У Лерочки на окне всегда росли какие-то цветы. Она выбирала для них самые нелепые горшочки - аляповатые, яркие, а то и просто неправильной формы. И каждый раз рассказывала нам одну и ту же историю: мол, каждое растение имеет свой характер. Покупала она эти горшки в каких-то магазинах на окраине - где и жила. А мы часто бывали у неё в гостях, потому что она любила шумные компании и чай.
Происходило так. Вадим забегал в соседнюю с его домом чайную лавку, покупал очередное недоразумение с едва произносимым названием - и звонил мне. Я звонил Вовке, тот прыгал в свой старенький жигуленок, собирал нас - и мы ехали к Лерочке. А там начиналось: суета, звон чашек, смех, сигаретный дым; Вадим что-то пел под гитару, все говорили наперебой... Бывало, засиживались до утра - когда завтра выходной, или когда уж совсем давно не виделись.
В тот раз мы пришли не с чаем, а с несколькими бутылками хорошего вина. И пришли вдвоём - Вадим и я. Вовка уехал на недельку в свою деревню, звонил, поздравлял и обещал скоро вернуться. Шли новогодние каникулы, мы уже отпраздновали со всей роднёй, всеми близкими, отоспались - и решили: к Лерочке. Через весь город шли пешком - красота, тепло, даже до минус десяти не добралось. Лёгкий снежок, смех отовсюду, народ гуляет. Под ногами хрустит, над головой блестит и светится, музыка... Новый год, короче говоря.
Лерочка встретила нас как всегда - весело, приветливо, сразу пошуршала на кухню звенеть плошками с салатами, стучать ножом по доске; и сквозь все это плясал её тёплый щебет. Мы разулись, скинули куртки и тоже отправились на кухню - помогать резать всякое, разливать по бокалам, курить и быть счастливыми.
Вадим тогда был в неё влюблен, хотя никаких особых движений в эту сторону себе не позволял. Но было понятно - по его улыбке, по его жестам, по тому, как он замечал любые мелочи и новшества, с нею связанные: влюблён. Так что я не удивился, когда он ткнул пальцем в очередной горшок и спросил:
- Это что у тебя, Лер, за очередной казус?
Горшок был треугольный и зачем-то фиолетовый. В нем сидело растение с некрупными красными цветами и горделиво пялилось в нас глазками бутончиков.
- Это Гера. Она - герань, - говорила Лерочка. - самая обычная герань по имени Гера. А горшок такой потому...
Я, если честно, даже и не помню, что там за история с этим горшком была - потому что придремал, а попросту говоря - отрубился. Тяжёлая неделька, жаркие ссоры с Тамарой, ругань, потом ещё немного разного в университете... В общем, устал я и заснул - прямо там, за столом, не допив очередной бокал сухого.
И снилось мне, что зовут меня Гера, и я самая обычная герань. Сижу себе в горшочке странном около окна. Стекло так тонко ластится, лилово отблескивает с улицы мельканием гирлянды; в уголках притаились инеевые узоры - тонкие и немного прозрачные. А за окном...
Там мир. Мир укрывает снегом, вьюжит, потряхивает от скорых морозов. Там темно, и белые хлопья опускаются на усталые улицы нашего города; там почти никого - и уже слишком легко поверить, что и вовсе никого; что опустела вся планета; нет больше нас всех - только ветер и вечный снег. Ветер, снег и тишина.
Купаться в этой тишине было немного странно, страшновато - но ведь таким мир и должен был стать; таким был задуман, а потом все пошло под откос... Хотя вот прямо сейчас - тихо, легко и уютно. И никуда не надо спешить, и ни с кем не надо ссориться - ну какие могут быть ссоры у гераней?
Проснулся от звона. Долго пытался сообразить, где я. Почему я тут, на табурете. Куда делся мой горшок. Почему я снова это вот - болеющее, бессильное и усталое, а не то - с алыми цветами.
- Прости, Макс, - пробормотала Лерочка. И я окончательно проснулся. - Я уронила чашку. Мы хотели в комнату, ты же тут задремал, а Вадим сказал, что ты очень уставший... А ты про герань что-то сквозь сон...
Я поднялся с табурета и пошёл в коридор. Начал обуваться. Лерочка подумала, что я пьян; что меня надо успокаивать, останавливать. Я потратил несколько слов, чтобы её угомонить. А из-за её спины, из дверного проёма, смущённо улыбался мне Вадим. И я не выдержал.
- Герань, говоришь? - спросил я, глядя за Леркино плечо, прямо Вадиму в глаза. - Герань, да? Дурак ты, и не лечишься, Вадимка. Все про мелочи, про несущественное. А там мир в снегу, понимаешь ты? Ай, иди ты к чёрту...
И шагнул за порог. Но понял, что сказал не всё. Обернулся.
- Скажи ты ей уже, Вадим.
И ушёл.
Спустился по долгой лестнице - в лифт не хотелось. Толкнул скрипучую дверь подъезда. Замер на секунду. И потом сделал шаг на улицу.
Прямо в снег.
***
Через пару дней, покончив с домашними скандалами на несколько следующих лет, я встретился с ними и рассказал о том своём сне. Он нежно обнимал её, а она смущённо прятала нос в его воротнике. Через полгода они поженились. На свадьбе меня уже не было - я перевёлся на заочку и уехал домой. И ничего бы не знал про них, про их свадьбу, если бы однажды вечером, по пути с работы, не нашёл в почтовом ящике конверт. Я зашёл домой и сразу его открыл. Внутри была открытка с нарисованными ярко-красными цветами, а на обратной стороне аккуратным Леркиным почерком была написана одна фраза.
"Спасибо, что был геранью".