Но благодаря исключительной предрассветной темноте, казаки смешались с нападавшими, замаскировав себя тем, что побросали или попрятали шапки (красные были в картузах). Эту мысль и команду «спрячь шапки» подал выдающийся по храбрости полный Георгиевский кавалер, сотник Савченко, находившийся в 1-й линии. 2-я линия обороны казаков была на материке (небольшая возвышенность) на расстоянии полуверсты от первой. Благодаря темноте она бездействовала из боязни стрелять по своим, не успевшим отойти. Казакам, находившимся на второй линии, было приказано отходить к станице. Казаки первой линии с сотником Савченко, «наступая» совместно с «товарищами», благополучно добрались до виноградников, лежащих на пути к станице, и там, в одиночку и группами успели выбраться от красных, приведя с собою двух матросов и двух босяков пленными. Не хватало только 8 казаков, из которых 5 были убиты, а один пропал без вести. Раненые - 9 чел. тоже выбрались. Один молодой казак Василий Белобаба не выдержал «пекла» у моста, сошёл с ума и уже не поправился. На второй линии был убит истинный казак-черноморец Порфирий Орёл из ст-цы Фонталовской. Ему было под 60 лет; в рваной черкеске и старой шапке; на ногах он носил постолы. На вопрос, почему явился на фронт, - ответил: «Прийшов за сына». – «А сын?». – «Та воно молоде, дурне, а я старый пластун, та ще к тому ж охотнык, стрылять добре умию... Та и папашу вашого знав, царство йому нэбеснэ». Зная душу казака, Николай Гулый сразу понял деда Орла. Желание сохранить жизнь сына, конфуз за него и оправдание: «папашу вашого знав».
Этим он хотел расположить атамана Гулого и, конечно, не ошибся. Характерно, что на фронт пришёл за сына, как будто «в наряд» при станичном правлении, когда в страдную пору, во время полевых работ, старики отбывали этот наряд за сыновей, внуков или соседа. При этом за проступки и упущения по службе подвергался дисциплинарному взысканию не тот, кто подлежал наряду, а тот, кто его отбывал: это был неписаный, веками сохранившийся казачий закон. Вот что затем рассказали станичники о Порфирии Орле. Когда пришло время отходить с позиции, где сразу появились красные: одни казаки видели, как Орел сидел на вербе и метко вёл огонь по ним, приговаривая – «гарна дичь»; другие видели, как дерево уже окружили «товарищи» и на нём расстреляли казака Орла; он свалился на землю и его с остервенением кололи штыками. «Наряд» за сына старый казак отбыл сполна. Это отвечало традициям и психологии казака. К рассвету казаки были у Ахтанизовской, но удержать всех их на окраине не было возможности: большинство вышло из подчинения. Это не было дезертирство. Было ясно, что красную лавину не остановить и, что озверевшие толпы «ваньков» и китайцев скоро ворвутся в станицу. Поэтому каждый хотел успеть помочь семье выбраться из дома и, спасти что-либо из имущества. Однако часть казаков всё же заняла на окраине станицы выгодные позиции - крайние дворы, дабы хоть на некоторое время задержать красных, наступавших несколькими цепями. Население Ахтанизовской не было готово к прорыву фронта повстанцев, почти все спали.
Поэтому надо было во чтобы то ни стало задержать «товарищей» под станицей хотя бы на полчаса, чтобы дать возможность казачьему населению выбраться из неё, так как всё оно неминуемо подверглось бы истреблению, что, впрочем, и случилось с отдельными казаками, остававшимися в некоторых станицах и их окрестностях. А пока защитники станицы держали удар красных до последней возможности. Среди них вёл огонь прапорщик-артиллерист Уменко из Ахтанизовской. Стрелял очень метко, приговаривая: - Вот вам, товарищи, две пары волов! Вот две пары лошадей! Речь шла о волах и лошадях, забранных большевиками у его отца... В другом эпизоде боя, атаковавшие красные, выставили вперед скот. Увидев животных, казак-пулемётчик прекратил стрелять - в нём заговорило чувство хозяина. Однако известно немало случаев, когда красные при отступлении расстреливали табуны лошадей - чтобы не достались казаками. Здесь уже говорила психология перекати-кочевника, который находил удовольствие в разрушении всего живого и неживого. Кстати, семейство казаков Уменко впоследствии переехало на жительство в станицу Тамань, где потомки проживают и до сего времени. Красные вскоре всё же стали врываться во дворы и улицы. В то время в Ахтанизовской царил страшный переполох, так как, кроме боя, она подверглась беглому артобстрелу. Жители складывали свой скарб на подводы и выгоняли скот со дворов. Часто, попадая под артогонь, все это бросалось. Обезумевшие женщины и дети, многие в ночном белье, метались по улицам направляясь к западной окраине станицы - туда отступали казаки.
Многие жители, попав под ружейный огонь ворвавшихся «ваньков», погибли и были ранены. Среди убитых был отец штабс-капитана Чебанца. Потери казаков, защищавших станицу, составили 7 чел. убитыми, в том числе лучший урядник, пластун, герой Сарыкамыша, Трапезунда и пр., полный Георгиевский кавалер Терентий Быч. Ворвавшиеся в станицу красные, подожгли первую попавшуюся на их пути хату и надворные постройки. Этим они подали сигнал своим в тылу, о взятии станицы и к прекращению артогня. Подожжённый двор принадлежал небогатой казачке, вдове с 4-мя малыми детьми, Тутаревой, муж которой был убит под Эрзерумом. Полубатарея повстанцев находилась на западе, в полуверсте от Ахтанизовской, на горе у сопки Блевака, и обстреливала «товарищей», надвигавшихся, подобно саранче, на станицу. Эта батарея обозначала сборный пункт для казаков, отходивших с позиции через станицу, и тех, которые разбежались на помощь семьям выбраться из станицы. Здесь опять собрался отряд для прикрытия отходивших из станицы жителей и для занятия позиции на следующем рубеже. Тут же была и фонталовская сотня (чел. 60), а старотитаровская - из пожилых казаков ещё в начале разыгравшегося боя на Пересыпи двинулась домой. Атаман Гулый приказал подъесаулу Яновскому отводить казаков к Таманскому заливу (10 верст от станицы Ахтанизовской), указав место новой оборонительной позиции. По широкой дороге, ведущей к станице Таманской, увязая в грязи, после накануне прошедшего дождя, ползли подводы, гружённые домашним скарбом. Рядом с подводами, старики и казаки гнали по высоким хлебам скот и овец.
Во взглядах этих людей выражалась тревога, никто не знал, что их ожидает впереди. В разговоры никто не вступал, каждый был напуган и, спешил как можно скорее уйти. Это были первые беженцы, поголовно уходившие из своих домов, перед началом всех «прелестей», пережитых населением юга России, в особенности казачьих земель, во время Гражданской войны. О прорыве фронта казаки сообщили старотитаровцам. Это означало, что они должны были немедленно оставить свои позиции и отходить к Тамани, на новую линию обороны. Промедление отхода старотитаровцев грозило тем, что красные, взяв Ахтанизовскую, могли отрезать им путь отступления. Расстояние, которое должны были пройти старотитаровцы и выровняться с отошедшими ахтанизовцами было: от «Дубового Рынка» верст 18-20, от пос. Стрелка - 25. Отойдя к Таманскому заливу, казаки заняли позицию между ним и озером Яновского. Фланги от обхода были прикрыты, но минус заключался в том, что длина этой позиции - от берега до берега - 4 версты и это не соответствовало общей численности повстанческого отряда (более чем 400 чел. при 2-х орудиях). Лучшего места для его занятия не было. Во время отхода казаков от Ахтанизовской, «товарищи» их не преследовали. Вели наблюдение лишь их конные разъезды. Красные в ближайшие дни были «заняты» ст-цами Ахтанизовской, Фонталовской и Запорожской со множеством богатых частновладельческих хуторов. Заняты были «товарищи» не войною, а «выгрузкой» казачьего добра, накопленного примерными и трудолюбивыми кубанскими хозяевами.
Вслед за уходившими старотитаровцами, красные заполнили их станицу (самую большую на п-ове) и Вышестеблиевскую, лежащую в 12 верстах от первой в сторону Тамани. Дальше «художества» по части изнасилования женщин, очистка сундуков от одежды - это особенно привлекало «ваньков», и вообще всего того, что полагалось по неписанному закону разбоя. В Вышестеблиевской «товарищи» не особенно бесчинствовали, так как эта станица была «больна», а подлежащая истреблению часть казаков ушла и поплатилась только имуществом. Совсем иначе дело обстояло в Ахтанизовской. Ворвавшись в станицу, дикая орда хватала и расстреливала случайно оставшихся казаков, грабила дома, насиловала женщин. Разгромила станичное правление, кредитное товарищество, общество потребителей, «похозяйничала» на почте, погромила и запакостила церковь, забрала там ценные вещи и деньги, сожгла церковные книги, в том числе и ценную летопись, в которую из года в год записывалась история станицы в течение 120 лет. Со дворов красноармейцы выносили пшеницу, ячмень, высыпали на улицах и сгоняли свиней для кормёжки. В иных дворах натягивали верёвки и вешали живых цыплят, утят, гусят, предварительно искупав их в болтушке из муки или в дегте. Одним словом, «ваньки забавлялись», проявляя своё пролетарское искусство кто как мог. Орды Мамая могли бы позавидовать «товарищам» в их умении громить, грабить и делать всякие пакости, да ещё своим же соотечественникам. На другой день, 26 мая, у берега лимана под ст-цей Ахтанизовской появилась флотилия рыбачьих байд.
Продолжение следует в части 57 http://proza.ru/2017/11/04/1557