Таня
- моя подружка. Что нас с ней объединяло? Во-первых, мы были одноклассницы; во-вторых, она жила в соседнем доме. Скорее, домике из двух комнат. Причем, вначале это была избушка из одной комнаты, а потом её родители сделали пристройку.
И это была не просто избушка, в этой избушке прошли мои первые два года жизни. Бабушка постоянно мне рассказывала, как она вместе со своими детьми строила себе избушку после войны. И переселились они в нее, как только были стены поставлены. Жили без крыши, но радовались: свой дом! После телятника, в котором они зимовали сразу после переезда из Тулатинки, - свои стены не просто согревали, они казались крепостью.
Через несколько лет, когда мой отец вырос и женился, стали копить деньги на дом. Отказывали себе в самом необходимом. Мама как-то рассказывала, что у отца не было даже фуражки (атрибут одежды, который носили после войны все мужчины). И однажды он нашел на пыльной дороге старую фуражку. Отряхнул её и, не найдя хозяина, носил несколько лет.
Огород вокруг избушки был что-то около 30 соток. Бабушка работала в колхозе, а всем колхозникам земли выделяли много. Вот на этом огороде и собрали «новый» дом, вывезенный из заброшенной деревни, который купили за приемлемую цену.
Избушку с частью земли продали. Кто были первыми хозяевами, я не помню. Таня с отцом, мачехой, братом и старенькой бабушкой стали жить в нашей избушке, когда я пошла в 3 класс.
Таня – худенькая девочка с тоненькой косичкой, туго заплетенной колоском до самого кончика бантиком неопределенного цвета. Шустрая, улыбчивая, всегда неунывающая. Жилось ей непросто, но никогда не видела я её огорченной или плачущей. Глаза её сине-васильковые поражали глубиной и чистотой цвета, опушенные густыми, длинными, темными ресницами, смотрели на мир доверительно и открыто. Не помню, чтобы Танины руки, не по возрасту большие, с длинными подвижными пальцами, руки много работающего человека, не были заняты каким-либо делом. Кажется, они умели делать всё.
Она никогда не жаловалась, хотя жилось ей несладко. У её мачехи, теть Нюры, своих детей не было. Наверное поэтому не чувствовала она особой теплоты к детям мужа. На Танины плечи такая работа была взвалена, о которой я и не подозревала: она доила корову, провожала её рано утром в стадо. Когда дети её возраста сладко спали, Тане приходилось вставать в пять утра и, ёжась от утреннего холода, гнать корову в стадо, а потом брать тяпку и идти в огород на прополку картошки. Не раз женщины пеняли теть Нюре, что она не жалеет Таню: могла бы и сама корову в стадо проводить. Днём Таня занималась уборкой в доме, готовила еду на всю семью (чаще всего жарила картошку или варила немудрёный супчик), стирала, подметала двор, кормила кур и следила, чтобы эти глупые птицы не забрели на грядки. А по вечерам ходила за водой на колодец в овраг. Согнется под тяжестью коромысла с ведрами и идет в гору, стараясь воду не расплескать: надо грядки полить, корове воды поставить, домой принести… Я чувствовала себя с Таней рядом всегда неловко из-за праздной жизни, просто лентяйкой.
Отец Танин, дядь Лёня, зимой и летом ходил в кирзовых сапогах. Мне казалось, что он и на ночь их не снимал, потому что в доме не разувался никогда. Худощавый, среднего роста, он всегда вызывал чувство недоверия, настороженности. И даже внешность его была неприятна. Хотя он и Таня были очень похожи. Взрослые говорили, что он жену свою, Танину мать, убил. Говорили, что он сидел в тюрьме, а жена его стала встречаться с другим и забеременела. Вернулся дядь Лёня домой и стал жену свою беременную поколачивать. А когда повез её рожать в соседний поселок, дорогой сильно избил. Умерли она и ребенок.
Насколько это правда, не знаю. Но бабушка моя так говорила. Она общалась с Таниной бабушкой, которая была матерью Таниной матери. Бабушка Танина была совершенно слепой. Она сильно жалела внуков, но помочь им не могла.
Танина мачеха курила и часто уходила в запой. Часто тёть Нюра из дома убегала после побоев пьяного мужа. По неделям она гуляла неизвестно где и с кем. Вся домашняя работа ложилась на Танины плечи. Поэтому она умела всё: и корову доить, и стирать, и готовить, и печку топить. Я вообще не помню, играла ли когда-нибудь Таня с нами. У неё, по-моему, и кукол-то не было… И уроки учить было тоже некогда, и книги читать редко приходилось. Но занятия в школе она никогда не пропускала.
Таня никогда о скандалах в семье не рассказывала. Думаю, мачеху она жалела, и относилась к ней гораздо лучше, чем к отцу. Заботилась о детях тёть Нюра всегда больше, чем родной отец. И даже на малую ласку мачехи Танино сердечко отзывалось большой благодарностью. Таня всегда звала тёть Нюру матерью…
После запоя теть Нюра домой возвращалась, наводила порядок в доме, пекла пироги с картошкой. Худая, высокая, она крутилась, успевая сделать всё. Не боялась никакой работы, даже заготовкой угля и дров на зиму занималась всегда сама. Осенью собирала калину и морозила её в большой бочке. Зимой она угощала мороженой калиной соседей, пекла пироги.
Пристрастие к спиртному и погубило тёть Нюру. Уже будучи немолодой, она напилась на работе (работала она свинаркой в совхозе) и уснула за свиной кормушкой. Свиньи отгрызли ей ухо. Теть Нюра долго лежала в больнице. Соседки её и ругали, и жалели сильно. Несмотря на пьянство, она была общительной, беззлобной – хорошей соседкой. Под старость болезни её одолевать стали. И в очередной запой она умерла в доме своих собутыльников. Хоронили тёть Нюру Таня и её брат Сергей. После смерти жены дядь Лёня совсем одичал, запился. Он оказался беспомощным перед жизненными проблемами: не то, что дров-угля купить на зиму, он не мог свой быт мало-мальски наладить. Свою пенсию пропивал всю. Рядом с ним сразу появились друзья-алкаши. Но с детьми жить не соглашался долго, пока совсем немощным не стал. Думаю, стыдно было за то, как он жестоко обращался с ними, особенно с сыном..
Танин брат Сергей был её старше на год. По крайней мере, учился он в классе старше нас ровно на год. Жилось ему очень плохо: отец его очень сильно бил по поводу и без повода. Сергей убегал из дома, бродяжничал: ночевал, где придется, неизвестно чем питался. Худой был до невозможности. Я в детстве прочитала книгу «Повесть о красном орленке» Сидорова, и Сережка ассоциировался у меня с Пронькой Драным, таким же вечно голодным, молчаливым подростком. Моя бабушка сильно его жалела. После восьмилетки Сергей ушел из дома навсегда. И больше я его не видела. Знаю, что женился, у него два сына, всю жизнь трудился и всего добился в жизни сам, без помощи отца.
Таня после окончания восьмого класса уехала в Горно-Алтайск. Поступила в зооветеринарный техникум на пчеловода. Виделись мы с ней редко. Но когда она приезжала домой, приходила ко мне. Она похорошела, появилась в ней уверенность, и оставалась такой же доброй. С чувством юмора рассказывала она, как проходила производственную практику в алтайском ауле далеко в горах: ухаживала за овцами, стригла их. Смеялась, что я бы там оголодала совсем, потому что они с подружкой ели пряники с водой и баранину. Другой еды (привычной для нас) там не было. Таня вышла замуж за хорошего парня, Женю Акулова, родила сына и двух дочек. Работала в совхозе животноводом. Сейчас работает продавцом. Муж её умер молодым. Замуж она больше не выходила, поднимала детей одна.
Спросила я её как-то, почему она замуж не вышла. Отшутилась: «Хороших мужиков еще парными щенками разобрали, а плохого мне не надо!».