В то лето я отдыхала у тетки. Лето было жаркое. Мошки да оводов полно. Ровесников мало, впрочем, как и дворов. Каникулы в деревне не самое веселое, что может случиться с ребенком. Местные дети были заняты трудом и с городской девочкой, которую не знали, играть не торопились. Я скучала по своей подружке Гале, уж она бы нашла чем тут заняться.
Единственной радостью были животные: лошади, коровы, овцы, свиньи... Правда, гуси не жаловали меня. Они шипели и вытягивали шеи, когда я шла к магазину в красном сарафане, усыпанном мелким белым горошком. Я боялась их и старалась миновать как можно быстрее. В тот год тетка держала коровку, Зорьку, у которой имелся уже подросший теленочек. "Танька, гляди, как бы Петька все молоко у Зорьки не высосал" - говаривала грозно тетя Ульяна. Я старалась эту парочку разогнать, но Зорька была хитрой, пока за ней следили, паслась от дитяти на расстоянии и, как только я теряла бдительность, теленок опять был при вымени. Напрасный труд. В те каникулы мы с тетей молока пили мало. Ульяна Аркадьевна смеялась над хитростями Зорьки, но прежнее распоряжение отдавать не забывала.
Прошел месяц и домой я была отправлена на теплоходе без сопровождения. Тетя Ульяна привезла меня в Карелино часа за три до прибытия теплохода. На пристани были взрослые и одна девочка, примерно моих лет. Тетка разговорилась с женщинами, а я подошла к девочке, которая в это время читала книжку. Я присела рядом, заглянула ей в лицо и поинтересовалась: сказку читаешь. Она засуетилась, достала из маленькой сумочки ручку и тетрадный листок, положила на книжку и вывела: "Рассказ. "Зимовье на Студеной" читала?". Нет. А как тебя зовут - спросила я. Она написала: "Саша". Шурочка, значит, а я Таня. Почему ты не разговариваешь? На листе появилось "Так вышло". Я домой еду. А ты? Она качнула головой. Стало неудобно донимать ее вопросами. Я достала из сумочки карамель и угостила свою новую знакомую. Три часа тянулись долго. Ульяна Аркадьевна продолжала интересоваться новостями округи, а я сидела на скамье и болтала ногами. Когда пришел теплоход нас погрузили и поцеловали на прощание. Шурка и я ехали одни, в разных каютах. Вечером вместе съели пирожки и яйца, приготовленные в дорогу заботливыми родственниками. И не смотря на то, что мы почти не разговаривали, легко понимали друг друга. На следующий день обменялись адресами и Шурка вышла. Больше я никогда ее не видела, тоненькую, серьезную с пронзительным взглядом.
По приезду домой жизнь "закипела" и каникулы испарились, как маленькая лужица в зной. Первого сентября я загорелая и подросшая, с новыми бантами в косах, шла в любимую школу. На второй неделе учебы я вспомнила про Сашеньку и решила ей написать. Через полмесяца написала еще, похвалилась хорошими оценками и поинтересовалась у Шурки, как она учится. Ответа не было. Я решила, что письма не дошли и отправила третье, последнее.
Когда выпал снег, почтальон принес конверт от какой-то Марии Андреевны, адресованный мне. Я открыла...
"Здравствуй, Танечка. Меня зовут тетя Маша. Ты, видимо, добрая девочка, раз пишешь моей доченьке уже третье письмо. Она тебе не ответит. У нас беда приключилась. Этой осенью, когда все село было на сенокосе, загорелась изба наших соседей, Потаповых. Тушить было некому, а у них четверо детей, мал мала меньше. Сашка, когда огонь увидела, спасать побежала. Одного вынесла. Потом еще двоих вывела и отправилась искать четвертого, а он в огороде в это время был. Забежала Сашенька в огонь, да так там и осталась. Балка обвалилась и придавило ее. Плакали всем поселком. Да разве слезы помогут!? Ветра тогда не было, сгорел один дом, а беда две семьи задела.
Вот и все. Спасибо тебе за письма к Сашеньке. Прощай.
Со слезами, Мария Андреевна."
Жизнь несется, как лошадь. Одна эпоха сменила другую. Много всякого произошло, всего не упомнишь, а Шурочка до сих пор в памяти, как будто вчера расстались, тоненькая, серьезная, с серыми пронзительными глазами.