С Пушкиным, на берегу

Иван Серенький
Коля, Валя, и Ганс любили Природу, и ещё – они уважали Пушкина.
Коля, Валя, и Ганс, возраст имели солидный – пенсионный.
И дожили они до 6-го июня, когда у Пушкина, Александра Сергеевича, как известно – день рождения, а в нынешнем году аж… 221 год ему.
И назначили старички точку встречи – на берегу великой реки.
Уж Солнце к вечеру клонилось, они смотрели на первые признаки заката над большой водой.
Взыграл костёр на камнях у реки, лес недалече призывно ветками зелёными махал.
Созрел и чай – с лимоном, яблоком сушеным, и с унаби…Ему воздали должное – судьбу благодарив.
Ганс книги прихватил, что дома под руку попались – «Родная речь», «В мире литературы», В стране, где Сороть голубая».
Читали Пушкина у костерка, по памяти, из книги тоже…
Встал Николай, и взор, направив к Солнцу, с великим чувством произнёс:
- «Я вас люблю, хоть я бешусь,
Хоть это труд и стыд напрасный,
И в этой глупости несчастной
У ваших ног я признаюсь!

Мне не к лицу и не по летам…
Пора, пора мне быть умней!
Но узнаю по всем приметам
Болезнь любви в душе моей:

Без вас мне скучно, - я зеваю;
При вас мне грустно, - я терплю;
И, мочи нет, сказать желаю,
Мой ангел, как я вас люблю!»
Вздохнула Валя:
 - Браво, Коля…
Он книгу взял, с зелёною обложкой, открыл, взглянул, и прочитал:
 - «Благословлю моих друзей
Нет, нет! Нигде не позабуду
Их милых, ласковых речей;
Вдали, один, среди людей
Воображать я вечно буду
Вас, тени прибережных ив,
Вас, мир и сон тригорских нив,
И берег Сороти отлогий,
И полосатые холмы,
И в роще скрытые дороги,
И дом, где пировали мы -
Приют, сияньем муз одетый…
А.С.Пушкин
«Путешествие Онегина»
Из ранних редакций»…
Ганс колдовал у котелков и пламени, где создавался жар среди дровишек, веток, камышинок…
Сказал:
 - Валя, о вещем Олеге поведай, вот книга…
И голос Вали мелодично, проникновенно зазвучал:
 - «Как ныне сбирается вещий Олег
Отмстить неразумным хазарам:
Их села и нивы за буйный набег
Обрек он мечам и пожарам
С дружиной своей, в цареградской броне,
Князь по полю едет на верном коне…»
Читала Валя, ребята слушали, Природу созерцая…
Когда до строк баллады Валя добралась:
 - «Князь тихо на череп коня наступил,
И молвил: «Спи, друг одинокий!
Твой старый хозяин тебя пережил:
На тризне уже недалекой,
Не ты под секирой ковыль обагришь
И жаркою кровью мой прах напоишь!
Так вот где таилась погибель моя!
Мне смертию кость угрожала!»
Из мёртвой главы гробовая змея
Шипя между тем выползала;
Как черная лента, вкруг ног обвилась:
И вскрикнул внезапно ужаленный князь…»,
вздохнули в согласье друзья:
 - Вот, вот, от судьбы не уйдёшь…
Меж тем, в котелке, на углях костра, картошка сварилась уже, и чай ещё был горячий вполне… И подняли кружки, друг другу сказав:
 - За нас, за Природу, за Пушкина!

… А в книге потрёпанной, старой, для третьего класса школы начальной, изданной «Просвещением» в далёком, 1967-ом году, сказка нашлась. Сказка того, чей рождения день отмечали.
Открыл страницу нужную друг Ганс, поднялся, и книгу, и лицо, направив в сторону воды и Солнца, начал.… Даже без очков, хотя футлярчик с ними рядом был…:
 - «Жил старик со своею старухой
У самого синего моря;
Они жили в ветхой землянке
Ровно тридцать лет и три года…»…
Увлёкся Ганс, то старика, то рыбку, то бабку озвучая:
 - "Дурачина ты, прямой простофиля!
Выпросил, простофиля, избу!
Воротись, поклонися рыбке:
Не хочу быть чёрною крестьянкой,
Хочу быть столбовою дворянкой»
А на словах
«Не печалься, ступай себе с богом!
Добро! будет старуха царицей!»,
устал друг Ганс, и книгу Вале передал, продолжила она:
 - "Старичок к старухе воротился.
Что ж! Перед ним царские палаты,
В палатах видит свою старуху,
За столом сидит она царицей…»
Когда финал сей сказочки звучал, в звуках милых тембров Валентины, смеялся Ганс так, как смеяться, давненько, ему не приходилось – и от души, и весело, и громко. Друг Коля улыбался, слушая слова
«Долго у моря ждал он ответа,
Не дождался, к старухе воротился. -
Глядь: опять перед ним землянка;
На пороге сидит его старуха,
А пред нею разбитое корыто».

… Июньские воды пред ними плескались, в прохладные волны входили они, не сразу все - по очереди, с паузами, один в реке, а двое у костра...  Камни скользкие опасно под ногами ощущались... Струя бодрящая, в лучах закатных, их омывала…
Потом. …Собрались снова, трое, костёр уж угасал, а праздник Пушкина тепло душе дарил.
Воспоминанье озарило Валю, она задумчиво сказала:
 - Однажды ехала в Москву, в купе попутчик был почтенный, профессор, литературовед. Он мне сказал, что Пушкин был пифагореец, и толк он в цифрах понимал, его стихи в гармонии с числами, потому так и воспринимаются нами, … как волшебство, как… даденное свыше. Ещё мне говорил учёный человек, что Пифагор находил таинственный смысл в числах и фигурах, говорил, что «число составляет сущность вещей; сущность предмета – число его», ставил гармонию верховным законом физического мира и нравственного порядка. Вот и поэт, любимый наш, в гармонии и числах пребывал, он буквы, слова, и мысли с числами сопоставлял, из космоса черпал он вдохновенье…
Послушал Ганс, и молвил, седой свой ус на пальцы накрутив:
 - Всё это так, гармония и числа, но вряд ли Пушкин что-нибудь считал, и числами стихи свои снабжал, такой же он, как и поэты все, но, дело ясное, что он величина. Ему слова и рифмы шли потоком, что означает, было много вдохновенья. Оно есть и у других, стихов и рифм хороших немало, и после Пушкина поэтов прекрасных в изобилье… Профессор же, и прочие, все выводы к стихам его попозже притянули…
 - Вот я и говорю – от Бога! А Пушкин – он один, он – гений! Я его люблю! – вскричала Валентина.
И Ганс, и Коля ей не возражали.
 - И всё же мало после жизни остаётся – в задумчивости молвил Николай.
Примолкли все, Ганс произнёс негромко рифмованные строчки:
 - На сите Вечности крупинки,
Всего лишь пара строк
Об утренней в росе тропинке,
В короткий летний срок.
 - А это уже Гансово творенье –  чтецу победно Валя улыбнулась.
 - И тоже ведь, неплохо, он у нас философ… - с усмешкою добавил Николай.
Сказала Валя:
 - А мой профессор прав, гармония и числа, всё в согласьи, рука Господня в пушкинских строках…
 - Эх, Валя, всё числами измерить можно, всё Бытие ведь можно цифровать – и цвет, и звук, и ощущенья, и небо, и Луну. У нас, казалось бы, немного знаков чисел – всего десяток, да и их ведь много, хватает двух – единички и нуля! Всего два знака, все цифры в них, все буквы, целый мир. Вот так мы, Валя, и до компьютера с тобою добрались, и до программы в нём – там изобилье всё, в двоичной ведь системе, точнёхонько отображено. А что наш мир, казалось бы, реальный, - он есть продукт цифровки творцов, коих видеть, нам не дано, зато гармонию и предопределённость понять мы можем. Вот нам и красота, поскольку сами мы с тобой – творенья, и созданы для постиженья этой красоты – с кривой улыбкой, хитрой и печальной, подруге Ганс сказал.
Не удержался Коля:
 - Надо же, Пушкин и компьютер, предопределённость, числа… Связь времён…
 - Вот так, друзья, уже давно написана Программа в цифрах. Все мы … живём по ней, и умираем тоже – молвил Ганс. Заметил, что омрачились несколько друзья, добавил:
 - А Пушкин жив! И праздник есть у нас!

… Меж тем, на горизонт, на самый, уж солнышко садилось красной кучкой, комарик из кустов повылетал.
Пора, пора…
Собрались, тронулись, в умиротвореньи.
Спасибо, Пушкин, что родился ты!
***
06.06.2020.