Рисунок взят с сайта:
Уже и половицы за моей спиной скрипнули. А ощущение чужого присутствия чуть ли не физически цепляло за плечи. Почти явственно. Забыв о картошке с квасом, я стал медленно оборачиваться. О том, что увижу за спиной – не думал. Разум был в оцепенении. Разве что образ мертвяка, отчего-то в надвинутой на глаза серой кепке и тянущего желтые пальцы с длинными заостренными ногтями к моей шее, невольно вырисовывался в воображении. Оное жило своей жизнью в моей голове и слушалось не меня. У него был свой хозяин – Ужас.
Я все-таки обернулся. Никого. Только керосинка посреди стола и лунная дорожка, освещающая покрытый пылью пол. Слышалось, как все тише потрескивают догорающие дрова. В пору было облегчено вздыхать и таки переться в чулан за картошкой. Но и есть расхотелось. Напрочь. Да и ощущение присутствия чего-то неживого и на меня пялящегося – не оставляло.
Сколько я вот так тупо простоял, подле приоткрытой двери? В оцепенении. Не помню. Потом подошел к печке, подбросил пару поленьев – хорошо хоть тепло было в избе. И забрался на лежанку. Понятно, что спать не хотелось. Я все пытался заставить себя думать. Желательно рационально. Не получалось. Воображение брало верх, устроив в мой башке праздник сюрреализма. То рисуя толпы мертвяков, чем-то похожих на белых ходоков из «Игры престолов», то хватая меня за шкирку и швыряя прямо в пелену тумана, посреди этой неживой деревни, то вдруг передо мной, во весь рост, представал ухмыляющийся Мишка с письмом – будь оно не ладно – в руке. Почему-то в левой.
Кажется средь этих картинах я забылся. Очнулся от зяби. Высунул голову из-под тулупа – дрова в печке и давно уже прогорели и сырость снова окутала избу. Как будто и не топил вовсе. Только вот лежанка оставалась теплой, чем-то напоминающей оазис средь этой сырой пустыни. Может, и не слазить с печи? Гори оно все синим пламенем, с сыростью, туманами и мертвяками.
Между тем, за давно немытым окном уже проглядывалось серое марево, возвещающее вроде как о наступлении утра в этой странной деревне. «А вот хрен вам, будут так лежать, пока с голоду не подохну и сам мертвяком не заделаюсь, буду тут с вами-козлами по этой долбаной деревне ошиваться» – подумал. Точнее не так, не я подумал, нет. Злость проснулась и пыталась вытолкать Ужас взашей. У нее вроде как получилось. Злость была ближе ко мне, поскольку снисходила к рациональному осмыслению ситуации, в отличие от художника-сюрреалиста Ужаса.
С этими мыслями я снова закутался с головой в тулуп и решил ждать. Чего именно? Ну, крика, там, за окном, или мертвяка средь избы. Вместо этого я вдруг почувствовал холод. Самый настоящий. Зимний. Леденящий. Не изнутри, навеянный Страхом, нет. Снаружи.
Я приподнял тулуп. И увидел прямо над собой верхушки сосен, словно схоронившихся в сугробах. Огляделся. Лежал я в овраге, на еловом лапнике, колющим шею и пахнущим перемешанной с морозом хвоей. Лежал укрытый все тем же и ставшим родным тулупом. Огромная бледная луна серебрила снежные валуны, из-под которых торчали коряги и верхушки репейника, напоминающие скрюченные пальцы мертвецов.
Злость и Ужас несколько отступили, дав место Удивлению. Аккурат, когда за моей головой послышался скрип чьих-то шагов по снегу.
Июнь 2020 Чкаловский.