё что могла! Я становился уверенным в своём решении не звонить, но почему именно к такому решению я приходил, тоже не знаю. Мне захотелось порвать визитку и…..


16.
 — Здравствуй, это я.
 — Ух ты! — воскликнула она. — Мне очень приятно слышать твой голос. Я рада за тебя!
— Да, спасибо. Я тоже рад, что так благополучно всё завершилось. Спасибо тебе.
— А что ты имеешь в виду, что завершилось? Я наоборот думала, что всё только должно начаться.
— Я имею в виду свою эпопею с болезнью и что с твоей лёгкой руки я жив. Я благодарен тебе за всё, моя Византия!
— Твоя?! — и я вновь услышал уже знакомый мне смех. В трубке телефона её тембр намного более мягкий и красивый. Но от прозвучавшего вопроса и мне стало как-то не по себе. Собрав остаток сил и уверенности, продолжил, — да, конечно же, Моя. Кто ещё как не я должен благодарить тебя как родного человека, который вытащил меня с того…
— Перестань, — перебила она, — я всего лишь сделала то, что сделал бы любой другой человек, оказавшись на моем месте. Я всего лишь проявила заботу, такое простое, но очень нужное слово, которое для нас людей должно быть обычным делом, по отношению друг к другу.
— Да, но я не уверен, что случись это с тобой, я поступил бы так же, — ответил я и в ту же секунду подумал, что ляпнул.
— Ну что ж, возможно ты просто плохо знаешь себя…
— Не думаю, — продолжил я тупо настаивать на своём. — Я уверен, что не мог бы сделать тоже самое по отношению к незнакомому человеку.
— Незнакомому?! — переспросила она. — Незнакомыми мы были до того как познакомились, после мы уже не можем быть не знакомыми. Мы же не просто так познакомились, мы же не знакомимся с каждым встречным. Мы же свободные люди, и нам дана воля в действиях. Прости но я уже не считаю тебя незнакомым. Скажу больше, когда мне позвонили, я поняла, что я единственная, кто должен сделать всё от меня зависящее. Иначе почему позвонили именно мне. Ведь в твоей телефонной книжке наверняка были и другие номера, с более предсказуемыми для таких случаев именами. Провидение?
— Да, ты права, я наверное не то говорю. Я пока не очень хорошо соображаю. Всё должно быть именно так, как ты говоришь, извини, я не то болтаю…
— Перестань. Главное — не пей прокисшее вино, у тебя под кроватью должна быть бутылка хорошего французского вина.
Я встал с дивана, пошел в спальню, нагнулся и увидел под кроватью бутылку. Дотянулся до неё и прочитал на этикетке  Sancerre Rouge Les Baronnes, 1969 г. Разлива.
— Но как это возможно? — промолвил я в трубку. — Как ты попала в мою квартиру? И почему под кроватью…
— А это и есть то начало, о котором я тебе говорила, моя Армения. Кстати меня недавно угостили прекрасным армянскими вином и я подумала, что если всё будет ок, в следующий раз мы закажем именно Армянского.
— В следующий раз? — тихо переспросил я.
— Да, именно, в следующий раз... Если конечно ты не против?
Я знал и верил в правоту того, что в отношениях между мужчиной и женщиной право выбора принадлежит женщине. Знал и поэтому просто промолчал. Как все хорошо складывается, думал я, уже полностью расслабленный под воздействием опустошенной бутылки вина. Как я счастлив. Столько бесперебойного счастья, так сразу сваливается на голову. Спасибо всем, кто так предусмотрительно осчастливил меня. Но меня тянуло в сон... И я лёг спать с улыбкой на лице, со спокойной совестью исполненного «долга».
Хотя ни черта я не понимал, но мне уже всё было безразлично. Главное — я с ней переговорил. И этот разговор при всех его изъянах допущенных мною был самым прекрасным дополнением к моему физическому исцелению. Душа, которая, казалась, куда-то ушла и покинула меня, после разговора с ней вернулась в свою обитель — в моё тело. И от этого чувства я становился веселее и сильнее. Но кровать и желание поспать оказалось еще сильнее. Уснул я, возможно, самым сладким сном в моей жизни.


17.
— Меня готовят к полёту!
Мы сидели в специально оборудованном стеклянном колпачке-беседке с открытой крышей. Место было изолировано от других столиков и людей. Это был ресторан новой формации. Здесь всё было продумано по-новому так, чтобы посетители были равноудалены друг от друга, и их пути при выходе и входе не пересекались. Хотя местность и была на открытом пространстве, но всё вокруг представлялось похожим на огромный космического плана комплекс со строго выверенными рядами столиков для приёма пищи. Наш столик был со свечами, и мне показалось, что он был расположен в самом романтическом месте всего этого пространства. Только старое название “ресторан” звучало совершенно изжито.
Было странно, почему же на открытой местности требуются такие предусмотрительные ограничения. Но такова была уже новая реальность и требования властей, которые должны были по максимуму страховать эту свою власть. Всё вокруг было в зелени, но даже в этом случае в отведенном нам месте, размерами около 8 квадратных метров, были поставлены большие кувшины с растениями. Мне сначала показалось, что они искусственные, но нет — живые, поливные. На некоторых листьях ещё лежали капли воды, которой орошали их после очередных посетителей.
Сразу было понятно ресторан дорогой и изысканный. Блюда — тоже самое. Я заказал мясо, она — устрицы. Вино было отборное итальянское двух сортов. В таком месте, с видом на нескончаемый хвойный лес с искусственно созданной возвышенности грех было не насладиться трапезой, тем более сочной и сияющей. Единственным и самым изнуряющим для меня было то, что я по-прежнему не чувствовал ни запаха, ни вкуса всего этого райского наслаждения. Это было горем, причем самым, что ни на есть, настоящим.
— Нас запустят ровно через три года.  Давай выпьем, чтобы всё что задумывается исполнялось бы. А задумывать нужно только всё волшебное!
Мы чокнулись Я залпом опустошил огромный бокал вина, как чашку воды или кваса. Одним залпом, как говорится, в надежде убрать давящую тяжесть в голове.
— Для меня сейчас что вино, что вода — одинаково безвкусны.
— Да, я знаю. Врачи говорят это может продлится ещё некоторое время... А может и навсегда.
— Навсегда? — вздрогнул я от неожиданности. — Да я лучше повешусь…
— Не груби, ко всему можно привыкнуть…
Вечер продолжался и начинало темнеть. Закат случился поразительно красивым. Настолько манящим, что некоторое время мы оба просто молча созерцали его. Наверное, мы оба при этом, в мыслях восхищались такой грандиозной космической красотой.
— Через три года я полечу куда-то туда. И кто его знает, что меня там ждёт...
Да, — подумал я, — а что ждёт меня интересно через три года. А где же я буду, и с кем?
— А я то думал, что сейчас я нахожусь в компании будущей космонавтки- мамы, которая возможно родит мне сына! — для себя же самого удивлённо выстрелил я.
Случилась пауза. Потом была улыбка. А после последовал немногословный ответ:
— Возможно!
И через огромное количество времени сцепленного и истощающего лобового взгляда услышал эхом доносящиеся последние её слова:
— Когда вернусь…

18.
Что это было? И было ли это всё опять со мной? Почему так круто изменилась моя жизнь? Что всё это означает? Ведь вроде я ни о чём таком не думал, не мечтал и не желал. Я жил себе в радость и не думал о будущем. Мне было хорошо сейчас, всё было нормально. Не было никаких высоких целей, низких поступков. Мудрых решений и правильно-неправильных дней. Всё было ровно, как того желают миллионы. Всё было понятно и логично объяснимо. Никто меня не дергал. Никого не дергал я. Привет, привет. Прощай, пока. И всё! Что случилось, что за наваждение со мной происходит? Где я? Почему — я? Почему сейчас, а не вчера или завтра?
Возможно, что это всё-таки сон. Или что еще хуже — смерть. Или что еще хуже — перевоплощение. Но ведь я ни о чём таком не просил, не желал и не предполагал. Зачем всё это теперь мне досталось? Где тот свет, в котором мои ответы, решения и моя правда?
Я её проводил до дома. Мы ещё постояли около подъезда пару минут молча. А перед прощанием она сказала.
— Ну, пожалуй целоваться мы в этот раз не будем. Да, и приглашать тебя к себе тоже не буду. Подождем пока к тебе вернётся обоняние и чувство вкуса. И тогда…
Я нежно прикрыл её рот, ладонью… Хотя на самом деле сейчас мне больше всего хотелось прижать ее и поцеловать. С ней и ни с кем другим!

19.
Осложнения не заставили себя долго ждать. Тяжесть в голове за весь вечер преобразилась в новую высокую температуру… В отличие от первого раза сейчас я отчётливо слышал фортиссимо рёва скорой, мчащегося с бешеной скоростью, да так, что даже сидящий рядом и придерживающий меня медбрат после каждого очередного нажатия педали на газ, бранился последним матом, и злился от каждого нового шумахерского маневра водителя.
Когда меня лежащего на носилках выкатили из машины во двор огромного светящегося ярким светом ночного здания, я успел прочитать его заглавие — Госпиталь Военно-Космических Сил. “Ух ты! Неужели меня отправят в космос первым вместо неё”, — мысленно ляпнул я самому себе. Я всё в этот раз отчётливо слышал и понимал. После КТ лёгких врач тихо пробормотал своему коллеге:
— Здесь нечего больше спасать. Всё съедено, выпито и снова закушено…
— Это приговор? — осмелился спросить я.
— Даже не понятно за счёт чего и каких сил вы вообще говорите.
Я ознакомился с историей болезни — ничего хорошего вам не светит. Если только...
— Если только, что? — уже более наглым тоном переспросил я.
— Если только выживите…
Да, вот теперь мне все ясно. Я умираю…
— Нет, конечно, — продолжил врач, — один процент из ста на вашей стороне. — Но он слабо подпитан, и очень сильно изношен.
— Сколько мне осталось доктор?
— На самом деле судя по КТ нисколько. Мне даже совершенно непонятно ваше здраво мыслящее и говорящее своими силами состояние. Обычно…
— Я выживу, - перебил его я.
— Ну в этом случае, нужно надеяться только на себя, нам здесь делать нечего. Мы сейчас нормализуем вашу температуру и вы заснете. Скажите неужели у вас ничего не болит?
— Нет, доктор, у меня ничего не болит. И прошу вас, я не хочу спать, так я потеряю любой шанс попрощаться... Я так не хочу!  Ведь у меня ничего не болит. Прошу вас…
— Но как так может быть, я не понимаю... Я не понимаю вообще ничего из того что сейчас здесь происходит? Вы потеряли чувство боли…
— Как запах и вкус, — тихо продолжил я.

20.
В этот раз я застрял на целых два с половиной года. Всё, что со мной происходило больше было похоже на предполетную подготовительную работу, чем на лечение. Меня как подопытного кролика выносили на носилках в залы где проходили семинары. В меня кололи Бог знает что и сколько. Из меня высасывали разные жидкости! Со мной знакомились иностранные светила. То ли доктора, то ли военные генералы. Ко мне дотрагивались как к чему-то неземному. Для меня устраивали концерты классической музыки. Мне перед сном читали стихи. А утром учили правильно держать ложку. Меня купали в огромном бассейне, где я был один с инструкторами мастерами спорта. Я даже научился плавать, чего никогда не умел. А на последок, даже усадили во что-то очень напоминающее из себя центрифугу, и крутили, крутили, крутили.
Я не умирал!
 И наоборот с каждым днём становился всё сильнее и здоровее. Подтвердилось, что мой организм не только не чувствовал запахи и вкусы, он не чувствовал никакую боль. И поэтому меня свободно можно было сжигать, душить или топить. Мне было абсолютно не больно. Итак, из меня сделали сверх человека, которого только лишь не испробовали в невесомости! Остальные препятствия я преодолел с честью присущей лишь избранным солдатам!
  Я был готов к выписке, держать меня дальше не имело смысла. Весь научно-технический прогресс был сполна испытан на мне, а в истории болезни красовалась фраза "пациентом был убит коронованный вирус убийца". А я бы написал — “заколот вирус, но пациент воскрес!”
В отличии от первого раза, в этот раз меня провожали совершенно ровно. Весь персонал конечно посчитал своим долгом попрощаться лично. Но как-то без лишних помпезностей, цветов и аплодисментов. Вот это мне было понятнее, чем тогда почти 30 месяцев назад. На ресепшене мне сказали, что меня на улице ждут. И я кажется догадывался кто это может быть.

21.
Я вышел в больничный двор! Весна была в самом разгаре. Все цвело и пахло. Жизнь хлынула в меня с тем первым глотком настоящего земного воздуха, как будто до этого я дышал всеми искусственным его видами. Синева была еще чище и мягче, а солнце ещё больше и ярче, чем когда либо. Но самое главное ощущение было, что ничего не произошло, всё было так, как и было — всего лишь наступил следующий день. К великой радости он наступил, а не исчез!
В нескольких десятках метрах от меня, в тени огромной цветущей яблони я увидел мирно стоящую Её. Она держалась обеими руками за ручку коляски, в которой сидел лучезарный с кудрявыми волосами малыш. Первое, о чём я подумал, что это существо мне знакомо, и я его точно знаю, и эти широко раскрытые добрые и искренние глаза манили к себе с необычайной силой.
Я двинулся в направлении к ним. Мы с ней были в масках.
— ЗДРАВСТВУЙ, ЭТО Я! — почти с криком произнёс я.
— ЗДРАВСТВУЙ, Я РАДА СЛЫШАТЬ И ВИДЕТЬ ТЕБЯ…
В первый раз в жизни мы обнялись, и в этом объятии за секунды молча объяснились в чём-то очень сокровенном, душевном и интимном. Кажется нам обоим уже все было ясно и понятно. Словами это все не выразить…
— Познакомься, это — твой сын.
Я был готов услышать всё что угодно, в любом тоне и тембре и на любом языке, кроме того, что мне только что сказали. И у меня подкосились ноги, я тихо опустился перед коляской на колени. Облокотившись на боковые ручки я взглянул в эти чудесные и сияющие от восторга глаза. То ли от этого обрушившегося на голову счастья, то ли от потери чувства реальности, эмоции хлынули из меня потоком и я заплакал. Я был сильным человеком, и вы об этом уже знаете. Сильным и не чувствующим физическую боль человеком, но то, что случилось со мной сейчас, сделало меня обычным. Услышав в ответ милый детский плач, я собрался с силами, крепко поцеловал малыша и взял его на руки. Обнял. Я вдохнул его запах. Она шепнула мне на ухо:
— Его зовут Арман…
Так звали моего отца. Провидение…

22.
... Я растерянно стоял посреди огромного больничного двора, похожего на огромную взлётную полосу с грозным названием Госпиталь Военно-Космических Сил. На руках мой ребенок, рядом — моя жена. Солёный вкус слезы, сладкий запах волос сына и приятная боль в сердце. Ко мне вернулась жизнь.
— С возвращением, — сказала она.
— А как же твой контракт?
— Я расторгла его, теперь вы и есть мой Космос, и мне больше нечего искать во всей этой бесконечной вселенной. Поехали!
Мы ехали на большой разноцветной машине по берегу чудесного армянского озера, под чудесным византийским солнцем. И мы были счастливы от того, что вернулись…